***
Изобличенный старым другом, он весь оставшийся вечер пропрятался по углам, старательно избегая слишком яркую блондинку. Набрался смелости только под конец, когда пришло время проводить ее до такси. Но прежде дождался, когда все прочие вернутся в дом. - Может, я завтра сам подгоню тебе машину? - А если вас арестуют за угон, сэр? - Значит, утром? - О, нет. Не раньше полудня. Я не проснусь. Я вообще после такого количества алкоголя могу не проснуться, знаете ли. - Я привезу минералки и бекона для антипохмельного завтрака. - Минералка и бекон..Мило. Но пока меня мутит от этой перспективы. Извините. - Просто дай мне знать, как доберешься домой. - Это большая роскошь, сэр. Получить смску от человека, которого отпускаешь одного в темноту. Как же я много говорю, когда напьюсь. Еще раз простите. - Ты говоришь небессмысленные вещи. Иногда приходится хранить молчание в этой темноте. - Я понимаю. Доброй ночи, сэр. - Доброй ночи, Пенелопа. - Буду завтра ждать Эстер...и вас. Хотч лишь сухо кивает и смотрит, как Гарсия пропадает в темноте такси. Кровь в венах горит, голову будто сжимает тисками. Не стоило отпускать ее одну. Тяжело сглатывает, провожая взглядом отъезжающий седан.***
Ей снилась его вытянутая по струнке стоическая фигура, погружающаяся во тьму. И гул самолета. Конечно же, никакой смски Пенелопа Хотчу по приезду домой не отправила. Из вредности и желания хоть как-то задеть бывшего начальника. Проснулась она к полудню от ужасного сушняка. В окна бил яркий свет. Почти сразу Гарсия заставляет себя вылезти из кровати. Ведь скоро заявится этот человек из прошлого с ее машиной. А пугать его своим внешним видом не входило в план по сближению. Не было никакого плана. Пенелопа понятия не имела, что делать. Единственно верное - проводить Хотча на самолет и откреститься от этого затмения разума до конца жизни. Закручивает горячую воду и с визгом дает ледяным струям окатить себя. Наспех приводит себя в какой-никакой порядок. Хотч появляется спустя минут 15 с бутылкой минералки, как и обещал, и ключами от Эстер в руках. - Привет. - он с интересом осмотрел ее, - Хорошо выглядишь. - Лесть никогда не была твоим коньком. - Пенелопа нахмурилась и выхватила ключи и бутылку, заодно. - Наконец-то, ты перестала разговаривать со мной как с начальником. Мне нравится. - его голос звучал..весело. Она заметно смутилась. - Я приготовила завтрак. Как насчет оладий? У меня есть кленовый сироп. Или шоколадный. Какой угодно сироп, на самом деле. Хотч согласно кивает и они идут на кухню.***
- Я кое-что оставил для тебя в Эстер. - Огооо, подарок от самого Аарона Хотчнера, - Пенелопа ставит перед гостем тарелку с оладьями. - Угощайcя. Кормить на своей кухне человека, от которого когда-то дрожали все поджилки, по меньшей мере странно. - Выглядит уже вкусно, - Хотч поливает завтрак вишневым сиропом, не прекращая поглядывать на хозяйку дома. - Оставайся, и через пару месяцев ты не пройдешь в дверь этой квартиры, - смеется, и щеки предательски заливаются легким румянцем. - Это божественно, - он отправляет себе в рот здоровенный кусок. Гарсия же, забыв про собственную порцию, наблюдает за этой картиной то ли с восторгом, то ли с умилением. Когда-то она мечтала о нем. А теперь он сидит на ее кухне, ест ее оладьи с самым довольным видом. Как бы пережить дни до обратного самолета, чтобы не умереть потом от разбитого сердца. - Вечером покер? - Если вас не вызовут на работу. Гарсия хочет сказать что-то про лишний повод вернуться на службу, но молчит. - Почему ты не ешь? - А? Я? Я ем. Кстати, вишневый сироп - мой любимый. - Значит, нас объединяет не только любовь к халапеньо. Они пьют кофе и вспоминают время, когда работали вместе. Все эти неловкие телефонные разговоры и моменты, когда они были действительно близки. Хотч забывает, что улетал, что не был в Квантико несколько лет, что время без Гарсии и команды вообще существовало. - Тебя послушать, так я был отличным начальником. - он крутит чашку в руке, наблюдая за причудами кофейной гущи. - Ты был лучшим. - Уверен, что Эмили прекрасно справляется. - Да. Но она не ты. Хотч усмехается и отрицательно машет головой, будто не верит. Пенелопа же краснеет еще сильнее, что свидетельствует только об одном - она говорит чистую правду.