Пламя Перемен

      Джон буравил взглядом стену своей комнаты, даже не подняв глаза, когда открылась дверь. Он знал, что Саманта будет не в восторге, но не подозревал, что все пройдет так плохо. С чего бы? Дело того не стоило! Все здесь взрослые люди. Да, конечно, он чуть старше нее. Зато она очень умна для своих лет. Не стоило вести себя вот так!       Он посмотрел на Гюнель, стоявшую в дверях. Старуха, слава богам, избегала его эти дни. Она молчала как рыба, но было ясно, что отказ Саманте обидил ее. Старуха оказалась не одна такая. Айлард был в ярости. Касс не разговаривала с ним часами. Даже Бехара выглядела разочарованной. А Саманте вообще было сложно принять решение – впрочем, она уступила. Она не из тех, кто ослушается прямого приказа, разве что только в самых тяжелых случаях. Пришлось отказать ей, потому что она нужна в Рейланторге. Гнаться за Лукасом смысла нет: денег за это не получишь, а сам Джон не горел желанием угодить Айларду. Он не стал рисковать своим лучшим ездоком ради такой мелочи. Конечно, за эти четыре дня она наверняка уже доехала бы до Староместа и обратно, но риски велики. Вместо этого Саманта осталась в таверне, почти не говорила с ним, пила слишком много и всеми способами показывала свое недовольство. Гаттен знал, что если у нее и найдется слабость, то это семья. Кроме того он знал, что поступил правильно. Есть проблемы и покрупнее – Гатята должны были еще вчера прибыть в Рейланторг, но вестей от Джаро и Илиана нет. Они договорились с братьями встретиться в таверне несколько дней назад. С тяжелым сердцем Гаттен решил отправиться в путь, не дожидаясь их…       Он взглянул на Гюнель, которая сурово на него взирала.       - Как она? – спросил он.       - А как она, по-твоему, Джон Гаттен? – ответила старуха резко и холодно. Впервые Джон смог ее понять: она заботилась о Касс, как родная мать. А девушка не могла смириться с тем фактом, что Гатята уже уезжают. – Девчонка льет слезы в амбаре.       Гаттен вздохнул. К чему все это? У них же был ясный немой уговор – это просто развлечение, обычное дело, никаких чувств. Почему она так всполошилась?       - Скажи, Гюнель, в чем ее проблема?       Ответ и так был известен, однако он хотел услышать его из уст старухи. Гюнель ведь бывшая шлюха, как это ни странно. Она наверняка мастерски умеет избегать чувств. Старуха лишь издала вздох.       - Ты и вправду такой тупоголовый придурок, да? Она ублажала тебя последние две недели. А ей уже двадцать два года! Готова поспорить, у нее и дольше-то отношений не было, по крайней мере, с посетителями таверны. Теперь ты уезжаешь, и она чувствует, что ее использовали, Гаттен.       Гаттен прищурился, когда та обозвала его, но позволил ей говорить дальше. Сейчас нет настроения с ней драться.       - И что посоветуешь, шлюха? – грубо спросил он. Их взаимная неприязнь сводила с ума. Но он все равно уважал ее жизненный опыт. Гюнель такое невпервой, в отличие от него. Он редко оставался где-нибудь на более чем несколько недель. Ему раньше не приходилось расставаться. Разве что… был один случай. Тот, что дорого ему стоил…       - Поговори с ней, Гаттен. Это меньшее, что ты можешь сделать сейчас. Объясни ей все, покончи с отношениями. Легче ей не будет, но она хоть оправится быстрее, - сказала Гюнель, и Гаттен ответил ей кивком. Он знал, что старуха права. И все равно расставаться вот так он не привык. Раньше было проще. Иногда девчонка его понимала – тогда Гаттен уезжал, и все возвращалось на круги своя. Иногда девчонка понять его не могла – тогда Гаттен уезжал и продолжал свою вольную жизнь. Иногда девчонка пыталась убить его – тогда Гаттен убивал ее первым, уезжал и жил дальше. Лишь один раз все пошло по другому плану, и он тогда многого натерпелся.       Касс была прелестной. Помимо красоты в ней выделялось остроумие, которое могло составить хорошую компанию не только в постели. Ради нее Гаттен молился, чтобы прощание прошло гладко. Он наконец-то встал.       - Хорошо, пойду и поговорю, - простонал он, и Гюнель улыбнулась в ответ.       - Впервые за две недели я слышу от тебя что-то приятное, Джон Гаттен.       Старуха отшагнула, чтобы выпустить его из комнаты. Гаттен злобно на нее посмотрел, но не проронил ни слова. С паршивым чувством на душе он спустился по лестнице в пивной зал. Темари сидел за небольшим столиком с Бехарой и Самантой. Он был одним из тех, кто не осуждал Джона за его решение. Безусловно, для Темари семья значила куда больше, чем для Саманты, но в отличие от нее, это относилось лишь к его собственной семье. Он уже почти поправился. Его лицо еще было покрыто синяками, человеческий вид к нему вернется нескоро, однако он боец – самый стойкий его соратник.       Саманта даже не взглянула на Джона, Бехара хотя бы натянуто улыбнулась. Гаттен ответил ей тем же. Бехара была настолько невинна, насколько могла быть невинной семнадцатилетняя девочка в компании наемников. Она не станет долго обижаться. Джон посмотрел направо и увидел Джанею, облокотившуюся на стойку. Его прекрасная дева, единственный друг, который понимал его отказ Саманте. Конечно, она поняла бы. Она никогда не судила его, ибо знала, что не имеет на то права.       Темари встал, и Гаттен заметил, что тот облачен в доспехи.       - Пора выезжать? – спросил он. Гаттен помотал головой.       - Не сейчас. Надо еще кое-что уладить, - Темари кивнул, дав понять, что намек до него дошел. – Тебе стоит снять доспехи. Готовишься к засаде?       Темари усмехнулся.       - Не совсем. Впрочем, Айлард сегодня недобро на меня смотрел, - ответил он, и оба расхохотались. – А если серьезно, я просто хочу быть готовым. После Эссоса я давно уже не использовал доспехи. И после того, как этот мудак меня по полу размазал… Не знаю, просто решил, что пора к ним вернуться, - добавил Темари с серьезным видом.       Гаттен разделял его мысли. Он не любитель тяжелой брони, особенно на руках – она здорово замедляет. Темари считал так же, но всегда приветствовал новые идеи. К тому же, он был прагматичнее.       - Понимаю. Молодец, - отметил его Гаттен и вышел наружу из таверны.       Он нашел Касс в амбаре, как и сказала Гюнель. Сначала он ее услышал - тихие, слабые всхлипы. Ориентируясь по звуку, он взобрался по лестнице и обнаружил ее на сеновале. Она была одной из красивейших девушек, встреченных им в Просторе. Джон всегда питал слабость к рыжим, но Касс явно выделялась. В данный момент по ее румяным щекам текли слезы, и от этого Джону было не легче.       - Чего тебе? – прошипела она, тут же отведя взгляд. Потолок у амбара низкий, поэтому Гаттену пришлось подобраться к ней на четвереньках. Он нервничал. Касс была замечательной девушкой, так что он хотел расстаться с ней достаточно мягко. К сожалению, с этим у Джона было плохо.       - Касс… - вымолвил он. – Я хочу поговорить.       Он виновато на нее посмотрел. Когда это произошло? Он ведь сразу прояснил, что чувствам здесь места нет. Он не сказал это напрямую, потому что не считал это нужным. Она ведь девка из таверны, должна была разбираться! Впрочем, когда-то она пыталась стать септой, вспомнил он. Девка или нет, но у септы есть определенная доля чистоты. Может быть, Касс была более чиста, чем он признавал.       - Поговорить… А о чем тут говорить, Джон? – ответила она предельно холодно. – О том, как я грела твою постель две недели? Как мы танцевали. Как мы смеялись. И теперь ты вот так меня оставляешь?       Гаттен закрыл свой глаз. Да, ей больно. Он сам понимал, что у нее есть на то веская причина. Но в этом мире все не так делается. Он не должен оставаться с девчонкой, которая ему понравилась. У него есть обязательства перед своими людьми. Гатята всегда были маленькой группкой. Они сражались на поле боя, но никогда не вступали в большие объединения, вроде Младших Сыновей или, да простят его боги, Золотых Мечей. Их нанимали отдельные лица: купцы, нуждавшиеся в защите, но не имеющие возможности нанять Безупречных; мутная знать, желавшая убить кого-то, но недостаточно богатая для Безликих. Конечно, им далеко до Безупречных, а настоящий Безликий убьет любого из них в мгновение ока, однако Гатята стоили своих денег. Больше у Джона Гаттена никого нет. Он взглянул на Касс. Быть может… нет, никаких шансов. У девчонки здесь вся жизнь. Какие бы не были у нее чувства, они пройдут. Чувства всегда проходят.       - Касс, я знаю, тебе тяжело, - начал он, понимая, что его голос слегка дрожит.       Девушка перебила:       - Знаешь? Знаешь, насколько это тяжело, Джон Гаттен? Ты когда-нибудь был с кем-то настолько долго, что уже готов на все ради него, а потом теряешь этого человека в один момент?       - Да.       Она замолкла на миг. Гаттен снова перехватил инициативу в беседе – просто чтобы признаться.       - На Оркмонте, на Железных Островах, я с ума сошел от любви к девушке. Она была… прекрасна. С огненными волосами и улыбкой, яркой как жаркое летнее солнце над морем, - начал он. Касс нахмурилась. – Мой брат тоже ее полюбил, а я… в общем, я был тогда другим. Я решил отбить ее. Начались ссоры. Несколько очень серьезных ссор. Потом в дело вступили мечи, - он осекся и вздрогнул. – Все покатилось в тартарары. Я потерял глаз, брат потерял кусочек носа. Она хотела, чтобы это прекратилось, понимаешь? В тот момент нас ослепила ярость. Мы больше не контролировали себя. Один из нас случайно зарубил ее, когда та встала между мной и братом. Я не знаю, кто именно; тогда я подумал, что виноват он. Его жизнь оборвалась там же, и я похоронил два трупа, после чего покинул Железные Острова и уже не возвращался.       Он смотрел прямо в ясные голубые глаза Касс. Он увидел печаль… и не только. Страх? Она боялась его? Жалела его? Оба чувства здесь неуместны.       - Ты поэтому отказал Саманте? – спросила она. – Потому что боишься семьи? Потому что ты – братоубийца?       Ее голос становился жестче с каждым словом, и Гаттену пришлось отвернуться. Да, его уже звали братоубийцей – его собственная мать. Больше он никому не рассказывал, разве что Джанее много лет назад, только та об этом никогда не вспоминала. В конце концов, для нее семья тоже не так важна. И она сама натворила дел, о которых потом жалела. Но этот взор в глазах Касс… он говорил за себя. Девушка осуждала его. Конечно… она ведь бывшая септа. Септы любят судить.       - Братоубийца, - прошептал он, и внезапно Касс смягчилась.       - Послушай, Джон, мне очень жаль. Из-за этого ты постоянно бежишь? Ты и твоя команда наемников, вы скитаетесь по миру, всегда на ногах, всегда без крыши над головой?       А она… Семеро чертей, девчонка-то неглупа! Кажется, она заставила его задуматься.       - У меня есть дом, Касс. Джанея – моя крыша над головой. Темари – мои стены. Бехара и Саманта. Даже Лукас, пусть он нас и покинул. Мой старый друг Форель в Волантисе. Гатята – и есть мой дом, - ответил он, и это была чистая правда. Его ребята очень дороги для него. Может быть, они и давали то ощущение дома, хотя он избегал этого слова. Он слишком поздно заметил боль в глазах Касс.       - Я бы тоже могла стать твоим домом…       Гаттен обнял ее. Он не знал зачем, просто почувствовал, что сейчас подходящий момент. Она дрожала и плакала, слезы катились по ее щекам и капали на плечо Гаттена.       - Плохая идея, Касс.       Она подняла глаза.       - Почему? Чего ты так боишься, Джон?       Боится? Он ничего не боится. Он… просто ей нужно не это. Девчонка просто втюрилась в проезжего, который показался ей бравым наемником. Он рассказал ей свою историю, но утаил огромную часть того, что натворил. Она лишь видела в нем того, кто поступал по своим правилам. Она не понимала, на что он способен. Он не должен ошиваться рядом с такой девушкой слишком долго. Он оказывал плохое влияние и знал это. Иногда даже гордился этим фактом. Но сейчас совсем другой случай!       - Тебе нужно не это. Я нехороший человек, а ты заслуживаешь хорошего, - объяснил он. Касс помотала головой.       - Ты хоть слышишь себя, Джон? Ты думаешь, я наивная девочка, септа недоделанная, которая ничего не знает о мире? Избавь меня от этого дерьма вроде «дело не в тебе, дело во мне». Я знаю, что ты нехороший, Джон. То, что ты сказал несколько дней назад, как ты отверг желание Саманты… хороший человек не поступил бы так. Хороший человек сам бы отправился спасать. Но мне не нужен такой, - говорила она, и каждое ее слова затрагивало те части души Гаттена, которые трогать не стоило.       - Думаешь, я неправильно поступил с Самантой?       Она строго кивнула.       - Да. И я тебя осуждаю за это. Какой бы не была причина… ты сломал Айларда. Он почти не спал эти четыре дня. Ты сломал Саманту. Я с ней особо не общаюсь, но это сразу ясно. Теперь ты желаешь сломать меня. Просто бросить, будто все было зря.       Гаттен много чего хотел ей сказать: что все было не зря, что у него были веские причины, пусть и эгоистичные, что он хотел видеть ее рядом, что ей нужно держаться подальше. Однако он даже не успел раскрыть рта, как вдруг что-то привлекло его внимание. Мужской смех. В Чеканной Арфе нет никакого другого мужчины, кроме Темари и Айларда. Айлард никогда не смеялся, а уж тем более таким образом. А Темари… Гаттен знал его смех. Это точно не он. Касс тоже услышала звуки и побледнела. Смех был недружелюбным. Гаттену знакомо такое звучание – он сам так смеялся. Норвоссец, которого он встретил в Пентосе, смеялся так же, пытаясь изнасиловать Бехару. Квохорец, самый безумный из известных ему людей, смеялся так же, сжигая невинных людей заживо. Касс подползла к стене амбара, посмотрев наружа через небольшую дырку.       - Я вижу троих с мечами. На двоих есть доспехи, - заявила она и снова повернулась к дырке. – Еще… черт, черт, черт! – она дрожала от страха, бледная. – У них Киетта. Наверное, только что схватили. Она возвращалась с Воробьиного Поля, где покупала продукты.       Гаттен подобрался к ней и взглянул вниз. Он увидел Киетту, сидящую на своей телеге, с кровоподтеками на лице – один из мужчин ударил ее. В остальном же она была невредимой. Один из нападающих взвел свой меч и смеялся весьма громко. Другие двое подходили к амбару. Вот срань! Гаттен знает таких. Бандиты. Обыкновенные ублюдки, но такие же опасные, как и Безликие, только дай им шанс. По их смеху уже можно понять, что они – звери. Все становилось только хуже. Не менее полудюжины людей пробирались в таверну. Его ребята внутри, его семья! Среди деревьев Гаттен увидал еще силуэты, бродящие вокруг таверны.       - Джон! О боги, Джон, надо что-то сделать! Они убьют ее, мы не можем дать ей умереть, пожалуйста, Джон, сделай что-нибудь! – шептала в ужасе Касс.       Гаттен смотрел вниз, наблюдал за этими животными, которые изображали людей, наблюдал за женщиной, схваченную ими. Нет… Он не позволит им так уйти! Они все сдохнут!       - Эй, я там кого-то заметил, - воскликнул один из тех, которые подбирались к амбару. – Кто бы это ни был, спускайтесь сейчас же. Стая Когтей вас не тронет, - заявил он, даже не скрывая ложь.       - Думаешь, это сучка? – спросил другой, и они рассмеялись.       - Надеюсь. Сначала сам ее поимею, потом ты, а потом отдадим Медведю. Эй, девка, спускайся вниз, и я буду ласковым!       Гаттен прищурился и посмотрел на Касс.       - Прячься здесь. Что бы ни случилось, не покидай амбар, пока я не скажу, - приказал он.       Касс быстро кивнула. Умница. Настолько тихо, насколько возможно, Гаттен подполз к краю сеновала и попытался встать. Он такое уже проворачивал в одном амбаре недалеко от Лората. У него с собой нет оружия. А вот у его врагов… пора это поменять!       Двое вошли в амбар, хихикая, теребя мечи в своих ножнах. Сраные идиоты!       - Ну же, милая, не надо стесняться, - сказал второй. Они оба подошли к лестнице и взглянули на сеновал.       - Что за… - успело вырваться у первого.       Это были его последние слова. Гаттен спрыгнул вниз, прежде чем хоть один додумался вытащить меч, и приземлился на обоих сразу, прижав их к земле. Он нанес мощный удар в голову первому и еще сильнее дал второму в горло. Удара не хватило на то, чтобы порвать ему трахею, но тот опешил. Гаттен схватил его меч и тут же убил. Он повернулся в первому, который сжимал свою больную голову.       - Ах ты ж… тупой одноглазый мудак… понятия не имеешь, что ты наделал… Медведь тебя убьет, он…       Гаттен перебил мужчину, рассеча ему горло.       - Медведь может пойти нахер, - буркнул он и повернулся к Касс. – Ты в порядке?       Девушка резво, но испуганно ему кивнула. Гаттен высунул голову из дверей амбара, взглянув на третьего мужчину, стоявшего снаружи, застывшего от ужаса. Он хотя бы взвел свой меч.       - Не подходи ближе! – крикнул он.       Гаттен подошел ближе.       - Я предупреждаю тебя!       Гаттен срать хотел на это предупреждение.       Мужчина совершил роковую ошибку, напав первым. Он нацелился ему в голову, а Гаттен без единого усилия парировал. Его ответный удар оказался отражен, но все равно толкнул мужчину на колени. Еще один удар по черепушке все закончил.       Внезапное движение его взбудоражило. Чертова слепая сторона. Справа всегда нихрена не видно! Гаттен резко обернулся, пытаясь отразить нападение, но уже понял, что опоздал. Мать его! Противник взметнул меч и вдруг остановился, потеряв свой шанс убить Гаттена. Тот заметил кого-то позади нападающего, кто только что всадил ему нож в спину. Касс! Она пошла за ним. Вот умница… Девушка почти ему улыбнулась.       - Решила помочь тебе, Джон, - сказала она, тяжело дыша. Гаттен улыбнулся в ответ и повернулся к Киетте. Женщина встала, ее глаза пылали ненавистью.       - Чертовы ублюдки! – вскрикнула она, осмотрев лежащие трупы. – Неведомый их побери! Слушай, Гаттен, их еще больше внутри. Почти дюжина. Надо что-нибудь сделать, твои люди в опасности!       Ее голос звучал сурово, но все равно выдавал страх. Гаттен перевел взгляд на таверну. Да, она права. Надо что-то сделать – но ведь целая дюжина внутри! Он не может одолеть столько! Может, стоит проявить хитрость… однако каждая секунда могла стоить жизни его друзей… и его дома. [Действовать хитро]