Кувшинки

Когда моё состояние доходило до края, я начинала убираться. Вылизывала всю квартиру дочиста, потому что это неплохо отвлекало меня. Как только она ушла, я выпила ещё вина и начала драить полы. С таким темпом ни одна опытная домохозяйка, наверное, не носилась по дому, даже когда была очень занята. Я торопилась и вкладывала в это много сил, лишь бы чертовы мысли не разъедали мой разум своими ядовитыми переживаниями. Дойдя до полки, которую несколько часов назад протирала Эллен, я выдохнула и уронила на неё руку с тряпкой. Эта чёртова связь обожгла меня, я словно положила свою ладонь на её. Ток прошёл по всем клеткам кожи. Снова возвращаюсь к началу. Сажусь на пол и рыдаю. Царапаю едва покрывшиеся коркой раны на руках, дёргаю волосы и издаю животные звуки боли. Сколько можно? Начинается стадия разочарования и сожаления. Я виню себя за то, что встретила её, что зашла в эту, пропади она пропадом, Хижину Джуди, что нарвалась на написание никому не нужной статьи и пригласила Эллен в Сан-Диего. Всё, что я делала, казалось провальным. Одежда моя пропиталась горячим потом. Мороз сдавливал шкуру и глаза не хотели открываться. Нет. Я вновь вижу перед собой это лицо, полное боли, со слезами, обволакивающими искрящуюся зелень зрачков. Вижу, как она прикусила губу, чтобы не расплакаться, и как кожа на ней побелела. Вижу её руки, которые трясутся и прижимают к себе одежду, сорванную мною с её тела. И мне не хочется дальше жить, снова не хочется. Поднимаюсь и несу верхнюю одежду в ванную комнату. Сглатываю подступающую истерику, качаю головой. Разворачиваю карманы кардигана, который я надевала в последний день «Комик Кона». Он ещё отдаёт медовым ароматом моей женщины. Нащупываю внутри что-то в шуршащей обёртке. Она положила туда Херши, мой любимый шоколад. На фантике было нарисовано сердечко и «Е». Как школьница, честное слово. Я говорила ей, как папа баловал меня ими до пятнадцати лет, и даже как однажды травилась шоколадом от переедания. И она запомнила. Вновь меня подталкивает на сумасшедшие действия. Полупьяная и полудохлая беру такси до её дома. Не буду останавливаться на том, как я ехала туда и о чём думала. Скажу лишь, что в окне у Эллен я видела силуэт того же самого «Джона», что и в кофейне. «Зайти в дом и закатить скандал? Извиниться перед ней за то, что произошло с утра, и спросить об этом мужчине? Нет». Я как всегда не решаюсь. Я как всегда молчу и уезжаю домой. - Алло, постой, не бросай трубку, Мелл. – Кричу я сорвавшимся хрипом в трубку, которую она всё-таки взяла. Чувствую её раздражение и грусть, слышу, как тяжело она вздыхает и продолжает молчать. – Эллен, я хочу, чтобы ты знала, я люблю тебя. Я люблю тебя, милая, и я никогда не чувствовала чего-то большего. Ты всё, ты всё, что у меня было на этой Земле, и я осмелилась потерять даже тебя. Знаю, знаю, ты любишь другого человека. Молчи. Знаю, ты изменяешь мне с ним, хотя мы с тобой даже не встречаемся. Ты была с ним с самого начала и до сих пор. И всё, чего я хочу, чтобы ты оставалась с ним, потому что я – ничтожество. Ты самая шикарная и нежная женщина, которую я видела когда-либо. С тобой я ощущала себя победителем, чемпионом, ведь считала тебя МОЕЙ. Но разве может такая, как ты, быть с такой, как я?! Я чудовище и я больна. Я тяжело больна, любимая. И меня не вылечить. Ты должна была сказать мне сразу, что есть кто-то ещё. У меня больше никого, никого нет, кроме тебя. Я ни с кем не общалась и не зналась эти четыре месяца в Риверсайде. Ты – единственное, что есть у меня…было у меня. Знаю, я обидела тебя, сделала тебе больно. Со мной трудно, а я не хочу усложнять твою жизнь. Потеряв тебя, я потеряла всё. Молчи! Не волнуйся за меня, со мной всё будет в порядке. Забудь обо мне и никогда не вспоминай. А я никогда не забуду. Будь счастлива, любовь моя, будь счастлива. Прощай. – Сбрасываю как можно быстрее, лихорадочно тыкая по экрану, чтобы не услышать её голос, который меня остановит. «Всё, теперь всё, Рита». Наливаю очередной бокал и медленно плетусь к пруду. Но разве можно назвать это прудом теперь? Грязное болото, застрявшие в трясине остатки кувшинок. Оно воняло и отталкивало. Оно будто кишило мерзкими животными и насекомыми. Все её цветы, которые она успела посадить вокруг водоёма и на его поверхность, сгнили. Я не видела в нём ни капли живого, и даже вода стояла на месте при дуновении ветра. Оно было мёртвым. Я улыбалась и цедила через язык горько-кислый алкоголь. Лицо моё наполнялось некой гримасой эйфории и блаженства. Кинув бокал на газон, шагаю к пруду. В кармане вибрирует телефон, это Мелл. Моя хорошая. Трясина окутывает мою майку. Я чувствую, как запах гнили разрезает мой нос. «И это место ты так слепо любила»… Захожу в центр пруда и оглядываюсь. Вода вязкая и слизкая, а не прозрачная и мягкая, как раньше. Темно, прохладно, хорошо. Улыбаюсь и ныряю. Словно моя болезнь уходит от меня. Словно боль и ненависть покидают меня, оставляя только хорошие и светлые ощущения. Я свободна. Я свободна. Горькая слизь заливается мне в рот и нос. Я всё думаю о моём Поле Хизере. Успокаиваю себя мыслью, что Люси будет добра и заботлива. Моя женщина будто вместе с водой вымывается из головы и сердца. Головокружение усиливается и оцепенение овладевает телом. В последние минуты все начинают брыкаться и пытаться вынырнуть, но сил уже не остаётся, и слабые дёрганья под водой только вызывают рябь на поверхности. Ну что же, будь счастлива, моя Эллен Браун.