Переплетение сломанных судеб

      Если бы Юнги не был родом из убого детского дома где-то за пару десятков километров от Сеула, то у него бы сейчас не было жилья вообще. А так, он может вернуться в выделенную ему год назад квартиру, когда из детского дома его выкинули, не забыв дать пинка под зад и помахать на прощанье ручкой, с таким выражением лица, что Мин Юнги с радостью бы повозил этим еблом по асфальту, превращая его в кровавое месиво. Ведь именно эта сука позорная трахала шестилетнего Юнги в своём кабинете ночами напролёт, та самая, что из выделенных государством квартир, дала самую уёбищную. Мин Юнги в жизни не забудет как его натягивали на огромный для ещё маленького, детского отверстия шестилетнего мальчишки, разрывая его так, что Юнги потом ёбанные несколько месяцев сидеть не мог. А как, блять, там сядешь, когда твоей многострадальной заднице тупо не дают зажить и ебут, ебут, ебут тебя каждую, сука, ночь. Мин Юнги бы возможно и пожаловался, но только кому? Воспитателям, которые этому в край ёбанному извращенцу отсасывают по очереди, ибо от него блять работа и деньги зависят, да и они все разведёнки с покрытыми морщинами рожами, да таким количеством целлюлита, что на них даже урод не позарится. А директору всё ведь в кайф, да все удобства под рукой: шестилетнего ночью трахаешь, семилетнего заставляешь дрочить себе прямо на его сучьем рабочем столе, восьмилетний извивается на его коленях в ушитом костюме из секс-шопа, девятилетний ебёт на его глазах десятилетнего и всё. Ёбанного извращенца другие возраста не интересовали. Мудак. Юнги ночами представлял как он будет ему перерезать сухожилия, как бы он голыми руками вырвал его морщинистый член, а потом заставил сожрать, но он лишь представлял.       Чёртовы голоса в голове убеждали, что самому Юнги нравится, как его насаживают на морщинистый член, ведь не зря же он стонет так, что голос почти срывается каждую ночь, а днём он себе места не находит и неумело дрочит в заброшенном туалете. Мин Юнги свихнулся на всю его детскую бошку, но сказать об этом некому и запираясь всё в том же туалете, он жмурит глаза когда голоса становятся всё громче и понятнее. Юнги хотел бы их послать, но ему откровенно на всё по хуй и он просто соглашается с ними, думая, что это всё тот старикан что-то ему подсыпает, чтобы убедить мальчишку в том, что ему нравится быть выебанным каждую ночь. Юнги хмурится, бормочет что-то о заговоре против него и с каждым днём становится всё более молчаливым, более отстранённым, а лицо у него словно ёбанная непроницаемая маска. Мин Юнги всё ещё убеждён в том, что против бедного него есть грандиозный заговор, но с каждым месяцем ему становиться всё больше плевать, а с каждым годом он всё больше хочет убить к хуям старого мудака, который совращет детей и ломает им психику без шанса на её восстановление. Не всё сломанное можно починить. Но Мин Юнги исполнилось двадцать, его выпнули под зад с кучкой документов и ночью он оказался в своей квартире.       Обшарпанные стены, протекающий кран, ржавая ванная, плесень по всему потолку и противный запах гнили — вот что получил Юнги от государства как полный сирота, но ему плевать. Первые дни он спал прямо на полу, паркет которого ложили наверное лет сто назад и сейчас от него несколько дощечек осталось. В двадцать лет Мин Юнги слабо догадывался о том, что с головой у него не всё в порядке, но непрекращающийся гул в голове из уже привычных голосов не прекращался, а Шуге было на это насрать. И не важно, что срать-то то ему нечем после нескольких дней голодовки. Такого странного его на работу не брали, денег на еду не было и Юнги уверен — ёбанный заговор, ебучего директора — его просто хотят взять измором, чтобы отобрать единственную его собственность в виде однокомнатной квартиры. А мысль о том, что эта помойка никому и даром не нужна, у него даже не появлялась. И Шуга — каждую проклятую ночь его шестилетнего возраста, мудак-извращенец противным до тошноты голосом, шептал мальчику какой он сладкий, как есть кусочек сахара — так бы и сдох, если бы не сбегающий от очередных ублюдков Чимин, которых он вывел из себя, не забежал в эту пропахшую гнилью квартиру. А там короткое знакомство, звонок лучшей подруге, томительные часы ожидания и Мин Юнги нажрался так, что после буквально подыхал от боли в желудке, который к еде непривык.       — Да ты, чувак, ещё более ебанутый чем я, — рассмеялся Чимин, когда услышал теорию о заговоре. Чимин знал — бред чистой воды, а значит, его новый знакомый точно псих. Значит, свой человек. — Тут центр один есть, там можно и подработать и лечиться, пойдёшь?