***
Наблюдать за тем, как Асока проводит брифинг было… как-то… странно. — Позволь ей это сделать, — прошептал ему Оби Ван, когда Энакин машинально попытался встать перед ней. — Я не против, — ответил Энакин, сложив руки на груди. — Но вдруг она что-то упустит… — Как в тот раз, когда ты забыл упомянуть о том логове анубов, потому что… — Учитель, — резко прервал его Энакин. — Отлично, я согласен, — он оглянулся на собравшихся вокруг солдат, ловя удивленные взгляды некоторых из них. — Но мое мнение не меняется, — продолжил он, пытаясь говорить тише. — Она еще слишком молода. Брошенный на него искоса взгляд Оби Вана заставил Энакина с раздражением закатить глаза. — Тот факт, что ты теперь отец, не дает тебе права считать, что ты в этом разбираешься лучше меня, — сказал Оби Ван и покачал головой, когда Асока начала свой доклад. — Тише, Энакин. Послушай, что скажут на брифинге, — велел он ему, как капризному ребенку. И что это ему тогда вздумалось скучать по Оби Вану? Над их головами пролетела эскадрилья. Яркое солнце Джеонозиса отразилось вспышкой в металле, заставив Энакина на секунду зажмуриться. — Должно быть, прибыла магистр Ундули. — Да, — согласился Оби Ван, все еще наблюдая за Асокой. — Думаешь, у тебя получится не вступать с ней в спор? — Я не джедай, — ответил Энакин, и впервые вместе с этими словами пришло ощущение свободы. — Не вижу никаких причин, почему бы мне не иметь здорового, безопасного… Оби Ван медленно сложил руки на груди. — Не хочу слушать, как ты пытаешься ее еще больше раздраконить, — фыркнул он. — Прежде всего потому, что у тебя это плохо получается… — Учитель, — поинтересовался Энакин, в то время как опускающиеся корабли начали поднимать вокруг тучи песка, сверкающего на солнце как стекло, — ты мне это запрещаешь, или тебе бы хотелось, чтобы у меня это лучше получалось? Искреннее сомнение отразилось на лице Оби Вана. — Зависит от того, как она себя поведет, когда прибудет сюда, — ответил он через минуту, уступая. — Она раскритиковала одно или два наших предложения во время заседания совета. — Гордыня не подобает джедаю, — процитировал Энакин, пытаясь сдержать ухмылку. Оби Ван улыбнулся ему по окончании брифинга. — Но ему подобает верить в своих падаванов, — сказал он и с улыбкой повернулся к Асоке. — Молодец. Ты даже упомянула их снаряжение. — Спасибо, — ответила Асока, слегка переминаясь с ноги на ногу. Однако ее взгляд был обращен на Энакина в попытке что-то прочитать по его лицу. — Думаю, я ничего не упустила. Точно ничего. — Ты отлично справилась, Шпилька, — рассеяно похвалил Энакин, и странная улыбка Оби Вана почти заставила его нахмуриться. Но как раз в этот момент из тени вышла магистр Ундули, и вслед за ней появился ее падаван. — Она действительно тебя критиковала? — спросил Энакин, когда они все трое повернулись, чтобы их приветствовать. — Делала замечания, — уточнил Оби Ван. — Очень детальные. С подробными разъяснениями кодекса и правил. И заслужила всеобщее одобрение. — А как насчет моего эмм… брака? Оби Ван издал неопределенный звук. — Давай не будем об этом, — сказал он через минуту. — Достаточно сказать, что она была удивлена тем, что я был удивлен. И что это значило? Но было уже слишком поздно спрашивать, в этом Оби Ван точно был мастер. Энакин держался немного позади, пока джедаи приветствовали друг друга, а затем тихо улизнул, не испытывая особого желания выяснять, как к нему станет относиться магистр Ундули. Это тоже, вероятно, было против правил.***
Проверка оружия мало занимала его, когда он был рыцарем джедай. Но теперь он понял, что это необходимо, и, раз начав, он не мог поверить, что раньше не уделял этому достаточно времени. Бластеры легко могло заклинить, если не чистить их от песка, и Энакин все чаще изводил клонов напоминаниями о том, чтобы они содержали оружие в порядке Это было, как если бы он велел Люку убраться в комнате. Только Люк обычно через пять минут забывал обо всем, отвлекшись на какую-нибудь техническую неполадку, с которой он прибегал к Энакину, а потом они полдня вместе все налаживали и исправляли, пока Падме не говорила уже им обоим, чтобы они занялись уборкой. Звезды, как же он по ним скучает. — Скайуокер, — прозвучал над его головой голос магистра Ундули. — Я была удивлена, что вы не присутствовали на нашей встрече. — Дела джедаев, — сказал Энакин, продолжая проверять корпус очередного бластера. — Мне представляется, мое присутствие было бы против правил. Ундули ничего не ответила, но Энакин чувствовал на себе ее взгляд. Он понимал, что, вероятно, ведет себя мелочно, но его это в действительности мало заботило. — Мы обсуждали стратегию, — медленно произнесла она. — Возможно, у нас с вами разные подходы, но любое мнение достойно быть выслушанным, даже если мы не сходимся во взглядах. — Ну да, — согласился Энакин, закрывая крышку исправного бластера и откладывая его туда, где лежало пригодное к бою оружие. Он потянулся к следующему ящику. — И что вы решили? — Что нам нужно отвлечь их внимание. Вы, магистр Кеноби и я с нашими отрядами обеспечим отвлекающий маневр. Падаваны пройдут через катакомбы, чтобы заложить бомбу в помещении завода. Ему это не понравилось. Просьба о том, чтобы пойти вместе с Асокой уже готова была сорваться с его губ, но… Странно. Раньше он никогда не боялся собственной смерти. В любой момент готов был пожертвовать собой в случае необходимости, или если бы кто-то, кто был ему дорог, оказался бы в опасности. Но будущее Люка… Он не стал ни о чем просить. — Хорошо, — немного резко ответил он. — Что-нибудь еще? — Вы разгневаны. Он захлопнул крышку и сердито посмотрел на нее. — Что вы сказали Оби Вану о моем браке? Она нахмурилась. — Вас обуревают страсти, Энакин. Я сомневалась в том, что вы долго удержитесь в ордене, вот и все. Я не делала никаких замечаний о вашем выборе жены или о вашем ребенке. Она оглядела его и придвинулась ближе. — Он в порядке? Люк? Мысль о сыне его немного успокоила. — В последний раз, когда я его видел, он был с головы до ног покрыт грязью, испортив одно из любимых платьев своей матери, и в полном восторге от поездки на озеро. — Энакин не смог сдержать улыбку. — Он… кажется, начинает привыкать. — Действительно, — она шагнула еще ближе, пока они не оказались ближе, чем, как показалось Энакину, ей было комфортно. — Я считаю, у каждого из нас в жизни есть свой талант, — невозмутимо начала она. — Призвание. Летать, быть джедаем. Готовить еду, вести переговоры. Сейчас, — она указала жестом на него, — первый раз, когда я увидела вас спокойным и непринужденным, в момент, когда вы рассказывали о своей семье. Вы не созданы быть джедаем, Энакин. Это не значит, что я считаю вас плохим человеком, или недостойным быть услышанным. И это не означает, что я не ценю то, что вы сражаетесь на моей стороне. Я рада вашей помощи. Он все еще был немного раздражен. В ее словах было что-то назидательное и лицемерное, но он подавил свою непроизвольную реакцию и напряженно кивнул. Это было не то, что она от него ждала, как он понял. Но она тем не менее кивнула в ответ и отвернулась, оставив его со своими бластерами.***
Великий план по отвлечению дроидов оказался простым. Простым до боли. И нервирующим, подумал Энакин, когда они медленно приближались к мосту, ведущему к заводу. — Это? — недоверчиво спросил Энакин. — Это и был лучший план? — Зачем все усложнять? — спросил Оби Ван тем тоном, который Энакин ненавидел, потому что никогда не мог понять, выражал ли он сарказм, или насмешку над ним, или это было сказано абсолютно серьезно. — Это великолепное предложение. Больше похоже на отсутствие здравого смысла. К настоящему моменту Оби Ван столько раз ударялся головой, чудо, что он вообще мог связно разговаривать. — Дроиды приближаются, — сказала Ундули. — Спокойно, — приказал клонам Оби Ван. — Продолжаем двигаться вперед. Затем он тяжело вздохнул. — Они не слишком торопятся нас встретить, тебе не кажется? — тихо заметил он Энакину. — Ну, им сначала нужно их сделать, — указал на дроидов Энакин, потянувшись к световому мечу. — Может, нам удастся уничтожить их быстрее, чем они выпустят новых. Оби Ван хмыкнул и активировал свой меч вслед за магистром Ундули. — В прошлый раз у нас это не получилось. — Дело практики!***
Он с удивительной легкостью погрузился в Силу. Разряды бластеров летели со всех сторон, и он размахивал мечом, успевая отразить их все, словно они шли сквозь болотистую жижу. Обезвредить дроидов было нетрудно, проблема была в том, что их было слишком много. К тому же сзади их атаковали джеонозианцы, а с неба — дроиды-истребители, отстреливая клонов по одному, в то время как те сражались с кажущимся бесконечным количеством дроидов, которые появлялись из этого проклятого завода. — Сколько еще, пока они не проберутся внутрь? — спросил Энакин. — Они должны сейчас выходить из катакомб, — ответила магистр Ундули, одновременно подтянув и поместив перед собой дроида, чтобы защититься от выстрелов. Энакин пошел следом, развернувшись и отбив выстрелы сверху и отшвырнув назад троих дроидов с такой силой, что они разбились о твердые скалы, загромоздив вход на мост к заводу. Слегка в стороне Оби Ван с почти скучающим выражением лица отбивал атаки дроидов, время от времени попутно отражая выстрелы, нацеленные на клонов вокруг него. — Веселишься? — спросил Энакин — О да, — бесстрастно ответил Оби Ван. — Пробираться сквозь обломки дроидов самое приятное, чем здесь можно заняться. На самом деле… Что еще он собирался сказать ускользнуло от Энакина в момент, когда внезапная волна захлестнула его, полностью лишив зрения и слуха и отрезав от всего происходящего вокруг. Какая-то отдаленная часть его сознания в панике ощутила, как он, беззащитный, падает на землю, но в остальном он был слишком ошеломлен наплывом ужаса и смятения, и это была настоящая агония. Словно на него обрушилась огромная волна, или он попал в зону действия двигателя взлетающего корабля. Этот резонанс все никак не отпускал его, казалось, будто что-то отчаянно пытается к нему пробиться. Мир перед глазами то появлялся, то исчезал. Он слышал эхо выстрелов над головой, и знал, что ему нужно идти вперед, нужно отвечать за свой отряд, но не мог ни на чем сосредоточиться. Нахлынула следующая волна ужаса, и ему захотелось закричать, избавиться от всего этого. На секунду он оказался в Тиде, пытаясь оттолкнуть это от себя, потому что ему хотелось, чтобы все прекратилось, чтобы эти образы исчезли… Люк, понял Энакин, когда схлынула эта вторая волна. Это был Люк. Энакин хватал ртом воздух вместе с песком. Когда он посмотрел вверх, над ним, пригнувшись, сидел Оби Ван. Должно быть, в какой-то момент Оби Ван затащил его в укрытие, потому что они оба были за небольшим валуном, в который Оби Ван вцепился так, будто от этого зависела его жизнь. — Что… — Энакин огляделся вокруг. Магистр Ундули продолжала бой, но было похоже, что ей нелегко. — Люк, — смог он, наконец, выговорить. — Что-то случилось. Оби Ван пораженно вздохнул, а затем его челюсти сжались. — Как… Еще одна неистовая волна. Оби Ван и песок вокруг исчезли, поглощенные образом потрескавшихся тротуарных плит, и он слышал какие-то отдаленные крики, и его полностью захлестнуло отчаяньем Люка. Он потянулся к нему. — Люк. Но его сын отпрянул, по-прежнему растерянный и ужасно напуганный. Рука на плече Энакина почти нарушила его концентрацию, а потом он понял, что Оби Ван вроде как использует его в качестве передатчика. — Люк, — мягко позвал Оби Ван. Он почувствовал присутствие Люка в Силе, то, как он почти кинулся к ним с облегчением. А затем вздрогнул в замешательстве, и сжался, как будто готовясь к следующей волне. — Спи, — приказал ему Энакин. Он ненавидел то, что вынужден был сделать, презирал себя за это, но вокруг шел бой, и он находился на другой планете, и ему было не под силу одновременно справиться со всем этим, не тогда, когда оно было настолько мощным. В отличие от того раза на Корусанте, он вложил всю свою силу в приказ, и Люк просто отключился, мгновенно уснув и освободив их всех от этого дезориентирующего чувства смятения. Мир снова обрел четкость, и Энакин резко вздохнул от неожиданно ярких ощущений. Он потрясенно смотрел на Оби Вана, ничего не понимая. — Он… он на другой планете, — ошеломленно прошептал он. — Не сейчас, — ответил Оби Ван, поднимая Энакина за шиворот. — Я должен… — Сесть на корабль, — согласился Оби Ван. — Чего мы не можем сделать, пока это не закончится. Энакин переключил свое внимание на сражение и изумленно вздохнул, когда беспрерывный поток дроидов, выходящих из гигантских ворот, казалось, на время иссяк, и он ощутил колебание в Силе, предупреждающее их всех о том, что приближается нечто новое и более опасное. — И это еще далеко от завершения. Не обращая внимания на Оби Вана, Энакин потянулся к Люку. Его прежде ослепляющее присутствие в Силе, казалось, потускнело, но Энакин смог отыскать его благодаря приказанию, которое он отдал своему сыну. Люк находился в глубоком сне, без сознания, и у Энакина промелькнула мысль о том, как это могло выглядеть со стороны, до того как он постарался выбросить ее из головы. Как бы сильно он это ни ненавидел, придется через это пройти. Снова зажигая свой меч, он встал плечом к плечу с Оби Ваном и магистром Ундули и приготовился встретить танки, которые уже начали выползать через огромные похожие на пасть ворота.***
Дорога до Набу заняла семь стандартных часов. Семь. — Не знаю, что случилось, — рыдала Джобал, когда Энакин вошел в комнату. — Он не… с ним все было в порядке. Мы как раз собирались купить шоколад и … — она запнулась, заметив Энакина, и Сола, молча слушавшая ее, обернулась на него. — Где он? — спросил Энакин, быстро шагнув внутрь и игнорируя родителей Падме, которые сидели в углу и выглядели потрясенными до глубины души. Он почувствовал неодобрение Оби Вана, который вошел за ним следом, но его это в действительности мало волновало. Ему нужно было к сыну. — Он не приходит в себя, — прошептала Джобал. — Энакин, он не… — Мы погрузили его в сон, — мягко объяснил Оби Ван, в то время как Энакин уже шел к лестнице. — Он обладает невероятной силой и … Энакин не стал задерживаться, чтобы выслушать это объяснение. Ему было плевать. Он поднялся по лестнице, шагая через две ступеньки сразу, и почти вбежал в комнату Люка, где на кровати рядом с мальчиком сидела Падме. Вокруг казалось слишком спокойно и уютно, чтобы можно было поверить, что здесь могло произойти что-то настолько ужасное. — Он не просыпается, — сразу же сказала Падме, вставая. Он смутно заметил, что никогда не видел, чтобы она была настолько взволнованна и так плохо выглядела; ее волосы в беспорядке падали на плечи, глаза покраснели, и она была очень бледной. — Энакин… — Мне пришлось заставить его уснуть, — объяснил Энакин, садясь на ее место. Люк неподвижно лежал на кровати, его расслабленное лицо ничего не выражало, отчего Энакину было ужасно не по себе. — Что случилось? — Мама взяла его с собой в центр города. Они собирались купить какое-нибудь лакомство, — Падме подошла поближе. — Он начал кричать. — Он был в ужасе, — поправил Энакин, и Падме сдавленно вздохнула. — Он… Падме, мы его почувствовали. Чувствовали только его. — Он не мог думать ни о чем другом с момента, как сюда отправили один из свободных кораблей. Звезды, и что только Люк увидел или, хуже того, вспомнил? Энакин был наполовину уверен, что в теперешнем своем настроении смог бы проникнуть в это проклятое будущее и прикончить все то, что причинило его сыну столько боли. — Я очистил дом, — сказал Оби Ван, бесшумно войдя в комнату. Он излучал спокойствие, как будто пытаясь утешить их обоих. — На случай, если он проснется и не сможет обрести контроль. — Энакин говорил о его ментальных щитах, — заметила Падме, присев на кровать и вглядываясь в лицо Люка. — Что вы не можете по-настоящему через них проникнуть. — Она погладила мальчика по волосам, и ее взгляд нервно заметался между Энакином и Оби Ваном. — Не можем, — согласился Оби Ван. — Возможно, тебе потребуется уйти, — мягко продолжал он. — Мы не можем сказать, как он поведет себя, когда проснется. Возможно, он будет в полном порядке, или все это может начаться заново. Падме кивнула, но Энакин был полностью уверен, что этот рассеянный кивок лишь означал, что она не собирается никуда уходить. Она не сводила взгляд глубоких карих глаз с их сына, и Энакин глубоко вздохнул и потянулся к Люку. Он отозвал свой приказ, одновременно пытаясь передать свою любовь к сыну, свою тревогу и отчаянное стремление защитить. — Осторожно, — мягко приободрил Оби Ван. Глаза Люка открылись, и Энакин слегка отпрянул. Мальчик изумленно посмотрел на Энакина огромными голубыми глазами, его дыхание становилось все чаще, он начал оглядываться вокруг и — Люк переместился с такой быстротой, что у Энакина не было ни малейшего шанса удержать его. Затем Люк оказался в объятьях Падме, рыдая и бормоча что-то непонятное, и вокруг него ощущалось беспокойство и волнение в Силе. Люк почти сбил Падме с ног на пол, бросившись к ней. Его худые руки обвили ее за шею, и она принялась укачивать его, шепча успокаивающие слова, в то время как Люк продолжал рыдать у нее на груди, что-то бормоча со скоростью света, но его слов было не разобрать из-за плача. — Тише, солнышко, — повторяла Падме мальчику. — Тебе надо успокоиться. Люк по-прежнему рыдал, и Энакин почувствовал, как разрывается его сердце. Он соскользнул вниз с кровати и сел рядом с ними, чувствуя себя на удивление растерянно. Его не было десять дней и почему-то он больше не был уверен в том, какое ему теперь отводится здесь место. — …не может быть не произойдет не должно… — бормотал Люк, уткнувшись в Падме. — Что ты видел? — спросил Оби Ван, но Люк зарыдал еще сильнее, и Падме, закрыв глаза, крепче прижала его к себе. Энакин подвинулся немного ближе и осторожно положил руку Люку на спину. Его сын никак не отреагировал, но Энакин почувствовал дрожь, сотрясающую всю его маленькую фигурку. Люк начал успокаиваться, или, скорее, выплакался до полного изнеможения. Все это время Оби Ван излучал спокойствие и умиротворение и терпеливо ожидал, сидя в углу, пока Энакин и Падме старались успокоить сына. Затем с быстротой молнии Люк обернулся на Энакина. — Останови это, — внезапно со слезами сказал он. — Не дай этому случиться. Пусть это не произойдет. Пожалуйста, — умолял он Энакина. — Не дать случиться чему? — спросил Энакин и коснулся лица мальчика, пытаясь повернуть его к себе. Его глаза были красными и лицо опухло от слез. После секундного колебания Люк склонился к нему, и их лбы соприкоснулись. Тид был переполнен. Толпы скорбящих, склонив головы, стояли по обе стороны двигающейся посредине похоронной процессии. Повсюду горели огни и над городом садилось солнце. В открытом гробу лежала Падме. Ее волосы были распущены, а руки сложены на животе — Энакин вырвался из этого видения и отвернулся, охваченный вихрем эмоций, с которыми он знал, ему никак не справиться. Похороны его жены. Он только что видел похороны своей жены. Нет. Сила, пожалуйста, только не это. Изнутри по телу распространялся ужасный холод, все словно оцепенело, он был полностью уверен, что больше никогда не сможет согреться, и перед глазами стояло лицо Падме, мертвой... Пожалуйста. Нет. Оби Ван склонился к нему, очевидно, увидев то же самое. Он протянул руку Энакину, но нет, он ни за что не собирался опять смотреть на это. Не мог — Образ тех ужасных похорон поблек, превратившись в медцентр со снующими повсюду дроидами. Это видение казалось расплывчатым, поблекшим и тусклым. Падме лежала на койке, ее изможденное лицо было искажено мукой и тоской, даже несмотря на то, что она протягивала руку к младенцу в руках Оби Вана, шепча имя: «Люк» Оби Ван некоторое время с грустью смотрел на нее, перед тем как переключить свое внимание на младенца у себя на руках. Крошечное хрупкое создание, едва слышно всхлипывающее и щурящееся из-за яркого света. Падме вскрикнула, ее лицо исказила гримаса боли, медицинские дроиды засуетились вокруг нее, и Энакин замер в ужасе, начав понимать, что происходит — — Энакин, — прошептал Оби Ван. Падме переводила взгляд с одного из них на другого. — В чем дело? — спросила она, а Люк снова уткнулся ей в грудь, продолжая плакать, хотя уже не так сильно. Ему хотелось прижать ее к себе. Хотелось убедиться, что она по-прежнему жива. Что она здесь и всегда будет с ним. Но то, что он еще увидел… Он поднялся и, спотыкаясь, вышел из комнаты, изо всех сил пытаясь сдержаться. Если он даст волю чувствам, Люк это почувствует, а это совсем не нужно его сыну. Его ребенку… Его ребенку. Оби Ван догнал его, когда он добрел до сада и подхватил, не дав упасть на землю, крепко обнимая, словно опасаясь, что он сейчас рассыплется на части. — Я знаю, — прошептал он на ухо Энакину. — Я видел. Я знаю. Из груди Энакина вырвалось сдавленное рыдание. — Близнецы, — прошептал он. — Там были близнецы.***
Падме в замешательстве наблюдала, как Энакин на заплетающихся ногах вышел из комнаты и за ним последовал Оби Ван. Что такого ужасного они увидели? К счастью, Люк постепенно успокаивался. Его рыдания стихли, сменившись отдельными всхлипываниями. Она продолжала укачивать его, и он вздохнул, отчаянно вцепившись в ее платье. Вскоре он совсем затих, и она решила бы, что он уснул, если бы он не продолжал хвататься за ее платье, то сильнее сжимая его, то отпуская. — Это ведь обязательно случится, правда? — спросил он еле слышно. — Что случится? — мягко спросила она. — Это прошлое, я в прошлом. Значит, ничего плохого пока еще не случилось, — прошептал Люк в ответ, так низко склонив голову, что почти уткнулся ей в грудь. — Будет плохо, а потом станет намного хуже. На какую-то долю секунды ее охватила ненависть к Энакину за то, что он ушел. Чего бы он там ни увидел, он не должен был оставлять сына в момент, когда Люк наконец-то начал понемногу делиться своими переживаниями, рассказывать о своих страхах. Он должен был помочь ей его успокоить. — Нет, — твердо возразила она, приподняв его подбородок. — Ты очень многое изменил, — искренне добавила она. — Очень, очень многое. В его покрасневших глазах блестели огромные, готовые вот-вот пролиться слезы. Он вглядывался ей в лицо в отчаянной попытке что-то отыскать. — Я… если ты… пожалуйста, не умирай, — умоляюще сказал он, вздрагивая всем телом. У нее промелькнула мысль встать и завернуть его в одеяло, чтобы согреть, но она сомневалась, что было бы разумно хоть на секунду позволить ему подумать, что она собирается оставить его одного. — В этот раз это будет еще хуже. Он говорил так тихо, что ей едва удалось разобрать его слова. Но она их услышала. В этот раз. — Я тебя не оставлю, — пообещала она, может быть, чересчур сильно прижимая его к себе. — Обещаю, — добавила она, когда он попытался высвободиться с выражением недоверия на лице. Когда Люк украдкой взглянул на нее, ей стало больно от того, что она заметила тот же самый неохотный взгляд, который видела у осиротевших во время войны детей по всей галактике. То же нежелание надеяться, отважиться снова впустить кого-то в свое сердце. Но ведь он действительно один из них, внезапно осознала она. Он один из этих сирот, и это навсегда останется с ним. — Ты уже спас нас, — сказала она ему, немного подвинувшись, чтобы заглянуть ему в глаза. — Это правда, — добавила она, когда Люк что-то недоверчиво пробормотал. — Того будущего, твоего будущего, его больше нет, солнышко. Он задумался, и она пожалела, что не владеет силой, чтобы суметь заглянуть ему в голову. Хотя бы мельком увидеть, какие тяжелые мысли крутятся у него в голове, мешая почувствовать себя счастливым. — Поверь мне, — настаивала она. Казалось, это что-то всколыхнуло в нем. Люк пристально посмотрел на нее, и она поразилась тому, как сильно он сейчас напоминал ей Энакина, когда тот собирался идти в бой. С первого взгляда всем казалось, что он очень похож на своего отца, но это лишь из-за цвета глаз и волос. Здесь же большинство сошлось на том, что он пошел в Наберри, своей хрупкой фигурой и тонкими чертами лица. И у него был совсем не такой характер, как у Энакина, пусть даже у них и так много общих увлечений. Но это выражение лица, поняла она, было тем же самым. И ее охватил ужас при мысли о том, что придет день, когда ее сын уйдет и найдет свой способ помогать людям, и на лице его будет то же выражение, что было у его отца, когда он готовился сделать что-то, чего на самом деле немного боялся. Глаза Люка закрылись и он сглотнул. — Ты… — его челюсти сжались, что тоже напомнило ей Энакина, — моя мама? — Да, — ответила она, так быстро, что не была уверена, что он услышал. — Ты же это знаешь, Люк. Его глаза открылись, и он пристально посмотрел на нее. — Но… — он отвел взгляд в сторону, а затем покачал головой. — Она умерла. Она умрет. — Нет, — ответила она, крепче обнимая его, и прижимаясь щекой к его голове. — Я не умру. Я не оставлю тебя одного, Люк. Мы тебя больше не оставим одного. Он по-прежнему был напряжен, и она поняла, что одних этих слов недостаточно для того, чтобы он расслабился и поверил ей. Но он поверит. Она бросит Сенат и заставит Энакина уехать в самый тихий, самый захолустный угол галактики, если так будет нужно для того, чтобы Люк им поверил.***
Кухня в доме Наберри казалась странно пустой без Джобал. Энакин на минуту задумался, куда могли уехать родители его жены, но вряд ли это было настолько важным, чтобы по-настоящему из-за этого переживать. Они были из тех людей, у кого полно друзей по всему городу, в этом он не сомневался. Казалось нереальным наблюдать за тем, как Оби Ван заваривает один из травяных чаев Джобал. Энакин молча смотрел на него, не понимая, что его тревожит, пока его внимание не привлек странно упавший на лицо Оби Вана свет. — Ты ведь сюда больше никогда не возвращался? — спросил Энакин. — Ни разу после Квай Гона. Оби Ван покачал головой, наливая им обоим чай. — Ты правда именно об этом хочешь поговорить? — Хотелось бы, — пробормотал Энакин, беря чашку и глядя на ее содержимое, словно забыв, что делать дальше. — Тогда на улицах Тида был праздник. Ты выглядел так, будто тебе хотелось оказаться где угодно, только не там. — Насколько я помню, ты не был в восторге от стрижки падавана, — сказал Оби Ван, садясь напротив Энакина. — Должен сказать, это для меня был самый яркий момент. Энакин слегка улыбнулся этому воспоминанию. — На ней были церемониальные одежды. На Падме, — пояснил он, когда Оби Ван с любопытством посмотрел на него. — Я понял, что мне придется постараться, чтобы ее впечатлить. — Уже тогда, — заметил Оби Ван, вздохнув и сделав глоток из чашки. — Ты всегда стремишься к своей цели, Энакин. И ты очень настойчивый, надо отдать тебе должное. Да. Сейчас он себя таким не чувствовал. Вид темной жидкости в казавшейся бездонной чашке почти вызывал желание исчезнуть в ее глубинах. — Как я ей скажу? — спросил он. — Как я смогу ей сказать? — Это был и ее ребенок тоже, — медленно произнес Оби Ван. — Твоя жена имеет право о нем знать. Был. — Из всех нас в живых остался бы только Люк, — сказал Энакин, не обращая внимания на его слова. — Выжил бы только он один. Один. Преследуемый. Энакин ничего не чувствовал. Почти потерял сейчас всякую способность воспринимать информацию. — Ты был с ней, когда он родился. Оби Ван ничего не ответил. — Там было так… — Энакин неуверенно умолк, внезапно осознав, как мало он знал о родах. — Холодно и безразлично. Это всегда так? — спросил он, недовольно вздохнув, когда Оби Ван лишь беспомощно пожал плечами. Он снова прокручивал эту сцену у себя в голове, отчаянно пытаясь не видеть перед глазами Падме, измученную родами их второго ребенка, и вместо этого сосредоточившись на облике младенца в руках Оби Вана. — Он был таким крошечным, — прошептал Энакин. — Как он смог выжить один? Он знал, что ответ заключался в мужчине, сидящем напротив него. — Я у тебя в долгу, — прошептал Энакин. — Он выжил благодаря тебе. Даже когда мы его подвели, ты был с ним. — Он твой сын. Разве я мог поступить иначе? — осторожно спросил Оби-Ван. — Я… я должен признаться… Я даже не подозревал, что он оказался на моем попечении с самого рождения. Должно быть, я отвез его к твоему сводному брату. Это все еще злило Энакина. — Ненавижу Татуин. — Я знаю, — покачал головой Оби Ван. — Сомневаюсь, что я бы необдуманно принял такое решение. Должно быть, так и было. — Он никогда не упоминал о своем близнеце, — сказал Энакин, снова глядя в чашку. — Или о каком-нибудь еще ребенке. Он… — Энакин запнулся, сожалея о том, что он не знает, какое местоимение использовать, — думаешь, второй близнец родился живым? — Я не знаю, — искренне ответил Оби Ван. — Мне… мне хотелось бы думать, что это объясняет, почему мне пришлось оставить Люка. Разделить двух необученных близнецов было бы единственным способом их уберечь. Иначе они бы почувствовали друг друга, и их легко было бы обнаружить. Но… роды проходили тяжело. Падме была бы одна. Или точнее, без него. Потому что к этому моменту он уже, вероятно, был мертв, оставив свою беременную жену и своих детей на произвол судьбы. Точно так же, как и сейчас. Падме и Люк остались наверху, а он сбежал, но… он был не в силах ей сказать. Не мог рисковать и позволить, чтобы Люк почувствовал его потрясение и отреагировал на него. Никогда еще он не ощущал себя настолько бесполезным и таким трусом.***
Вслед за рассветом в комнату прокрался и Энакин. Падме наблюдала за ним, сидя на полу у стены, а наконец-то уснувший Люк лежал у нее на коленях. Она молча следила за тем, как ее муж медленно подошел и присел рядом с ней. Он избегал ее взгляда, и не сводил глаз с Люка. Ей так много хотелось ему сказать. Отругать его за то, что он ушел, за то, что не сказал, что это он тогда усыпил Люка. Хотелось разрыдаться в его объятьях из-за той травмы, что пережил их сын, поделиться своей радостью от того, что он начал осознавать, кто они ему, и даже спросил, она ли его мама. Однако она не произнесла ни слова, и лишь наблюдала за тем, как Энакин погладил Люка по волосам, нагнулся, чтобы поцеловать, и какое-то время сидел, не поднимая головы, словно собираясь с силами. — Он боится, что в какой-то момент наступит его будущее, — сказала она, с трудом узнав свой собственный голос. — Он ждет, что случится что-то плохое. Рука Энакина, лежащая на полу, сжалась, отрывая кусок коврового покрытия. Он посмотрел на нее, и она с изумлением заметила на его лице следы слез. — Он… — она запнулась, потому что знала, что ему будет больно от того, что ему не довелось испытать того же, — он спросил, я ли его мама. Она достаточно хорошо знала своего мужа, чтобы заметить, что его первой реакцией на эти слова была ревность. Но затем его лицо озарила надежда, когда он понял, что пройдет немного времени, и Люк может задать ему похожий вопрос. — Он боится, что мы умрем. Выражение лица Энакина стало похоже на то, что она видела у Люка, и она вздохнула, пытаясь приготовиться к тому, что сейчас услышит. — Он… твои похороны, — выдавил Энакин. — Это было здесь, в Тиде. — Он отвернулся и покачал головой. — Ты умерла на медицинском корабле. Ох. Как… как странно, когда тебе такое говорят. Это то, что ее ждало, не появись Люк. Это казалось… таким далеким и нереальным. И в то же время это было жестокой реальностью для ее сына. Его прошлым. — После того, как я родила? — спросила она, не в силах по-настоящему осознать этот факт. Энакин снова перевел взгляд на Люка, и она почувствовала его неуверенность. Затем он потянулся к Люку и осторожно взял его на руки. Ей стало почти холодно без тепла его тела, и, пошевелившись, Падме с удивлением почувствовала боль от того, что слишком долго пробыла в одной позе без движения. Она наблюдала за ними. Люк казался таким маленьким на руках у Энакина, и она видела, с какой заботой он прижимает сына к груди, а затем осторожно укладывает в кровать, укрывая одеялом. Она вздрогнула от непонятного страха, глядя на Энакина. Немного помедлив, он подошел ближе и сел рядом с ней, прислонившись спиной к стене. — Ты… ты родила Люка на медицинском корабле, — тихо сказал Энакин. — В окружении дроидов, и Оби Ван тоже был там. Он держал Люка, и ты дала ему имя. Ты… ты улыбнулась ему, и протянула к нему руку. Она почти представила себе это, но не до конца. Ей хотелось бы представить себе Люка младенцем, но у нее не получалось. Хотелось бы знать, как он выглядел, каким родился, большим или маленьким, сколько весил… — Но… — Энакин повернулся к ней, и обняв одной рукой, прижал к себе. — Роды все еще продолжались. Она не сразу поняла. Все еще продолжались… — Близнецы, — через силу добавил Энакин. — У нас были близнецы. Нет. Она попыталась перевести дыхание, но вместо этого из груди ее вырвалось горестное рыдание, едва она полностью осознала, что это значило. У нее был еще один ребенок. Еще один. Она всем сердцем любила Люка, но был еще один ребенок, которого она не знала. Которого ей никогда не узнать. — Но почему Оби Ван не послал их обоих? — спросила она, внезапно отстраняясь. Энакин взглянул на кровать, на мгновение прикрыв глаза, до того как снова посмотреть на нее, когда она поднялась на ноги. — Зачем посылать только одного? Энакин молча наблюдал за ней. Словно чего-то ждал. — Нет, — прошептала она, когда вдруг поняла. — Нет, Эни, — умоляюще воскликнула она, ощущая, как ее пронзает вспышка острого горя, как удар тока, и едва держась на ногах. Но он оказался рядом, обнимая и успокаивая ее, пока она в отчаянии рыдала, прижавшись к нему. — Кто это был? — сокрушенно спросила она. — Эни, пожалуйста, кто это был? — Я не знаю, — ответил он надломленным голосом. — Я не… мы не видели. Нет. Ей нужно было знать. Пол ребенка, его имя. Его лицо. Она мать ребенка, которого никогда не видела. Та радость, которую ей приносил Люк, никогда не повторится с его близнецом. Потерянным ребенком, которого она никогда не сможет назвать своим, или подержать в руках, или по-настоящему оплакать. Он лишь тень того, что могло бы быть, ребёнок, которого ей никогда по-настоящему не узнать. Она обняла своего мужа, чувствуя, как он вздрагивает, и это было все, что они могли — держаться друг за друга.***
Доктор Фирра была на Набу. Должно быть, Падме попросила её приехать, подумал Люк. Они сидели около озера, потому что Люку здесь нравилось. Здесь тоже был дом, где, кроме них, мало кто бывал. Другие люди их иногда навещали, и Люку так больше нравилось. Они сами могли решать, кому к ним приходить, и это было непривычно и здорово. К тому же здесь везде было очень красиво, ничего удивительного, потому что это было любимое место Падме. Он никогда раньше не был на озере, и Энакин поставил снаружи стулья, чтобы Люк мог сидеть на берегу с голофильмом или датападом, потому что теперь, когда он начал вспоминать что означают буквы и звуки, ему иногда даже стало нравиться читать. Обычно Энакин сидел с ним, но ничего не брал с собой. Казалось, он почти всегда о чем-то напряженно размышлял. Он был таким с тех пор, как вернулся оттуда, где спасал людей, и на поясе у него снова появился световой меч. Люк заблудился у себя в голове, и тогда Энакин и Оби Ван вернулись, и привели его обратно, и Падме помогла все исправить. — Хочешь сегодня об этом поговорить? Люк медленно кивнул, и немного поболтал ногами, поджав пальцы на ногах. Потом он сжался в комок, подтянув ноги к груди, потому что так было отчего-то легче. — Моя мама была с Набу. Падме с Набу. Моя мама с Набу, — Люк дергал за нитку на рукаве, крепко прижав колени к груди, словно чтобы удержать внутри пытающееся выпрыгнуть наружу при этих словах сердце. — А теперь твой отец, — приободрила доктор Фирра. — Расскажи, что ты о нем знаешь. — Мой папа… — Люк нахмурился, — был джедаем. Энакин был джедаем. Мой папа джедай. — Расскажи, как он летает, — попросила доктор Фирра, слегка улыбнувшись. — Мой папа был пилотом. Энакин пилот. Мой папа пилот. — Отлично, — похвалила она. Падме и Энакин стояли на пляже и смотрели на озеро. Они подходят друг другу, подумал Люк. Волосы Энакина посветлели на солнце, и Падме прекрасно вписывалась в изгиб его подбородка. Они выглядят, как герои из сказок, подумал Люк. В последнее время они были грустными, думал он. Несколько дней после того, как у него было это ужасное видение, они задавали ему странные вопросы. Спрашивали его о друзьях и других детях его возраста. Он попытался вспомнить своих друзей на Татуине или на борту разных кораблей, где тоже были дети, но ему показалось, что они хотели узнать о чем-то другом. Ему не хотелось, чтобы они грустили. Иногда то, что хранилось у него в голове, расстраивало их, и он решил, что, может быть, им не всегда нужно знать об этом. Они были словно герои из сказок, но им тоже иногда нужна забота. Он опустил ноги на землю, сел, выпрямившись, и глубоко вздохнул. — Мои мама и папа сейчас на пляже, — неуверенно выговорил он, и его охватила паника. А вдруг их там нет? Вдруг он опять окажется в будущем? А что, если он привыкнет к этому, а потом они оба исчезнут, и он опять останется один? Мама и папа были героями. Они герои. — Расскажи мне, как проходит твой день, — спокойно попросила доктор Фирра. — Пад… мама меня будит, — начал Люк, и снова почувствовал судорожный страх. — И мы вместе медитируем, пока… пока папа упражняется. Мы с м… мамой плаваем, а потом приходит папа… — слова застряли у него в горле, потому что все это… все это не настоящее. Просто глупая мечта, которую он выдумал, когда был маленьким. Она ждала продолжения. — И… — он говорил еле слышно. — И мы ходим гулять, пока мама работает. Потом мы вместе обедаем. Иногда папа берет меня полетать, или мы гуляем. Потом, вечером, мы что-нибудь смотрим в голонете, или мама читает сказки, а потом я купаюсь в ванной. Я ложусь спать, и если мне приснится плохой сон, я могу разбудить маму с папой, и они меня обнимают. — И мой папа сильный, — чуть громче добавил Люк. — И храбрый. И добрый. И он говорит, что никто никогда меня не обидит. И делает так, чтобы моя Дельта-7 летала. И он перестал быть джедаем, чтобы стать моим папой. А мама очень умная и мудрая, и люди ее слушаются, потому что все знают, что у нее хорошие идеи. И она красивая, и очень хорошо плавает, лучше, чем папа. — Как зовут твоего отца? — Энакин, — ответил Люк, немного смелее, потому что они уже несколько раз раньше это делали. — А маму — Падме, и я уже изменил их жизни, поэтому, они, наверное, не умрут. Его челюсти сжались и он поднял глаза, решительно встретив ее взгляд, заметив, как на мгновение в ее глазах промелькнуло удивление. — Но это неважно, потому что я обязательно спасу их, — сказал он ей, сжав челюсти и наклонив голову, как мама, когда командовала людьми, — потому что они спасли меня.