E non ti interessa? (Разве тебе не все равно?)

Утро наступает медленно и неумолимо. Сперва расходится мгла: она постепенно растекается по крышам высоток, скатывается по отвесным стенам и падает вниз — к горизонту. Затем появляется солнце. Поначалу оно робко выглядывает из-за облаков, затем чуть смелеет: раскидывает несколько лучей по округе, изредка попадая в панорамные окна. Вслед за лучами появляются мириады солнечных зайчиков. И лишь в конце солнце показывается полностью — прямо над крышей самого высокого небоскреба в округе. Начинается новый день. На этот раз Эрен просыпается первым. Если, конечно, так можно сказать. Все потому что Эрен, по сути, не спал. Он честно пытался: ворочался, укладывался так, сяк, убирал и подкладывал подушку, сооружал кокон из одеяла, считал звезды, дышал строго по технике йогов — все без толку. Как результат, вместо положенных десяти часов сна Эрен десять часов слонялся по комнате, не зная, чем бы себя занять. Ривай же наоборот отоспался за всю бессонную, нудную и крайне тяжелую неделю. Он уже точно не помнит, как и во сколько удалось уснуть, но ни на что в мире не променяет то чувство отдыха и легкости, с которым проснулся сегодня. Будильник звонит несколько раз подряд, но это не раздражает, скорее наоборот — мотивирует скорее подняться и прервать зацикленную мелодию. Солнце в окнах не мешает спать — вовсе нет. Оно лишь помогает сморгнуть сонливость и распахнуть, вместе со шторами, дверь в новый трудный, но все равно прекрасный день. Ривай приоткрывает окно и вдыхает… Воздух морозный, кристально чистый. Удовлетворенный, он выдыхает и оставляет комнату проветриваться. Леви выходит из спальни, оставив дверь приоткрытой. Сквозняк тут же норовит пробраться по ступням под хлопковые штаны, обдавая голени морозным дыханием, и это, однозначно, прибавляет бодрости. Потянувшись, он сразу же направляется в душ, однако не успевает сделать и трех шагов. — Леви?.. Неуверенный, тихий голос окликает его. Ривай останавливается в непонимании. Во-первых, потому что некто находится в его квартире без его, Леви, ведома. Во-вторых, потому что этот же «некто» называет его родным именем. И в-третьих, потому что робкая интонация добавляет немного шарма знакомому голосу. Он разворачивается с прежним спокойствием, идеальный от и до, выпрямив и без того ровную спину. Во взгляде — холод Антарктиды, в действиях — четкость и выраженность, никакой жеманности. — Эрен, — холодно приветствует он. Эрен зачем-то неловко кивает. Он стоит на кухне, ссутулившись, с непонятным выражением лица — вопросительным, несколько озадаченным. На нем все те же новые джинсы и утепленная водолазка, чистые бинты. От вчерашнего он отличается разве что гнездом на голове, хотя это даже кажется Риваю милым. Ах да. Он, наконец, вспоминает. В его квартире Эрен, потому что он сам вчера впустил ученика. Юноша зовет его «Леви», потому что он, Леви, сам приказал ему забыть о «Ривае». И да, он все еще видит в робости ученика некий шарм. Всего немного. Вместе с воспоминаниями возвращается и былая усталость. «Черт», — он вымученно ругается про себя, пока в реальности, вздохнув, потирает пальцами лоб. Леви уже, было, собирается извиниться за вчерашнее… Поведение. За неловкий разговор, чрезмерную тактильность, за то, что в итоге так и не позволил ученику выговориться. Впустить его в квартиру, зная о том, что сам перебрал с алкоголем, было явно не лучшей идеей. И все же. Однако его снова опережают. — Я… Приготовил завтрак. — Эрен говорит с прежней неуверенностью, однако потерянность во взгляде постепенно меркнет. Он отходит чуть в сторону и указывает рукой на накрытый стол. — Я надеюсь, ты не против, что я тут расхозяйничался, — неловко смеется он, — потому что… Мне что-то не спалось, и я решил немного… Прибраться и… Сделать тебе приятное. Вот. Чуть бледные губы трогает смущенная улыбка, в зеленых глазах, внимательно наблюдающих за его, Леви, реакцией, наконец-то меркнет необъяснимая мнительность и мелькает толика осознанности. Ривай, тихо прочистив горло, с прежней холодностью кивает: — Спасибо. — Он быстрым взглядом окидывает приготовленный завтрак. На вид — довольно неплохо, и пахнет, стоит признать, вкусно. — Подожди меня за столом. Я схожу в душ и присоединюсь, — холодно резюмирует Леви и, не оборачиваясь, сбегает в ванную, так и не осмелившись извиниться за вчерашний вечер. Он обязательно попросит прощения. Сперва примет холодный душ, переоденется, приведет себя в порядок, вернется на кухню и сразу после — извинится. Но сперва — обязательные ритуалы.        Эрен же, наконец-то оставшись наедине с собой, выдыхает. Учитель нисколько не изменяет себе: такой же холодный и статный, как и всегда. Ни во взгляде, ни в жестах не видно того «Леви», с которым Эрен познакомился вчера — не осталось ни взволнованного взгляда, ни сжимающих его ладонь пальцев, ни нелепых, но безумно теплых вопросов невпопад. На место Леви вернулся Ривай. Эрен печально вздыхает, но вскоре пожимает плечами и возвращается за стол. Честно сказать, он и не ожидал продолжения откровений. Эрен все еще помнит о своем проступке — о решении отказаться от связи со внешним миром на два дня и о волнении Ривая, полностью им проигнорированном. Поэтому радушие и трепет — последнее, чего он ждал. Желать он мог лишь одного — двояко намекнуть, спросить, утолить толику любопытства, загоревшуюся в груди вчерашним вечером. Остальное кажется ему невиданной наглостью. Поэтому юноша поглубже закапывается в свои мысли, пытаясь точечно продумать, как он объяснит вчерашнее появление и кучу бредовых слов о каких-то важных «границах». И пускай он отчаянно не хочет этого, ему приходится ненадолго погрузиться в воспоминания. Ради того, чтобы объясниться правильно, без постоянных перебоев и оговорок. Ради того, чтобы Леви его понял. Хорошо, что сегодня у него есть на это время. Эрен вспоминает детство, свои двенадцать лет. Воспоминания не сразу приводят его к мазохизму, нет. Сперва он погружается в то необъяснимое состояние, схожее со сном. Учеба, работа, быт. Учеба, работа, быт. И так по кругу, день за днем, одно и то же — вереница бесконечных повторений, больше похожих на паранойю, чем на реальность. Редкие перерывы на остроту — экстрим, опасность: забраться на крышу, нахамить учителю, подраться, сбежать от полиции… И снова. Учеба, работа, быт. Мир вокруг превращается в сплошную рутину, от которой хочется взвыть. Все вокруг кажется сном, в котором Эрен — сторонний наблюдатель, не способный сделать ничего, кроме как следить за заезженной пластинкой. Учеба, работа, быт. Учеба, работа, быт. Сколько это будет продолжаться — неизвестно. И дело вовсе не в скуке, никак нет — суть трагизма в ощущении потерянности, нереальности. Будто Эрен и не существует вовсе… А существует лишь сценарий: учеба, работа, быт. Не более того. Эрен, вздрогнув, приходит в себя. Он встряхивает головой, пробегается ладонями по предплечьям, разгоняя фантомную боль, вслушивается в шум воды из душевой — Леви все еще там. Лишь после этого он продолжает вспоминать.        На этот раз его отбрасывает не так далеко. Он вспоминает мужчину в метро — грязного, вусмерть пьяного, с изрезанными в мясо руками, от которого толпа старалась держаться так далеко, насколько это было возможно в тесном вагоне метро. Эрен вспоминает свои чувства, полные трепетного восторга. Вспоминает, как внезапно поймал себя на мысли, что он сам бы хотел оказаться на месте того пьяницы… Хотя бы на минуту! Лишь бы ему было спокойнее. Лишь бы все держались от него подальше. Он вспоминает, как вернулся домой, переполненный вдохновением и трепетным ожиданием неминуемого. Вспоминает, как торопливо рылся по всей квартире, собирая ножи, иглы, лезвия от бритв, ножницы — в ход шло все, что могло бы поранить. Все, что могло бы порезать нежную детскую кожу. Вспоминает, как закрылся в ванной комнате, сел возле раковины с лезвием в руке. Вспоминает дикий страх — ужас маленького ребенка, уже решившего, но ни разу не обдумавшего свое решение. Вспоминает липкую панику, разлившуюся по телу, от одной лишь мысли: «Мне будет больно». Вспоминает трясущиеся руки и ноги, первые совсем несмелые порезы, от которых не осталось не то что крови — даже маленьких царапин. Вспоминает разрывающееся от обилия мыслей сознание и внезапное озарение. Нужно придумать правила. На самом деле, в них не было никакой необходимости. Но маленькому Эрену нужно было что-нибудь — что угодно! — что пообещает ему в итоге не оказаться на в шкуре пьяницы из метро — он не хотел увядать в грязи. К тому же голова взрывалась от вопросов. Правильно ли он поступает? Какие будут последствия?.. Как он будет скрывать раны? А что, если их кто-то увидит? Что он скажет? Как он объяснит все дяде? Микасе, Армину? Что он скажет в школе?.. Его заберут в больницу? Его назовут никчемным? Будут ли считаться порезы проявлением слабости или жестом силы? Что с ним будет дальше? Как он сможет остановиться?.. Эрен вспоминает, как в голове фейерверком загорелась идея «границ» — нерушимых правил, на которые нельзя будет посягнуть. Тогда, ведомый этой идеей, двенадцатилетний мальчик подскочил и тут же побежал в кабинет за листком и маркером. Найдя все необходимое, он вернулся в ванную, сел возле раковины и стал писать. ! Нельзя нарушать! 1. Нельзя показывать раны. 2. Нельзя забывать об обработке ран. 3. Нельзя резать что-то, кроме рук. Эти правила звучали довольно просто и логично. И если первые два забылись довольно быстро, так как были совсем уж простыми, то последнее оставалось нерушимым законом… До прошлой субботы. Теперь же кожу бедер слегка пекло от недавних порезов. Это и были те рухнувшие границы, о которых он пытался рассказать.        Шум воды прекращается, и Эрен, уловив тишину, возвращается к реальности. Прочистив горло, он поднимается со стула и принимается нервно поправлять тарелки, приборы, салфетки — делает все, лишь бы не зацикливаться на собственных мыслях. Он вспомнил достаточно, чтобы грамотно изъясниться, больше нет нужды мучить себя.        Ривай неторопливо идет по коридору. Чистый, свежий и отдохнувший, он готов встречать новый день с полным порядком в голове. Влажные волосы холодят затылок, сквозняк приятно обдувает ступни, солнце чуть слепит глаза. Сегодня отличный день. Он неспешно заходит на кухню, где Эрен приводит обеденный стол в порядок. Увидев учителя, юноша неловко улыбается и, поправив приборы, садится на свое место. — С легким паром, — тихо бросает он. Леви в ответ благодарно кивает. — Спасибо. Ривай проходит мимо стола — к шкафам, открывает нижний, тот, что ближе к раковине, и достает из таблетницы витамины, без которых не представляет свое утро. Взяв все необходимое, он присоединяется к Эрену. Леви пробегается взглядом по столу. Еда не особо интересная, но вкусная: омлет, блины и нарезанные фрукты, что лежали в холодильнике. Довольно просто — без излишеств, но Риваю нравится. Он неспешно пододвигает к себе чай, затем выпивает таблетки — одну за другой, не торопясь, — и только после этого начинает разговор. — Насчет вчерашнего, — спокойно говорит он. Эрен, подняв загоревшийся любопытством взгляд, заторможено кивает в ответ. Лишь после этого Леви, собравшись с мыслями, начинает: — Я должен извиниться. — Признает он, чуть склонив голову. — Мне не стоило соглашаться впускать тебя, зная о своем состоянии. Было бы вежливее попросить тебя поговорить в другое время, когда я буду здраво мыслить. Надеюсь, ты не будешь держать обиду, и мы сможем обсудить все сегодня. — Он бросает мимолетный взгляд на часы. — Время, к счастью, у нас есть. Слова простые и понятные, речь собранная, подготовленная, интонации невыразительные — без лишней сбивчивости, сентиментальности. Все ровно так, как и планировал Леви. Идеально. Эрен в ответ чуть склоняет голову и заглядывает в серебристые глаза с чистым и наивным, почти детским любопытством. Однако немного погодя, вычитав в них нечто сакральное, смущенно улыбается. — И ты меня прости, — степенно кивает он. — Мне не стоило вот так… Знаешь, вваливаться без приглашения, и все такое. Ривай не может с этим не согласиться. — Верно, — он тяжело вздыхает, и Эрен тупится в пол, точно провинившийся ребенок. — В следующий раз будет лучше предупредить заранее. — Конечно, — сбивчиво бормочет юноша. — Я… Понимаю. Да. Солнечный зайчик скачет по комнате: перепрыгивает со шкафа на стол, пролетает по тарелкам и останавливается на кончике носа Эрена. Леви кажется это милым. Он слегка встряхивает головой. Собрав в кучку разбегающиеся в разные стороны мысли, он собрано продолжает: — И насчет моего имени, — холодно бросает он. Эрен, подняв вопрошающий взгляд, кивает — немного резко и суматошно. — У меня их два, — терпеливо объясняет Леви, — Ривай и Леви. Наедине можешь обращаться ко мне так, как посчитаешь нужным, но при других людях, не важно при ком, обращайся ко мне Ривай. Договорились? Он поднимает спокойный взгляд и заглядывает в изумрудные глаза, переливающиеся золотом в солнечном свете. Он путается взглядом в растрепанных каштановых кудрях, искрящихся в отблеске солнечных лучей, спускается по их каскаду к красивому лицу и цепляется за неловкую, чуть виноватую улыбку. — Договорились. Эрен не спрашивает, не настаивает на правде — соглашается с наивной простотой, не решившись выпытывать правду, и Ривай ему благодарен. Он удовлетворенно кивает и, наконец, приступает к завтраку. Леви начинает с блинов. Он аккуратно накладывает из общей тарелки себе пару штук, отрезает от одного небольшой кусок и кладет в рот. Эрен, затаив дыхание, ждет вердикта. И одной лишь крохи удивления во взгляде учителя ему хватает, чтобы почувствовать себя шеф-поваром всея мира. — Довольно неплохо, — резюмирует Леви. Это — чистая правда. В меру пышные и сливочные, сбалансированные в сахарности и солености, без противного привкуса яиц — панкейки действительно приятны на вкус. — Когда ты научился готовить? — Ривай спрашивает невзначай, толком не испытывая любопытства, но Эрен, потакая вредной привычке много болтать, в мгновение загорается. Он активно пожимает плечами. — Примерно лет в пять, — широко улыбается юноша, — когда Ханнес начал пить. Леви понимающе кивает в ответ. На этот раз в голосе Эрена нет ни злобы, ни горечи воспоминаний, радушная улыбка краше любых слов говорит о прекрсном расположении духа. Он просто сообщает интересный факт, в нем нет ни капли экспрессии, а значит, Риваю не за чем беспокоиться. Он легко пожимает плечами: — Понятно, — после чего возвращается к блинам. Эрен же в первую очередь накладывает себе омлет. Попробовав на вкус, он остается доволен. И пускай ничего нового он не узнает — омлет, как омлет, точно такой же, каким он получается всегда, — ему радостно от одной лишь мысли о том, что Леви, должно быть, понравится. Впервые за долгое время он ест с удовольствием, в умиротворенном спокойствии. — Хочу спросить, — невзначай бросает Ривай, и Эрен, на мгновение забыв о самохвальстве, суматошно кивает. — Спрашивай. Леви, однако, ненадолго задумывается, сомневаясь, будет ли уместно спрашивать о таком?.. Особенно сейчас, когда он, должно быть, знает ответ… Однако, так и не разрешив свой внутренний спор, он все же собирает в кучку всю свою вежливость и деликатно уточняет: — Почему ты не готовишь дома? Он спрашивает спокойно, без малейшего намерения во что бы то ни было докопаться до правды — просто интересуется, будто невзначай, однако Эрен, ссутулившись, мгновенно прячет взгляд. — На то есть свои причины… — Отрешенно бросает он, и Ривай, решившись чуть надавить, спрашивает: — Финансовые причины? — Леви, — холодно обрывает его ученик. Эрен вновь поднимает взгляд. В изумрудных глазах — нечто живописное и прекрасное, но мертвое, погасшее, потерявшее свою природную яркость, и сердце Ривая чуть запинается от этой картины. Он уже собирается извиниться, как Эрен все же решает расставить все точки над «i»: — Да, по финансовым причинам, — отстранено начинает он. — Да, Ханнес высылает мне недостаточно денег. Нет, я не голодаю. Нет, мне не нужна помощь. И нет, я не хочу говорить об этом. Хорошо? Он строит из себя ледяную глыбу — величавую и грациозную, полную ледяного спокойствия, однако под конец интонация чуть срывается, становится больше жалобной, нежели на безразличной. И все же Леви, отступив, мягко кивает. Он не собирается лезть туда, куда не следует. — Хорошо, — спокойно отвечает он и возвращается к трапезе. На мгновение кухня утопает в молчании. Тишина, повиснув куполом, ощущается балластом — красивой, переливающейся мраморной плитой, что сперва лишь угрожает, но со временем действительно опускается и ощутимо давит на плечи — молчание становится неловким. Нервным, неприятным, но Эрен и Леви до последнего цепляются за него, каждый по своей причине. Эрен собирается с мыслями, так как знает, о чем Ривай спросит в следующий раз. Что произошло вчера? О каких границах шла речь? Почему Эрену так срочно понадобилось выговориться? Почему ему было так важно объясниться?.. Эрен знает, как ответить на каждый вопрос, но почему-то боится. Он не знает, откуда появляется страх — он попросту обваливается на голову, придавив к полу своей необъяснимой тяжестью, и Эрен, не зная, как с ним справиться, продолжает молчать. Леви же хранит тишину, потому что видит — Эрен не готов говорить. «Оставьте меня в покое», — вот, что читается на дне изумрудной радужки. В ней скопилось все: неуверенность, боль, страх, беспомощность — невыносимая смесь горит золотыми искрами, отпугивая своей мертвизной, поэтому Ривай дает юноше немного времени подумать. Сам же он переключается на фрукты. Он любит фрукты. Так почему бы не уделить им время?        Проходит время. Мгновения тишины стремительно летят вперед, перетекают в минуты. Кружки чая и тарелки постепенно пустеют, молчание становится напряженным, точно заряженным сотней электрических разрядов. Леви сдается первым. — Продолжая тему вчерашнего вечера, — он начинает спокойно, чуть отстраненно, чтобы показать — он не станет давить. Эрен поднимает взгляд — чуть потерянный, озадаченный, наполненный пустотой в своей физической оболочке, но Ривай все же решает продолжить. — Ты пытался объяснить что-то о «границах», — неспешно говорит он. — Я не совсем понял, о чем идет речь, поэтому… Был бы рад, если бы ты объяснил. Эрен же, наконец, вернувшись в реальность, заторможено кивает. Взгляд, еще мгновение назад потерянный, постепенно наполняется осознанием, и юноша, неловко хохотнув, опускает взгляд в пол. — Было такое, — скомкано бормочет он, после чего нервно прыскает: — Из нас двоих вчера я был более неадекватным, хотя и был трезв. Угловатые плечи чуть приподнимаются, пальцы сжимают фарфоровую кружку, будто в надежде раскрошить ее на кусочки, Эрен нервно покусывает губу, и решение поднять тему вчерашнего вечера теперь кажется Риваю несколько сомнительным. Он, желая исправиться, начинает: — Если ты не хочешь… — Нет-нет! Я хочу! — Эрен перебивает учителя, сорвавшись на высокий тон. Он поднимает взгляд. В изумрудных глазах по-прежнему ничего осознанного — детская импульсивность да и только, но юноша отважно выдает ее за уверенность. — Просто это довольно неудобная тема, поэтому я немного волнуюсь! — Встревоженно вскрикивает он. — Ничего критичного, правда! Ривай бросает в сторону ученика отстраненный взгляд. Он заглядывает в изумрудные глаза с немым вопросом: «Ты уверен?..», и Эрен, закрыв рот назревающему страху, собрано кивает. «Уверен». — Что ж, — Леви устало вздыхает и откладывает приборы в сторону. — Тогда я тебя внимательно слушаю, – говорит он. Несмотря на былую решимость, Эрен вновь замолкает — совсем ненадолго, всего на минуту!.. Лишь бы выкроить последние секунды тишины, лишь бы собраться с мыслями, обдумать все, что нужно сказать, и заговорить четко и спокойно — так же, как говорит Ривай. Учитель же его не торопит. Он смиренно ждет, разглядывая обеденный стол, чтобы не смущать Эрена. Стоит сказать, стол в квартире Эрвина действительно шикарный. В форме странной кривой и угловатой фигуры, вылитый из стекла, стоящий на трех стеклянных колоннах. По бокам от него — стулья из той же коллекции. Они вырезаны из матового черного дерева, с не менее странными и угловатыми, но удобными спинками. Риваю нравится этот стол. На нем же стоит приготовленный Эреном завтрак. По двум противоположным краям стоят тарелки и приборы, в самом центре — крупный поднос с нарезанными фруктами, возле нее — блины и омлет. Чуть подальше, ближе к юноше, стоит заварник из купленного в Риме сервиза. Он белый, фарфоровый, с ребристым корпусом и изгибающимся носиком — именно тот, о котором в детстве Леви мог только мечтать. Сейчас же такой заварник стоит на его столе, но это не приносит никакой радости. Довольно иронично. — Помнишь, я рассказывал тебе про мужчину в метро? Напряженный вопрос звучит глухо, но для Леви ровный, тихий голос, что крик. Он, в мгновение скомкав собственные мысли, включается в разговор. Недолго обдумав вопрос, мужчина неторопливо кивает. — Помню. — Говорит он, чуть склонив голову. — Тот, что приставал к девушке в метро? — Да, — Эрен отвечает легким кивком, — с порезами на руках. Ривай хорошо запомнил эту историю — с нее все и началось: общение, доверие, откровения — то нечто, что можно было бы назвать дружбой, не будь они учеником и учителем. — Мгм, — Леви, отпив немного чая, согласно мычит. Отставив кружку в сторону, он неторопливо убирает пряди челки, упавшие на лоб, и, откинувшись на спинку стула, заглядывает в изумрудные глаза. — Это ведь он подкинул тебе идею порезаться? — Он уточняет аккуратно, не желая ранить, и пусть со стороны его слова кажутся грубыми, он знает — Эрен поймет. И юноша действительно понимает — грустная усмешка трогает пухлые губы. Эрен лениво пожимает плечами в ответ. — Это неважно, — бросает он. Затем замолкает: подносит к губам фарфоровую кружку и отпивает немного чая — горячего и по-настоящему вкусного (не то, что его липтон). Лишь после этого он продолжает: — В любом случае. Когда я увидел его… Меня будто осенило, понимаешь? — Начав спокойно, Эрен быстро возвращается к присущей ему экспрессии. Его взгляд по-прежнему слегка потерянный, но глаза в момент загораются, вновь приобретают свою природную насыщенность. Леви же с пониманием кивает. — С одной стороны мне жутко хотелось попробовать! Правда! Но с другой… Я будто не мог окончательно решиться. Понять, смогу ли я удержаться на плаву и не скатиться в ту же яму, в которую скатился этот чудак! — Он коротко смеется и с улыбкой заглядывает в серебристые глаза — в них он читает искреннее понимание. — Знаешь, тогда я был так напуган, что… — Эрен ненадолго замолкает, подыскивая более подходящее слово, но быстро его находит: — Что я был не готов причинять себе боль безрассудно. Мне нужны были правила, понимаешь? — Леви не понимает. Трудно искренне прочувствовать страх человека, не испытав его, однако он сдержанно кивает, решив, что искренности их общения это не навредит. Эрен же, считав его реакцию, эмоционально продолжает: — И я придумал их. Всего три пункта, но каждый из них для меня был тяжелым якорем, которым я цеплялся за реальность. Первые два отпали сами собой — в них не было ничего важного, — задумчиво бормочет он. — Всего лишь прятать шрамы и обрабатывать новые раны, ничего существенного, — неловко отмахивается юноша. — А вот третье правило было по-настоящему важным. Эрен неожиданно замолкает и, прикусив губу, тупится в пол. Первое время Ривай молчаливо ждет: отстраненно наблюдает за пустотой в глазах ученика, следит за тем, как тот нервно прикусывает губу, заправляет каштановые кудри за уши… Однако секунду тишины сменяет вторая, третья, а юноша по-прежнему молчит. И тогда Леви начинает вглядываться. Теперь он замечает вздернутые плечи, нахмуренную линию бровей, сгорбленную спину и сжатые в кулак пальцы — он видит все, но почему-то продолжает молчать. Он знает — нужно сказать что-нибудь. Попросить не торопиться, поддержать, расположить к общению, но продолжает молчать, предчувствуя неладное… Возможно, ему попросту не стоит вмешиваться сейчас?.. Кружка Эрена успевает полностью опустеть, прежде чем ученик, сникнув, прячет взгляд в ладонях и тихо вздыхает. — Не резать всего себя, — отстраненно бросает он. — Я обещал себе резать только руки. Слова простые и лаконичные, мысль выражена четко и понятно, голос холодный, почти безразличный, но Ривай чувствует глубокую боль, зарытую в ворох бесполезных букв — она здесь, совсем рядом, протянешь руку и почувствуешь ее ледяное дыхание. Она гудящая, монотонная — она ловко пробирается под кожу и, влившись в вены, разносится по телу. Ее дыхание — холод в своей физической оболочке, с каждым мгновением оно становится все отчетливее. Ривай шумно выдыхает и неосознанно сжимает чашку между ладоней. — И ты нарушил это правило. — Не вопрос — факт, не требующий подтверждения, и Эрен это понимает, и все же зачем-то кивает: — Да. Его голос становится тихим и безжизненным, он покрывается ледяной коркой, становится глухим и задушенным — из него пропадает всякое желание жить, что доселе пышело из груди юноши… Ривай чувствует, как его сердце мучительно сжимается, уловив мертвизну в звучном голосе. Он тихо прочищает горло, чуть отодвигает ворот футболки, поправляет челку, затем приборы. После восстанавливает дыхание и приводит мысли в порядок. И лишь затем спрашивает: — Это случилось на этих выходных? Эрен какое-то время молчит. Опустив взгляд на сжатые в кулаки руки, он молчаливо разглядывает костяшки, выстукивает ногой ломаный ритм по полу, однако спустя мгновение безжизненно усмехается. — Да… — Он скупо пожимает плечами. Леви неудивленно кивает. Тогда, на выходных, не в силах заснуть, он чувствовал, что что-то не так. Шестое чувство взбунтовалось: оно обратилось в зверя — дикого, голодного, неукротимого, что принялся зубами разрывать сердце на кусочки. Оно просило, умоляло, требовало, приказывало срочно забрать с консоли ключи от машины и, сорвавшись на бешеную скорость, унестись в недры Нью-Йорка — к знакомой квартире. Почему он так не поступил?.. Ривай и сам не знает. Но теперь, выяснив подноготную глубинной паники, безгранично жалеет о так и не принятом решении. — И поэтому ты не хотел общаться. — И снова сухой, лишенный любых эмоций факт, в ответ на который Эрен безжизненно усмехается: — Отчасти… Юноша сидит неуклюже: сгорбив спину, скосолпаив стопы и опустив голову, он выглядит полностью разбитым, сломленным. Однако взгляд лишает любой надежды на сострадание — он холодный, мертвый настолько, что от его вида леденеет кровь. И все же Леви не может спрятать глубокую горечь, чаном липкой субстанции разлившимся в глубине грудной клетке. — Что ты порезал? — Он спрашивает аккуратно, стараясь не давить, и Эрен неловко пожимает плечами. — Ноги… — Эрен отвечает тихо, почти неслышно, с каждым мгновением в его голосе читается все больше оборонительного холода, но Ривай не отчаивается. Он все еще старается действовать мягко и деликатно, обходя острые углы, и все же намеренно продвигаясь к цели. — Покажешь?.. — Леви спрашивает аккуратно, будто с опаской, не желая торопить или ранить. Ему важно лишь убедиться, что раны обработаны должным образом. Важно узнать, что сейчас Эрену не больно. Ученик в ответ задушено смеется: — Тогда мне придется снимать штаны, — легко пожимает плечами он. — А мы вроде… Еще не настолько близки. Шумно выдохнув, он поднимает взгляд, и Ривай забывает о том, что иногда нужно дышать. В изумрудных глазах — вся боль мира. Красивое лицо расслаблено, в его выражении отчетливо читается безразличие, губы тронуты грустной полуулыбкой, но на дне зеленой радужки — искренняя горечь. Эрен смотрит отчаянно, с просьбой помочь и оставить его в покое одновременно. В его взгляде все: и страх, и спокойствие, и боль, и равнодушие, и глубокая печаль, и безразличие… Не сдержавшись, Ривай уверенно кладет руку на стол. В ответ в изумрудных глазах золотой вспышкой взрывается удивление — оно всплескивается расплывчатыми брызгами, но стремительно впитывается в блеклую радужку и меркнет. — Дай мне руку. — Ривай не просит — требует, и видит результат — постепенно страх, было, загоревшийся в зеленых глазах, чуть тускнеет. Эрен удивленно склоняет голову. — Зачем? — Он спрашивает осторожно, будто прощупывая почву, но Ривай не слушает. — Просто. Дай. — И вновь приказ. Эрен в ответ смотрит чуть удивленно, озадаченно, но, недолго обдумав ситуацию, сдается — придвигается чуть ближе к столу и, потянувшись, кладет свою руку в ладонь учителя. Леви аккуратно переплетает их пальцы. — Пожалуйста, послушай. — Просит он и с требованием заглядывает в изумрудные глаза. Он смотрит прямо, не скрывая намерения, и Эрен чуть потерянно смотрит в ответ. — Ты не сделал ничего ужасного, — Леви начинает твердо, ни на мгновение не сомневаясь в собственных словах. — Ты никому не навредил. Твои границы по-прежнему существуют, слышишь? — Он спрашивает аккуратно, без давления, и с искренним теплом смотрит в глубокие изумрудные глаза. Эрен не верит — смотрит, сомневаясь, и нехотя кивает, но Ривай остается довольным и этим. — Хорошо, — степенно кивает он. — Ты — сильный человек, и ты справишься. И пусть сейчас ты глубоко погряз в желании причинить себе боль, твои друзья и близкие в любом случае будут рядом. Они будут любить тебя и принимать тебя любым — таким, какой ты есть, и… — Даже ты? Эрен перебивает его с ледяным спокойствием — говорит так, будто его душа не бьется в агонии. Он смотрит открыто, чуть склонив голову в любопытстве, в изумрудных глазах — ни доли доверия, однако в их глубине, на самом дне, еще теплится надежда… Леви молчит. Он знает, что нужно сказать. «Я тебя не осуждаю». «Я приму тебя любым». «Твои принципы важны для меня». Он знает, что сказать, но почему-то молчит. Проходит мгновение, второе… Молчание накаляется. Вокруг — буйство звуков: шумный рокот автомагистрали, гомон спешащих пешеходов, плач ребенка, раздающийся этажом выше, но тишина оглушает, и Ривай теряется, сдаваясь в ее плен. Эрен же, так и не получив ответа, грустно усмехается и нервно выдергивает руку из плена чутких пальцев. — Я так и знал… — Тихо вздыхает он и, поднявшись со стула, широким шагом покидает кухню. Из коридора раздается глухой хлопок закрывшейся двери.

***

Эрен. 01.24pm *видео* Эрен. 01:25pm это срочно быстро посмотри!!! Эрен откидывается на спинку кресла и удовлетворенно хмыкает, когда видит, что сообщение прочитано. Значит, Леви скоро посмотрит видео. «Быстро посмотри» или же «посмотри срочно» — буквально холодное оружие в его руках. Ривай каждый раз на него ведется. И этот раз — не исключение.

Ривай. 01:25pm Ты оторвал меня от работы, чтобы я посмотрел, как попугай умеет гавкать?

Эрен хохочет, искренне удивляясь, почему Леви можно так легко развести. Эрен. 01:26pm да именно поэтому:) Эрен. 01.26pm потому что это смешно а в твоей жизни не так уж много позитивного Эрен. 01.26pm поэтому тебе нужно иногда посмотреть на лающих попугаев Вздохнув, он разваливается на диване с кружкой кофе в руках. Прошло чуть больше месяца с их последней ссоры. Если случившееся можно назвать ссорой, конечно же. Для него это скорее было личной трагедией, а для Ривая — очередным эмоциональным взрывом неуравновешенного подростка, не более того. Эрен смирился с этим спустя две недели, на протяжении которых он не появлялся в школе ни разу и постоянно отказывал Леви в ответ на предложение заехать к нему в гости. Ему нужно было время успокоиться и подумать, принять ситуацию. В конце концов, он пришел к выводу, что понял учителя. Леви нельзя было осуждать за его реакцию. То, что Эрен нарушил свои же принципы — верх стыда, и он это понимал. Так что нет ничего удивительного в том, что Ривай осуждал его. Это… Нормально. Естественно. Из мыслей его вырывает новое сообщение.

Ривай. 01.27pm В жизни еще ни один попугай не поднял настроение. Ни лающий, ни мяукающий, ни говорящий. Так что не утруждайся.

Ривай. 01.27pm Лучше займись уроками. Ханджи снова жаловалась, что ты не подготовился к семинару. Почему я должен стоять, как провинившийся ребенок, и отчитываться перед своей сумасшедшей подругой по твоей вине?

Ривай. 01.27pm Чтобы больше такого не было.

Эрен снова смеется, когда печатает ответ. Эрен. 01:28pm а иначе что? Эрен. 01.28pm накажешь меня? Сперва он хочет написать что-то вроде «да, накажи меня, папочка», но быстро стирает набранное. Не хватало еще, чтобы Леви ударил инсульт.

Ривай. 01.29pm Наказывать тебя я не стану. Но я буду крайне зол. А меня, поверь, лучше не злить.

Ривай. 01.29pm Я могу совершать необдуманные поступки.

Эрен хохочет сильнее прежнего. Эрен. 01.30pm ойойой напугал Эрен. 01.30pm и что ты сделаешь? Эрен. 01.30pm например будешь бить меня с каменным лицом?

Ривай. 01.31pm Нет. Например, внезапно выяснится, что твой уровень итальянского крайне плох. И мне придется задавать тебе кучу дополнительного задания на дом, чтобы у тебя получилось догнать одноклассников.

Эрен, побелев, перестает смеяться. Раньше такое сообщение лишь сильнее раззадорило бы его, однако в контексте нынешнего времени оно пугает до чертиков. Все дело в том, что за прошедшее время многое изменилось. Эрен стал более ответственным. Теперь по выходным у него еженедельная уборка, по будням утром — школа, уроки, на которые он не опаздывает, а вечером — домашнее задание. На время занятий из ушей пропали наушники, свой любимый капюшон он спускает сразу же, как учителя заходят в класс. Он внимательно слушает, что говорят педагоги, конспектирует новый материал, а после повторяет его дома. В свободное от уроков время он подрабатывает в ресторане официантом, благодаря чему в его доме теперь есть еда, интернет, горячая вода, отопление и свет. В общем, он менялся на глазах. Не изменилась лишь тяга к мазохизму. Изрезанные руки он оставил в покое, чтобы старые раны успели затянуться. Зато на его ногах теперь — бесконечный кровавый лабиринт, выстроенный из отекших шрамов. И пусть Леви осуждает его. Пусть его осуждают его друзья, одноклассники, учителя, врачи — да кто угодно! — ему плевать. Он будет делать то, что считает нужным.        Ах да. Влюбленность в учителя тоже не изменилась. Эрену кажется, она растет с каждым днем. Сперва, в день осознания — тогда, когда он застал Леви пьяным, — влюбленность казалась небольшим бутоном, зародившимся прямо в груди, в его сердце. Со временем же она разрослась в крупные кусты пионов с сотнями распустившихся благоухающих цветов. Случайный взгляд, холодный или заботливый — не имеет значения. Тихий вздох. Точеные, элегантные движения. Низкий голос. Бархатистый тембр. Манеры. Все это складывалось в одну идеальную картину, что с каждым днем обрастала новыми деталями. И именно в эту картину он был безнадежно влюблен. Телефон коротко вибрирует, оповещая о новом сообщении.

Ривай. 01.33pm Надеюсь, ты так сильно испугался, что не отвечаешь. Потому что если ты вдруг снова захочешь игнорировать меня без предупреждений, я прибью тебя той же книгой, что ты мне подарил. Можешь готовиться.

Встряхнув головой, Эрен быстро приходит в себя и печатает ответ. Эрен. 01.33pm ладно скажу честно я немного испугался Эрен. 01.33pm но только немного так что не обольщайся Он ожидает ответ, размеренно попивая кофе. В общем-то, приходит он довольно быстро.

Ривай. 01.34pm Закрыли тему.

Ривай. 01.34pm У меня для тебя важная новость.

Эрен заинтересованно вскидывает брови. Эрен. 01.35pm какая же? Эрен. 01.35pm Ханджи снова завела шиншиллу? Он тихо хмыкает, крайне довольный своим сарказмом. К слову, он не мог не научиться данному искусству. Все потому что у него был лучший учитель. Леви. Который в скором времени отвечает.

Ривай. 01.35pm Нет, все не настолько плохо. Если бы она притащила в дом новое зверье, тебе бы она рассказала первее меня, поверь.

Эрен. 01.35pm тогда что?

Ривай. 01.36pm Директор сегодня отчитывал меня за твою успеваемость.

Ривай. 01.36pm Поэтому у тебя теперь новый репетитор по итальянскому.

Эрен в удивлении вскидывает в брови. Леви решил нанять ему репетитора? Без его ведома? Он это серьезно?.. С недовольством прочистив горло, он пишет ответ. Эрен. 01.36pm серьезно? и кто это? Каждое его слово — сплошная претензия. Обоснованная претензия. Во-первых, перед принятием такого решения Леви должен был хотя бы посоветоваться с ним. Во-вторых, Эрен не позволит учителю платить за него, а сам рассчитаться с педагогом он не сможет. Ну и в-третьих, Эрену и даром не сдался репетитор по итальянскому. Однако ответ учителя быстро расставляет все по своим местам.

Ривай. 01.37pm Я.

Эрен забывает, как дышать, едва не поперхнувшись кофе. Претензий больше не остается.

Ривай. 01.37pm Поэтому по понедельникам, средам и субботам я буду забирать тебя с работы.

Ривай. 01.37pm Будем заниматься у тебя дома, по полтора часа.

Ривай. 01.37pm Думаю, так ты через три месяца догонишь своих одноклассников и сможешь сдать выпускной экзамен.

Эрен начинает сомневаться, не умер ли он, потому что сейчас он явно в раю. В самом настоящем раю, в котором он сможет проводить с учителем на четыре с половиной часа в неделю больше. Он печатает ответ дрожащими пальцами. Эрен. 01.38pm окей Эрен. 01.38pm только у меня будет просьба Наверное, он обнаглел в край, однако попробовать стоит. Ривай отвечает довольно быстро.

Ривай. 01.38pm

Что ж, я тебя слушаю.

У Эрена от волнения начинает болеть голова. Эрен. 01.39pm по воскресеньям ты тоже будешь забирать меня с работы Эрен. 01.39pm и мы будем тусоваться у тебя Эрен. 01.39pm смотреть фильмы болтать все такое Эрен. 01.39pm потому что в другом случае я сойду с ума Эрен. 01.39pm я еще не настолько хорошо себя чувствую чтобы учиться сутками Эрен. 01.39pm *без отдыха в прошлом сообщении забыл написать: ( Ожидая ответа, он застывает, не двигаясь и едва дыша. Эрену кажется, каждая его клетка начинает дрожать от волнения. Это волнение несколько отличается от привычного. Оно трепетное, приятное, теплое — оно ощущается вязкой патокой, разлившейся в груди. Так что, стоит телефону коротко завибрировать, Эрен тут же кидается читать ответ.

Ривай. 01.41pm Хорошо.

Сразу за первым сообщением приходит второе.

Ривай. 01.41pm Однако ты будешь уезжать в восемь вечера, не позже.

Ривай. 01.41pm Больше никаких ночевок.

Трепетное волнение возвращается, на этот раз без весомой причины. Не выдержав, Эрен подскакивает с дивана с кружкой в руках и делает сразу три больших глотка, после чего оставляет кружку на столе и быстро печатает ответ. Эрен. 01.42pm окес Эрен. 01.42pm меня устраивает Эрен. 01.42pm а то завтраки у нас как-то не удаются ХD Минута молчания кажется Эрену вечностью. Однако даже у вечности находится конец.

Ривай. 01.43pm Я солидарен. Поэтому, раз тебе так хочется, будем видеться, но встречи не будут долгими.

Эрен широко улыбается, пока печатает ответ. Эрен. 01.43pm будет что-то вроде ваших посиделок с Ханджи? Эрен. 01.43pm дружеское общение? Эрен. 01.43pm меня устраивает такой вариант:) Ответ приходит сразу же.

Ривай. 01.44pm Мы не друзья. Не радуйся слишком сильно.

Эрен вновь хохочет и откладывает телефон на стол, мечтательно улыбаясь. Этот месяц определенно поменял их обоих.