E non ti interessa? (Разве тебе не все равно?)

Эрен сидит в баре в полночь. Совершенно один, без какой-либо даже самой скучной компании, в совсем дремучем районе Нью-Йорка — в часе езды от его дома, и он совершенно точно, бесповоротно пьян вдребезги. Как он это понял? Довольно просто. Достаточно было лишь, поднявшись со стула, сразу же сесть на пол. На то было две причины: слабость в ногах, не позволяющая сделать ни шага в сторону, и головокружение, заглотившее его ошеломительной волной. Объединившись, эти самые две причины заставили упасть в грязь лицом, а точнее — распластаться на полу бара под угнетающим хохотом пьяниц вокруг, за которым последовали едкие аплодисменты. После, когда хуже, казалось, быть не могло, Эрен попытался встать самостоятельно. Это было равносильно прыжкам по граблям после мощнейшего удара в лоб. Конечно же, он упал во второй раз. На этот раз куда ничтожнее и громче. Толпа избавила его от ажиотажа — все были слишком увлечены своей выпивкой и собеседниками, никому больше не было дела до клоуна, потешающего публику нелепыми падениями. Лишь один человек обратил на него внимание — тихий пьяница в углу, который, сжалившись, помог Эрену сесть на место. Так что да, Эрен был абсолютно точно пьян в край. Он едва мог сфокусироваться на чем-то: голова кружилась настолько сильно, что вместо одного горе-бармена Эрен видел двух. Тело потряхивало от большого количества адреналина, руки и ноги мелко тряслись в приступе нервоза, сознание же, казалось, устроило бунт. Мысли и чувства наперегонки стали закручиваться в воронку, постепенно утягивающую Эрена из реальности. Все, что осталось в голове — бредовые идеи, домыслы, непонятные предположения и эмоции — ворох бесконечных эмоций, атаковавших с особой силой. Эрен устало вздыхает и, положив голову на барную стойку, очерчивает кончиком пальца край тумблера для виски. Он невыразительно мямлит что-то, сам не разбирая, что именно, и окончательно уходит от реальности. Вместо того, чтобы стараться хоть немного протрезветь, Эрен кое-как достает из бумажника четыре доллара и кладет их на стойку, жестом попросив бармена налить ему еще выпивки. Мужчина же, устало вздохнув, выполняет просьбу и возвращает Эрену наполненный тумблер, после чего продолжает отстраненно натирать бокалы. Эрен делает крупный глоток — виски приятно обжигает горло. Он чуть жмурится. Мышцы под действием алкоголя, наконец, расслабляются. Напряжение сходит на нет, забирая с собой зажатость и стеснительность. На мнение окружающих становится наплевать. Впрочем, как и на свое собственное. Эрен перестает задумываться о том, что делает и что чувствует. Остаются лишь оголенные мысли — их целая стая, которая, стоит обороне чуть ослабнуть, атакует сознание. Вместо связанной логической цепочки остаются лишь трепетное волнение и ворох воспоминаний. О детстве. Например, о Ричарде — о самом умном и ласковом лабрадоре из всех, с шелковистой белоснежной шерстью и добрыми карими глазами. О том, как Эрен, будучи еще совсем ребенком, бегал с другом по парку наперегонки. О том, как Эрен обучал щенка командам, и о том, как Ричард с удовольствием их выполнял, после чего радостно вилял хвостом и лаял так громко, что закладывало уши. Или о тех редких днях, когда Ханнес возвращался домой трезвым. В один из них дядя принес домой несколько досок и набор столярных инструментов. Тогда весь вечер они провели вместе: Ханнес мастерил самодельную тумбу в ванную комнату, а Эрен бегал вокруг него с радостными воплями поддержки. Тумба вышла отличная — ей сразу же нашли применение. Ее поставили напротив раковины, в углу, в нее Ханнес сложил игрушки Эрена, с которыми малыш обожал играть в ванной. И Эрен на мгновение забывает о том, что теперь в этой тумбе лежали его ножи и лезвия. Сейчас это совсем неважно. Он вспоминает о подростковом возрасте — о редких хороших моментах. Как, например, о его первой поездке на байке. Тогда ему только исполнилось четырнадцать. В том самом буйном подростковом возрасте он делал все, что только хотела его гулящая душа: завязывал драки, напивался до беспамятства, лез вперед всех, соглашаясь на любой экстрим, то и дело попадал под влияние дурных компаний. В одной из таких он познакомился с Ноа — с безбашенным шестнадцатилетним парнем, которому было ни по чем мнение общества и закон. Он делал все, что хотел, не оглядываясь на последствия, чем заслужил бесконечное уважение Эрена. Они быстро сошлись на почве общей жизненной философии и крепко подружились. И когда Ноа угнал у кого-то мотоцикл, поездка на нем стала лишь вопросом времени. Впрочем, долго ждать не пришлось — Ноа одним из первых рассказал об этом Эрену. Ему же первому оказали честь прокатиться на железном коне. Эрен согласился, не думая. Он никогда не забудет ворох чувств, который испытал в тот момент. Казалось, в мгновение за его спиной не осталось ничего — ни счастья, ни горя. Никаких проблем и рутинных мелочей. В его груди было одно — волнительное, трепетное счастье, чувство безграничных возможностей, полной свободы. Он чувствовал себя птенцом, впервые раскинувшим крылья, первым человеком, кто познал истинный вкус свободы. Он летел — в прямом смысле, не задумываясь ни о чем. Тогда он впервые за долгое время почувствовал себя живым… Потрясающее чувство. Казалось, его сердце совершило вылазку куда-то в область горла, оно ревело в такт мотору байка. Колеса гудели, терлись об асфальт с гулким шорохом, и Эрен чувствовал, как этот звук усладой затекал в уши. Кроме него не было слышно ничего — ни криков Ноа, ни ора собственных проблем. Осталась только свобода… Эрен старается выбросить из головы, что чуть позже Ноа разбился на этом же мотоцикле. Он тяжело вздыхает и делает еще один глоток. Воспоминания напирают с натиском. Эрен охотно сдается. Он вспоминает настоящее время, себя самого в данный момент, разбитого и счастливого одновременно. Эрен думает о том, как прекрасно прошел сегодняшний день. Была суббота. Первую половину дня он провел за уборкой и подготовкой к уроку с Леви. Вторая половина прошла за самим занятием и легкой, непринужденной вечерней беседой, за которой они успели обсудить все: от банальностей вроде оценок до личных тем. Ривай впервые рассказал что-то о себе. И пусть это произошло только после устроенной Эреном истерики а-ля «я тебе доверяю все, а ты мне — ничего», все в этом роде. И все-таки трюк удался. Леви, наконец, стал открываться в ответ. Он рассказал, что из детского дома его забрал какой-то родственник, он же увез его в Италию, потому что работал в Риме. Рассказал о том, что обожает чай и всей душой ненавидит горький шоколад. Поделился своими переживаниями о том, что Ханджи вот-вот уйдет жить в лес — настолько окрепла ее любовь к «зверью». Они вместе посмеялись над тупостью образовательной системы и после еще час спорили о том, нужно ли получать высшее образование. Позиция Эрена была банальная, но правдивая — больше половины американцев спокойно живут без высшего образования, и он сможет. Позиция Леви была еще банальнее — высшее образование необходимо. Почему и чем оно пригодится, он объяснять не стал, поэтому Эрен остался при своем мнении. После дебатов, Ривай собрался и ушел, и пусть он всячески это отрицал, Эрен видел, что уходил он с неохотой, то и дело продолжая беседу новым витком. И это грело измученное сердце. Однако сразу же, стоило учителю уйти за порог, на Эрена градом обрушились бесконечные вопросы о самом себе, о том, что он чувствует. Поэтому, быстро собравшись, он приехал сюда, к черту на кулички, в жутковатый хипстерский бар на окраине города. Все, чего ему хотелось — заглушить вопящее подсознание, сбежать от реальности, погрязнув в алкоголе. И пока у него получалось. Эрен вновь тяжело вздыхает и делает крупный глоток. Тумблер опустел почти на половину, что его ужасно расстраивает. Он поднимает стакан и чуть вращает его, создавая воронку. Виски карамельным всплеском омывает стенки стакана, оседая крупными каплями… «Красиво». Эрен делает еще глоток и, сморщившись, кладет голову обратно на барную стойку. Воспоминания вновь утягивают его с головой. На этот раз они несколько… Необычные. В памяти яркими вспышками сверкают образы: дорогое серое пальто, строгий черный костюм, белоснежная рубашка, узкие джинсы, свободные слаксы и хенли, черный пуловер и флэты, угольные волосы, бледная кожа, серебристые глаза… Строгий взгляд, чуть поджатые губы, тонкие, нахмуренные брови. Идеальная осанка, статно опущенные плечи, расслабленная поза, нога, закинутая на ногу. Сильные, очерченные предплечья, аккуратные запястья, скульптурные пальцы, сжимающие тонкую дужку очков. Длинные ноги, поджарые икры, чуть округлые бедра. Он вспоминает все и сразу — так, что во рту мгновенно пересыхает. Эрен делает еще глоток виски — нервный, жаждущий. На этот раз алкоголь не помогает избавиться от мыслей — лишь добавляет им красочности, что делает только хуже. Эрену хочется взвыть. Но вместо этого он вновь возвращается к мыслям. Возвращается к воспоминаниям. Первый день их знакомства. Эрен снова видит тот мрак, в котором находился годами до их первой встречи, вспоминает свое нахальство и грубость, с которыми он отвечал учителю на логичные вопросы. Реакция Леви же спокойная и невпечатленная, почти холодная. Перед глазами всплывает его образ, злобный взгляд, ему кажется, он слышит слова: «Попрошу передать твоим родителям приглашение на встречу в восемь вечера в этом же кабинете. Обсудим с ними наши с тобой разногласия». Он вспоминает интонацию и точь-в-точь воспроизводит ее в своей голове… Сейчас он вспоминает о том дне с улыбкой, несмотря на бурю боли в прошлом. Единственное, о чем он думает, так это о том, каким же он был придурком. И на этом все. Мыли отходят на второй план, когда Эрен опустошает тумблер и вновь подталкивает его к бармену. Еще четыре доллара исчезают в кассовом аппарате. Вскоре к Эрену подъезжает наполненный стакан, и он остается этим доволен. После крупного глотка виски, Эрен вновь устраивается на барной стойке и, прикрыв глаза, забывает о реальности. На этот раз на место воспоминаний вновь напрашиваются вопросы. Что все-таки с ним происходит? Почему он не может дать «этому» название? Почему одних лишь слов учителя хватило, чтобы разбить его веру в искренние чувства на мелкие кусочки? Почему до, прежде, чем он подслушал разговор Ривая и Ханджи, он решил, что влюблен? Что послужило этому? Как он это понял? Основываясь на чувствах? На чувствах, которым теперь не мог дать названия? Что именно его натолкнуло на мысль о влюбленности? То трепетное волнение? Радость новой встречи? Желание всегда быть рядом, не отходить ни на минуту? Или тяга узнать о Леви все, что тот позволит?.. Бред какой-то. Разве дружба не подразумевает то же самое?.. Но Эрен не мог сказать, что они с Риваем друзья — для этого не было никаких предпосылок. У них никогда не было и вряд ли будет такое же общение, как у Леви с Ханджи. Так с чего бы им быть друзьями?.. При этом и влюбленными они не были. По крайней мере Ривай точно не был, а Эрен… Он и сам уже не знал. Устало вздохнув, Эрен делает еще глоток виски. Карамельный вкус ласкает язык, чуть обжигает горло и приятным теплом разливается в груди… Эрен блаженно закрывает глаза. Чуть подумав, он решает мыслить от обратного. Допустим, он точно не был влюблен. В таком случае, стал бы он вести себя так глупо? Стал бы настолько доверять одному человеку, который может, как и все остальные, отвернуться от него? Стал бы доверять после того, как Леви сказал ему отправиться к психиатру?.. Точно нет. Стал бы он постоянно искать встречи? Стал бы тратить все силы, уйдя с головой в учебу и работу? Привил бы себе привычку убираться каждые выходные и готовить каждый вечер — лишь бы Ривай знал, что он в безопасности, и не переживал за никчемного ученика?.. Вряд ли. В конце концов, стал бы он вообще задумываться о влюбленности, не будь у него на то причины?.. Эрен тихо хнычет, ударяясь лбом о барную стойку. Он не вынесет ни доли секунды больше раздумий. Не выдержав, в порыве внезапного отчаяния, он достает телефон. Раз думать он больше не может, остается лишь одно — спросить совета у человека, которому он доверяет больше всего. Пьяный взгляд с трудом фокусируется на дисплее, дрожащие пальцы набирают вместо сообщения какую-то чепуху, состоящую из случайно попавшихся букв, поэтому Эрен идет на крайние меры. Перейдя в контакты, он легко находит нужный — в его телефоне всего пять номеров, остальные он удалил уже давно. Самый важный из них наверху, добавленный в избранное. Поэтому найти его — простая задача, с которой Эрен быстро справляется. Не раздумывая ни минутой больше, он уверенно нажимает на зеленую трубку и, убедившись, что вызов начался, прикладывает телефон к уху. Он так и лежит на барной стойке, не в силах даже дойти до туалета, чтобы поговорить там. Да и какая разница — в баре никому нет дела до него. Поэтому Эрен, не стесняясь, остается в главном зале бара, прямо за стойкой. И ему совершенно плевать, кто и что о нем подумает. Главное — дозвониться. Главное — спросить, рассказать обо всем, что он чувствует, и спросить совета, искреннего и мудрого — такого, каким его мог обеспечить только один человек. — Эрен?.. — Голос учителя, как всегда, спокойный и чуть отстраненный, будто скучающий. Эрен глупо улыбается в ответ. — Леви. Он сомневается, что говорит членораздельно — в конце концов, шесть тумблеров виски не могли так быстро выветриться, но он по крайней мере может говорить, что уже несказанно его радует. — Все в порядке? — Ривай спрашивает осторожно, будто с опаской. — У тебя странный голос. Эрен в ответ громко хохочет — так, что некоторые посетители бара оглядываются в его сторону, но ему плевать. Он смеется громко, открыто, искренне, и его нисколько не волнует мнение окружающих. — Эрен?.. — Леви спрашивает чуть более напряженно, что, наконец, помогает Эрену прийти в себя. — Да-да, все хорошо, — он говорит так четко, как только может. — Мне просто вдруг… Захотелось поговорить, знаешь? И ты был единственным, с… Ну… С кем мне захотелось говорить о таком, поэтому… Я… Ну… Собственно, позвонил. В ответ — тишина. Молчание длится добрые десять секунд, если не больше, и Эрена это начинает напрягать. — Ле-е-ви-и-и-и, — он тихо хихикает. — Земля вызывает Ривая. Прием! — Он громко икает. — Как слышно? Прием! В ответ — вновь тишина, и Эрен не может сдержаться, начиная вновь тихо хихикать. Ему шутка кажется просто гениальной, однако учитель явно не разделяет его мнение. — Эрен?.. — Учитель спрашивает аккуратно, но с куда меньшей опаской, чем минуту назад. — Я здесь! — Ты пьян?.. Эрен удивленно моргает, не понимая, как его так быстро раскусили. Он недовольно морщится, списав все на глупую шутку. В конце концов, говорит он довольно трезво, так что… Во всем виновата тупая шутка. Определенно. — Есть чутка, — тихо хихикает он. — Но не тебе меня судить! Я-то знаю, что ты тоже любитель!.. Только ты… Пьешь этот… Как его… Портвейн, точно! А я пью виски! Кстати, довольно вкусный… Я могу привезти тебе, если что, здесь вроде продают бутылки, так что… — Эрен, — учитель перебивает его строго, сердито, и Эрен потерянно замолкает. — Где. Здесь. Ривай говорит с плохо скрываемой злобой, каждое его слово — новая волна, захлестывающая с головой и полностью убивающая хорошее настроение. — Не скажу, — обиженно бормочет Эрен и делает еще глоток виски в знак протеста. — Это вообще не твое дело. — Эрен Йегер. — Леви едва ли не рычит в ярости. — Где. Ты. Находишься. — Да тебе-то что… — Адрес. Живо. Эрен обиженно замолкает. Хорошее настроение портится в момент. Расстроившись, Эрен кладет трубку, пробормотав себе под нос что-то вроде: «Да и пошел ты». Из-за всплеска обиды он сперва забывает, зачем вообще стал звонить Леви так поздно. Воспоминания намертво блокируются заполонившим сознание виски, любые предположения отлетают в сторону по той же причине. Какое-то время Эрен сидит, — а точнее лежит на барной стойке, — размышляя о тщетности бытия. В его голове — ни одной мысли или идеи, пустыня с редкими перекати-поле, вроде: «Какой он упрямый» или «Почему нужно постоянно ругаться?». И все же воспоминания возвращаются, стоит только телефону ожить. Глянув на экран, Эрен сразу же цепляется взглядом за родное имя и быстро вспоминает, что к чему. Поднявшись с барной стойки, он подпирает голову рукой и во всеоружии принимает вызов. — А-а-але. Он вновь не может сдержать улыбку. Ривай же выдыхает в трубку — резко, будто озлобленно. Эрен с легкостью представляет себе выражение любимого лица: суровое, чуть хмурое, крайне недовольное. — Эрен, я клянусь тебе, рано или поздно я… — Как понять, что ты влюблен? Эрен перебивает Ривая, зная, что за это ему ничего не будет. Леви далеко — за два часа езды от него, он никак не сможет ни отвесить подзатыльник, ни приструнить взглядом. Все, что ему остается — тихо и недовольно бухтеть в трубку, а Эрена это никак не могло запугать. Он уже не раз слушал проповеди по телефону. И все же в ответ — тишина. Мертвое, безэмоциональное молчание, которое Эрен не смог бы описать даже в трезвом виде, не то что сейчас. В мыслях — беспробудный хаос и веселье. В сознании не остается ничего трезвого и разумного — лишь пьяная безмятежность. Поэтому Эрен без раздумий продолжает: — Просто я… Ну вроде как, кажется… Влюбился?.. Или нет. Я теперь сам не знаю… Просто… Чувствую что-то… — Он икает. — Вот. И это что-то так… Похоже на влюбленность, но… Но я не то чтобы… Прямо уверен-уверен. Просто есть… — И вновь. — Типа предположение, вот. И мне, ну… Интересно и важно понять. Во-о-от… Поэтому я решил… Типа спросить. Совет. — Он уверенно кивает в подтверждение своим словам. — Совет. Точно. Мне нужен… — Он снова икает. — Совет. Вот. Выговорившись, Эрен, наконец, замолкает, будучи полностью удовлетворенным своим подробным и красочным объяснением. По крайней мере сейчас, когда он полностью подвластен алкоголю, его крайне радует своя складная речь и подробное объяснение собственной проблемы. Да, Эрен определенно горд собой, как никогда прежде. Ривай же в ответ вновь молчит. Тишина предоставляет Эрену целое поле для полета фантазии. И он полностью отрекается от реальности, погрузившись в предположения. Эрен представляет, как учитель задумчиво хмурится — так же, как он хмурится во время чтения. Представляет, как серые глаза загораются интересом, как серебро в них, расплавившись, переливается в свете ночника. Представляет, как Леви чуть прикусывает губу в раздумьях, как он, забывшись, очерчивает пальцами скулу, подбородок, как он поправляет волосы. Эрен не знает, надел ли Ривай очки, но представляет, как учитель снимает их и чуть прикусывает дужку, погрузившись в собственные мысли… Эрен мог бы представлять Ривая вечность — и ее бы было мало. Леви же, наконец, выдыхает — устало, с непониманием. — Ты позвонил для того, чтобы спросить? — Он спрашивает по-прежнему холодно, однако спокойствие в его голосе обретает нотки тепла — Эрен ни с чем их не перепутает. Он вновь широко улыбается. — Ага! Эрен, не сдержавшись, вновь хохочет — громко и искренне, не замечая никого вокруг. Леви же вновь вздыхает. Эрену определенно нравится эта его фишка — вздыхать в любой ситуации… Да. Это безумно мило. — Эрен, это очень непростой разговор, — Ривай отвечает устало, вымотано, что быстро стирает улыбку с лица Эрена. — И это разговор точно не для пьяного человека. Давай мы обсудим все утром? Расстройство, накатившее крупной волной, окатывает Эрена ушатом ледяной воды. От радостной улыбки не остается и следа. — Утром?.. — Он спрашивает будто обиженно, с явным недоверием, на что Ривай сразу же отвечает: — Да, утром. — Он говорит уже не так разбито, почти собрано. — Я заеду за тобой, где бы ты там не находился, мы поедем к тебе домой, ляжем спать, проснемся, позавтракаем, а потом обязательно поговорим, хорошо? Леви спрашивает аккуратно, не давит, будто с надеждой, и Эрен ничего не может с собой поделать — порой Ривай вертит им, как хочет, а он, влюбленный дурак, не способен устоять и всегда ведется. Обиженно сжав губы, Эрен какое-то время молчит, не желая сдаваться так быстро. Ривай же вновь вздыхает. — Я прошу тебя, Эрен, — Леви просит искренне, с безграничной усталостью в голосе, — назови мне адрес. Я приеду так быстро, как смогу. Обещаю. В ответ, не выдержав, Эрен вновь роняет голову на барную стойку, больно стукнувшись о мраморную плиту лбом. И все же он не может сопротивляться. Не тогда, когда учитель говорит так. Устало. Разбито. С искренней просьбой. Эрен тяжело вздыхает и залпом осушает тумблер. Он называет адрес.

***

Ривай, проверив тесты средних классов, уже собирался ложиться спать, когда телефон внезапно зазвонил. Имя ученика высветившееся на экране, напугало не на шутку — волна воспоминаний, нахлынувшая одномоментно, отнесла его на две недели назад, к тому дню, когда за одной лишь просьбой о помощи скрылся кровавый ад. Поэтому он поднял трубку без сомнений, готовый вот-вот сорваться к ученику домой. И все же на другом конце провода его ожидал не истерический плач на грани нервного срыва, а счастливый, по-пьяному радостный голос, беззаботный и искренний смех. Сердце, упавшее камнем, возродилось вновь, вот только Ривая такие качели не устраивали — он решил, что прикончит ученика на месте, как только доберется до него — столько злости в нем вызвало пьяное камео. Однако, когда злоба, было, превысила грань нормы, Эрен внезапно задал вопрос — роковой, злорадствующий над его, Леви, незнанием. В груди противно кольнуло — это сердце, обернувшееся неотесанным куском льда, царапнуло по ребрам. «Как понять, что ты влюблен?» Леви не знал ответа. Поэтому он, потакая безмерной усталости и нежеланию выдавать свою слабость, умело замял тему, пообещав Эрену поговорить позже в надежде лишь на то, что утром ученик забудет об истинной причине звонка. Договорившись с Эреном поговорить утром, он узнал адрес и тотчас же положил трубку. Быстро накинув на плечи пальто, Ривай вышел из дома и, сев в машину, мгновенно набрал скорость, всячески отмахиваясь от стаи назойливых мыслей. До бара Ривай доезжает нескоро: собирая по пути все пробки и красные светофоры, он еле плетется по переполненным трассам. И все же спустя два часа он здесь — возле бара с ублюдочной вывеской «НеБарная история». Ривая воротит от одного лишь названия, ему совершенно точно не хочется заходить внутрь, однако ему приходится закрыть глаза на тошнотворное чувство, скрутившееся клубком внизу живота. Чертыхнувшись про себя, Леви заходит в бар. Эрена он замечает сразу же — тот безвольно распластался на барной стойке с тумблером, полным виски, в руке. Не медля, Ривай спешно подходит к ученику и с силой вырывает стакан из его рук. Казалось, мирно спавший Эрен тут же продирает глаза и смотрит на него с искренней злостью — Леви отвечает ему тем же. Эрен же, обретя бесстрашие, грозно выпрямляется и смотрит на учителя недовольным взглядом сверху вниз. Однако все его недовольство гаснет сразу же, стоит Риваю отвесить ученику крепкий подзатыльник. — Ауч! — Эрен вскрикивает, закрыв затылок рукой. — Больно вообще-то! В его взгляде — ни грамма трезвости. Только туманная алкогольная пелена и полная пустота в зеленой бездне. Ривай же в ответ решительно убирает руку Эрена с головы и отвешивает второй подзатыльник — еще сильнее и крепче. Эрен протестующе вскрикивает в ответ. Взгляд ученика загорается злобой. — Хватит драться! — Он кричит, не обращая внимания на удивленные взгляды зевак, сидящих неподалеку. — Блядь, ну и тяжелая у тебя рука, — Эрен икает, — что сказать… Ривай же его не слушает. Схватив ученика за шиворот, он стаскивает пьяное тело с барного стула и, не обращая внимания на протестующее бормотание, уводит Эрена прочь. Он почти не замечает заинтересованные взгляды посетителей бара, провожающие непутевую парочку. Доведя Эрена до машины, Леви открывает пассажирскую дверь и с силой запихивает сопротивляющегося ученика в салон автомобиля. С трудом усадив его на пассажирское сидение, Ривай пристегивает Эрена, регулирует силу натяжения ремня и, убедившись в том, что ученик доедет до дома в полной безопасности, захлопывает дверцу, не в силах больше слышать неразборчивый пьяный лепет. Он быстро обходит машину и садится в водительское кресло. Пьяные бредни принимаются насиловать его уши с новой силой. — Леви, ты ведешь себя… — Эрен снова икает. — Некрасиво… Вот так брать и… И воровать людей из бара это… Это просто ужасно! Как ты можешь так поступать со мной, а?! Ривай еле сдерживает едкий смешок. Он в последний момент вспоминает, что злому человеку не положено веселиться, и напускает на себя суровый вид, после чего, не отвечая невменяемому Эрену, плавно выжимает педаль газа. Ученик же не унимается. — Ты думаешь, можешь крутить мной, как захочешь?! Так вот! Это не так! — Зеленые глаза загораются искренним недовольством, но Ривай не успевает сказать ни слова, когда злоба во взгляде сменяется безграничной теплотой. — Хотя нет, ты можешь, — Эрен вздыхает тихо, с обожанием, после чего вновь икает. — Ты такой красивый… Тебя хочется слушаться. Ривай запрещает себе закатывать глаза. Он лишь бросает взгляд, полный недовольства, в сторону ученика и затем вновь устремляет все свое внимание на дорогу. — И вообще, ты замечательный, — Эрен бормочет совсем тихо, откинув голову на кресло и прикрыв глаза. Он вновь икает. — Потому что… Ты такой невероятный, понимаешь? Типа… Ты вообще ни на кого не похож, вот. Ты весь такой… Статный, важный… Идеальный, как ебаный бог! Ривай хочет влепить еще один подзатыльник, сам не понимая, за что конкретно: за ругательство или за богохульство; однако вовремя решает оставить руки на руле. Эрен же, забывшись, вновь увлекется беседой с самим собой. — Так вот, о чем я, — задумчиво бормочет он. — Ты… Типа совершенство, сечешь? — Эрен смотрит на учителя с искренним любопытством, однако, не получив никакой ответной реакции, вновь ударяется в монолог. — Ну, и я, ну… Ну… Ну про-о-осто не могу устоять. Вот. — Он мечтательно вздыхает и, повернувшись лицом к учителю, с пьяной улыбкой заглядывает в серебристые глаза. — Я иногда смотрю на тебя и… — Он вновь икает. — И не могу поверить, что… Ты типа существуешь. Кажется, что ты… Ну прямо нереальный, понимаешь? Ривай не понимает, но не решается спорить — шестое чувство подсказывает ему, что вступать в дебаты с пьяным упрямцем — гиблое дело. Эрен же, переведя дух, продолжает читать хвалебную оду: — Вот я смотрю на тебя и… И я типа каждый раз в шоке, — он говорит быстро и торопливо, отчего слова смазываются, становятся совсем уж неразборчивыми, но Леви удается уловить основную суть. — Ты просто… Ну идешь. И выглядишь… Выглядишь просто… Потрясно. — Он шумно выдыхает и, откинувшись обратно на спинку кресла, продолжает лепетать, прикрыв глаза: — Я просто наблюдаю со стороны, типа того… И каждый раз в шоке… Ты весь такой… Такой охуенный… Ну типа просто бесконтрольно, невъебически охуенный! И ведь ты не перестаешь удивлять! Каждый раз такой… Охуенный. Я уже говорил, да? Плевать. Я скажу это еще сотню раз, пока ты мне не поверишь. Ты охуенный. Ты охуенный. Ты… — Я понял, — Ривай обрывает поток нецензурщины открытым осуждением. И пусть бóльшую часть болтовни ему не удается разобрать, главную мысль он улавливает. Впрочем, Эрен надолго не расстраивается. Суматошно кивнув, он продолжает неразборчиво бормотать: — Да, ты такой же охуенный, как тот виски… — Он мечтательно вздыхает и поворачивается к Риваю спиной, улегшись на кресле. Ремень натягивается, это наверняка больно, но Эрену плевать. Он продолжает бессвязно болтать: — Или как плед… Плед тоже охуенный. Такой мягкий и нежный… Я в восторге. И от новой клумбы я тоже в восторге. — Эрен с удивлением поворачивает голову влево, заглядывая в серебристые глаза. — Я рассказывал?.. — Он спрашивает с искренним любопытством — глубоким, наивным, почти детским, и Ривай, скосив взгляд, шумно выдыхает: — Нет… — О, тогда слушай. Моя соседка снизу, миссис Уотсон, вырастила гортензии… Остаток дороги пролетает незаметно. Эрен бормочет пьяные бредни, Ривай внимательно следит за дорогой — каждый оказывается при своем деле. Поэтому ни один, ни второй, не замечают, как они уже паркуются возле дома ученика. Выйдя из машины, Ривай огибает ее и вытаскивает Эрена с пассажирского сиденья. Затем, заметив, что ученик едва держится на ногах, он перекидывает изрезанную руку через плечо и тащит Эрена вверх по лестнице. И пусть к концу маршрута ноги едва не отказывают, он остается довольным результатом. Добравшись до дома, Леви с трудом уговаривает открыть дверь и не ехать обратно в бар, чего так рьяно хочет Эрен. Как результат, спустя пару минут стойких уговоров, просьб и угроз, ученик выдыхается и покорно открывает дверь трясущимися руками. Ривай не медлит — он сразу же снимает с ученика пальто и помогает разуться, после чего ведет его в спальню. Сперва он пытается помочь юноше переодеться, но вскоре понимает, что это провальная затея и оставляет Эрена в покое. Ученик засыпает сразу же, упав плашмя на кровать. Пьяные бредни быстро стихают, сменяясь шумом ровного, глубокого дыхания, и Ривай, наконец, расслабляется… Этой ночью он не спит, глубоко зарывшись в мучительные раздумья. «Как понять, что ты влюблен?» Он не находит ответа.

***

Эрен чувствует, что его голова вот-вот взорвется. Он еще спит, когда понимает, что организм затевает восстание против него же. Виски взрываются тупой болью, живот сводит резким спазмом, мышцы ноют так, что, того и гляди, скрутятся в прочные жгуты. Во рту нестерпимо сухо, язык противно прилипает к небу. Эрен окончательно просыпается, когда вскоре звонит будильник. Телефон далеко — он лежит на тумбе, мелодия тихая и ненадоедливая, но Эрену кажется, будто вместо музыки из динамиков льется сплошной ультразвук — болезненный и невыносимый. С тихим стоном он вжимает лицо в подушку, надеясь хоть на секунду спрятаться от безжалостного воя. Сил не хватает даже на то, чтобы дотянуться до тумбы и, наконец, остановить пытку. Поэтому Эрен плотно зажимает уши руками и продолжает прятаться в недрах подушки. Проходит не меньше минуты, прежде чем мелодия замолкает. Эрен выдыхает с облегчением, так и не открывая глаз. — Доброе утро, — знакомый голос раздается будто из-под толщи воды. — Все никак не можешь проснуться? Эрен вновь стонет в подушку. — Ага… — Это все, что он может из себя выдавить. От звука собственного голоса виски взрываются новой волной боли. Обессилев, Эрен убирает руки от ушей и обнимает подушку, вдавливая ее в лицо в надежде задохнуться и побыстрее умереть — лишь бы не чувствовать протесты собственного организма. — Блять, — он выдыхает тихо, почти шепотом. — Нужно на пробежку… В том-то и дело, что нужно. Привычка пробегать пару кругов по парку — некое подобие утренней рутины, вошедшей в привычку совсем недавно. Эрен всегда, в каком бы состоянии он ни был, заставлял себя встать с кровати, собраться и отправиться в парк. Однако сегодня, видимо, придется сделать исключение. Эрен слышит тихий смешок неподалеку. — Ну да, конечно. Пробежка ведь — лучший способ избавиться от похмелья. — Учитель тонко иронизирует над его, Эрена, слабостью, на что юноша лишь может устало закатить глаза. — Поднимайся и иди в душ. Я пока приготовлю завтрак, — учитель говорит мягко, будто снисходительно, пока Эрен всячески противится идее оторвать голову от подушки. — И не забывай, кто виноват в этом твоем состоянии, Эрен Йегер. Тебя никто не заставлял напиваться веселья ради. Это последнее, что говорит Ривай. После слышатся лишь тихие шаги, уходящие вдаль. Эрен раздраженно выдыхает. — «Тебя никто не заставлял напиваться веселья ради», — едко пародирует он, после чего с силой перекатывается на спину. В глаза тут же ударяет свет, и Эрен прячет лицо в руках. Да. Так он определенно чувствует себя лучше. Насколько это возможно. Секунду сменяет минута, затем вторая. Эрен все не может подняться. Он чувствует себя так, будто вот-вот умрет. Голова гудит, тело ноет, болит абсолютно все, даже то, что болеть априори не может. Например, колени. У Эрена никогда не болели колени, даже когда он подрабатывал грузчиком в подростковом возрасте. Тогда ему приходилось тягать коробки, тяжелые мешки, бегать с неподъемными баулами по лестнице — его коленям было плевать, они чувствовали себя прекрасно. Не то что теперь. Сейчас они ноют так, что хочется взять молоток и хорошенько вдарить по ним — лишь бы боль отступила хоть на секунду. С тяжелым вздохом, Эрен убирает руки от лица и пробует открыть глаза. Сначала один, затем второй… Утреннее солнце отправляет его в нокаут — мгновенно и безжалостно. Болезненно сморщившись, Эрен пытается сесть — медленно, неторопливо, так, чтобы дух сразу же не покинул его бренное тело. «Похмелье», — думает он, — «это худшее, что придумала природа». И это факт. Он садится с трудом, стараясь сфокусироваться взглядом хотя бы на чем-то, что не будет так бешено вращаться перед глазами. Проходит не меньше минуты, прежде чем головокружение, наконец, отступает. Эрен выдыхает с облегчением. Успокоив бешено бьющееся сердце, он, чуть сожмурившись, пробегается взглядом по комнате. Шторы распахнуты, открывая вид на чистое солнечное небо и на соседние многоэтажки, окно приоткрыто, пропуская в спальню свежий, прохладный воздух. Лампы на прикроватных тумбах погашены, его телефон стоит на зарядке, будильник выключен, за что однозначно стоит поблагодарить Леви. Рядом с телефоном лежит банное полотенце и сложенная на нем чистая домашняя одежда… С трудом поднявшись на ноги, Эрен подходит к тумбе и бережно берет приготовленные вещи. Сердце приятно щемит от осознания, что Ривай… Заботится о нем так. Учитель весь в этом. В мелочах. Он никогда не будет разбрасываться громкими словами и фонтанировать эмоциями — ни в коем случае. Вместо слов на ветер он будет проявлять свою заботу в маленьких, незначительных деталях. Не в чем-то масштабном и броском — наоборот, в совсем, казалось бы, не значимых вещах вроде заряженного телефона или приготовленной чистой домашней одежды. Эрену нравится это. Он мог даже сказать, что любит это, пусть он пока не до конца был уверен в значении этого слова. Взяв чистую одежду, Эрен сперва направляется в душ — ему срочно нужно освежиться, чтобы прийти в себя. Садиться завтракать с похмелья, когда от любого резкого запаха начинает тошнить — плохая идея. Поэтому сперва душ, затем все остальное. В ванной привычно мрачно и прохладно, запах сигарет так и не выветрился до конца. Эрен включает свет, и тот распыляется по комнате мягкой дымкой. Быстро раздевшись, Эрен плюхается в ванну, точно неуклюжая выдра, и сразу же включает душ. Вода тотчас же брызжет из лейки: она разлетается мелкими струями, омывая тело приятной прохладой, стекает непослушным каплями с волос на лицо, оседает на разгоряченной коже… Время летит быстро. Постепенно боль в висках чуть притупляется, ноющие мышцы расслабляются, тошнота, напоследок пригрозив предсмертным душком, все же отступает. Остается лишь ощущение безграничной усталости, но с ним Эрен ничего не может поделать. Поэтому, так и не придя в себя, он выключает воду и выползает из душевой кабины. Смахнув с ресниц капли воды, он открывает глаза и, повернувшись, сталкивается взглядом с собственным отражением… Плачевное зрелище. Лицо чуть опухшее из-за вчерашней пьянки, бледное, сероватое в холодном свете ламп, с яркими синяками под глазами. Тело сплошь покрыто сетью ран. Некоторые из них свежие — оставленные две недели назад — они еще не успели зарубцеваться в блеклые шрамы, из-за чего выделяются бордовыми разводами среди белых полос… Отвратительно. С резким выдохом Эрен отворачивается от зеркала. Тщательно вытереться, чуть просушить голову полотенцем, переодеться в чистую одежду, а старую закинуть в корзину для грязного белья — он делает все на автомате, после чего выходит из душа чуть более способным к жизнедеятельности, чем десять минут назад. Стараясь ни о чем не думать, Эрен сразу же направляется к учителю на кухню. Он застает Леви за чтением. Ривай, накрыв на стол, просматривает книгу, хорошо знакомую Эрену — «Гордость и предубеждение» Джейна Остина. Этот экземпляр ему подарил дядя на четырнадцатилетие… Точнее не подарил, а выслал по почте. Но об этом Эрен предпочитает не думать. Он несмело заходит на кухню. Леви сразу же поднимает на него взгляд. Жидкое серебро в его глазах отливает спокойствием. — Доброе утро, — Эрен говорит осторожно и робко, будто прощупывая почву. Злится ли учитель? Он собирается ругаться? Или же наоборот, попросту посмеется и забудет? Станет ли он слушать оправдания Эрена? А если и станет, что ему сказать? Что он — влюбленный идиот?.. Эрен шумно выдыхает, с опаской стараясь вычислить эмоции в серебристых глазах, но в них — ртутная гладь да и только. Немного поразмыслив, Ривай все же статно кивает в ответ. — Доброе, — отвечает он и жестом указывает на накрытый стол. — Садись, я уже все приготовил. Эрен, запоздало кивнув, неторопливо делает шаг. Затем второй… Он идет медленно, с опаской, подбираясь к Риваю, точно жертва — к хищнику, однако учитель по-прежнему не реагирует — опустив взгляд в книгу, он продолжает читать. Эрен, подойдя к столу, неуклюже плюхается на табурет. — Большое спасибо, — робко отвечает он и несмело придвигает тарелку с яичницей к себе. Леви же, забыв о нем, перелистывает страницу. — Я взял у тебя книгу, — невзначай бросает он, поправив ненавистные очки. — Надеюсь, ты не против. — Нет-нет, что ты! — Эрен не замечает, как срывается на повышенный тон, однако мгновенно тушуется, поймав озадаченный взгляд учителя. Он неловко прочищает горло, после чего бессвязно бормочет: — Все в порядке, бери, что хочешь… Он приступает к еде. Ривай же продолжает чтение. На кухне повисает молчание. Эрен старательно прячет взгляд в яичнице, стараясь есть настолько тихо и незаметно, насколько это возможно. Леви же, погрузившись в чтение, не обращает на него никакого внимания. Тишина его успокаивает, дарит минуты блаженного умиротворения, Эрен же, одолеваемый стыдом, сидит будто на десятке игл. Не выдержав, он вновь прочищает горло. — Как спалось? — Неловкий вопрос. Глупый и нелепый, полный скрытого желания вернуться в душ и утопиться там же. Учитель, тяжело вздохнув, поднимает спокойный взгляд. — Замечательно, спасибо, — он отвечает тихо и чуть отрешенно, после чего аккуратно поправляет сползшие очки. — Что насчет тебя? Стыд волной жара облизывает щеки, и Эрен, потупив взгляд в тарелку, нервно смеется. Он принимается уныло ковыряться вилкой в еде. — Да вроде хорошо, — тихо бормочет юноша в ответ. Ривай же, перелистнув страницу, холодно усмехается. — Неудивительно, — безынтересно отвечает он. В серебристых глазах пробегает искра веселья. — После виски сон обычно крепкий. Эрен, вжав голову в плечи, недовольно цикает и бросает на учителя виноватый, полный мольбы взгляд. — Не издевайся надо мной, — искренне просит он. — Мне и так стыдно. — Да что ты? — Леви спрашивает с холодной издевкой и, оторвав взгляд от книги, смотрит исподлобья. — Неужели ночные пьяные похождения тебе кажутся постыдными? Судя по твоему рвению вернуться в бар, вчера ситуация тебя вполне устраивала. Не сдержавшись, Эрен прячет лицо в ладонях. Щеки горят, полыхают алым, сердце болезненно екает, не выдержав. Юноша с удовольствием умер бы прямо здесь и сейчас. — Прости, я был неправ, — он бормочет прямо так, не убирая рук от лица, лишь бы не столкнуться взглядом с учителем. — Я не должен был так напиваться и уж тем более не должен был беспокоить тебя. Это вышло… Спонтанно. — Спонтанно? Эрен готов молить о пощаде. — Да, спонтанно, — он говорит чуть тверже и, наконец, возвращает руки на стол. Взгляд сквозит искренним раскаянием. — Звонил тебе не я, а шесть тумблеров виски. Мне очень жаль. И это — правда. Будь он хоть немного трезвее и разумнее, он бы ни за что не стал бы звонить глубокой ночью, пьяным вдребезги, чтобы поболтать о тупой влюбленности — это слишком низко даже для его вольной натуры. Поэтому он виновато лепечет: — Ты не представляешь, как я хочу избить себя вчерашнего, правда… — И прячет взгляд в ладонях. Ривай же, устало вздохнув, вновь устремляет взгляд в книгу. — Ешь, потом поговорим, — отстраненно бросает он и вновь утопает в истории. Эрен не может не согласиться. Он ест быстро, особо не наслаждаясь пищей. Прикончив яичницу, он осушает стакан с чаем одним махом, после чего сразу же отставляет посуду в сторону и робко смотрит в сторону учителя. Тот продолжает читать. Тишина давит, пригвоздив Эрена к стулу, заставляя мяться в смятении. В голове — воз невыносимых мыслей и стыда. И все же память его не подводит — он помнит все, включая обещание учителя поговорить утром, и Эрен смотрит на него с робкой надеждой на то, что бесконечные вопросы получат, наконец, свой ответ. Он сможет понять, что именно происходит, сможет дать своим чувствам толковое определение, и это будоражит не на шутку. Стыд все еще здесь — он совсем рядом, свежий и горячий, точно магма, но его острота чуть приглушается под гнетом трепетного волнения, предвкушения скорой развязки. Учитель же, заметив чужое внимание, поднимает отрешенный взгляд. — Что-то случилось? — Он спрашивает степенно, спокойно, в глубоком голосе нет ни доли искреннего интереса, будто ответ его вовсе не заботит. Эрен же, не в силах успокоить колотящееся на грани истерики сердце, тихо прочищает горло. — Ривай, — он начинает совсем тихо и неуверенно и тушуется лишь сильнее, так и не заметив любопытства в отстраненном взгляде. Он продолжает почти шепотом: — ты обещал поговорить утром…? Леви не выглядит впечатленным. В его взгляде — безгранная тишь, умиротворение, расслабленная поза отдает спокойствием. И все же недовопрос немного отдаляет его от безмятежности — тяжело вздохнув, Ривай снимает очки и откладывает книгу в сторону. — Что ж, давай поговорим. Он, отложив очки на край стола, поднимает взгляд и смотрит на ученика с привычным спокойствием — взрослым и осознанным, что смущает лишь сильнее. И все же любопытство здесь — оно совсем рядом. Точно неугомонный, необузданный зверь оно запрыгивает на спину, обхватывает шею мощными лапами и чуть придушивает, заставляя говорить дальше. — Ты сказал, что… — Эрен начинает почти шепотом, в конец растеряв былую решительность. — Что утром ответишь на мой вопрос… Изумрудные глаза сейчас — цитадель беспокойства. Все в них — трепетное волнение, от которого рябится изумрудная гладь. Ривай тут же замечает это, но не торопится отвечать — он откидывается на спинку стула, закидывает ногу на ногу и какое-то время молчит, с немым вопросом заглядывая в изумрудные глаза. Однако проходит секунда, вторая… Он устало вздыхает. — Помню, — степенно кивает он. — И ты уверен, что хочешь услышать ответ? Эрен кивает твердо, без раздумий. — Хочу. В этом нет сомнений. Он вымотан — полностью выпотрошен как физически, так и морально. Безграничная усталость — вот то единственное, что он чувствует в последнее время, и это убивает. Поэтому он смотрит в серебристые глаза решительно, с намерением, наконец, узнать правду. На какое-то время на кухне воцаряется молчание. Эрен и Леви в глубокой тишине смотрят друг другу в глаза в надежде найти, вычитать нечто сакральное… Однако спустя какое-то время Ривай, прочистив горло, отводит взгляд в сторону. — Я скажу тебе честно… — он начинает тихо и чуть неуверенно, однако замолкает. Аккерман нервно заправляет пряди челки за уши, затем одергивает рукава рубашки, после вновь надевает и снимает очки… Лишь после этого он глухо продолжает: — Я никогда сам не был влюблен. Тишина взрывается и яркими брызгами пачкает стены. Эрен, удивленно вскинув брови, дарит учителю озадаченный взгляд и шумно выдыхает: — О… — Ривай в ответ степенно кивает, но взгляд не поднимает, и Эрен, с трудом подыскав слова, спрашивает: — Неужели за двадцать четыре года ты ни разу… — Ни разу, — Леви отвечает холодно и однозначно, не желая дослушивать до конца. — Поэтому могу лишь предположить, если тебе интересно. Эрен сперва сидит, задумчиво склонив голову. Он смотрит в глубокие серебристые глаза, пытается поймать их взгляд, рассмотреть в них что-то — какое-то мимолетное чувство, полыхающую эмоцию — да что угодно!.. Однако вскоре сдается и кивает — неторопливо, чуть запоздало. — Интересно, — он отвечает чуть задумчиво, но честно, и Ривай это чувствует — он поднимает спокойный взгляд. На поверхности серебристой радужки — сплошное равнодушие, но под коркой льда, на самом дне, кроется ворох чувств, который — не разобрать, и Эрен старательно всматривается в голубые брызги в надежде раскрыть их секрет… Не получается. Учитель тем временем неторопливо начинает: — Что ж, — степенно говорит он, — как бы это не было банально и шаблонно, влюбленность можно понять по приоритетам. У влюбленного человека они смещаются, он готов пожертвовать чем-то, если такового требуют чувства объекта его… Симпатии. — О… Эрен, склонив голову, задумывается. Готов ли он жертвовать чем-то?.. Чем-то вроде желания оставаться в привычном укладе жизни? Чем-то вроде тяги к холоду и боли?.. Разве он уже не сделал это?.. — Как мне кажется, влюбленный человек должен быть готов уступать. Он сможет поставить приоритеты своей любви во главу. Вот, что я думаю. Уступки?.. Вроде того, что Эрен готов был пойти к ненавистному врачу, лишь бы не заставлять Ривая беспокоиться о нем? Или вроде потраченного времени и сил на возвращение к учебе и на поиски работы, чтобы Леви мог быть уверен в его стабильности?.. Считается ли это? — То есть, — Эрен говорит тихо, неуверенно, — если я готов полностью перекроить свою жизнь ради одного человека, я… Влюблен?.. Ривай, чуть склонив голову, легко пожимает плечами. — Скорее всего, — немного подумав, отвечает он. — Влюблен или нет, сможешь понять только ты. Ты это почувствуешь. — Вот как… Эрен задумывается. Что именно он чувствует?.. Желание. Бесконечное желание быть рядом, говорить обо всем и ни о чем одновременно или просто молчать, смотреть фильмы, играть в настольные игры, читать — делать все, что угодно, лишь бы видеть Леви, сидеть рядом с ним, лишь бы не оставаться в стороне. Желание касаться — всегда и везде, где только Ривай позволит. Обнимать, робко держать за руку, слегка касаться пальцами тыльной стороны ладони… Желание меняться, сносить основы своей жизни и возводить их заново — обновленные, куда более здоровые и стойкие, чем раньше. Желание поступать правильно, расставлять жизненные приоритеты, что подозрительно похожи на приоритеты учителя. Здоровье, учеба, работа, близкие люди — все это Эрену в новинку, но он не боится постепенно приближаться к новым идеалам. Это и есть влюбленность?.. Да. Это она и есть. Волна облегчения накрывает патокой, взорвавшейся ярким пятном в груди. Наконец, спустя почти месяц мучений, вопросы получают свое логичное объяснение. Что он чувствует? Любовь. Как объяснить свое странное поведение? Любовь. Что это за трепетное волнение, что поглощает его каждый раз, стоит учителю оказаться рядом? Любовь. Все оказалось куда проще, чем Эрен думал. Он знает учителя, знает достаточно хорошо, чтобы влюбиться. Все встает на свои места. Он легко улыбается, заглядывая в серебристые глаза напротив — такие родные и любимые. Искренне любимые. — Спасибо, — он благодарит от всего сердца, пусть и осознает тщетность попытки вместить весь тот балаган эмоций, что он испытал, в слова. — Ты не представляешь, как мне было важно это услышать. В ответ в глазах напротив едва заметной вспышкой мелькает удивление, на которое Эрен лишь расслабленно улыбается. Однако проходит мгновение, и оно прячется под толщу льда. Выждав мгновение, Ривай кивает. — Пожалуйста, — снисходительно отвечает он. — Я был рад помочь. — В ответ поначалу глупая улыбка становится чуть более мягкой, осознанной. Ривай же, чуть склонив голову, осторожно интересуется: — Так ты влюблен?.. Он спрашивает осторожно, без давления, но в серебристых глазах мелькает по-детски искреннее любопытство, и Эрен искренне смеется ему в ответ. Он смущенно прячет взгляд в руках. — Да, — неловко смеется он, — есть такое. Любопытство в серых глазах, родившись искрой, тут же превращается в пожар. — Это кто-то с твоей работы? — Леви спрашивает деликатно и тактично, стараясь обогнуть острые углы, и Эрен не может не улыбнуться в ответ. Изумрудные глаза загораются. — Да, — озорно отвечает он, — один постоянный клиент. Приходит часто, но почти никогда ничего не заказывает. Он смотрит на Леви с нескрываемым весельем, со шкодливым лукавством, зная, что учитель уж точно не подумает о себе. И это срабатывает. — Понятно, — степенно кивает Ривай. — И этот клиент знает об этом? Эрен же вновь смеется. — Нет, ни за что, — искренне улыбается он. — Я лучше умру одиноким, чем решусь когда-то признаться. Поэтому… Пока так. А дальше будет видно. Он улыбается широко, довольно, отвечает предельно честно, не боясь быть раскрытым, и Ривай снова кивает. Любопытство в его взгляде сменяется прежним спокойствием. — Что ж, это твой выбор, — отвечает он. — Я рад, что ты поделился со мной. — И я, — охотно соглашается Эрен, и облегчение сладкой патокой растекается в груди. Взгляд в секунду вспыхивает. — Еще чаю? — Предлагает он. — Да, пожалуй.

***

Ривай сидит в кабинете за проверкой домашнего задания старших классов, когда ему звонят. Увидев незнакомый номер на дисплее, он сразу же сбрасывает. Сейчас не время говорить о кредитах или о новом чудо-средстве, способном отмыть жир с любой поверхности. Он продолжает проверку тетрадей. Однако не проходит и минуты, как ему снова звонит тот же номер. Леви раздраженно сбрасывает, готовый вот-вот обматерить надоедливых рекламщиков. Не успевает он и кинуть взгляд на домашнюю работу ученицы, когда телефон вновь оживает. Ривай не знает, зачем на этот раз он поднимает трубку — то ли для того, чтобы послать надоедливого инкогнито, то ли для того, чтобы удовлетворить собственный злобный интерес. — Слушаю, — холодно бросает он. На другом конце провода — тишина и ничего более. Не слышно ни уличного шума, ни чужого дыхания — ничего, поэтому он повторяет чуть увереннее: — Я вас слушаю. Спустя время на другом конце провода слышится грубый вздох… Этот вздох Ривай узнает из тысячи. — Ну, здравствуй, солнце, — холодно приветствует его Кенни.