E non ti interessa? (Разве тебе не все равно?)

Стефания неспешно подходит к панорамному окну и бросает пустой взгляд на ночной Нью-Йорк. Голубые глаза смотрят устало, но цепко — девушка отстраненно следит за машиной, одиноко несущейся по пустой трассе, затем за бредущим по тротуару мужчиной и за вывеской бара, спрятавшегося в подземелье возле отеля. Ривай безмолвно наблюдает за ней. Кенни же, неуклюже развалившись в кресле, продолжает потягивать какой-то диковинный коктейль. — Итак, солнце, — собрано говорит он, — мы, как могли, облегчили тебе задачу. — Это уж точно, — нервно усмехается Стефания и переводит раздраженный взгляд на Леви. — Пока ты психовал дома, мы детально продумали весь план. — Как я понимаю, меня в этом плане нет, — устало замечает Ривай, на что девушка выразительно закатывает глаза. Дядя же тихо усмехается в ответ и, поднеся бокал к губам, отпивает немного странной голубоватой субстанции. Сделав несколько глотков, он переводит скучающий взгляд на племянника. — Ты в этом плане — главное звено, золотце, — недовольно качает головой он и, наткнувшись на немое удивление в серебристых глазах, улыбается чуть шире. — Я слишком хорошо тебя знаю, — лениво объясняет он. — Я прекрасно понимал, что ты попсихуешь и согласишься. Тебя слишком легко прочесть, пандочка. Ривай в ответ скептически выгибает бровь. — «Пандочка»?.. — Устало переспрашивает он, но дядя переключает все свое внимание на странный коктейль. — Посмотри на свои черные синяки и тогда, может, поймешь, — лениво бросает он и, поднеся бокал к губам, делает сразу несколько крупных глотков. Леви же, вздохнув, переводит отчужденный взгляд на Стефанию. Та смотрит в серебристые глаза с долей обиды и раздражения, однако взгляд не отводит, и мужчина считает это явным прогрессом. — Так и какой же гениальный план вы придумали? — Он не особо надеется на что-то вразумительное, однако в ответ в голубых глазах вспыхивает озорной огонек. Девушка, тут же забыв о «глубокой» обиде, подходит ближе и заваливается на матерчатый диван. Она садится безманерно и неуклюже: просто плюхается и, расставив ноги, упирается в коленки локтями, на что Ривай лишь тяжело вздыхает, однако замечаний не делает. Стефания же собрано окликает: — Кенни?.. — Я вас внимательно слушаю, — отзывается дядя и, несмотря на заверение, продолжает вдохновенно потягивать коктейль. Однако девушку это не волнует: поняв, что ее слушают, она начинает. — Во-первых, мы решили, что самый хороший вариант — отравление, — разгоряченно говорит она, однако специально не объясняет — выдерживает интригу, заставив Леви, устало вздохнув, спросить: — Почему? Стефания в ответ лукаво усмехается. — Потому что с одной стороны этот способ гуманный — никто другой не пострадает, как, например, в аварии, — с охотой поясняет она. — А с другой стороны он мучительный. Этот обмудок порядочно пострадает перед смертью. Девушка говорит пылко, с интересом, и смотрит в серебристые глаза с необъяснимым рвением, но Ривай не может ее винить — он и сам желает смерти мерзкого чудовища, пусть и до сих пор с трудом верит в ее возможность. — Хорошо, — он степенно кивает. — И как именно мы его отравим? — Гениальный вопрос, солнце, — тихо усмехается Кенни и поднимает на племянника ленивый взгляд. — Обычно отравляют ядом, не находишь? Леви решает сжалиться — препираться с мерзким пьяницей нет ни сил, ни желания, поэтому он благосклонно не обращает внимания на сарказм. Ривай заглядывает в горящие голубые глаза. — Каким именно ядом? — Сухо уточняет он, и Стефания в ответ неопределенно качает головой. — Мы мечемся между палитоксином и батрахотоксином, — задумчиво говорит она и, откинув копну чернильных волос за спину, переводит на Леви отрешенный взгляд. — Все зависит от того, что Эш сможет достать, — пожимает плечами девушка.        Ривай полностью выпотрошен. За последнюю неделю его жизнь перевернулась с ног на голову. В топку полетело все: обещания, принципы, чувства. Сейчас вся жизнь катится в пропасть, и Леви едва находит в себе силы цепляться за ускользающие скалы реальности. Сил на эмоции нет, но удивление вспыхивает, точно спичка, и дует фантомным теплом в ключицы. — Эш?.. — Он переспрашивает аккуратно, прощупывая почву, и Стефания робкой улыбкой говорит: «Я все знаю». И все же оба молчат о произошедшем. Кенни, налюбовавшись коктейлем, отставляет бокал на стол, и девушка пользуется ситуацией — дядя не успевает даже моргнуть, прежде чем бокал оказывается в ее руках. — Эй! — Кенни возмущенно кричит, но Стефании плевать — она, отвернувшись, делает сразу несколько крупных глотков. Проходит мгновение, и девушка, распробовав коктейль, с отвращением морщится. Алкоголь ударяет по горлу, растекается мощной волной жара в грудной клетке, и Стефания, не готовая к этому, заходится в приступе кашля. — Будешь знать, как брать чужие вещи, — с едкой усмешкой цедит Кенни и девушка, наконец, восстановив дыхание, закатывает глаза. — «Будешь знать, как брать чужие вещи», — сморщившись, парадирует она и, получив в ответ осуждающий взгляд блекло-серых глаз, переводит взгляд на Ривая. Она неловко прочищает горло и заправляет чернильные кудри за уши. — Прости, — смазано бросает она. — Так о чем мы говорили? Леви в ответ, устало вздохнув, откидывается на спинку плетеного кресла. — Об Эше, — услужливо подсказывает он, и Стефания суматошно кивает. — Точно-точно, об Эше, — задумчиво бормочет она и, собравшись с мыслями, поднимает твердый взгляд на Ривая. — Как только мне позвонил Кенни и рассказал о твоих смелых планах, я сразу же уточнила у Эша, сможет ли он достать какой-нибудь быстродействующий яд, — собрано говорит она, и Леви удивленно вскидывает бровь в ответ. — И что же он ответил? — Ривай спрашивает скептически, без какого-либо интереса — ему и без того известен ответ. Стеша уверенно кивает. — Он достанет. — Конечно же он достанет, — лениво усмехается Кенни. — Он поставляет героин. Поднеся бокал к губам, дядя делает неспешный глоток. Он не торопится: перекатывает коктейль на языке, раскрывает вкус каждого вида алкоголя и сиропов, и лишь после глотает. Отставив бокал на столешницу, он переводит взгляд на Леви — тот смотрит в ответ отчужденно, без лишних эмоций. — Так что по поводу яда можешь не сомневаться, солнце, — скучающе говорит он и, достав из бокала трубочку, вслепую кидает ее в сторону мусорного ведра — та не попадает в цель. Кенни тем временем продолжает: — Дальше план достаточно простой. — Он не переключается — говорит по-прежнему лениво, с неохотой, но Ривай внимательно слушает. — Каждое утро служанка приносит Закклаю в кабинет кофе. На этот раз кофе принесешь ты. Леви же, едва услышав начало плана, убеждается в его дурости. Впрочем, он и не рассчитывал на адекватность пьяницы и импульсивного подростка, поэтому Ривай не расстраивается. — Служанка не отдаст мне кофе, — сухо замечает он. — Она не дура, сразу поймет, что что-то не так. — А вот и нет, — Стефания разгоряченно встревает в беседу. — Я отвлеку ее, потребую срочно… — Она запинается и принимается нервно теребить чернильные кудри. — Ну… Не знаю… Эм… Например… Ну, пусть будет… — Я так и думал, — скептично отвечает Леви, и Стефания поднимает на него раздраженный взгляд. — Не вынуждай меня снова называть тебя мудаком, — предупреждающе говорит она, и Ривай примирительно поднимает руки в воздух. Кенни же, взяв в руку бокал, раскручивает его и, наблюдая за стекающими по стеклу каплями, тихо усмехается. — Не переживай, солнце, мы оставили место для твоих фантазий, — безынтересно бросает он. — Так что если у тебя есть предложения… — Он замолкает и, сделав глоток, отставляет бокал на столешницу. Старик переводит ленивый взгляд на племянника. — Валяй! Ривай в ответ смотрит холодно, отстраненно. Он ставит ломанную беседу на паузу и дает себе немного времени на раздумья. Начало плана уже кажется ему бредовым, но он мирится с условиями задачи и соглашается: выкрасть у служанки кофейник — лучший вариант. Забрать его добровольно не получится — служанка тут же поймет, что что-то не так. Пытаться попросту украсть его — дурная идея. Ручные псы Закклая сбегутся раньше, чем служанка успеет закричать. Лишить ее сознания — отвратительный и мерзкий вариант, поэтому Ривай даже не думает о нем. Нью-Йорк крепко спит: покрытый сумраком ночи и зарывшийся в сугробах, он становится еще прекраснее — по нему рассыпаются мириады задорных огоньков, и Стефания, поднявшись и вновь подойдя к окну, наслаждается его красотой. Она перебирает в голове варианты, но так и не останавливается ни на одном. Девушка, перепроверив все, даже самые глупые идеи, уже собирается впасть в отчаяние и поднять белый флаг, когда Леви собрано начинает: — Значит так, — задумчиво говорит он. — Утром мы спустимся к завтраку раньше всех.        Столовая просторная, но мрачная — тучи вытеснили солнце и окрасили небосвод грязно-серым. За окном кружится ворох снежинок. В комнате нет никого — по ней лишь летает одинокий сквозняк, когда двое переступают порог. В который раз Ривай убеждается: строгие костюмы не для него. В них он чувствует себя глупым посмешищем, выставленным напоказ перед вопящей публикой, и все же Леви не подает вида. Он лишь, одернув рукава черного пиджака, поправляет бабочку и садится за первый попавшийся стул. Стефания, поправив вечернее платье глубокого винного оттенка, садится подле него. Кенни же не изменяет себе: он ранним утром покинул комнату и попросту не пришел, но Ривай не расстраивается. Он знал, что беспробудный пьяница, поджав хвост, решит не марать руки, и поэтому отсутствие нерадивого родственника не стало для него сюрпризом.        — Дальше нам нужно подгадать момент и понять, какая именно служанка понесет ему кофе, — собрано продолжает Ривай, на что Стефания тихо усмехается. — Это лишнее, — улыбается она. — Каждое утро к нему приходит Джуди, я ее знаю. — Это упрощает задачу, — благодарно кивает Леви. — В таком случае, как только ты ее видишь, мы выходим в коридор и ждем ее там.        Секунды тишины накаляются, они множатся в геометрической прогрессии, складываются в минуты, затем в часы, но Ривай спокойно ждет. Он не переживает, однако Стефания явно боится — она выстукивает каблуком ломаный ритм по полу, и Леви, не выдержав, накрывает ее ногу горячей ладонью. Он заглядывает в голубые глаза, спрашивая: «Все хорошо?», и Стефания, взяв себя в руки, твердо кивает. Столовая постепенно наполняется. К завтраку спускаются все обитатели замка: от подавленных слуг до гордых и бессмертных убийц. Вскоре в комнате становится нечем дышать, и Леви сомневается, что в этом виновата бабочка. Ему кажется, проходит целая вечность, когда Стефания, прочистив горло, пинает его под столом — Ривай тут же поднимает взгляд. Девушка же неопределенно кивает в сторону раздаточных столов. Леви оборачивается. Внимательный взгляд серебристых глаз тут же цепляется за поникшую женщину лет пятидесяти. Она, сгорбившись, неловко заправлят спутанные каштановые пряди за уши и, сверкнув поблекшими карими глазами, направляется к кофейникам. Большего Риваю не нужно. Поднявшись, он протягивает Стефании руку, и та тут же сжимает его ладонь трясущимися пальцами. Они выходят из столовой спешным, но твердым шагом и направляются вглубь коридоров.        — Нам нужно определиться, где мы заберем у нее кофейник, — строго говорит Стефания, и Леви согласно кивает ей в ответ. Кенни же, отпив немного коктейля, переводит на них безынтересный взгляд. — Тут и думать нечего, — едко усмехается он. — В столовой нельзя — слишком много свидетелей. Рядом с кабинетом тоже нельзя — слишком велика вероятность попасться. Остается только одно, — лениво пожимает плечами он. Ривай понимает, о чем говорит дядя. — Лестница, — твердо кивает он.        Винтовая лестница для слуг — глухое, мрачное место, отдающее затхлостью. Без окон, освещаемая одной лишь лампой, на скорую руку привинченной к высокому потолку, она выглядит несколько жутко, но Ривай, продумывая детали плана, не сомневался: Джуди пойдет именно по ней. Почему?.. Потому что Стефания заверила: она не раз сталкивалась со служанкой именно на этой лестнице. Однако с каждой секундой, проведенной в темени и молчании, он находит в мыслях все больше сомнений. Лестницей не пользуются уже давно — ее лишь изредка посещают уборщицы да торопящиеся слуги. Так что если Джуди решит подняться по центральной лестнице? Что если она побоится идти с хрупким кофейником по высоким ступенькам? Что если весь план провалится от столь малой промашки?.. Мгновения тишины, точно рой насекомых, налетают стремительно и тут же впиваются в сознание, высасывая из него жалкие остатки уверенности. Однако когда отчаяние уже, было, тянется холодной ладонью к мыслям, дверь, ведущая на винтовую лестницу, натужно скрипит. Спустя секунду раздается неспешный стук каблуков.        — Что дальше? — Стефания спрашивает слегка взволнованно и, поднеся руку к волосам, начинает нервно заплетать маленькую косичку. — Дальше нам придется рискнуть. — Ривай говорит твердо и спокойно, надеясь успокоить девушку, но та продолжает кусать губу и нервно теребить волосы. — Ну и как же, солнце? — Кенни спрашивает скучающе, будто план его не касается, и смотрит лениво, словно делая одолжение, но Леви не находит в себе желания хоть как-то на это реагировать. — Стефания «упадет в обморок».        Ривай, оставшийся двумя пролетами ниже, слышит звук глухого удара и болезненный стон и тут же срывается на бег. Он поднимается по лестнице слишком быстро для спокойного человека. Он перепрыгивает через ступени, запинается, но продолжает бежать, игнорируя бьющееся в агонии сердце. Столкнувшись в узком пролете с Джуди и поймав на себе удивленный взгляд, он лишь отталкивает женщину в сторону и подбегает к Стефании. Та безжизненно лежит на ступенях и, кажется, даже не дышит. Ривай падает рядом с ней на колени, обхватывает тонкое запястье и, приложив пальцы к артерии, считает удары — сердце девушки бьется остервенело, в бешенном темпе, но Леви не подает вида. Он, стараясь выглядеть взволнованным, поднимает встревоженный взгляд на служанку — та испуганно смотрит в ответ. — Мисс… З-закклай?.. — Она спрашивает ломано, запинаясь, и смотрит на Стефанию так, будто это она виновата в падении дочери тирана. Ривай же, отдавшись моменту, забывает о вежливости. — Ну, и что ты стоишь? — Он говорит грубо, не скрывая подлинного страха, и Джуди испуганно вздрагивает в ответ. — Беги за врачом! — Леви, забыв о нравственности, повышает голос, и служанка, потерявшись, мечется взглядом с него на безвольное тело Стефании. — Очнись, дура! — Он попросту кричит, уже не различая, искренняя это злость или нет, и грубость дает плоды — служанка, испуганно кивнув, направляется по лестнице вниз. — Куда ты поперлась с кофейником, ну? — Ривай спрашивает то ли гневно, то ли устало — он и сам не может понять, но Джуди в ужасе разворачивается и протягивает кофейник ему. — Спасибо, — едко цедит Ривай, и служанка, потерянно кивнув, бегом направляется вниз. Когда дверь, ведущая в просторный холл, с натужным скрипом закрывается, Стефания несмело открывает один глаз. — У нас получилось?.. — Она спрашивает потерянно и смотрит на кофейник, не доверяя свои глазам, и Ривай в надежде вернуть себе душевное спокойствие твердо кивает в ответ. — Получилось.        — Когда я заберу кофейник, я подолью в него яд.        Иллюзия собственного спокойствия рушится на глазах — она взрывается учащенным сердцебиением и хаотичным полетом мыслей, и Леви оставляет тщетные попытки прийти в себя. Дрожащей рукой он достает из кармана черных брюк флакон с ядом и, с трудом откупорив пробку трясущимися пальцами, выливает батрахотоксин в кофейник.        — Хорошо, — Стефания дергано кивает. — Что дальше?.. Ривай потирает подбородок, задумчиво прикусывает губу… — Тебе придется остаться на лестнице, — нетвердо говорит он. — Скажешь Джуди, что когда ты пришла в себя, никого рядом не было. — Тогда она поднимет панику, — лениво озвучивает свой вердикт Кенни, но Ривай задумчиво качает головой в ответ. Он переводит свой взгляд на дядю. — Я так не думаю, — твердо говорит Леви. — Во-первых, она будет напугана. Во-вторых… — Я могу заплакать, — Стефания неожиданно встревает в спор и твердо смотрит на Леви, — и попросить ее проводить меня до спальни. Тогда она точно забудет про этот чертов кофейник. Ривай же, услышав разумную мысль, собрано кивает. — Мне нравится этот вариант.        Ривай решает не сдерживаться — сжав горячую ладонь трясущимися пальцами, он взволновано заглядывает в голубые глаза, и Стефания, заметив во взгляде подавляемый годами страх, легко улыбается в ответ. — Иди уже, актер, — едко прыскает она. — Дальше я и сама справлюсь. Леви, запутавшийся в ворохе мыслей, запоздало кивает. Медлить нельзя. Поудобнее перехватив кофейник, он отпускает горячую ладонь. — Встречаемся в твоей комнате, — напоминает он, и Стефания твердо кивает в ответ. Большего Риваю не нужно. Поднявшись с колен, он нетвердо встает на ноги и торопливым, нервным шагом направляется вверх по лестнице. За семнадцать лет, проведенных в поместье, он выучил замок наизусть. Каждый тайный проход, каждый темный коридор, каждый тупик он успел обойти и отложить в памяти. Но сегодня коридоры запутываются, складываются в бесконечный лабиринт, и Леви, едва ли найдя путь к главному холлу, теряется. Он останавливается и прикрывает глаза, тратя драгоценные минуты на то, чтобы прийти в себя. Отодвинув хаотично вопящие мысли на задний план, он вслушивается в торопливое биение дрожащего сердца. Он прослеживает дорожку липкого страха, вглядывается в мертвенный холод в душе и дышит — глубоко, размеренно. Тело подводит: голова тяжелая, будто кто-то случайно опрокинул на сознание воз с бетоном, колени позорно подкашиваются, руки дрожат… Отчаяние, едва отошедшее на второй план, уверенной поступью подходит ближе, но стоит ему протянуть холодную ладонь к плечу, тяжелые мысли наполняются воспоминаниями. О просторном кабинете, о кофейных обоях и о меловой доске. О холодной, прокуренной и пропитанной кровью квартире. О каштановых кудрях, изумрудных глазах, пышущих счастьем, и о легкой улыбке… Ривай, глубоко вдохнув, задерживает дыхание на мгновение… Выдохнув, он открывает глаза и твердым шагом направляется вглубь холла. Воскресив смутные воспоминания о переплетенных коридорах, он уверенно находит дорогу и вскоре подходит к кабинету.        — Допустим, я приду к нему с кофейником, — задумчиво начинает Леви. — И что я скажу ему? — О-о-о, мы об этом позаботились, солнце, — тихо усмехается Кенни и переводит игривый взгляд на племянника. — Ты скажешь ему правду. — О том, что я хочу его убить?.. — Ривай переспрашивает, толком не проследив витиеватую, ломаную линию дядиных мыслей, и мужчина в ответ закатывает глаза. — Не эту правду, идиот, — едко цедит он и недовольно прищуривается, но, так и не наткнувшись на понимание в серебристых глазах, устало вздыхает. — О том, что ты расстался с пришельцем. Проведя ночь в холодном одиночестве, Леви был уверен — он отпустил ситуацию. Он принял решение Эрена уйти, смог заткнуть рот завывающей боли и собраться с мыслями. И все же слова Кенни ледяными копьями протыкают сердце. — Он тут ни при чем. Ривай старается говорить спокойно, пытается не выдать глубокую, точно бездонное море, боль, но дядя знает его от и до — он, прочитав открытую книгу чувств Леви, едко усмехается. — Как раз-таки при чем, — уверенно кивает он. — Скажешь Закклаю, мол любовь ушла, бла-бла-бла… — Он выразительно закатывает глаза и, скрестив руки на груди, откидывается на спинку кресла. — В общем что-нибудь жалостливое и сопливое, как ты умеешь. — И что дальше? — Леви переспрашивает холодно, но с излишней для спокойного человека резкостью, и Стефания неловко прочищает горло в ответ. Ривай переводит на нее пустой взгляд. — Скажешь, что в Америке тебя больше ничего не держит. — Она говорит неуверенно, прощупывая почву, но в глазах Леви — по-прежнему один лишь холод, и девушка немного смелеет. — В общем, попросишь его вернуться в Италию, а Кенни поддержит твою идею. Вдвоем вы быстро убедите его в твоей правоте. Ривай не сразу понимает, о чем говорит девушка. Мысленно он далеко — на другом конце Нью-Йорка, в холодной квартире, рядом с человеком, который дарует блаженный покой, но реальность ушатом ледяной воды заставляет прийти в себя и вникать в разговор. Сравнив варианты и здраво оценив их, он твердо кивает в ответ. — Хорошо.        Не дав сомнениям вспыхнуть, он уверенно стучится в дверь и, задержав дыхание, ждет разрешения войти. Мгновение проходит в тишине… Второе. Третье. Леви стучится вновь и на этот раз не успевает пройти и секунды, когда дверь открывается. За ней — дорогой костюм приятного глазу сапфирового оттенка, идеально зализанные седые волосы, поблекшие серо-зеленые глаза и уставший взгляд, в котором мимолетной вспышкой пролетает удивление. — Ривай? — Дариус спрашивает с искренним удивлением, и Леви, собрав остатки моральных сил в кулак, надежно прикрепляет к лицу маску холодности. — Мне нужно с вами поговорить, — он говорит отрешенно, с правдоподобным спокойствием, и Закклай ведется — тихо усмехнувшись, он отходит в сторону. — Что ж, проходи, — неопределенно бросает он и, потеряв к Леви всякий интерес, направляется вглубь кабинета к массивному креслу. Стоит ему едва отойти в сторону, взгляд серебристых глаз цепляется за знакомую фигуру и цепенеет. Сердце, дрогнув, замирает… Однако проходит мгновение, и оно заходится в безжалостно диком темпе. Голова взрывается: в мгновение в ней проносится столько мыслей, что становится дурно. Ривай не чувствует ничего, кроме всеобъемлющего холода — тот ласковым зверем льнет к ногам, когтистыми лапами пролетает выше и оседает внизу живота липкой субстанцией. Ривай смотрит потерянно, Кенни же смотрит в ответ с насмешкой. — О-о-о, солнце! Я уже успел по тебе соскучиться! — Кенни притворно щебечет. Одним лишь взглядом пробив маску холодности, он в мгновение считывает глубокий страх в серебристых глазах и усмехается. — Что это ты там принес?.. — Он спрашивает с искренним любопытством и, бросив взгляд на кофейник, едко прыскает. — Ненавижу кофе, — лениво фыркает он.        — Что будет, если что-то пойдет не так? — Стефания спрашивает нервно, дергано и смотрит на Ривая чуть потерянно, робко. Леви же задумчиво хмурится, но не успевает ответить — Кенни, устало вздохнув, выразительно скрещивает руки на груди и усмехается. — Мы можем придумать какую-то сигнальную фразу, — лениво бросает он. — Как в шпионском фильме. Взгляд блекло-серых глаз, потухший годы назад, загорается вновь — в нем просыпается нечто искреннее, детское, и Леви в ответ удивленно вскидывает бровь. — Адекватная идея? От тебя? — Он переспрашивает недоверчиво, завернув подлинное удивление в обертку сарказма. — Как-то даже неожиданно. В ответ в серых глазах яркой вспышкой мелькает злоба, однако проходит мгновение, и она затухает под гнетом усталости. Кенни переводит взгляд на Стефанию. — Может, ты придумаешь? — Он спрашивает скучающе, будто ответ его совсем не интересует. — Мы, пожалуй, уступим даме, — тихо усмехается дядя. Ривай мечется взглядом на красивое лицо, с одобрением заглядывает в голубые глаза, и девушка, неловко прочистив горло, прячет взгляд в руках. — Ну-у-у… — Неопределенно протягивает она и заправляет черные кудри за уши. — Пусть будет… Не знаю… Допустим… — Стефания запинается. Взгляд расфокусированный, слегка потерянный, он направлен в никуда, и Леви, прочитав уязвимый страх в нем, помогает. — Пусть будет «ненавижу кофе», — твердо решает он, и девушка, подняв благодарный взгляд, кротко улыбается в ответ. — Отличная идея, — безропотно соглашается она.        Пустой, потерявший грациозную холодность взгляд мечется в сторону дяди, цепляется за блекло-серые глаза и в мгновение загорается глубоким, пустившим массивные корни страхом. Однако Леви вовремя берет себя в руки — когда Закклай, неспешно опустившись в кресло, оборачивается к нему, уязвимые трещины на маске холодности уже надежно запечатаны. Дариус бросает в сторону Ривая ленивый взгляд и, заметив кофейник в его руках, хмурится. Однако проходит мгновение, и суровость покидает серо-зеленые глаза. Мужчина холодно улыбается. — Прошу, проходи, — он с бездушной улыбкой указывает рукой на свободный стул, и Леви сухо кивает в ответ. Ноги не гнутся, пальцы впиваются в кофейник до боли, но Ривай проглатывает липкий страх вместе с холодом и твердым, уверенным шагом подходит к столу. Он опускается на стул с благородной грацией и, дотянувшись, отставляет кофейник на резной стол. Закклай же степенно кивает: — Спасибо, — сухо бросает он и, взяв кофейник, холодно улыбается Кенни. — Кофейку? — Благосклонно предлагает он, и реальность распадается на кусочки. Ривай бросает пустой взгляд на Кенни и, заглянув в блекло-серые глаза, сталкивается с одной лишь оборонительной скукой. Однако Леви все же находит способ прочесть его эмоции. Сощурившиеся глаза — тяжелое осознание, дрогнувший кадык — нервозность, сжавшиеся в кулаки пальцы и напряженная линия челюсти — страх. И все же дядя не позволяет панике отразиться на его лице: в блекло-серых глазах по-прежнему одна лишь ленивая насмешка. — Благодарю, но откажусь, — коротко смеется он. — Я ведь уже сказал: ненавижу кофе. На мгновение в кабинете воцаряется молчание. Кенни нервно теребит пальцами рукава пиджака, Ривай смотрит на дядю, огородившись от страха оборонительной холодностью, Закклай же задумчиво прищуривается. Ветер гудит: он свистит тонко, его завывания складываются в драматичную мелодию; из-за соседней стены раздается чей-то глухой смех, но Леви слышит одну лишь осязаемую тишину. Секундная стрелка безжалостно отмеряет мгновения, складывает их в минуты, а Дариус по-прежнему молчит. Леви, не выдержав, кидает в его сторону мимолетный взгляд и цепенеет. В серо-зеленых глазах — огонь праведного гнева. Они смотрят цепко, жадно, сжирают серебристые глаза за жалкое мгновение, из их плена — не выбраться, и Ривай чувствует, как сердце, дрогнув, камнем приклеивается к желудку. Однако проходит жалкое мгновение… И Закклай, усмехнувшись, отставляет кофейник в сторону. — В таком случае я тоже откажусь, — он говорит спокойно, с ледяной, бездушной улыбкой, и Леви чувствует — из него утекает сама жизнь. Тепло, до этого сладостным комочком свернутое в груди, испаряется за жалкие секунды — Ривай не успевает осознать смысл слов Дариуса, когда оно бесследно исчезает. Безвольное, деревянное тело немеет, кожа в мгновение теряет привычную чувствительность и, облизанная сквозняком, стремительно леденеет. Оголенный, выставленный напоказ страх с каждой секундой крепнет, безграничное отчаяние подходит непозволительно близко — оно обдает ледяным дыханием онемевшее тело и уверенно накрывает плечи холодными ладонями. — Хотя… — Дядя говорит громко и неожиданно, и Ривай поднимает на него потерянный взгляд. Кенни же даже не смотрит в ответ — он лукаво улыбается Закклаю. — Если ты составишь мне компанию, я, пожалуй выпью, — твердо заключает он, и в ответ в серо-зеденых глазах немой вспышкой мелькает удивление. Дариус смотрит на Кенни с искренним непониманием, и дядя пользуется моментом — поднявшись, он берет кофейник и под гнетом удивленных взглядов наполняет кружки, отставленные на край стола. Одну он услужливо подталкивает к Закклаю, вторую же крепко сжимает в руках. Дядя неуклюже плюхается на стул и, отринув саму реальность, забвенно подносит кружку к губам. Ривай задерживает дыхание. Все замирает, становится блеклым и незначительным, когда Кенни уверенно делает глоток и недовольно морщится. — Ну и дерьмо же заваривают твои повара, — едко прыскает он и твердо впечатывает кружку в дорогой стол. Откинувшись на резную спинку стула, он выразительно скрещивает руки на груди. — Хочется рот с мылом помыть, — усмехается он. Леви не чувствует собственного тела — оно охладело и одубело, потеряло всякую чувствительность. Конечности налились свинцовой тяжестью, голова же наоборот — стала легкой-легкой, точно накаченной гелием. На лбу проступила холодная испарина, глаза нещадно режет, но Ривай безмолвно проглатывает боль, вцепившись бездумным взглядом в едкую усмешку. Закклай же, прочистив горло, неуверенно пододвигает к себе кружку и, отбросив удивление, делает неспешный глоток, но Леви даже не смотрит в его сторону. Он с отчаянием заглядывает в блекло-серые глаза, пропускает во взгляд нескончаемую агонию в сердце, спрашивает: «Зачем?..». Дядя же холодно усмехается в ответ. «Потому что так нужно».        — Что будет, если кто-то из нас умрет? — Кенни спрашивает лениво, без какого-либо интереса, и Ривай бросает на него злобный взгляд. — Никто не умрет, — твердо обозначает он, и Стефания нервно смеется в ответ. — Я так не думаю. — Никто не умрет, — Ривай повторяет уверенно, с нажимом, на что дядя, выразительно закатив глаза, тяжело вздыхает. — Солнце, — устало говорит он, — давай просто предположим, что кто-то умрет. Что тогда? Риваю не нужно думать над ответом. — Если кто-то умрет, остальные доводят дело до конца, — твердо отвечает он и, заглянув в блекло-серые глаза, считывает в них немое одобрение. — Вот теперь ты похож на самого себя, золотце, — довольно усмехается Кенни.        Дариус, сделав несколько глотков, отставляет кружку на стол и переводит на Ривая холодный взгляд. — Так и зачем же ты пришел, Ривай? — Он спрашивает с ленивым любопытством, и Леви переводит на него потерянный взгляд. Он не сразу понимает, о чем его спросили — бескрайняя агония в душе, подпитываемая страхом, оставляет ожоги на сердце, однако холодная реальность ревностно напоминает о себе головной болью. Ривай, тяжело сглотнув, прикрывает веки. Слез нет, но глаза безбожно печет, в горле застывает раздирающий душу крик, однако Леви с готовностью проглатывает боль и, вооружившись привычным холодом, открывает глаза. — Я хочу вернуться в Италию, — он говорит пустым, лишенным самой жизни тоном, и Дариус удивленно вскидывает брови в ответ. — Вот как, — холодно усмехается он. — И с чего бы вдруг? Ривай неопределенно пожимает плечами. — Я расстался с любимым человеком, — честно признается он, упрямо игнорируя ледяной клинок в сердце. — Больше в Америке меня ничего не держит. Леви говорит неожиданную для себя правду, и Дариус чувствует это — подпитываемая злорадством, холодная улыбка становится чуть шире. — Что ж, это многое объясняет, — степенно кивает Закклай. Пододвинув кружку к себе, он делает неспешный глоток и, на мгновение поставив разговор на паузу, блаженно жмурится. Открыв глаза, он бросает на Кенни озорной взгляд. — И чем же тебе не понравился кофе? Кенни в ответ устало закатывает глаза. — Я повторю третий и последний раз, — лениво говорит он. — Я ненавижу кофе. Дядя, усмехнувшись, подносит чашку к губам и делает неспешный глоток, Закклай холодно улыбается ему в ответ. Спустя мгновение, он переводит скучающий взгляд на Леви. — Это вся твоя просьба? — Он спрашивает с грациозным спокойствием и элегантно поправляет черный галстук. Ривай сухо кивает ему в ответ. — Да, — твердо отвечает он, и Дариус на мгновение задумывается. Леви же считает блаженные секунды молчания, прикрыв глаза. Риваю больше не хочется кричать. Ноющее сердце успокаивается, вместе с ним затихает глубинный страх — трепетное волнение сменяется трагическим принятием. Душа молчит, чувства гаснут в тоталитарном плене спокойствия, и Леви, открыв глаза, смотрит на безжалостную мразь с искренним холодом. Закклай же тяжело вздыхает. — Хорошо, — неохотно соглашается он и лениво пожимает плечами. — Мне, конечно, не помешал бы человек в Америке, но раз ты так хочешь… Ладно. Ривай, благодарно кивнув, поднимается на ноги и статно расправляет плечи. — Я могу идти? — Он спрашивает пустым, лишенным жизни голосом, и Дариус степенно кивает в ответ. — Да. Леви твердым шагом направляется к выходу, однако, открыв дверь, оборачивается, ведомый шестым чувством. — Что-то еще? — Закклай спрашивает холодно, без какого-либо интереса, но Ривай даже не смотрит на него — взгляд прикован к блекло-серым глазам. — Я тоже ненавижу кофе, — напоследок бросает он и, поймав холодным взглядом искреннюю улыбку, закрывает дверь.        — Что будет дальше? — Стефания спрашивает слегка потерянно и заглядывает в серебристые глаза с искренней печалью. Ривай же задумчиво хмурится в ответ. — Какое-то время будет лучше не высовываться, — уверенно заключает он, и дядя в ответ едко прыскает. Леви переводит на него раздраженный взгляд, Кенни же игриво улыбается в ответ. — Солнце, ты думаешь, ты будешь кому-то нужен? — Он спрашивает с искренним весельем и, наткнувшись на строгость в серебристых глазах, коротко смеется. — Да тебя никто не будет искать, расслабь булки. — Он накрывает плечо племянника ладонью. — Все будут праздновать смерть диктатора! Им будет плевать! — Я согласна с Риваем, — встревает в разговор Стефания. — Будет лучше залечь на дно на первое время. Леви переводит на нее благодарный взгляд и, зацепившись за понимание в голубых глазах, спрашивает: — Есть идеи, где переждать бурю? Стефания задумчиво хмурится. — Ну-у-у… — Неопределенно протягивает она. — Я бы предложила свою квартиру во Франции, но там нас будут искать в первую очередь. Ривай понимающе кивает в ответ. — Моя квартира в Нью-Йорке — тоже не вариант, — твердо говорит он и, подперев голову рукой, принимается хаотично генерировать идеи, когда Кенни устало вздыхает. Леви поднимает на него злобный взгляд. — Если у тебя есть идеи, не жадничай, — строго обрывает он. — Мы тоже хотим их услышать. — Ну вообще есть одна, — лениво усмехается Кенни, и Стефания, едва услышав его, переводит на дядю обеспокоенный взгляд. Кенни же, довольный ажиотажем публики, откидывается на спинку кресла и, скрестив руки на груди, довольно щурится. — Говори уже. Ривай не хочет грубить — в этом нет никакого смысла, но голос пропитывается искренним холодом насквозь, он кажется неживым, злобным. Кенни же, переведя на племянника лукавый взгляд, улыбается чуть шире. — Попроси лучше, солнце, — едко усмехается он. — Может, я и расскажу. — Кенни, блядь, — раздраженно бросает Стефания, злобно нахмурившись. — Не заставляй меня нервничать. Это может трагично кончиться. Дядя в ответ смеется — он хохочет громко и искренне, запрокинув голову, и самодовольно щурится. Несмеявшись вдоволь, он переводит игривый взгляд на девушку. — Ты такая строгая, милашка, — лукаво говорит он, и Стефания, склонившись, ударяет его по бедру. — Ауч! — Болезненно вскрикивает Кенни. Задорная усмешка тут же сходит на нет. — Больно вообще-то. — Нам плевать, — выражает общее мнение Ривай, и Стефания согласно кивает в ответ. — Это точно. — Ладно-ладно, раз уж вы так просите, — Кенни говорит лениво и едко одновременно, озорная усмешка вновь трогает бледные губы. Он устало вздыхает. — У меня есть квартира в Германии. Можно будет переждать там, — скучающе бросает он. — О ней не знает никто, кроме вас, поэтому… Там будет достаточно безопасно. Стефания, услышав это, значительно оживляется. В голубых глазах мелькает задорный огонек, алые губы трогает воодушевленная улыбка. — Это вариант! — Одобрительно восклицает она и переводит радостный взгляд на Ривая. — Что думаешь? — Довольно спрашивает она, и Леви неодобрительно качает головой в ответ. — Нет никакой гарантии, что Закклай о ней не знает, — твердо отрезает он, и в ответ едкая усмешка сходит со старческого лица. — Ты явно переоцениваешь его способности, солнце, — недовольно бросает дядя. — Он — не провидец. Есть вещи, о которых он не знает. — И твоя квартира в их числе? — Скептически интересуется Ривай, и Кенни озорно подмигивает ему в ответ. — Бинго! — Коротко смеется дядя. — Ты сегодня блещешь умом, золотце! Леви в ответ устало вздыхает. Прикрыв глаза, он перебирает варианты. Купить квартиру не получится — даже сложив три их капитала, едва ли найдется крупная сумма. Снимать — ненадежно. Жить в отеле и того хуже… Открыв глаза, он устало смотрит на дядю. — Хорошо, — неохотно кивает он, и в ответ едкая усмешка становится чуть шире, в блекло-серых глазах загорается самодовольный огонек. — Вот только если ты сдохнешь, мы не сможем ее найти, — осаждает дядю Ривай, но Кенни плевать — он по-прежнему лукаво улыбается. — Поэтому мне лучше не умирать, — коротко смеется он, но, наткнувшись на безграничную усталость в серебристых глазах, выразительно закатывает глаза. — Ла-а-адно, — устало протягивает он. — Я напишу адрес. — И отдашь мне ключ, — холодно бросает Ривай в ответ.        Закрыв массивную дверь кабинета, Ривай оставляет прошлое в прошлом. Жизнь в подвале притона, смерть матери, детский дом, беспробудного пьяницу, строившего из себя отца, семнадцать лет рабства, ворох смертей, зависимость от бурой смерти и годы реабилитации — он отпускает все, и дышать становится чуточку легче. Леви идет твердым, уверенным шагом. Мимо проходят сгорбившиеся слуги, юристы в дорогих костюмах, хладнокровные убийцы — все они сливаются для Ривая в единую массу, от которой хочется спрятаться. Однако сбегать больше некуда, осталась лишь одна дорога — в Гамбург. Обратного пути нет, и Леви, осознавая это, лишь ускоряет шаг. Он спускается по винтовой лестнице, выходит к гостевым комнатам и, дойдя до спальни Стефании, стучит по двери пять раз.        — Как я пойму, что пришел ты? — Стефания спрашивает дергано и нервно закусывает губу. — Что, если отец обо всем узнает, и за мной придут? — Милашка, — лениво усмехается Кенни, — никто никому ничего не расскажет, — скучающе заверяет он. — Соответственно, за тобой никто не придет. Все просто, — пожимает плечами дядя, на что Ривай отвечает усталым взглядом, но Кенни этого не замечает, вдохновенно потягивая коктейль. Леви переводит задумчивый взгляд на Стефанию. — Во-первых, ты закроешься на ключ, — подумав, говорит он. — Во-вторых, я постучу пять раз дважды. Услышишь сигнал, выходи. Стефания собрано кивает в ответ. — Поняла.        Выждав пару секунд, Ривай стучится снова — он отмеряет ровно пять ударов, и спустя мгновение в замочной скважине проворачивается ключ. Дверь открывается. За ней — помятое вечернее платье, спутавшиеся кудри и взволнованный взгляд голубых глаз. Ривай ничего говорит — он безмолвно протягивает руку, и Стефания тут же сжимает его ладонь горячими пальцами. Ривай идет спешным, но твердым шагом, Стефания же, то и дело путаясь в платье, торопливо бежит за ним. С испачканных в туши ресниц срываются слезы страха, голубые глаза смотрят потерянно, но девушка по-прежнему крепко сжимает ладонь Леви, и ему этого достаточно. Они торопливо спускаются по винтовой лестнице и, выйдя в холл, замедляют шаг. В центральном коридоре — толпа людей, спустившихся на завтрак. Все они, завидев дочь тирана, склоняют голову в приветствии, и Стефания, спешно смахнув слезы с лица, холодно улыбается им в ответ. Леви идет неспешной, твердой поступью, и девушка, отыскав в себе остатки гордости, грациозно следует за ним. Они, провожаемые взглядами толпы, неторопливо выходят из замка, и лишь когда массивная дверь закрывается, позволяют себе выдохнуть. От медленного, грациозного шага не остается и следа — переглянувшись, оба срываются на бег. — Ты достала? — Леви спрашивает шепотом, хотя парковка пустует, и Стефания суматошно кивает в ответ. Она, открыв ладонь, передает Риваю ключи.        — Нам нужно продумать, как мы сможем выбраться из замка, — твердо обозначает Леви. Дядя же в ответ задорно усмехается, и Ривай на корню обрывает шутку. — Не смей мне говорить, что через дверь, идиот. Кенни, состроив обиженное выражение лица, примирительно поднимает руки в воздух и откидывается на спинку плетенного кресла. — Твоя правда, золотце, — шутливо признает он, но Леви не обращает на него внимания. Он переводит отрешенный взгляд на Стефанию. — Ты сможешь достать машину? — Собрано спрашивает он, и девушка нервно кивает в ответ. — Вечером попрошу у отца. — Отлично.        Ривай, забрав ключи, тут же нажимает на кнопку — фары феррари, припаркованной возле особняка, загораются алым. Леви не тратит времени даром: отпустив горячую ладонь, он подбадривающе похлопывает дрожащую Стефанию по плечу и, обогнув машину, торопливо садится в водительское кресло. Девушка же, спешно подбежав, неуклюже плюхается на пассажирское сиденье. Ривай понимает: медлить нельзя, и поэтому, не тратя времени на лирику, тут же вставляет ключ в замок зажигания. — Стой! — Стефания встревоженно вскрикивает, и Леви, вздрогнув, переводит на нее удивленный взгляд. Девушка заглядывает в серебристые глаза с отчаянием, с длинных ресниц градом срываются слезы. — А как же Кенни?.. — Она спрашивает потерянным шепотом, и Леви, не выдержав, отворачивается он нее. Ему не больно. Погиб омерзительный человек, отравлявший общество. Правда же?.. Ривай, встряхнув головой, проворачивает ключ в замке зажигания — феррари, харáктерно взревев, заводится. — Кенни погиб, — сухо бросает Ривай и, не обратив внимания на удивленное: «Что?..», вжимает педаль газа в пол. Он ведет машину с холодной головой. Он подъезжает к воротам на огромной скорости, и те, натужно скрипнув, разъезжаются в разные стороны. Отбросив гнетущие мысли, Ривай мгновенно трогается и, забыв о скоростных ограничениях, вырывается на трассу.        — Хорошо, допустим, мы приедем в Германию, — нервно усмехается Стефания. — И что дальше?.. — Будем ждать, — твердо отвечает Леви, и девушка поднимает на него потерянный взгляд. — Долго?.. — Она старается говорить твердо, но голос предательски дрожит. В голубых глазах стальными брызгами тухнет надежда, она скатывается по радужке и оседает слезами на длинных ресницах. Ривай же задумчиво потирает подбородок. — Думаю, не меньше двух месяцев, — спустя время отвечает он и, пожав плечами, нервно усмехается. — Может, полгода, а может, год… Я… Я не знаю. Девушка не выдерживает — сникнув, она откидывается на спинку кресла и закрывает глаза рукой.        — Это конец?.. — Стефания спрашивает пустым, потерявшим саму жизнь тоном, и Леви, поймав ее взгляд в отражении зеркала заднего вида, неопределенно качает головой. — Думаю, это только начало.