Расклад

1. В Колодце Вендриенов было шумно — война чувствовалась повсюду. Втоптанная в грязь трава пожухла и пожелтела, под ногами то и дело оказывались рваные тряпицы и бронзовые пряжки, осколки разбитых склянок и изломанные древки стрел. Ветер доносил то запах мертвечины, то, меняясь, — сладковатый дым костров. Вершительница Судеб пришла с торговым обозом. Купец, который владел им, был с ней невероятно, до подобостастия учтив. Он пытался даже сосватать ей сына, но с достоинством вынес вежливый отказ. На прощание он поцеловал ей обе руки. Большинство Вершителей, которых она знала, оказались в Суде волей обстоятельств. Она пришла к Адъюдикатору сама, преклонила колени и предложила свою службу. Тунон проговорил с ней четыре минуты и равнодушно сказал: «У тебя есть задатки». Она избавилась от деревенских просторечий, пропахшей навозом одежды и старого имени, которым в родной деревне звали каждую третью. Научилась читать и писать, лгать, ничем себя не выдавая, и говорить людям то, что они хотят слышать. Она крепко усвоила: нет ничего дороже привязанности и приязни. Никогда не знаешь, когда они пригодятся. До лагеря Опальных Вершительница добиралась в одиночку. По пути ей встретилось несколько патрулей, но, узнав в ней работницу Суда, они без проволочек пропустили ее. Она поговорила с командирами Опальных и проиграла предводителям ватаг Алого Хора несколько десятков бронзовых колец. И те, и другие, остались ей весьма довольны. В делах войны Вершительница мало что понимала и хорошо знала об этом. Она прилежно изучала свитки ученых мужей, в которых те расписывали принципы построения и делились военными хитростями, выучила все звания, бывшие в ходу в обеих армиях, усвоила основные тактические приемы, но так и не смогла понять чего-то, что было доступно даже неграмотным капитанам. Однажды Бледен Марк, основательно отходив ее затупленным оружием на тренировке, рассмеялся и сказал: «Бедная девочка, когда ты родилась, боги войны куда-то отлучались». «Если бы они этого не сделали, я бы тебя уже убила», — сказала она, и он, улыбаясь, подал ей руку, помогая подняться. В эпоху Завоевания Вершительница быстро уяснила: не нужно уметь все, достаточно уметь слушать. Патрули рассказали все, что ей требовалось знать — и еще больше она почерпнула от солдат в лагере. Жизнь там не бурлила — вяло текла, как всегда бывает при затянувшейся осаде. Пара Опальных приглядывала за ней издалека, тщетно пытаясь делать вид, что они заняты другими делами. Женщина со знаком Алого Хора на броне, напротив, подошла открыто и без обиняков заявила: — Меня звать Фугой. Я должна была тебя встретить на полпути, но ты от меня ускользнула. Вершительница улыбнулась. — Голоса Нерата переживал за мою сохранность? — А то, — подтвердила Фуга; в глазах ее отразилось облегчение. — Ты, видать, важная птица. — Не я, — поправила Вершительница. — А бумага в моей сумке. Фуга хохотнула. — А ты мне нравишься. Только я думала, ты сразу пойдешь в шатер Архонтов, а ты шастаешь по лагерю, как будто что потеряла. — Это не лагерь, а приют скорбных духом. Фуга недоверчиво улыбнулась. Ее плечи расслабились. — Точно, — сказала она. — Потом тебе стоит заглянуть к нам. Тебе понравится. Они ударили по рукам. — Голоса Нерата просил передать мне что-то, прежде чем я войду в шатер? — спросила Вершительница. Фуга уселась на пустой ящик из-под оружия. — Велел узнать, что за приказец ты несешь в своей сумке. Вершительница подмигнула ей. — Скоро узнаешь. Тебе понравится. В шатре пахло горячим воском и чем-то приторно-сладким. Архонты сделали вид, что не заметили, как Вершительница откинула полог и вошла внутрь по истертым коврам. Грейвен Аше, седобородый и мощный, обвинял Алый Хор в нежелании действовать сообща, мародерстве и — не напрямик, но Аше никогда не умел заворачивать истинное значение слов в шелуху двойных смыслов — тайном сговоре с Клятвопреступниками. Архонт Тайн возмущался необоснованностью обвинений и сыпал ответными нападками. Его голос умудрялся передать тысячу полутонов и сотню оттенков; он завораживал, как и движения жезла, которым Архонт лениво выписывал замысловатые движения. Вершительница подумала: нужно отвести глаза. И проводила взглядом очередной плавный взмах. «Ты нас слышишь?» — прошелестел шепот, в котором угадывалось множество голосов. Она вздрогнула и оглядела шатер. Кроме нее, в нем были еще четверо. За Архонтом Тайн стоял, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, человек в маске, полностью закрывавшей его лицо. Вероятно, один из Глаз — самый доверенный или самый живучий. За правым плечом Архонта Войны высилась светловолосая женщина, судя по знакам отличия на броне — Железный Маршал. Вершительнице показалось, что эти двое обменялись понимающими взглядами, и это позволяло надеяться: дела в армии обстоят не так уж плохо. Но вкрадчивый вопрос, похоже, предназначался только для нее. «Кашляни, если да» — подсказал голос. Вершительница прижала кулак ко рту и громко откашлялась. Глаз и Железный Маршал покосились на нее. Архонты продолжили спорить, только жезл в руках Голосов Нерата заплясал быстрее. «Хорошо, — похвалил шепот, и целая речь полилась прямо в ее сознание, минуя уши. — Ты только послушай его, как он жалеет своих солдатиков, как он бережет их, боится пускать в атаку. Прежний Архонт Войны не был так сентиментален. Он украшал свою броню костями лучших из своих воинов... Впрочем, сосредоточься. Ты можешь что-нибудь пропустить». Жезл со слабо светящимся навершием замер. Вершительница медленно выдохнула. Напомнила себе: Аше любит почтительных и послушных, Голосам Нерата нравится, когда им дерзят — но только до определенного предела. Когда Аше обратился к ней, она низко поклонилась и сказала: — Для меня счастье — приветствовать вас обоих, Архонты. Жаль, что я застала вас во время супружеской ссоры. Бесплотный голос за улыбающейся маской разразился высоким смехом. 2. У Архонта Тайн был просторный шатер, и вместо узкой походной койки в нем установили настоящую кровать. Для нее — понимала Вершительница. Голосам Нерата не нужно было спать, он и появлялся в шатре только для того, чтобы поговорить с ней — или поставить на стол блюдо с сочными фруктами. Она тяжело восстанавливалась после битвы за Зал Вознесения. Наверное, Бледен Марк был прав — боги войны и правда ее недолюбливали. Но Горный Шпиль был взят и теперь принадлежал ей. Она поставила на алое — и выиграла. Ей предстояло многое объяснить Тунону, когда она окрепнет, но он найдет ее слова исполненными рассудительности — как и всегда. Алый Хор и Опальные заставили бы ее выбрать, и пытаясь завоевать расположение и тех, и других, она добилась бы лишь того, что утратила бы его в глазах обеих армий. Вершительница редко вспоминала о прошлом. Она привыкла считать, что ее не было до того момента, как она преклонила колени перед Архонтом Справедливости — но теперь вспомнилось вдруг, как в детстве, долгой зимой, она тяжело заболела, и мать поила ее топленым жиром. В Какофонии Вершительницу окружили куда большей заботой. Женщины с закрытыми лицами и ласковыми руками дважды в день меняли ей перевязки. Они всегда молчали, и Вершительница не раз думала: есть ли хоть что-то под их масками? Пятый Глаз трясся над ней, словно нянька — над единственным ребенком, и вдобавок — наследником престола. Он читал ей, чтобы развлечь, и готов был достать что угодно, стоило ей только пожелать. Порой заходила Фуга. Она щипала виноград из позолоченной вазы и рассказывала, о чем болтают в лагере. — Барик дуется, — говорила она. — Ну, мне так кажется. Под шлемом-то все равно не видно. Вот уж не думала, что буду захаживать в шатер Голосов Нерата, как к себе домой! Под вечер Пятый Глаз прогонял ее, настаивая, что Вершительнице следует отдыхать. Впрочем, он, конечно, никогда не перечил Голосам Нерата — а тот, похоже, привык пренебрегать такими мелочами, как время. Приступы разговорчивости находили на него нечасто, но всегда неожиданно; иногда он будил ее, иногда — приходил, когда молчаливые женщины занимались ее ранами. Он был вторым Архонтом, с которым Вершительнице доводилось подолгу беседовать, и его многословное обжигающее внимание не шло ни в какое сравнение со скупой приязнью Тунона. В Алом Хоре считали, что Нерат с ней спит — об этом тоже рассказала Фуга. Почему-то это невероятно льстило. Вершительнице сложно было представить, что он способен еще хотеть женщину — но если бы он дал понять, что она может доставить ему удовольствие, она отдалась бы Голосам Нерата хоть на глазах у всего лагеря. Ребра постепенно зарастали, и это значило, что скоро придет пора отправиться в путь. В Горящей Библиотеке и Могиле Клинков по-прежнему действовали Эдикты, а где-то в Каменном Море никак не могло упокоиться то, что осталось от Архонта Камня. Вершительница проснулась от звука шагов. Она приподнялась на локте. Шатер заливал бледный зеленый свет, сочащийся сквозь сочленения доспехов. — Мы снова разбудили тебя, наша дорогая Вершительница, — безжалостно сказал Голоса Нерата. — Признаться честно, нам нравится заставать тебя спросонья. Ты выглядишь пленительно беззащитно. Нам также нравится смотреть, как ты спишь. Как твое маленькое хрупкое тело? — Уже не ощущается таким хрупким — благодаря вашему вниманию. — Мы могли доверить тебя только нашим заботливым Рукам, — Нерат издал высокий смешок. — Мы думаем: может, стоит сломать тебе еще пару костей, чтобы ты подольше оставалась здесь, с нами? Мысль о том, что он говорит серьезно, была волнующе приятной. Вершительница улыбнулась. — И отложить наши планы на месяц-другой? Грейвен Аше поблагодарил бы вас за это. Голоса Нерата издал досадующий звук. — Умненькая Вершительница. Совсем не похожа на наших безумных аколитов и ошалевшее от крови войско. Иногда мы задаемся вопросом: как так получилось, что ты оказалась на нашей стороне? — Вы хотели бы видеть меня где-нибудь еще? — Отвечаешь, не отвечая, — Голоса Нерата опустился в широкое кресло с резными ручками, нарочно поставленное слугами у постели. — Дразнить наше любопытство — дурная идея. Но ты знаешь, что мы пока не можем растерзать тебя, залезть тебе под кожу, узнать все твои секреты. Слушай нас. Мы хотим рассказать тебе историю. Она откинулась на подушки, глядя в одну из его масок. — Слушать любой из ваших голосов — неизменное наслаждение. — Ну так слушай. Когда-то мы были младшим сыном из знатного рода в стране, которой больше нет. Мы узнали, что семейство наше готовятся обвинить в заговоре против Владыки. И мы знали, что ожидает заговорщиков. Следующим же утром мы вывели все свое семейство на площадь. Мы пытали их — мать, отца, братьев и тетушек. Мы пытали их так долго и так хорошо, что все они умерли под нашим ножом. Когда на площади остались лишь их изуродованные тела, мы знали, что наше бессловесное послание достигнет Владыки. Наше заверение в бесконечной и абсолютной верности. Голоса Нерата замолчал. Языки зеленого пламени поблекли, скрылись где-то внутри доспеха и под двуликой маской. Слышно было, как где-то вдалеке кричат люди: «Убей! Убей!». В лагере дрались постоянно — и почти всегда насмерть. Вершительница облизнула губы. — Они были виновны? — спросила она. — Ваша семья действительно планировала заговор? — Правда в том... — медленно ответил Нерат. — Что мы не помним. Это все было очень давно. Мы забыли. — Вы хорошо помните все остальное, что случилось в тот день. Зеленое пламя вспыхнуло оспепительно ярко. Воздух стал густым, как кисель — он будто затекал в рот и в нос, оставляя на языке тошнотворно-сладкий привкус. — Девчонка! Нам нравятся твои безжалостные вопросы, но у тебя их слишком много! Ты забываешься! Обыкновенно мы к тебе милостивы — но тебе не понравится, если мы станем на тебя сердиты! Дышать стало легче, и Вершительница закашлялась. Утерла губы, бессознательно посмотрела на пальцы — ничего. — Не заставляй нас быть жестокими к тебе, — посоветовал Нерат. — Я не льщу себе мыслью, что могла бы принудить вас к чему-то, — хрипло сказала она. Голоса Нерата опустился на край ее постели. Положил руку в тяжелой перчатке прямо поверх зарастающих ребер и надавил со сдержанной силой. Было больно, но она потекла. — Часть нас ждет возможности увидеть тебя без кожи, — вкрадчиво сказал Голоса Нерата. — Помни об этом, наша дорогая, бесценная Вершительница. 3. Девочка была хорошенькая: светленькая, с большими голубыми глазами. Вершительница протянула ей деревянную лошадку. Девочка немедленно сунула голову игрушки в рот и принялась сосредоточенно сосать. Смотрела она при этом очень серьезно. За месяц, который Вершительница не видела ребенка, девочка подросла. О ней заботились, ее хорошо кормили. Одежда была пошита из дорогой ткани, а на маленьких ботиночках сверкали острыми гранями драгоценные камни. Вершительница думала, что не станет волноваться о ребенке — но вышло иначе. Хорошо было увидеть ее целой и невредимой. Хорошо было и то, что ей не исполнилось еще и года: она понятия не имела, что является наследницей Оплота, и потому Эдикт Бури продолжает бушевать над принадлежащим ей по праву королевством. «Все ее дура-мать», — подумала Вершительница с неожиданной злостью. Сперва Амелия связалась с мятежником, а потом — умудрилась понести от него и родить ребенка. Когда регент умер, а небеса так и остались заволочены тучами, Вершительница сразу сообразила: остался кто-то еще. В ком-то еще течет кровь этого рода, и пока они живы, Эдикт будет действовать. Потом из дальней комнаты раздался детский плач, и ее замутило. У нее на счету было не так уж много убитых, и все они достигли шестнадцатилетия, прежде чем встретить смерть. Не было нужды делать это самой — стоило лишь отдать приказ, и кто-то другой расправился бы с младенцем, но было в самой мысли об этом что-то противоестественное, гадкое. Потом Вершительница вспомнила, как Голоса Нерата нежно шептал ей: если будет возможность, не стоит снимать Эдикт Бури. Пусть побушует еще немного — пока это выгодно... Она приказала Амелии забрать девочку и следовать в Какофонию в сопровождении ватаг Алого Хора. Та явно не рассчитывала на милосердие Голосов Нерата, но подчинилась, и Вершительница испытала брезгливое изумление: и это — дочь Грейвена Аше? Ей стало жаль старика. Эдикт продолжал свирепствовать над Могилой Клинков, и Вершительница знала: девочка жива. Но когда удалось возвратиться в лагерь Алого Хора, она первым делом отправилась узнать о ее судьбе — и заодно о судьбе ее матери. Голоса Нерата отчего-то неизменно пытался утаить от нее, что делал с теми, кого она посылала к нему. Вершительница выслушала его уклончивый ответ, а потом отправилась туда, где запах мертвечины был до тошноты сильным. Среди насаженных на колья трупов она не сразу признала тело Амелии — солнце и вороны превратили ее в кусок гниющего мяса, втиснутый в доспех. Найти ребенка Вершительнице помог Пятый Глаз. Его истеричное обожание оказывалось ей неизменно полезно. — Гу! — сказала девочка, выпуская лошадку изо рта. — Да, — согласилась Вершительница. — Дело твое — дрянь. Девочка смотрела на нее круглыми голубыми глазами, но не улыбалась. — Моя дорогая Вершительница утолила муки совести, — провозгласил Голоса Нерата. — Славно. Теперь она, возможно, наконец найдет время, чтобы утолить нашу тоску по ней? Мы так скучали, так скучали! — Для меня разлука с вами было вдвое мучительней, — заверила Вершительница. — Но я утешала себя мыслью, что я выполняю вашу волю. — Всегда такая учтивая, — прошипел Голоса Нерата. — Мы бываем предельно вежливы только с теми, кого хотим убить. Или не бываем. Так сложно иногда терпеть чужую глупость! — Вы очень терпеливы к моей, — улыбаясь, сказала Вершительница. — Наше терпение — ресурс, который заканчивается быстро. Мы знаем, что кто-то получил то, что, как мы считаем, принадлежит нам. Вершительница нахмурилась, повертела в пальцах серебряную вилку. Голоса Нерата не испытывал нужды в пище, но любил смотреть, как она ест. — Простите меня, но я... — Наша Фуга, — перебил Нерат. Недели с две назад они переспали. В пути их застал проливной ливень, и они торопливо расставили палатки. Фуга улеглась рядом с Вершительницей, под дрожащим от капель тентом, потянулась всем телом и сказала: «Трахаться хочется. Ты как?» У нее был наглый, нахальный язык и жесткие, сильные пальцы. Она ничего не стеснялась и, как выяснилось, любила покомандовать. Вершительнице не было стыдно, когда Фуга, ухмыляясь, раздвинула ей колени и, облизав пальцы, взяла ее быстро и деловито. Зато теперь вдруг — стыд запоздало настиг, заставив резко, волной покраснеть. — Нам нравится Фуга, — медленно сказал Голоса Нерата. — Но если ты снова позволишь ей прикоснуться к себе, ее голова вскорости окажется на этом блюде. Тебе мы, конечно, простим эту слабость, но кто-то же должен понести наказание. — Я глубоко раскаиваюсь, что... — Твоя учтивость нас не улещивает, она нас злит! — Никто больше не прикоснется ко мне. Маска смотрела на нее, улыбаясь. Вершительница подумала о том, что отправлялась в Колодец Вендриенов, чтобы выполнить волю Кайрос. Что надеялась вскорости вернуться к Суду, упрочив свое положение. Тунон был удивлен ее решением присоединиться к Алому Хору, но холодно согласился: «Если это требуется в интересах Суда». Он потребовал от нее найти доказательства измены одного из Архонтов, чтобы назвать его виновным. Доказательств накопилось достаточно, и вдвое больше — против Голосов Нерата. В половине из них он признался ей сам. — Славно! — выдохнул Голоса Нерата. — А теперь, моя дорогая Вершительница, мы готовы к тому, чтобы ты снова пытала нас своим любопытством. 4. Ночь, несмотря на приближение осени, выдалась по-летнему теплой. На севере возвышался Горный Шпиль, наполовину скрытый облаками. Видно было, что на нижних этажах горит свет. После того, как кончилась осада и был взят Зал Вознесения, в Колодце Вендриенов стало тихо. Попадались следы от кострищ, груды гниющего мусора, площадки перекопанной земли — братские и сестринские могилы. Больше ничего — обо всем, что можно было забрать, позаботились мародеры. Вершительница возвращалась из города-Бастарда длинным, кружным путем. Сперва ее сопровождали три ватаги Алого Хора. Потом они отстали, одна за другой. Она рада была недолго побыть без их шумного внимания. Ей всегда давали первой хлебнуть отвратительного пойла, которое гнали из каких-то ягод Певчие Крови, для нее всегда находилось лучшее место у костра. В Алом Хоре не преклоняли колени даже перед Архонтом Тайн, но ее любили, смешно и как-то по-деревенски гордились ей. Вершительница помнила тот день, когда впервые оказалась в лагере Хора несколько лет назад. Принимали новобранцев, и ей пришлось смотреть, как они убивают друг друга тупым оружием, завоевывая право присоединитьсья к чьей-то ватаге. Она знала, чего ожидать, и выдержала зрелище, а потом кинула покрытому кровью парню серебрянное кольцо, но ночью ей спалось беспокойно. Вершительница не прониклась бессмысленной жестокостью Хора, но она привыкла к ней, перестала ее замечать. В конце концов, Алый Хор давал всем пленникам шанс — и она научилась находить в этом своеобразное милосердие. Вершительница поворошила ветви в костре. Толстое полено звонко щелкнуло и разломилось от жара, взметнув столп алых искр. Аше мертв. На Суде она назвала его имя, и Тунон сказал: «Да будет так». Бледен Марк, ухмыляясь, выступил из черных теней, извивавшихся, будто щупальца, и молча кивнул, когда Тунон велел доставить Грейвена Аше в зал Суда, чтобы свершить правосудие. Вершительница знала, что могла сама отправиться в лагерь Опальных, с боем пробиться к Аше и забрать его жизнь. Но в делах войны Вершительница мало что понимала и хорошо знала об этом. Было бы так смешно и нелепо, если бы Аше убил ее, когда она оказалась в двух шага от конца — и нового начала. Она не знала, каковы они будут, но отчетливо ощущала их близость. Аше смотрел на нее как на предательницу. Вершительница знала, что заслужила этот взгляд. Не потому, что предала Опальных — ее верность никогда им не принадлежала, но потому, что в Суде она солгала. В дне пути от города-Бастарда она сожгла все бумаги и записки, которые могли доказать, что в том, как медленно шла военная компания, пока она не прибыла с Эдиктом Кайрос, была вина Голосов Нерата. Она была готова к тому, что Тунон найдет ее обвинительную речь несостоятельной, что усомнится в ее справедливости. Но он внял словам Вершительницы и вынес смертный приговор. Для Вершительницы все началось в зале Суда, и была бы своеобразная ирония в том, если там все бы для нее и закончилось. Но она возвращалась в Какофонию. Она поставила на красное — и выиграла. Когда миновала волчья смена, из шатра выбралась Сирин. Сперва отошла к ближайшим кустам, потом подсела к Вершительнице, зябко ежась. — Ну и что теперь? — спросила она. В ее голосе привычно сочетались оскорбительная надменность и легкая дрожь — как у ребенка, который в любой момент готов был заплакать. Она и была ребенком — одаренным настолько, что взрослым пришлось надеть ей на голову тяжелый убор, чтобы приструнить ее силы. — Мы возвращаемся в лагерь Алого Хора, — сказала Вершительница. — Я не хочу, — отрезала Сирин. — Ты же теперь тоже Архонт, так? Раз уж Владыка в своем приказе разобраться между собой упомянула и тебя. Зачем тебе возвращаться к Голосам Нерата? Думаешь, он заключит тебя в обьятья и прижмет к груди? — Может быть, если захочет сломать мне ребра. — Ты дура! — возмутилась Сирин и топнула ножкой в запыленной голубой туфельке. — Я не хочу снова оказаться в его распоряжении. — Он тебя обижал? — мягко спросила Вершительница, и Сирин перестала горячиться — она любила внимание и заботу. — Нет. Но я не хочу зависеть от его милости. Ты простая, как палка, и с тобой легко. У него темный, извращенный ум. Я боюсь его, ясно? — Сирин взглянула Вершительнице в лицо, голос ее стал тихим и нежным, и желание защитить нахлынуло невероятно остро. — Пожалуйста, давай не будем возвращаться в Какофонию. Ты сможешь собрать силы, чтобы сразиться с его сумасшедшими, в одном из своих Шпилей. Пожалуйста, ради меня. Вершительница наклонилась вперед, погладила девочку по нежной щеке и влепила ей оплеуху. Сирин дернулась, обиженно надула губы, но не стала оправдываться. — Не вздумай заснуть, — велела Вершительница и ушла в палатку. К Голосам Нерата Вершительница отправилась одна, оставив спутников в лагере. Они не хотели ее отпускать, взволнованно шептали о том, что в одиночку у нее мало шансов. Атли сжимала ее руку в своей с такой силой, что больно было пальцам, и требовала: «Не глупи, девочка. Не время для честных поединков». Наконец, Фуга сплюнула себе под ноги и приговорила: «Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь». До шатра Вершительницу проводил Пятый Глаз. Его тело, как и всегда, нервно подергивалось, будто к каждой из конечностей была привязана невидимая ниточка, и кто-то постоянно дергал то за одну, то за другую. — Я так этого ждал, — прошептал он ей. — Надеялся. Выходит, я что-то такое еще умею. Он визгливо рассмеялся и откинул для нее полог. В шатре было очень светло — кажется, горело несколько сотен свечей. Вершительнице стало вдруг страшно. — Я хочу, чтобы ты пошел со мной, — сказала она. Пятый Глаз замотал головой. — Нет-нет-нет, возлюбленная Вершительница. Это только для тебя. Она сделала маленький шаг вперед, и полог упал за ее спиной. — Мы надеемся, что ты не ждешь от нас коленопреклонения, — медленно проговорил Голоса Нерата. — Этот доспех очень неудобен для таких вещей. — Нет, — честно сказала она. — Хорошо. На этот раз ты говоришь без словестных кружев, это нам нравится. У нас к тебе... предложение, Вершительница. Мы надеемся, ты найдешь его лестным. — Я слушаю, — сказала она, не узнавая своего голоса. — Присоединись к нам, — одна из масок пристально смотрела на нее. — Стань нами. Влейся в наш шепот — не так, как те жалкие, сломанные люди, которых мы поглотили. Сформируй нас. В шатре сладко пахло. У Вершительницы закружилась голова. Она знала, что не выйдет отсюда — но все равно сделала шаг за порог. Она молча приблизилась к Голосам Нерата. Медленно подняла руки и сняла с него двуликую маску. Под ней было лишь бесформенное и холодное зеленое пламя. Она взялась за застежки. Пальцы были как деревянные, но Голоса Нерата ее не торопил. Она остановилась, лишь когда разоблачила его полностью. Должно быть, он не врал и когда-то был младшим сыном какого-то знатного рода. Сейчас Голоса Нерата представлял из себя сгусток зеленого огня. — Это будет долго, — прошептал голос, полностью заполнивший шатер. — И болезненно для нас всех, и для тебя, конечно же, тоже. Это будет совокупление, и рождение, и смерть. Все сразу. «Что будет потом?» — мысленно спросила она. — Нам решать. Всем нам. Но в тебе столько силы, дорогая Вершительница, а на востоке — столько гнева. Мы четыреста лет были преданными слугами Владыки — может быть, все те годы были ради этого момента. Языки пламени ласкающе коснулись ее рук. Обняли колени, раздвинули ноги, щекотно коснулись шеи. Она ощутила близость множества сознаний — словно все эти люди стояли в шатре и одновременно говорили с ней. Вершительница испуганно подумала: не хочу растворяться в этом хоре. — Нам тоже страшно, всегда, — сказал один из голосов. — Мы никогда не знаем, кем станем. Но ты знаешь, что говорят о любви? Мы до смерти любим тебя, Вершительница. Мы хотим тебя всю, без остатка. Твою силу, твой разум. Нам не нужно лишь твое тело, которое через пару десятилетий начнет гнить. Иногда мы тешим себя мыслью о том, что займем место Владыки — и нам ненавистна мысль о том, что мы не сможем разделить наш триумф с тобой. Согласие не успело сформироваться у нее на языке — но Голосам Нерата это и не требовалось.