Пазлы

      — Много в жизни смешных потерь? — его нечеловеческие, изумрудно-зелёные глаза с острыми росчерками зрачков смотрят цепко и горько-насмешливо.        — Да, смешная, но я для тебя — потеря. Пустота, образовавшаяся с моим уходом, не заполнится никогда. Ничем и никем не перебить этот сосущий вакуум рядом. Улыбаясь, кривляясь, страдая, убеждая весь мир… себя ты переубедить не сможешь. Магическое слово «мой», которое не стало звеном и моей цепи, теперь звучно бзинькает тебя по голове при каждом шаге. И тебе кажется, это слышат все. Как колокольчик... «Геостигма!.. Смотрите, это прокажённый!» — он вздыхает. Участливо, полунасмешливо.       — Не родилась ещё та колдунья, которая отшепчет тебе эту привязанность. Привязь. Любовь. Ненависть. — слова глухо падают на пол, словно на глазах утрачивая свой смысл.       Сефирот пожимает плечами.       — Да, потеря смехотворна. Но, тебе не до смеха. Заклеймить меня позором, втоптать в осеннюю грязь… можно. Но, нельзя втоптать образ, отпечатавшийся в сердце. Если только… вместе с сердцем? Не знаю, хочешь — попробуй. — он усмехается, прежде, чем продолжить.        — А пока, ночью, без сна, ты всё кружишь и кружишь мыслью вокруг магического «если бы», прекрасно понимая, что уже слишком поздно. Из всех дорог выбрана одна, и в конце этого пути ты воешь больным зверем. Я сказал: «В конце?» — он смеётся. — О нет, увы. Это сиюсекундный финал.       И он уходит. А в сердце опять вонзается гладко-звенящая сталь не знающего поражений, призрачного клинка.       Клауд вскакивает с постели, сбрасывая липкие оковы тяжёлого полусна, и кричит. Кричит отчаянно, надрывно и зло, словно загнанный в угол, смертельно раненый зверь. Но, ответом ему — лишь заглушающая рыдания, тишина.