Жив или нет?

Мы с Ним вошли в тёмный, заставленный вещами гробовщика, пахнущий ароматами таксидермиста офис Ану-Бисы, в котором было подозрительно темно и довольно влажно. Хотя, последнее вполне объясняется тем, что это был подвал. Довольно странное место, для «опытного» работника, как об этом гробовщике отозвался Он. — О! Пришли, — отозвался из глубин помещения голос с сильным восточным акцентом, до этого звучавший в трубке телефона. К нам с Ним вышел темнокожий мужчина, на котором, поверх чёрной хламиды, с какими-то рисунками, похожими на древнеегипетские иероглифы, был надет кожаный фартук, с застарелыми разводами крови и чего-то ещё, на вид, вполне биологического происхождения, а так же щиток на лице, какими обычно пользуются патологоанатомы, когда вскрывают человека. Довольно колоритный персонаж, однако. На руках у него были ярко-жёлтые резиновые перчатки, которые слегка выпадали из общего образа. — Забирайте своего. Он там — в дальней комнате, — Ану-Биса, а это, я полагаю, был он, махнул рукой вглубь своего похоронного агентства, откуда только что вернулся сам. — Отходит после процедуры. Слабенький он у вас. С Тобой было куда проще и спокойнее, — таксидермист обратился к Нему, пожимая Ему руку, после чего отошёл в сторону, освобождая мне проход к Стефану. Медленно передвигаясь между венками, заспиртованными конечностями и, что довольно удивительно, шариками, с надписями из серии «С юбилеем», я прошёл в сторону, указанную Ану-Бисой. Прямо за углом была совершенно белая комната с ярким светом, которая всем своим видом просто кричала, что это — операционная. Здесь была куча инструментов хирурга, вплоть до пилы, для вскрытия грудины. Да уж, Декорации для фильмов ужасов, как есть. Хоть сейчас запускай съёмочную группу, и снимай про какого-нибудь Джона Краммера. В уголке, на кресле, которое обычно стоит в кабинетах стоматологов, раскачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча себе под нос, сидел Стефан с совершенно пустым и затравленным взглядом. Он был лишь в белых свободных штанах и накинутым на плечи белоснежным полотенцем. Выглядел он абсолютно так же, как при жизни, разве что, чуть более загорелый, будто только что вернулся с какого-нибудь курорта. Но всю картину разрушал огромный Y-образный шрам, протянувшийся на всю грудь. Но, похоже, Ану-Биса действительно знает своё дело, потому что шрам был зашит так аккуратно, что, если не приглядываться, его можно и не заметить. — Стефан? — я медленно подошёл ко, всё ещё раскачивающемуся из стороны в сторону, другу, пытаясь заглянуть в его глаза. — Стефан, ты как? — Холодно… — я смог разобрать что-то из его бормотаний. — Холодно…. Чтобы я… ещё раз… к нему… — он поднял на меня глаза, в пустоте которых промелькнуло что-то светлое. — Да ни в жизнь! — он обнял меня, прижимаясь всем телом. — Стефан, ты в порядке? — Разве что, в обратном, — выдохнул он, отстраняясь от меня. Пустота из его взгляда уходила, уступая место радости, что видит знакомое лицо. — Не знаю, какие у вас с Ним были планы, но я точно знаю, что мы сделаем, как только выберемся из этого адского места. — Что с тобой сделали? — я приобнял его, помогая встать с кресла. — Да что с ним сделают? — встрял в разговор Ану-Биса, вошедший в комнату. — Всего лишь вскрыл его, почистил от остатков пищи, убрал всю ту дрянь, которой его напичкали патологоанатомы, да зашил поприличнее, — похоже, ему не очень понравилось, что кто-то нелицеприятно выражается о его работе. — Потом автозагаром придал его коже более живой оттенок, да волосы слегка подкрасил. А его можешь особо не спрашивать — он отключился, как только я его кожу от рёбер откинул, и он увидел свои внутренности. Эх, — он сплюнул в мусорное ведро. — Хлипкий народец пошёл. Я даже не успел пошутить, что его печень скормлю кошке. Всё-таки с Ним было как-то повеселее — он ещё мог вести со мной диалог, когда я опорожнял его желудок. Развлекал за работой. А то приходится Селин Дион включать, чтобы было не так скучно, — он посмотрел на меня, всё ещё поддерживающего Стефана, который смотрел на Ану-Бису со смесью бессильной злобы и страха. — Это он? — Ага, — сказал Он, который всё это время, сидя на операционном столе, читал Булгакова. — Ты же знаешь, всё циклично, история любит повторять саму себя. — Роберт, — услышал я тихий голос Стефана около уха. — Уведи меня отсюда, пожалуйста. — Где одежда? — я обратился к Ану-Бисе, который стягивал свои жёлтые перчатки, как-то подозрительно глядя в сторону стеклянного шкафчика, в котором стояла бутылка коньяка. — Вон, на стуле лежит, — он кивнул в сторону стула, на котором аккуратной стопочкой лежали вещи, в которых Стефан был сегодня. Пока я помогал Стефану переодеться в свою одежду, Ану-Биса достал бутылку коньяка и два бокала, разлил по ним жидкость и пригубил из одного. — Тебе не предлагаю, — сказал он Ему, после чего посмотрел на меня. — Будешь? — я отрицательно покачал головой. — Я буду, — подал голос Стефан. — После этого мероприятия, мне просто необходимо выпить. — А тебе нельзя, — строго ответил таксидермист, делая ещё глоток. — Твой организм не функционирует как живой, а значит, алкоголь не переработается, а будет просто болтаться в желудке. Есть, к слову, тоже нельзя. По той же самой причине. И вообще, тебе нельзя ни есть, ни пить. Голода ты всё равно не будешь испытывать, как и жажды. — Это что, я теперь и без алкоголя? — возмутился Стефан. Нет, он не алкоголик, но хорошие напитки всегда уважал. — Да что за жизнь? И Ты так живёшь? — Он развёл руками. — Ты думаешь, почему я курю? Хоть какое-то развлечение. Сигара и книга — вот это моя жизнь. Ну, и, при возможности, секс. — Чего? — я весьма удивлён. Насколько я помню, в его биографии ничего про это не говорилось. — А чему ты удивляешься? У меня тело тридцати трёхлетнего мужчины, я, вполне очевидно, могу испытывать некоторые потребности в сексуальном плане. — А… эм… А как? — Тебе двадцать два, и ты не знаешь, как это бывает? — Он саркастически поднял бровь. — Нет, я просто не понимаю. Если тело мертво, то, как… эм… как «он» может встать? — до чего же смущает меня этот разговор. — Ты про эрекцию? — Он рассмеялся, закрывая книгу. — А ты покраснел, — я прижал руку к щеке, чувствуя, как она горит. — Не знаю, как это с биологической точки зрения, но всё вполне работает, — Он улыбнулся и как-то хитро подмигнул мне, явно на что-то намекая. — Я понимаю, что у вас тут милая светская беседа на высокодуховные темы, — встрял в разговор Стефан. — Но я бы всё же хотел уйти отсюда как можно скорее и, если это возможно, никогда больше не возвращаться. — Счастливого пути, — слегка захмелевшим голосом сказал Ану-Биса, выпивший уже из обоих бокалов и наливающий себе третий. — Желаю гладкой дороги. Да, воздержись от принятия горячих ванн, а то однажды твой дружок придёт тебя проверить, а ты уже сделал из ванной кастрюлю с мясным бульоном, — ещё пара таких шуточек с его стороны, и я всерьёз задумаюсь о том, чтобы стать вегетарианцем. — Выход, надеюсь, найдёте сами. — О! Роберт, — Он соскочил со стола, подходя ко мне. — Дай телефон. — Зачем? — я не совсем понимаю, к чему Он клонит. — Номер телефона свой тебе впишу, чтобы всякий раз не пытаться выловить вас с ним в метро, — Он требовательно протянул руку, в которую я, с лёгким опасением, вложил свой мобильник. — У тебя есть телефон? — Нет, я пользуюсь голубиной почтой или посыльного отправляю, — с сарказмом сказал Он, вбивая в мои контакты свой номер. — Разумеется, у меня есть телефон. Я всё-таки в двадцать первом веке живу. Вот, только страницу в Фейсбук не могу завести — каждый раз говорят, чтобы я ввёл свои настоящие имя и фамилию. Что за жизнь? Интернет, и тот не верит.

* * *

Да чтобы я ещё раз пошёл в этот сраный «салон» к этому чёртовому Ану-Бисе! После всего того, что он со мной сделал…. Да ни за какие богатства мира! Примерно такими мыслями была занята моя голова, пока мы с Робертом шли к метро. Он не разговаривал, видимо обдумывая что-то своё. — Извини, если мой вопрос покажется тебе глупым, — Роберт закусил губу, подбирая слова. — А куда мы идём? — Ко мне домой, — я приложил к турникету «Тройку» той мымры из метро. Надо бы, к слову, когда-нибудь её ей вернуть, а то как-то неудобно получается. — Надеюсь, ключи всё ещё у тебя? — я когда-то давал Роберту ключи от своей квартиры, чтобы, на всякий случай, у него была запасная связка, а то, с моей любовью терять вещи, я бы не удивился, что когда-нибудь их просру. — Эм… Прости, но зачем? — мы спускались по эскалатору, всё время пытаясь держать руку на одном уровне с телом. Кто-нибудь, объяснит мне, по какому закону поручни движутся быстрее, чем ступени? Чтобы люди не засыпали, и чтобы у них было развлечение? — Ну, во-первых, мне надо переодеться. Твои вещи, конечно, хороши, но немного жмут. Ты, всё же, чутка поменьше меня. — В этот момент подошёл поезд и мы, со всей людской массой, ввалились внутрь, постаравшись оказаться не в разных концах вагона. — Во-вторых, я задолбался без машины. Регулярно торчать в такой толпе мне не нравится. — Не нравится — не езди! — громко в ухо мне крикнула какая-то женщина лет пятидесяти, которую плотная людская масса прижала к моей спине. — Женщина, — с ядом в голосе сказал я ей. — Можно чуть побольше уважения к мёртвым? — Кто мёртвый? — не поняла она. — Я! — точным движением локтя, я попал по почкам. Правда, не ей, а какому-то парню с ирокезом, который был чуть в стороне от моей намеченной цели — Я могу это подтвердить! — включился в мою игру Роберт. — У меня даже свидетельство о его смерти есть. Настоящее, с круглой печатью! — Да пошли вы… — но, дослушать, в каком именно направлении нам надо идти мы не успели, потому что состав вылетел на следующую станцию, и эту женщину-навигатор толпа людей вынесла из вагона. Я устоял, потому что вцепился в поручень с такой силой, что он слегка погнулся, а Роберт удержался лишь из-за того, что, в тот момент, как толпа начала движение, обнял меня, и не отпускал до тех пор, пока двери не закрылись, и поезд не тронулся дальше. Кто-нибудь объяснит мне, почему это было так приятно, и мне не хотелось, чтобы Роберт расцеплял свои объятия? Без бутылки не разберёшься, а пить-то мне нельзя. Ну, и как жить, если одну из самых прекрасных составляющих мироздания мне запретили? Нет, я не алкаш. — А… эм… — Роберт прикусил нижнюю губу, пытаясь подобрать слова. — А ты уверен, насчёт машины? Просто… насколько я вижу, ты ещё не до конца разобрался с телом… — он указал глазами на погнутый поручень. — На месте разберёмся, — я хмыкнул, взглянув на поручень. Да не так уж и сильно он погнут. И вообще, значит, он изначально был плохой. Вот, везде же найдут на чём сэкономить. Тут мои мысли прервал звонок телефона. А с чего он в подземке-то ловить начал? Это кто ж меня решил вызвонить? Я, отцепившись от поручня и усиленно держа равновесие, вытащил из кармана мобильник, на экране которого красовалась огромная надпись «ШЕФ» и картинка орущей обезьяны. Да, я очень любил своего начальника. Но тут я допустил сильный просчёт, потому что ответил на вызов. — Ты почему не на работе посреди рабочего дня? — сразу в ухо ударил мне его визгливый голос. Последовала долгая пауза, после чего тот же шеф, извиняющимся тоном проговорил. — Примите мои соболезнования, я не знал… Это кто-то из его друзей? — видимо, шеф спросил это у кого-то в офисе, а я, не особо думая, сунул телефон в руки Роберта. — Да? — немного удивлённо ответил мой друг. — Да, это Роберт. Мы… — он посмотрел на меня. — Мы были друзьями. Да, да…. Конечно…. Нет, всё нормально. Вы не знали…. Нет, за его вещами я заеду позже…. До свидания, — Роберт сбросил звонок и вернул телефон мне. — Ну, и что это было? — Представь, как было бы сложно объяснить ему, почему я, если не лежу в могиле, не на рабочем месте? — я улыбнулся, представив нашего шефа — маленького лысеющего сорокалетнего мужичка с пивным пузиком, с брызжущей слюной объясняющего мне, что должен быть на работе, если мне не лежится в моём гробу. Вот, я даже не удивлён, что он не знал о моей смерти. Единственная причина, почему он мне вообще позвонил — это мой несданный отчёт. Блин, холодно как-то… — А трубку-то, вообще, зачем снял? — шикнул на меня Роберт, когда мы выходили из вагона на нашей станции. — Сдуру… — честно ответил я. — Вот, мёртвый человек, а ума не нажил… — Да ну тебя, — несерьёзно пихнул меня в плечо Роберт. Остальную часть пути от метро до моего двора мы проделали в молчании. Роберт, видимо, был занят своими мыслями, а я просто не мог понять, почему, учитывая, что на улице больше двадцати градусов плюса, мне было так зябко.

* * *

— Я не понял, это что, блядь, означает? — громко спросил Стефан, когда мы вошли во двор перед его домом. Это был обычный двор со старыми советскими детскими городками, окружённый панельными девятиэтажками. Напротив подъездов стояли ряды припаркованных машин счастливых квартирантов, в том числе машина Стефана. Которую, в данный момент, под присмотром бравого гибедедешника, погружали на эвакуатор. Я не успел схватить разгорячённого автовладельца, который широким шагом пошёл разбираться. — Куда вы забираете мою грёбанную машину? — грозно спросил Стефан у гибедедешника, который что-то смотрел в своих бумагах. — Эта машина принадлежит человеку, который вчера умер, — слегка удивившись, ответил тот. — Я — этот мёртвый человек. Ещё раз. Куда вы забираете мою грёбанную машину? — похоже, Стефан не был настроен расставаться со своим транспортом ни под каким предлогом. Гаишник с подозрением осмотрел моего друга, задумчиво покусал кончик ручки, снова осмотрел Стефана с ног до головы, после чего принюхался. — Я мёртвый, а не пьяный, — раздражённо сказал Стефан. — Слушай, скажи ему, что это моя машина, — он повернулся ко мне, я коротко кивнул. — Это действительно его машина, — тихо подтвердил я, глядя на недоверчивое лицо гаишника. — Значит, — после долгой паузы сказал обладатель ярко-зелёного жилета, — Вы хотите сказать, что он мёртвый? — мы со Стефаном синхронно кивнули. — И эта машина его? — снова кивок. — Хорошо… — он долго думал, что-то искал в бумагах, чесал затылок. — А вы уверены? — тут Стефан уже не выдержал. — Эй! Гражданин товарищ, — обратился он к лицу восточной национальности, которое продолжало загружать машину на эвакуатор. — Кончай своё форменное безобразие. Вертай всё назад. Этот пежопель никуда не поедет, тем более без меня. Лицо весьма удивилось и посмотрело на гибедедешника, который всё ещё не пришёл к какому-либо решению. Но Стефан, похоже, не был намерен пускать дело на самотёк, поэтому подошёл к эвакуатору, аккуратно отодвинув восточную национальность в сторону, после чего нажал на какую-то кнопку. — Вы чего это удумали? — очнулся от своего размышления гаишник. — Это по закону нельзя! Машина должна быть перевезена на стоянку, пока не решат, что будут делать с имуществом покойника, — он подбежал к Стефану, но, поскольку был лет на пятнадцать старше и раза в полтора шире, не смог сдвинуть его с места. — Так, товарищ из ГИБДД, — Стефан уже спустил свой, как он это называл, «пежопель» на место и двинулся к нему, чтобы освободить технику от оков цепей, которыми он был обвязан для подъёма. — Я — покойник, и не надо ничего с моим имуществом делать. Мне им ещё пользоваться и пользоваться. Знаю я ваши стоянки — пылью мой бедненький покроется, а вы даже не протрёте. — Это незаконно! — с одышкой сказал гаишник, пытаясь оттащить моего друга от авто, но тот схватился за цепь и, совершенно не напрягаясь, разорвал её, после чего у гибедедешника пропало желание противодействовать этому «беззаконию». — Ещё есть вопросы, товарищ инспектор? — Стефан таким же образом разорвал вторую цепь и, улыбаясь, взглянул на побледневшего гайца. Восточное лицо же, в этот момент, с совершенно спокойным выражением лица, стоял и курил, ожидая, пока Стефан и гибедедешник разберутся с тем, надо или не надо увозить машину. Действительно, ему-то что? Он — человек маленький. Надо везти — везёт. Не надо — не везёт. Ну и что, что не особо накаченный парень лёгким движением рвёт цепи, выдерживающие машины? В Москве и не такое увидишь. — А… эм… — инспектор пожевал губы, после чего вновь взглянул в бумажки. Да что он там найти-то хочет? — У вас есть документы, подтверждающие личность? — в конце концов, выдал он. — Одну секунду, — миролюбиво ответил Стефан, залезая в рюкзак, в котором лежала запасная связка ключей от машины, которую он когда-то оставлял мне на всякий случай. Стефан нажал на кнопку, снимая машину с сигнализации, после чего залез внутрь, открыл бардачок и достал права, подавая их инспектору. — Вот. Гаишник долго рассматривал то фотографию на правах, то лицо Стефана, после чего опять глянул в бумаги, и вновь перевёл взгляд на пластиковый прямоугольник. — Всё? — нетерпеливо спросил Стефан. — Убедились? Или не похож? — Да похож… — пробурчал гибедедешник. — Только, вот по бумагам, вы не так давно умерли… — Нет, я был на курорте, — вновь начиная раздражаться, ответил мой друг. — Видите, какой загар? У Вас в канцелярии данные, похоже, неверные. Гайец вернул права Стефану, ещё раз заглянул в свои бумаги, после чего дал восточному лицу команду сворачиваться, тихо матеря какую-то «Светку из третьего отдела», которая никогда нормально бумаги не может составить.

* * *

— Ну, и как, по-твоему, они теперь выберутся из данной ситуации? — Творец с интересом глядел на доску, обдумывая ход. — О, божечки, — Локи закинул ноги на подлокотник кресла, закатил глаза и выпустил струйку дыма. — Думаешь, они уже в тупике? — Ну, я не вижу ни одного способа, как они смогут воскресить его. И Он им вроде как не поможет… — Ну… — бог обмана хитро улыбнулся и вытащил из кармана ещё одну фигурку. — Как тебе сказать. Если они проявят смекалку и эрудицию — догадаются, кто им нужен. Слушай, они даже не принесли ни одной жертвы, почему боги должны давать им всё на блюдечке со сраной голубой каёмочкой? — Вот, до жертвоприношений они точно не додумаются. Да и где они тебе сейчас жертвенного агнца найдут в Москве двадцать первого века? Вот эти два атеиста? — А кто говорил про агнца? У меня вообще на баранину аллергия. Жертва — не обязательно убиенное животное, сожженное на алтаре, — Локи хихикнул, ставя фигурку на свой край поля.