Неуловимые

      Виктор одинаково покорил сердце десятилетнего Юры как на льду, так и «в поле». Никифоров ни на кого конкретно не работал, он получал заказы по закрытому каналу. Пять лет назад его наняли для того, чтобы научить основам работы наёмника одиннадцатилетнего мальчишку. Живой и непосредственный Витя Никифоров «в поле» был холодным и беспощадным. Он никогда не повышал голос, заставляя отрабатывать ошибки до автоматизма. Юра почти прикипел к нему, когда Виктор внезапно собрался и уехал в Японию, заявив, что его работа окончена.       Тогда, почти год назад, Хасецу встретило Юру холодом и одиночеством. Прикрывшись перед всеми обещанием Виктора поставить для него новую программу, Плисецкий впервые наткнулся на раздражение «тренера». Виктор всё помнил, но ему не было дела до своих обещаний. Всё его внимание было приковано к неуклюжему японцу. Ослеплённый ревностью, Юрий так и не понял, куда он попал. Что очень даже стоило бояться тех, кто его окружал.       Готовых сорваться с цепей псов остановил властной рукой глава младшей ветви клана, Юри Кацуки. Не смотря на то, что Мари по факту была главой всего клана, Юри был его «палачом». И «палач» всем сердцем прикипел к смешному новичку, сравнив его с новорождённым котёнком, сунувшимся к матёрым охотничьим псам. Тогда он впервые выразил сомнение в профессионализме Виктора как потенциального «тренера». С чем русский незамедлительно согласился. Так, сам того не зная, Юра был принят под покровительство главы младшей ветви клана Кацуки.       Добившись своей программы, Юра в тот же день вернулся в Россию, чтобы спустя почти год вернуться, продолжая оставаться в блаженном неведении. Юри продолжал сравнивать его со слепым котёнком в тихих ночных разговорах с Виктором, пока последний однажды не заметил: — Когда этот котёнок вырастет, об его шкуру будут ломать клыки самые матёрые волкодавы.       Сейчас они вдвоём наблюдали, как два ничего не знающих друг о друге киллера играли в дженгу, практически вопя друг другу о невероятных аналитических способностях. В конце концов, менее усидчивый Юра сдался, потащив Алтына гулять на морское побережье. Здесь, в Хасецу, парень чувствовал себя невероятно спокойно, будто не было тех мучительных пяти лет, будто это не его пытались пристрелить на финале Гран-При, будто это не ему запрещено создавать связи, которые рано или поздно придётся обрубить. Быть может, однажды ему придётся столкнуться нос к носу с Виктором, и уже на деле проверять, кто из них быстрее и удачливее.       Последние мысли снова сдавили грудь. Алтын, заметив беспокойство Юры, осторожно сжал его ладонь: — Ты в порядке? Выглядишь встревоженным с чемпионата.       Юра поднял взгляд на Отабека. Тёмные глаза смотрели на него с беспокойством. «Ещё одна запретная связь»       Помотав головой, парень улыбнулся: — Я всего лишь работал на пределе последние пару месяцев. Просто устал.       Отабек остановился, осторожно приподняв лицо Плисецкого, снова заглядывая ему в глаза: — Юра, я твой друг. Ты можешь сказать мне что угодно, что тебя гложет.       Приластившись к ладони, словно кот, Юра выдохнул: — Я правда очень устал, Бек. Соревнования никак не отпускают. Кажется, будто утром снова на лёд, снова показывать всё, на что способен. «Как будто утром придут и заставят меня пристрелить тебя»       Уткнувшись носом в грудь, обтянутую кожаной курткой, Юра почувствовал те же обветренные губы на своей макушке. Отчаяние понемногу отступало, сменяясь уверенностью, что он сможет защитить эти связи.

***

      Отабек совершенно ничего не знал о Викторе Никифорове, но он прекрасно был осведомлён о том, что за птица Юри Кацуки. Тем неожиданнее было Алтыну видеть неприкрытую нежность, с которой Кацуки относился к Виктору и Юрию.       Дождавшись, пока русские уйдут в онсен, Алтын осторожно заметил: — Если бы шесть лет назад кто-то сказал мне, что великий Юри Кацуки может смотреть на человека с неприкрытым обожанием, я бы очень сильно удивился.       Юри стянул с носа очки, надавливая на переносицу. — То же самое могу сказать о тебе, Отабек. Я считал тебя идеальной машиной для убийства: холодный, нелюдимый, безжалостный в свои тринадцать. Честно говоря, я очень рад, что ошибался.       Карие, с едва заметным красным оттенком, глаза спокойно смотрели на собеседника. Иных такой взгляд вгонял в дрожь, но Алтын давно научился читать взгляд бывшего наставника. Сейчас это был интерес. — Как твоя нога? Ты не закончил реабилитацию, прежде чем снова выходить на лёд.       Чуть сдвинув полы юкаты в сторону, Юри продемонстрировал розовый, едва затянувшийся, шрам. — Я привык идти через боль, Отабек. Меня больше волнует твоя спина. Ты ведь из-за травмы так паршиво гнёшься?       Алтын потёр шею, вспоминая весьма удачное падение на одном из прошлых заданий. Отделался ушибом, а мог больше никогда не встать на ноги. — Это поправимо.       Немного помолчав, Юри тихо продолжил: — Ты хотел меня о чём-то попросить?       Отабек криво усмехнулся, глядя куда угодно, но не в глаза Юри: — Хотел. Я хотел попросить тебя взять Юру под свою защиту. Я боюсь, что ему могут навредить, пытаясь выйти на меня.       Кацуки только усмехнулся: — Ты со своей просьбой опоздал где-то на год. Видел бы ты этого тигрёнка, когда он впервые сюда приехал.       Отабек молча кивнул. Он не первый год наблюдал за Плисецким на соревнованиях.       Теперь, стоя на морском побережье, вспоминая полуночный разговор с Кацуки, прижимая к себе светлую голову Юрия, Отабек больше всего хотел, чтобы прошлые шесть лет случились не с ним. Чтобы он мог быть обычным фигуристом, чтобы все его проблемы сводились к фигурному катанию и невозможному характеру возлюбленного.       Алтын распахнул глаза, сам не веря своим мыслям. Даже себе было страшно признаваться, что рядом с ним стоял не просто друг и потенциальный любовник. — Я люблю тебя.       Юра замер в объятиях, словно загнанный в угол котёнок, вцепившись пальцами в куртку на спине. Рвано вдохнув и выдохнув, он пробурчал: — Дай мне время, Бек. Ты ведь сказал, что умеешь ждать. — Взгляд ярко-зелёных глаз взметнулся вверх, ловя каждую эмоцию на лице Алтына. — Дай мне догнать тебя. Обещаю, я постараюсь тоже… полюбить тебя.       Снова уткнувшись носом в плечо Отабека, Юра изо всех сил зажмурился. «Нельзя! Но так хочется…»

***

      Виктор и Юри выгуливали Маккачина на том же самом побережье, наблюдая за накатывающими на берег волнами. Молчание нарушал лишь шелест моря и крик чаек.       Подняв голову к небу, Виктор спросил: — Помнишь, тот самый, первый раз, когда я оказался здесь, в Хасецу?       Юри вертел очки в руках, подставляя лицо свежему ветру: — Как будто это было вчера. Я тебя подстрелил, но не смог убить, поэтому приволок сюда, на источники.       Виктор нашарил холодную ладонь своего мужчины, крепко сжав её. — Ты помнишь наш разговор?       Юри открыл глаза, взглянув на горизонт: — Ты спросил, кем тебе быть для меня. А я ответил, чтобы ты оставался собой. Хотя в конечном итоге стал для меня и тренером, и другом, и братом, и возлюбленным.       Виктор улыбнулся, любуясь бликами солнца на обручальном кольце: — Так и есть. Это всё я. Юри, скажи мне, почему ты мне поверил? Почему впустил в своё сердце?       Кацуки наконец посмотрел на Никифорова: — По той же причине, почему не добил. Как тогда выразилась Мари, я потерял голову от любви к тебе. Хотя сам себе в этом признался не так давно. Тогда мне показалось, что если не станет тебя, будет чертовски скучно без твоей слежки на каждой миссии. Можно сказать, твоё ранение было поводом для более тесного знакомства.       Переглянувшись, мужчины расхохотались. Утерев слёзы, Виктор ехидно заметил: — По крайней мере, Отабек поступил гуманнее.       Юри задумчиво перевёл взгляд на едва заметных дальше по побережью парней: — Отабек никогда не сможет сделать Юре больно. Даже если они в конце концов узнают о тёмной стороне жизни друг друга… даже если направят друг на друга оружие… Отабек скорее позволит себя пристрелить, чем сам выстрелит. Ты же знаешь: такие как мы любят один раз в жизни.       Виктор снова сжал ладонь Юри, мягко целуя золотой ободок на его пальце. В этом его почти-муж был прав. Любить наёмники себе позволяли только один раз в жизни.