Неуловимые

      Пока Отабек в Питере, Юра старается лишний раз не выходить из дома: паранойя. Плисецкий боится, что их вместе засечёт куратор, что Отабек по великой случайности обнаружит тайник с любимыми Юриными ножами для метания, что к нему в его отсутствие завалится какой-нибудь очередной псих с пистолетом. После Барселоны Юра стал осторожнее, но по-прежнему не копал файлы Алтына дальше официальных. Юра доверял, ругая себя последними словами, но продолжал верить Отабеку.       А вот Отабек после запаха пороха в мягких волосах возлюбленного на всякий случай пробил все возможные базы данных, но так ничего и не нарыл. Юрий Плисецкий оставался девственно чист с точки зрения криминала. Поэтому, обнаружив новенький газовый балончик на трюмо, Отабек просто расслабился. Значит, сбой системы. Просто показалось.       Поэтому, всю оставшуюся неделю парни просыпались в крепких объятиях друг друга, долго и со вкусом целуясь под тёплым одеялом, едва сдерживая себя в рамках взаимных ласк. И лишь в день отъезда Алтына они выбрались в город, чтобы сделать несколько совместных селфи, которые ни один из них так и не выложил в сеть.       Проводив самолёт Отабека взглядом, пока он не превратился в точку на небе, Юрий решил наведаться в «Ледовый Дворец», чтобы немного размяться и узнать последние сплетни. Официальная тренировка должна была состояться только завтра, но без Отабека дома казалось невыносимо одиноко, несмотря на присутствие вездесущего кота.       Каток встретил оживлённым гудением. Подойдя ближе, Плисецкий увидел двух старых знакомых, горячо обсуждавших новую программу Кацуки. Виктор делал вид, что сердится на упрямство горячо любимого подопечного, но по его глазам было видно, что он доволен, как кот, нажравшийся сметаны. — Юри, я понимаю, что ты хочешь усложнить программу за счёт четверных во второй части. Но каскадом четверной сальхов-тройной тулуп-четверной риттбергер?! Я знаю, что ты выносливый, но даже тебе будет сложно докатать программу чисто после такой нагрузки.       Кацуки смерил мужа нечитаемым взглядом, после чего протянул руку: — Давай так: если я сейчас чисто откатаю программу с каскадом в конце, не запоров ни один элемент, мы прекращаем спор, и переходим к короткой программе.       Виктор, тяжело вздохнув, протянул руку в ответ: — Идёт. О, Юрио, разбей!       Плисецкий подошёл ближе, огрызнувшись: — Вам двоим носы? С радостью! Подставляйте.       Виктор с Юри переглянулись, после чего громко рассмеялись: — Юрио, ты как всегда в своём репертуаре!       Разбив спор, Юра тихо буркнул: — Нет уж, хавайте свою приму-балерину ложками сами, не обляпайтесь. Я к этому образу больше не вернусь.       Однако с интересом упал на скамейку, наблюдая за вышедшим на лёд Кацуки. Заиграла знакомая мелодия. This time, this place Misused, mistakes Too long, too late Who was I to make you wait Just one chance Just one breath Just in case there’s just one left 'Cause you know, you know, you know       Кацуки по прежнему был самим собой: если на земле он превращался в неуверенного в себе простачка, то на льду он расцветал всеми возможными эмоциями. Он не катался, он пел свою мелодию всем своим телом. Глядя на Юри на льду, Юра прекрасно понимал, что именно нашёл в нём Виктор.       Встав со своего места, он подошёл поближе, чтобы увидеть эмоции Никифрова. Виктор стоял возле магнитофона, завороженно следя за каждым движением, дыша часто, будто и сам был готов вот-вот воспарить вместе с возлюбленным в каскаде идеальных прыжков. Едва последний элемент был завершён, зал разразился бурными овациями.       Юрий облокотился спиной на бортик, немного завистливо вздохнув: — Ну ты, Никифоров, даёшь. Поставить конкуренту такую сильную программу.       Виктор только приподнял уголки губ в улыбке, потому что Юри уже подъехал к ним. — Так, я победил. Все элементы были идеальны. Давай разбираться с короткой программой.       Виктор хмыкнул: — Я бы не сказал, что вся программа была идеальной, но элементы были выполнены без ошибок. Над некоторыми моментами мы ещё поработаем, но, в целом, я согласен с тем, что ты можешь исполнить именно этот каскад в конце программы.       Юра демонстративно цыкнул, после чего направился в раздевалку. Желание кататься отпало, а вот подумать было над чем. Бросив на себя взгляд в зеркало, Юра с грустью подумал о том, что эти два года его тело будет меняться. Он весь изменится к Олимпиаде. Его тревожило, сможет ли он использовать все возможности своего тела как раньше. Останется ли оно таким же гибким. Впервые в жизни, Юре хотелось остаться в этой гибкой оболочке, в которой ему так комфортно исполнять сложные для других фигуристов элементы. Это тело с лёгкостью мог подхватить Отабек и без особого труда удерживать навесу, пока они целуются, стоя посреди коридора.       Сообразив, что мысли снова метнулись не в ту степь, Юра подхватил рюкзак и двинулся на выход. «Блин, но ведь Кацудон не такой уж и высокий, при этом мог бы быть довольно гибким, если бы хотел. Хотя, с Виктором это совсем не проблема. Рядом с этой шпалой все смотрятся мелкими…» — Да блять!       Пнув подвернувшуюся под ногу ледышку, Юра заткнул уши наушниками, стараясь вообще больше не думать ни о чём. Однако вместо того, чтобы включить плеер, тут же залез в переписку с Отабеком, быстро напечатав:

«Бек, скажи, если я тебя переплюну в росте, это ведь не повлияет на наши отношения?»

      Включив наконец плеер, Юра побрёл к остановке, возвращаясь мыслями к новой программе Кацуки. «Это будет сложно. Особенно с таким мощным каскадом…»       Тело сработало раньше, чем интуиция завопила об опасности. Бросившись на землю и перекатившись на живот, Юра быстрым движением выхватил из потайного кармана метательные ножи, оценивая ситуацию. Трое парней, явно не местных, стояли с пистолетами на изготовку. Позади них стоял человек в хорошем дорогом костюме и накинутом на плечи пальто. «Прям Вито Корлеоне!»       Мужчина закурил сигару, после чего лениво обратился к Плисецкому: — Вас трудно вычислить, юноша. Мне пришлось заплатить приличную сумму, чтобы узнать, кто же такой самый молодой и успешный киллер в истории. Ваш куратор весьма словоохотлив. Однако, я вижу, он преувеличил ваши способности.       Юра лежал, прижавшись к холодной земле, не смея шевельнуться. Нервы и мышцы натянулись струной. Голова работала чётко и по обстоятельствам, заставляя сохранять хладнокровие. Время для него будто застыло. «Первое правило киллера: всегда правильно оценивай противника. Трое с пистолетами передо мной. Два ножа в руке. Даже если стрелять начнут все одновременно — увернуться не проблема, не с моей гибкостью. Охрана в машине? Вероятно, но едва ли успеют достаточно быстро среагировать. Здесь редко ходят люди, поэтому можно развернуться. Достать пистолет из рюкзака быстро не получится, значит нужно будет воспользоваться пукалками этих дебилов. CZ 75, патроны 9×19 Parabellum, пятнадцать в обойме. Начали…»       Плавно выпустив ножи из руки, Юра подхватил два пистолета из рук оседающих на землю головорезов. Одному лезвие проткнуло горло, другому попало в глаз. Отправив третьего к праотцам пулей в лоб, Плисецкий ударом с разворота отправил «поспать» лощёного главаря. Из машины уже выбирались охранники, однако так и не успели сделать ни одного выстрела. Сообразив, что среди охраны был и водитель, Юра чертыхнулся. Водить его Никифоров так и не научил.       Оставаться в подворотне было опасно в любом случае, но помощь пришла откуда не ждали. В подворотню со всего размаха влетел помянутый Плисецким Виктор, натыкаясь взглядом на направленное на него оружие. Оглядев открывшийся пейзаж, Никифоров выдохнул: — Я не зря потратил на тебя пять лет.       Расправив плечи и игнорируя пистолет, он подошёл ближе к Плисецкому, опуская дуло в сторону: — Если не собираешься в меня стрелять — убери. Не нервируй меня.       Голос этого Никифорова резко отличался от тона, которым он говорил на публике. Никаких мягких ноток, только ледяная сталь. Подчинившись, Юра поставил пистолеты на предохранитель, положив на землю. Выудив из рюкзака перчатки и влажные салфетки, парень тщательно вытер с оружия свои отпечатки, вложив пистолеты в руки мёртвым владельцам. Вытащив свои ножи из тел, тщательно вытер их, после чего вернул в потайные ножны. Виктор, следивший за действиями протеже, остался доволен.       Когда Юра наконец выпрямился, мужчина с интересом посмотрел на парня. — И что бы ты делал, если бы я в это время не прибежал сюда? Допрашивал бы здесь?       Юра привычно огрызнулся: — Это не моя вина, что ты не научил меня вождению. Ты слинял в Хасецу едва только я разобрался с мотоциклом.       Виктор, почувствовав укол совести, всё же затащил тело главаря в машину, предварительно связав того шнурками. Обойдя машину, он коротко кивнул: — Садись.       Уместившись на соседнее с водительским сиденье, Юра сразу пристегнулся. — Меня сдал куратор. Я не могу сказать, как много людей ещё знают обо мне.       Виктор вырулил из подворотни, набирая скорость, выруливая на загородную трассу. — Разберёмся мы с твоим куратором. И хорошо, если только он тебя сдал. Хуже если за этим стоит вся контора. Мне не нравится количество человек, охотящихся за твоей головой.       Юра бросил короткий взгляд на сосредоточенного Виктора. — И что ты предлагаешь? Перебить всю контору?       Мужчина свернул в ближайшую просеку, останавливая машину чуть дальше от дороги. Из-за привычки постоянно носить перчатки, ему не приходилось беспокоиться об отпечатках. Он обернулся к парню, осторожно положив ладонь на его плечо: — Я хочу, чтобы ты был осторожен. Я не всегда могу быть рядом, чтобы подстраховать тебя. Не будь больше так беспечен, Юра. То, что я уехал к Юри в Хасецу, ещё не значит, что я прекратил быть твоим наставником. Хотя мне за это больше не платят, я слишком привязался к тебе, чтобы оставить вот так, совсем одного.       Юра будто прирос к креслу, не смея пошевелиться. Его узы с наставником оказались крепче, чем он сам подозревал. - Я... в Хасецу... я боялся, что однажды утром мне придёт сообщение с требованием убрать тебя. Я не хочу убивать тебя, Виктор. Я... не только ты привязался ко мне. Ты для меня как старший брат... Твою мать, что я несу?!       Но вместо того, чтобы отчитать парня за ненужные разговоры, Виктор крепко его обнял, насколько это позволяло их положение. - Ты тоже для меня как младший брат. А старшие всегда должны заботиться о младших. Поэтому, запомни: что бы ни случилось, ты всегда можешь на меня положиться.       В этот момент на заднем сиденье зашевелился их новый знакомый, поэтому лирическую часть разговора пришлось сворачивать, возвращаясь к насущным вопросам.       Виктор выволок мужчину на улицу, усадив в грязь, пришпилив за воротник пиджака к дереву. Юра в этот момент снял предохранитель с единственного пистолета, который у него хранился - Кольта M1911A1. Мужчина слизал кровь с губы, ехидно глядя поочерёдно то на Виктора, то на Юрия. Наконец, решив говорить первым, он выдал: - Мальчик, ты даже не представляешь, как крупно тебя подставил твой куратор. Ты даже представить себе не можешь, какие шишки охотятся на тебя. Ты хоть знаешь, кого шлёпнул в акватории?!       Простреленное колено заставило мужчину заорать от боли. Юра смотрел на него пустым взглядом убийцы. - Я пока не задал тебе ни одного вопроса, а ты уже вынудил меня выстрелить. А вопрос только один: кто ты такой?       Мужчина было дёрнулся, но ствол пистолета, направленный в сторону второго колена, заставил его передумать. - Давыд Мозес.       Теперь настала очередь Виктора громко присвистнуть. - Так вот ты какой, еврейский олень. Какая встреча, Мозес.       Мужчина больше не дёргался, сжавшись под убийственным взглядом Никифорова. Юра внимательно посмотрел на наставника, но спросить ничего не успел. Виктор расстегнул куртку, выуживая из кабуры свой верный Colt M1911, направляя в лоб жертвы: - Как далеко ушла информация о Юре? Скажешь честно - убью быстро.       Откуда Виктор будет уверен в точности сказанного, Юра не знал, но глядя на наставника, он не сомневался, что Давыд готов рассказать всю свою жизнь, начиная с зарождения в утробе матери. Мозес тихо заскулил: - Только десять человек, ближайший круг Хазара. Ему мальчишка встал поперёк горла после сорванной сделки с нелегальным оружием. Куратор пацана - один из десяти. Твоему выкормышу всё равно не жить...       Выстрел прозвучал глухо, оставляя после себя некрасивые брызги крови и мозгов на дереве. Достав из дерева свой нож, Виктор холодно заметил: - Ты что, не в курсе, что можешь отказаться от задания? Хазар - не тот человек, кому можно просто так перейти дорогу.       Юра убрал пистолет в кобуру, дёрнув плечом: - Мне не дают выбор. Ты сам говорил: приказы не обсуждают.       Тяжело вздохнув, Виктор вдохнул: - Вот поэтому я сам по себе. Меня ни в какие конторы никаким калачом не заманишь. Ладно, поехали. Если я опоздаю на ужин, Юри из меня отбивную сделает. Кстати, ты тоже сегодня у нас. Завтра утром вернёшься домой. Под моим чутким руководством. - А машина?       Никифоров обернулся на автомобиль представительского класса, посмотрев на него с какой-то жалостью. - Ничего не поделаешь, придётся вернуть владельцу. Сейчас завезём на мойку и в какой-нибудь частный гараж. Не бойся, никто не узнает, кто и куда на ней ездил.       Позже, глядя на проплывающие за окном автобуса дома и сжимая в руках лямки своего рюкзака, Юра с тоской подумал о том, как бы ему хотелось снова проснуться в тёплых объятиях Отабека, а не вот это вот всё.       Телефон пикнул, сообщая о новом входящем. Разблокировав его, Юра увидел ответ Отабека на свой глупый вопрос:

"Если ты станешь выше меня, я точно не буду больше бояться, что ты свалишься с мотоцикла или лошади. Прекрати гонять в голове глупости. Я люблю тебя любым".

      Вздохнув с облегчением, Юра быстро напечатал ответ:

"Я тоже тебя люблю, Бек"

      Заблокировав телефон и крепко сжав его в руке, Юра пожелал, чтобы Отабек никогда в жизни не узнал его настоящего.