Часть 2
29 января 2018 г. в 19:24
Бен не особо любит фотографироваться, — не то чтобы раздражает, скорее, он не находит это интересным, — в возне с фототехникой и подборках поз перед объективом Бен нихера не разбирается. Но когда девчонка с зеркалкой окликает у входа в его новый кабинет, Бену приходится немного попозировать, обернувшись и слегка взмахнув рукой, будто бы в приветственном жесте, — наверняка на снимке он будет косить подозрительным взглядом из-под очков. Всё упирается в то самое «будто бы», — он будто бы готов, а будто бы студентка застаёт его врасплох. Может, он не настолько плох в качестве модели, м? А в чём точно Бен Соло хорош, так это в неопределённостях, как бы они не бесили и не выводили до треска между фалангами.
— Для школьной газеты, — подлетает студентка и вытягивается почти что по струнке, — спасибо, мистер Соло. Я Роуз Тико, главный редактор.
— Очень приятно, — Бен изучает взглядом низенькую азиатскую девочку и чисто из вежливости интересуется, — когда выпуск?
— После первого модуля, — Тико ойкает, торопливо взглянув на часы, — мне пора, всего доброго, мистер Соло!
Маленькая и юркая, как волчок. Точно первый год в старшей школе. Глаза сверкают от желания жить и от огромных амбиций. Натянутая улыбка до ушей. Джинсы от «Дизель» и кашемировый свитер, — довольная жизнью активистка.
Ставший «мистером» Соло хватает в охапку здоровенный ворох пособий и папок одним рывком, — таскаться между кабинетами английского, французского и лингафонным, протискиваясь через оживлённую толпу студентов, где каждый так и норовит отдавить ноги в новеньких начищенных ботинках? Звучит не так уж и плохо, в самом деле.
После пяти лет непрерывно меняющихся картинок пейзажа и скитаний по миру и по Штатам, Бен понял, что он птичка осёдлая, а не перелётная, — вернулся в родной город, сошёлся с девушкой, с которой встречался все старшие классы, устроился на стабильную работу в издательство, сочиняющее лингвистические пособия, и впал в режим ожидания счастья в спокойной жизни. Только вот душа привыкла парить дроздом над просторами Америки, — и выжидала момент вытворить нечто, что перевернуло бы всю его «ля ви». Бен с ничтожными остатками терпеливости подавлял это настойчивое желание, а когда знакомые матери предложили ему поработать учителем языков в старшей школе его района, сразу же согласился, — не зря же он педагогический колледж заканчивал. Смена обстановки, нужно сказать, прекрасное лекарство от чуть ли не маниакальной жажды перемен.
С этой жаждой Бен впервые столкнулся в вузе, — он менял общежития, каждый месяц чередовал языки, постоянно разговаривая то на французском, то на английском, то на чёртовом иврите, даже пытался на латыни, — круг общения сузился до пары человек, не прочь поддержать его, но крутящими пальцем у виска. Это всё вкупе с относительно здравым смыслом и воспитанием помогли закончить учёбу в Колумбийском университете, — мать вбухала кучу кровно заработанных, дядя-педагог лелеял мечты о племяннике-наследнике профессии, а гордость вместе с неумолимым желанием брать всё и сразу громогласно орали в рупор внутри черепушки: «Ты должен, Бен!»
А затем те пять лет путешествий на волне эйфории. Сначала за матерью-послом по многочисленным уголкам мира, а потом с дядей по США. Где он только не побывал и чего не переделал, но лучшим из всего оказалась языковая практика: он балакал с французами-музыкантами в тёмных, почти нуаровых барах, с испанками-эскортницами за чёрными входами тех же баров, со студентами-англичанами на научных форумах, с евреями-эмигрантами на вокзалах, с египтянами-заклинателями змей… последние на корявом английском с жутким акцентом изрекали философские фразочки вроде «на каждую змею есть свой заклинатель» и прочее в таком духе, демонстрировали опасные и жуткие умения в своём искусстве, дудели в дудочку перед кобрами, высунувшимися из корзинки и сверкающими ядовитыми клыками.
Бену Соло прочили большое будущее, — мол, нельзя губить такой талант, из тебя выйдет выдающийся учёный-лингвист, перед тобой все дороги открыты, — а он что? Метался из стороны в сторону, из штата в штат, — не успел отойти от головокружительной одиссеи следом за Леей, как ринулся за Люком в его благотворительный вояж.
Скайуокер прям-таки самородок какой-то, — он понимал чуть ли не каждого ребёнка, если даже впервые его видел, с полуслова, и Люку как-то удавалось хоть чему-то их научить. Он всего себя посвятил чужим и брошенным детям, а своих у него нет, — вот так игра случая. Он называл своим наследником Бена, — просто потому что больше некого? Люк оправдывался, мол, не избирал пути просвещения, — тот выбрал Люка сам, и это его предназначение, послание свыше. Он никогда не станет своей судьбе хозяином, как и его племянник, — жестокие слова Скайуокера вбили последний гвоздь в крышку гроба сомнений Бена и кинули последнюю горсть землицы. Правда, это кучу лет назад было, — со временем-то Бен осознал, не дяде решать, как племяннику распоряжаться с жизнью, хоть и поздно, — прошлого не вернуть и багаж знаний из башки не вышвырнуть. И их пути разошлись, — Люк вернулся управлять интернатом в глуши на окраине штата, а Бен — в свой город. Обзавёлся уютной квартиркой, регулярным сексом и уже разок сменил работу. Чем не сказка, а?
Сказка продолжится, не скатится в блеклые россказни, — если вовремя перескочить в следующий акт верхом на плот-твисте. Забавно, да. Бен ухмыляется, прячет приподнятый уголок рта, наклонив голову. Он поглядывает на экран телефона, проверяя, который час, проталкивается между плотно скучковавшимися студентами в коридоре. Времени предостаточно, — Бен успеет заварить себе кружку кофе и посидеть в одиночестве за методичкой.
Жиденький быстрорастворимый кофе с двумя ложками сахара и без капли молока кажется настолько густым и горьким, словно в кружке нефть, не иначе. Бодрит скорее отвратительным вкусом, чем кофеином, — Бен делает пару коротких глотков, перелистывая белые страницы пособия по английскому. Сориентироваться в программе несложно, — учительница мисс Коул, с которой он любезно согласился разделить преподавание английского повышенного уровня, отписала Бену на е-мейл, на каких темах остановилась.
Как начинается урок, Бен пишет свою фамилию с припиской «mr.» чёрным маркером на доске. Ученики смотрят с немым интересом, а он чувствует себя героем Эдриана Броуди из «Detachment», — не пришлось бы получать плевки в рожу от студентов, опекать малолетнюю бездомную проститутку и видеть взгляды влюблённых школьниц. Впрочем, взгляды школьниц он видит, — пока закатывает рукава плотной тёмно-синей рубашки; Бен делает вид, что не замечает, когда девочки украдкой указывают на него пальцами издалека, восторженно перешёптываясь и хихикая, прикрывая ладошками рты.
На уроке французского Бен приветствует студентов, соответственно, на французском, и большую часть занятия на нём же и говорит, — дети пучат глаза от изобилия носовых гласных, идеально имитированного акцента и ударений на последнем слоге. Их предыдущий учитель что, никогда с ними на французском не разговаривал? Те говорят, мол, миссис Андерсен учила их на неродном языке только в лингафоне, а ещё часто шутила и спрашивала, как у всех дела. Что ж, похоже, ученикам придётся пронести тяжкую ношу радости перемен вместе с их новоявленным преподом.
К концу рабочего дня Бен как половая тряпка, да ещё и выжатая, — кто ж знал, что школьники в большинстве своём так любят потрындеть не по теме, покидаться скомканными бумажками и вскакивать по звонку, не дослушав заданного на дом? Он и знал, конечно, — только прожитые годы заставляют забыться. После пары занятий, проведённых в гармонии и тишине, Бен уже было воодушевился, — но остальные уроки вопреки ожиданиям будто просидел с иголками в заднице. И неважно, что он, в общем-то, стоял, опершись кулаками в учительский стол или у белой доски. А после уроков Коул на уши присела, мол, спасибо Вам, что забрали половину несносных учеников, Вы так добры и учтивы, а Вы работали преподавателем раньше? а Вы не утомились? не хотите ли кофе? а, может, слойку? Коул сунулась в холодильник за сладким, и Бен, воспользовавшись её потерянной бдительностью, наконец сбежал из учительской от рутинного щебета.
Пока он идёт на парковку, Бен отмахивается от духоты апрельского дня выпуском школьной газеты со своей фотографией на первой странице и громадным заголовком «встречайте мистера Соло!» Мда, его прежний учительский опыт и рядом не стоял, — рассказывать что-то худым севшим в круг детям из трущоб и распинаться у доски в школе — вещи разные. Бен уверен, дальше — сложнее, и оно совершенно не пугает. Будущее не пугает, — а вот в прошлом Бен застревает частенько; он не знает, что накаляет больше, — бесстрашные прыжки сломя голову вперёд, в обрыв неизведанного будущего, или сбитые шаги назад, в воспоминания о хорошем, плохом, умопомрачительном и отвратительном? Единственное, что страшно, — понятия о прошлом и о вполне естественных человеческих привязанностях размываются и перемешиваются, образуют какую-то невнятную кашу грязно-серого цвета в жанре грёбаного абстрактного микса.
Какого чёрта он вообще держится за тех людей, которых обычно называют родными, — звонит матери раз в неделю-две, пишет дяде на е-мейл, чатится с отцом на фейсбуке, — раз в пятилетку, но чатится же! Бену пора бы называть уже их по именам и не стыдиться. «Мам, как дела?» «Дай совет, дядя». «Ну и куда тебя теперь занесло, пап?» У родственников своя жизнь, у Бена своя, — так с хера ли всё то кажется ненатуральным, искусственным?
За рулем Бен выкуривает «Парламент» сигарету за сигаретой, на третьей ему чудится лёгкое головокружение, — спасибо, что в пачке не осталось сигарет, иначе Бен и до своего таунхауса не доедет, потерявшись в бездне воспалённого сознания где-то по дороге и художественно-трагично вмазавшись в первый же попавшийся фонарный столб.
Поставив машину в гараж, Бен открывает входную дверь, звеня связкой ключей. Наконец-то дома, в своих уютных тёмных апартаментах, купленных на подаренные мамой деньги. Очередной повод для привязанности, чтоб его. И не отделаться, как бы не хотелось. Деньги нужнее. А что там про разбитое материно сердце?
Бен довольный плюхается на диван, ищет номер доставки пиццы, уже мечтая, как он жуёт пепперони; ещё одна привязанность вспыхивает внутри напоминающим о себе костром, когда звонит его девушка. Спрашивает, как первый день на работе, справляется о самочувствии, обещает приехать и приготовить ему что-нибудь.
Кларисса Андор связывает его морским узлом вокруг стержня памяти, — Бену кажется, будто он знаёт Клэр всю жизнь, хотя познакомились они в девятом классе и недолго думая начали вместе гулять. Потом как-то всё само получилось. Они вроде как влюбились и вроде как были вместе до последней минуты выпускного бала. А потом универ, Нью-Йорк, блестящие строгой белизной огни высоток в ночи, — «вроде как» Бен не расставался с Клэр, но они не созванивались и не виделись на каникулах, редко переписывались и не вели себя как пара, разлучённая расстояниями и обязательствами, — как какая-либо вообще пара.
То, что они вновь сошлись спустя почти десять, мать его, лет, тоже случайно получилось. Бен лайкнул её аватарку, они списались, договорились встретиться; совместный ланч, потом совместный ужин, — вспомнили за стаканчиком виски беззаботную юность, прогулялись поздним вечером в центре по старой памяти. По старой памяти же и потрахались.
Рядом им… хорошо? — больше комфортно. Клэр в своём постоянстве привычкам не изменяла, — и Бену тоже не изменяла. Он уверен, Клэр не шлюхалась с кем попало во время учёбы в Стэнфорде или когда-либо ещё, — в отличии от Бена. Ей не нужно было усмирять внутренние бури от плясок тараканов в голове поиском отдушины в развратной версии лабиринта Минотавра; этакий Минотавр-маркиз де Сад получился. Противно до сих пор, хоть Бен уж много лет как завязал с постельными приключениями и тем более с бдсм-практиками.
Бен наблюдает за Клэр, когда она собирает светлые волосы в хвост на затылке, готовит ему на запоздалый обед слипшийся рис с сосисками, моет посуду и смахивает пыль в гостиной, болтая обо всякой чепухе. Она напоминает своих родителей, друзей его скайуокерской семьи, детей вьетнамской войны, — Клэр ценит каждую секунду под мирным небом в незыблемости и спокойствии; она ценит покой ближнего, — не вмешивается в чужие дела и не осыпает лишними вопросами. Пожалуй, одно из лучших качеств человека, — добровольно держать дистанцию; они вроде бы и близко, но не заходят за грань, скромно стоят у каёмки и спрашивают разрешения влезть в жизни друг друга.
Клэр садится на диван рядом с Беном, кладёт руку ему на бедро и листает каналы по телеку. Старая семейная пара какая-то. Их взаимная привязанность, возникшая на трупе давнишних отношений кустом джантака, пускает корни глубоко в пески. И чем дальше, тем сложнее будет их вырвать. Поэтому Бен гонит мысли о женитьбе, — он знает, в любой момент несусветная хрень взбредёт в голову и растормошит ему мозги дикой встряской. Боится за Клэр? Или за себя?
Мозги и так уже вянут от изнуряющих раздумий. Бен вздыхает, прикрывая глаза, — вот какое удовольствие копаться в своём же разуме и в происходящей хрени вокруг? Он устал на работе, а завтра будет столь же утомительный день. Нужно прекратить думать обо всём этом хотя бы на остаток дня. Хотя бы на минутку.