Змеи и заклинатели

— Дорогой, ты когда был на приёме у офтальмолога? — Месяц назад, мам.       Месяц и девять дней, если быть точнее, но для Леи эта разница слишком существенная, — поэтому знать ей необязательно. Ей не обязательно вообще спрашивать о таких вещах, тем более по телефону, — её сыну тридцатник стукнет совсем скоро. Её сын может о себе позаботиться сам, — но мама, похоже, так не считает. — И как результаты? — Минус два на правом и минус два с половиной на левом.       Раньше оба глаза видели по минус два, согласно проверке на приёме три месяца назад. Бен и сейчас разницы не замечает, — в тех же самых очках или вообще без них. — У тебя зрение падает. Может, на коррекцию запишешься? — В этом нет необходимости.       Лея сейчас совсем не рядом, на другом конце города, но, кажется, Бен ощущает её недовольный взгляд через мобильник. Она даже ближе, чем телефон к его уху.       Всё равно. Проблемы в его «ужасающем» минусе нет никакой. Пока не доставляет неудобств, — всё в порядке. Как только Бену станет совсем плохо, он что-нибудь срочно придумает. — Я-то знаю, как ты любишь откладывать всё, что касается твоего здоровья. Не тяни резину, Бенджамин. — Да ладно тебе, мам, — Бену начинает надоедать всё это; он старается говорить помягче, не слишком строго, но когда Лея зовёт полным именем, он всегда нервничает. — Мне пора, дорогой, — каждый раз удивляет, как мама умеет переключаться со строгого «Бенджамин!» на нежное «дорогой». — Мне тоже. Пока, — бросить трубку он не успевает, потому что Лея делает это первой.       Порой он любил маму больше, чем мог признаться, — и это один из тех случаев. Лея Органа всегда была мудрой женщиной, сильной и… справедливой? Она терпела его всю свою жизнь, а Бен никогда не придавал этому значения, — он понимает это с каждым годом всё глубже. Похоже, сын Леи Органы взрослеет, — неужели? Под четвёртый-то десяток?       Ему нужно заскочить в магазин перед работой, купить канцелярской мелочёвки, — стопка бумаги пятьсот листов, блок в папку на кольцах сто листов, красные маркеры два миллиметра… что там ещё? Скобы для степлера? Не забыть бы ничего, — Бен быстренько забивает в заметку на телефоне список сокращений типа «блок 500л нелинов жёлт», пока заводит машину. Чёрная Тойота Камри, — очередной мамин подарок, хер бы побрал, — урчит движком, будто остроухая кошечка манчкин, — и седан трогается с места на задней скорости из-под поднимающейся гармошкой гаражной двери, сияя глянцем капота под яркими лучами.       Бен с охапкой канцтоваров в руках, — надо было корзинку взять, — ощущает себя каким-то учителем из провинциальной школы. Стоп, погодите-ка, — он же и есть учитель из провинциальной школы. И чего он привыкнуть не может? Уже целых — целых! — четыре дня прошло, и вот начало пятого, а Бен не может порой вспомнить, что работает теперь не корректором в издательстве, а преподом в «хай-скул». Что за?.. Бену всегда не доставляло трудностей принять перемены мгновенно, он жаждал их раз от разу, — а теперь? Соло, что, хватку теряет? Или это всё от желания покомфортнее примостить наконец-то жопу? Бен порой сам себя не узнаёт.       Школа поджидает с новыми сюрпризами. Бен недавно проводил диктанты во всех группах, в которых успел провести уроки французского, — сегодня первое занятие у группы десятого класса, и написала группа работы, мягко говоря, скверно. Впрочем, то, что вся группа с жалобными глазами хором просит провести диктант заново, на самом деле не удивляет. Бен вздыхает и мысленно посылает нахер подготовленную к уроку программу. Диктант так диктант. Что он читал им? Методический перевод «Идиота» Достоевского? Сегодня Чехова послушают, а Бен заодно перечитает отрывок одного из любимых рассказов. Давно ли он признал, что любит русскую литературу? Точно не раньше, чем признался в любви к девчонкам из России и к русской порнографии.       «Разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт — разве это не футляр?» — Человек без селезёнки всё же был гением. Несмотря на огромные просторы для души, Бен чувствует себя будто ручкой в футляре, — расписной позолоченной перьевой ручкой. Каким бы удобным, мягеньким, бархатным и уютно-тёмным не был футляр, это всё тот же футляр, — замкнутый и закрытый. Сущий кошмар.       Бен редко видел подобных себе людей, скованных по рукам и ногам чем-то, что мешает раскрыться; Соло, в общем-то, повидал уже невообразимое количество лиц разных национальностей и цветов кожи, — ему нетрудно угадать и прочитать любого человека и составить его жизненный портрет, услышав разве что имя и говор. Почти любого человека.       В школе это совсем просто, — подростки и не скрывают своей сути, выставляют себя напоказ со всеми выкрутасами, чувствами и прочей пубертатной хренью. Им кажется это чертовски важным, — ну, конечно, они правы, в этом возрасте безусловно важные явления вроде выбора шмотья на вечеринку, — бархат или пайетки? — или, к примеру, невыносимо сложного выбора пассии, — фигуристая Миа, богатая Кристи или интересная Сью? У третьей девочки шансы, кстати, не столь велики, как у Мии и Кристи. Бен не особо понимал гонки сверстников за популярностью и девушками, — ему было достаточно пары-тройки проверенных друзей и одной скромной Клэр.       С поколениями подростки не меняются, — меняется мода на тряпьё, музыка, которую они любят слушать, и тачки, в которых они гоняют на красный. У Бена в своё время был пикап, а педаль газа он берёг. Подростки по-прежнему одинаковые и разные, — кто-то спортом увлекается, кто-то учёбой, кто-то ещё не познал противоположного пола, а кто-то уже и свой познал. Кто-то вдыхает свежий ветер полной грудью, взирая в будущее с высоты гордости и амбиций, а кому-то наплевать на будущее за склеенным слюной свежим косячком марихуаны.       Бен гордится своей способностью разглядеть личину всех и каждого в группе девятиклассников, — кроме одной высокой девочки в невзрачной одежде, с пучком каштаново-русых волос на макушке и с красивым коротким именем.       Рей Мун кажется Бену такой же спрятанной в футляре жизненных обстоятельств. Она похожа на крохотного дикого дикобраза, или ёжика, скрутившегося покрытым длинными иголками клубком. Она сидит прямо, держит карандаш в левой руке, тихонько вздыхает, перелистывая страницы тетради, — она не выглядит упоённой учёбой, или ботаничкой-зубрилкой, скорее, занятой, потому что «надо». Рей Мун смотрит слишком по-взрослому, — их взгляды сталкиваются на долю секунды. Девушки-подростки так не смотрят и не выглядят, как Рей, — она выделяется среди учеников своей напускной серостью и нарочитой обыкновенностью.       Бен запоминает её глаза, — каре-зелёные, чересчур яркие для неё, принадлежащие будто не ей. Она ни на ком не задерживает этого своего взгляда, то и дело хмурится, уходит из класса, накинув на плечо лямку рюкзака. Рей Мун ещё вернётся, — она написала диктант по «Ромео и Джульетте» откровенно плохо, она точно способна на лучший результат. Рей попросится на пересдачу, в этом Бен уверен.       Настаёт время обеда, школьники бегут в столовую жевать сэндвичи в аккуратных пайках, а Бен, несмотря на зов желудка, идёт в архив, что вполне удачно расположился недалеко от учительской. — О, мистер Соло, добрый день! — Коул выскакивает неизвестно откуда посреди помещения, заполненного выдвижными ящичками от пола до потолка. — Мисс Коул, — кивает он. — Вам помочь чем-нибудь? — она натягивает на лицо широченную улыбку, так и сочащуюся доброжелательностью, и чем-то там ещё.       Это шанс пустить в ход свои старые приёмчики, забытые сразу после того, как они пригодились когда-то в очень давние университетские времена. Он тогда, в конце концов, девах цеплять научился. Относительно полезный навык, — особенно когда раза по три на неделе меняешь партнёршу. Весёлое времечко было… — Да, — Бен, коротко улыбнувшись в ответ, стреляет глазами в упор, — не могли бы Вы показать, где хранятся результаты контрольных девятого класса? Студенты просятся переписать диктанты, и мне нужно понять, кому из них дать шанс. — Оу, — хмыкает Коул, качнув головой, — хорошо. Идёмте.       Выудив для вида по несколько папок, Бен устраивается за столом в учительской.       Так, М… Манн, Мартинес, Мейер, Монтойя… Мун. Работ в тонком файле с подписью в уголке с этой фамилией не так уж и много, как и у любого девятиклассника. Контрольная по алгебре — «А», по геометрии — «А», по английскому первого и второго уровня — «А», вот французский — тоже «А». Она отлично учится, сплошные пятёрки. Почерк аккуратный, буквы наклонены вправо, округлые и соединяющиеся между собой смычками тонких графитных линий. Карандаш 2H, — письмо чёткое, несмазанное, а девочка ведь левша. Интересно, что она ещё делает левой рукой?       Миленько, — иначе и не сказать. Без фанатизма бережно, — кое-где видно следы ластика. Седили-крючки под буквами чуть разнятся по форме. В «о» и «с» красуются маленькие завитушки. Точно, миленько. Как и сама девочка, — с миленькими торчащими прядками из причёски и миленькими веснушчатыми круглыми щёчками.       Ученица с милым лицом и красивым именем, — лучик лунного света, ей-богу, — подходит к Бену после урока французского. Она стоит напротив, — такая низенькая и тоненькая, держит за пазухой угловатым локтём тетрадку на кольцах. — Мистер Соло, — в Рей не видно ни капли смущения, — можно работу переписать?       За считанные секунды кабинет пустеет, оставляя их наедине с громко тикающими секундной стрелкой часами, белизной парт, ну и друг с другом. — Можно, — он словно пародирует её серьёзный тон, — мисс Мун. Вы ведь хорошо занимаетесь, не так ли?       Рей кивает, и пучок её волос покачивается в такт. — Тогда почему Вы так плохо написали? — спрашивает Бен.       Щёки, усыпанные веснушками, тут же розовеют, будто бы Рей уличили в чём-то постыдном. Что-то не так, мисс Мун? — Невнимательность, — сознаётся она, сжав губы в тонкую линию и отводит взгляд.       Невнимательность? — это и так понятно, но о чём же таком она думала вместо того, чтоб записывать?       Румянец постепенно сходит с её лица под сквозняком из приоткрытого окна; Рей вдыхает свежий воздух, и Бен следит, как вздымается её худая грудь в белой футболке. Он поднимает взгляд к её ярким зелёным глазам, — «на что смотрите, мистер Соло?» — Зайдёте завтра после уроков в лингафон, — говорит он.       Рей Мун спешит к выходу, бросив что-то вроде «спасибо, до свидания»; Бен поправляет очки как раз в тот момент, когда его взгляд падает на её обтянутую серыми джинсами задницу.       В носу всё ещё ощущается запах чистоты, исходящий от Рей, — от юной девочки пахнет мылом и хлорированной водой. Бен изо всех сил старается не думать о чём-то неприличном, — спасибо урчащему от голода желудку, не дающему сконцентрироваться на фантазиях о голой школьнице в душе.       Голая, твою мать, школьница в душе. Бен думал о себе как о человеке со странными вкусами, — проще говоря, извращенце, — но то было давно, очень-очень давно. Какого чёрта? Какого чёрта он так пялится на девятиклассницу? Что в ней такого, — кроме того, что Рей Мун, очевидно, одинока в той же степени, что и Бен? Ему явно надо не только к офтальмологу заскочить, а ещё и к психиатру. Так, мимоходом. — … Эй, Бен, — он слышит голос Клэр над ухом, — милый?       Рабочий день быстро подошёл к закономерному концу, а Бен быстро убежал домой, поджав хвост, — только от головомойных мыслей сбежать не получилось. Он наверняка утомился, точно утомился, — поэтому поскакал изучать работы школьницы и думать, на что сгодятся её круглые щёки? — Я задолбался, — Бен, развалившись на диване, устало потирает переносицу; от чего он устал? Размышлять о симпатичной ученице совсем не в том ключе, что позволен учителю? — Бен, тебе надо отдохнуть, — у Клэр во взгляде мелькает коварный блеск, — и расслабиться.       Она опускается на колени у его ног и тянет за замочек молнии ширинки. Бен не может сопротивляться, когда Клэр достаёт его член из-под приспущенных джинс и когда касается ладонью. Плоть наливается кровью в набухших синеющих венах, — Клэр покрывает короткими поцелуями кожу на мышцах пресса, работает рукой. Насколько мягкие губы той ученицы с красивым коротким именем? Насколько умелые её аккуратные руки с острыми костяшками и прямоугольными коротко стриженными ногтями?       Язык и тёплый рот Клэр заставляют Бена откинуться на диван, растворяясь в захлёстывающих волнах, — и слишком некстати ему представляется, как в такт его бёдрам движется голова с рассыпанными по плечам каштаново-русыми волосами.       Губы Рей Мун обхватывают его плотным мокрым кольцом, — возможно, именно поэтому Бен кончает через пять минут.