***
Сказка. Кошмар. Фантазия. Как это случилось? Что он сделал с собой? Скай очнулся на поляне, слушая отголоски их ритуального пения. Заложенные уши давали ему возможность услышать себя, шум крови по артериям, биение маленьких эритроцитов друг о друга, биение сердца, деление клеток, смерть клеток, деление, смерть, деление, смерть. Полный цикл жизни. Он видел рождение не только клеток, он видел их гибель, полную гибель, он смотрел, как его душа без тела скиталась по космосу, пока не попадала в новую оболочку. Он поднял голову к небу и охнул: чернота над ним больше не была однородной, в ней таились сотни субстанций, темная энергия перетекала из одного уголка Вселенной в другой. Взрывы сверхновых, гибель звезд, неслышное глазу движение энергий… Скай слышал это. Он чувствовал, с какой скоростью несся Млечный путь по Вселенной, а Вселенная расширялась. Свыше полутора миллионов километров в час, если точно. Опустив взгляд, он почувствовал запах, а вслед за этим понял, что жизнь продолжалась не только над ним, но и под ним. Отныне он находился в каждом уголке мира одновременно. Его ладони горели от вибрации. Автомобили, люди, животные, сотни тысяч колес и ног ступали по планете, и все они сходились в его руки. Скай вздохнул и посмотрел на Эйвери. Он не мог уловить его движения, они казались чем-то божественным. Эйвери казался богом. Скай ни на минуту не подумал, что следует из того, что находилось в руках у Эйвери. Он встал напротив него на одно колено, рядом с разведенным костром. Схватился за шкуру кролика и потащил на себя. Экстатическое переживание, пережитое им, достигло звезд. Безграничное и чуждое. Скай посмотрел на Эйвери и дернул на себя еще раз. Плоть. Плоть рвалась. Их жертвенное животное, глупый кролик. Кролик, созданный жизнью. Кролик все еще дышал и боялся. Жизнь, переходившая из полумертвого, раздираемого ими тела, напитывала Ская. Он чувствовал себя живым за двоих, за троих… За весь мир. Эйвери закричал и резко потянул тушку на себя. Она разорвалась, внутренности кролика вывалились наружу, вымазав руки Ская. Он взглянул на свои кисти в крови, в моче и в фекалиях. Над ним кто-то насмехался, в тишине будто звучал чей-то голос. И неуловимое присутствие стало явным. Вот это смерть? Смерть ужасна, от нее воняет за версту. Руки Ская подрагивали, он видел, как животное умирало, по его рукам вместе с кровью скользила жизнь, ᾠμοφάγον χάριν. Высшая экзальтация и высшее отвращение, благоговение и ужас, добро и зло, свет и тьма, чистота и осквернение. Тело в его руках продолжало пульсировать от агонии. И Скай начал приближать свою часть тушки к лицу. Эйвери в шаге от него делал то же самое, от него разило рвотой, человечиной и бесчеловечностью. Скай замер, наблюдая, как острые зубы Эйвери впились в шерсть кролика у шеи. Из него брызнула кровь, Эйвери прикрыл глаза и со смаком оторвал первый кусок. Чернота в душе Ская, безгранично интенсивная, подсказывала ему, что делать. «Возьми его в руки, посмотри на него, ну же, посмотри, твои руки в крови, мальчик», — шептал ему Дионис. И Скай повиновался ему. Он опустил голову вниз, столкнувшись с жертвенной тушей, символизировавшей его стремления стать сильнее. Сила. В нем заключена сила. Скай, не обращая внимания на шерсть, на противный запах, на склизкую массу на мясе, не обращая внимания ни на что, впился в бок кролика, стараясь добраться до первозданной плоти. «А теперь пей его, пей его, мой мальчик», — сказал бог. Скай почувствовал теплую кровь на своих зубах, она стекла вниз по пищеводу и оказалась в желудке. Он куснул снова. Плевался и кусал. Пока не съел почти четверть туши. Он упал на колени и продолжил раздирать остатки кролика. К нему присоединился Эйвери: Скай царапал, пока на его коже не проявились жгучие красные полосы, будто от когтей, но продолжал разрывать тушу на кусочки. Лицо Эйвери горело, сквозь пропитанный внутренностями хитон просвечивала его белая кожа… «Сделай до конца, мальчик, — нашептывал Дионис. — Если хочешь быть как бог, съешь бога». Когда Скай встретился глазами с Эйвери, он понял, что тот слышал все то же самое. Смерть взяла поляну в тиски, огонь горел приглушенно, а в темноте волочились потусторонние тени… Скай схватил последний кусочек, Эйвери, оттолкнув его, завладел другим. И мясо, вываленное в грязи, отправилось в его рот. Он ел бога, снизошедшего к ним бога. Он мог явиться в любом обличье — человеческом, растительном или животном. Но он выбрал кролика, а вместе с ним Скай получил кое-что еще. Чувствительность обострилась до предела. Секунду, мгновение он еще мог считать время, а потом ночь сменилась днем, стрелка застряла, и Скай удержал в себе дыхание. Он остался в бесконечном моменте, прямо перед свои божеством. Дионис все еще имел и своих почитателей, и свои жертвы, хотя их называли другими именами. Скай вскочил на ноги и побежал куда глаза глядят. Он перемахивал через поваленные деревья, высокие заборы, оказался в полнейшей темноте, а потом снова ощутил рядом с собой чье-то присутствие и ускорил бег. Он почти не чувствовал ног, концентрируясь лишь на внутренних ощущениях. Импульсы по телу, сжатие мышц. Он видел так хорошо, словно днем, а потом внезапно на него кто-то наскочил и повалил на спину. Скай ударился, выбил из себя весь воздух и оказался прижатым к земле. О, этот божественный аромат, божественные глаза, божественные губы… Он грубо схватил Эйвери за затылок и прижал к себе, укусил за подбородок, за щеку, избавляя его от хитона руками. Тот ответил ему той же грубостью. Немного потерпел Ская, а потом ударил его ладонью наотмашь, засмеялся и начал целовать с удвоенной силой. Его тело вдавливало Ская в землю, и пока Скай наслаждался горячим змеиным языком, блуждающим по его животу, думал только о том, как хотел бы остаться. Провалиться под землю, застыть и никогда-никогда не забыть, каково это — находиться с ним настолько близко, быть в его власти. — Я весь твой, я весь твой, я всегда был твоим, только твоим… — шептал Скай, стараясь нащупать его руки, взять его за ладони… «Давай же, мальчик мой, сделай это». Скай оттолкнул Эйвери от себя, пошлого, развратного, окрыленного, уникального, с улыбкой на полных губах, и уселся к нему на колени. Боль? Их наполняло лишь желание двигаться, перетекать друг в друга, чувствовать мельчайшие детали. Соединение душ и тел, неземное опьянение. Ничто не пьянило его так, как Эйвери. Даже если он проживет сто лет, не забудет эту секунду. Ветер ласкал кожу, словно участвуя в прелюдии, сердце выскакивало из груди, кровь пульсировала, каждый сантиметр тела горел, наслаждение закружило Ская, мощное, неконтролируемое. Каждой клеточкой кожи они стремились навстречу, будучи единым физически, ментально. Скай читал его мысли в своей голове. Его интеллектуальные мысли пропитал секс. Он погряз в хаосе первобытных желаний. В нем говорил Дионис, в него вселился Дионис. «Если хочешь быть как бог, съешь бога». Скай дождался, пока он шире разведет ноги и забросит голову назад от удовольствия, и впился ему в шею зубами. Эйвери застонал, его рука легла Скаю на затылок, давая разрешение кусать дальше. Боже… Боже… Божество текло по его коже вместе со струйками крови. А затем случился взрыв, и Скай снова оказался на лопатках. Он раскинул руки в стороны, наслаждаясь экстазом, длившимся вечность. Из темноты предрассветного неба выступили планеты. Он снова видел их, чувствовал их энергию. Казалось, подними руку, потянись, и ты окажешься там. За пределами. За гранью. За границей сознания… Но кто-то вмешался в их сказку. Кто-то шагал по лесу, тяжелый, грузный. Скай знал, что это человек. Человек? Угроза! Его обостренные до предела чувства, его способность видеть наперед, его власть над временем делали из него первоклассного охотника. Он встал, замер, и… даже не понял, что сделал дальше. Движение, столкновение, давление. Глухой удар, крик и привкус крови на губах. Мозг не успевал за ним, Скай не верил, не смотрел и не видел свои руки, на которых была не только кровь Эйвери и земля, он увидел… на них… О боже, нет, нет, нет. Скай упал на колени, отшатнулся от трупа, лежащего рядом. — Скай, Скай! — кричал Эйвери, изо всех сил вцепившись ему в плечи. Экстаз отступал постепенно. Он оставлял Ская таким же опустошенным, как город после цунами, волна сошла, и не осталось ничего. Все, что было раньше, оказалось безнадежно испорченным, все надежды разбитыми, жизнь уничтоженной. — Что ты, на хрен, сделал?! Скай, что ты сделал?! Блядь, Скай, посмотри на меня… Смотри мне в глаза, спокойно, спокойно… Скай повернул голову к Эйвери, его глаза, голубые, светлые, родные, помогли стащить с себя оковы экстаза и посмотреть на мир, на реальный страшный мир. Эйвери продолжал держать его за предплечья. Рассмотрев его, Скай ужаснулся… На щеке у Эйвери красовался порез, будто кто-то когтями прошелся по его лицу, нижняя губа прокушенная, ладони все черные от крови, копоти и чего-то еще, а на коже груди и плеч живого места не осталось. Синяки, ссадины, нечеловеческие укусы, один из которых пришелся на изгиб шеи. Это же не он сделал, верно?! Скай снова посмотрел в глаза Эйвери, он сглотнул слюну и выдохнул… — Добро пожаловать в мир живых. И мертвых, — Эйвери кивнул вправо от себя. Он молча ждал, пока Скай повернется, но тот медлил. Достаточно было и склизких мозгов на его пальцах. — Спокойно, спокойно, я знаю, что делать! Эйвери отступил от него и поднялся на колени. От его хитона остались одни ошметки, прикрывавшие ноги от паха до голеней. — Нам нужно выяснить, где мы, блядь, находимся, — он медленно прижал палец к губам. — Эйвери, да плевать, где мы находимся. Посмотри по сторонам! — Скай разрыдался, будто маленький ребенок. — Там труп лежит, — прошептал он. Даже отвернувшись, закрыв лицо ладонями, он видел его. Человека, умершего, не осознав этого. Скай не помнил, как это произошло, он ничего не помнил из того, что происходило на Вакханалии. Вероятно, Скай ударил его в голову, да так сильно, что пробил ему череп и добрался до мозга… Он украл у человека жизнь, сошел с ума… Из глаз Ская продолжали градом литься слезы, он плакал, как ни разу за всю сознательную жизнь. — Нас никто не видел. Здесь. Никто не знает, что мы здесь. Так, давай выясним, кто этот герой, — сказал Эйвери, но Скай остановил его за руку. — Не касайся его… Отпечатки пальцев… — Разумеется, я знаю об этом. Спокойно, — Эйвери провел рукой по его волосам, топорщащимся во все стороны, и отошел к трупу. Скай продолжал сидеть на коленях, держа руки перед собой раскрытыми ладонями вверх. Он через плечо взглянул на Эйвери, присевшего около мужчины. Почему? Почему он так выглядел? Скай нашел на себе всего несколько порезов и странный укус на руке. По Эйвери же будто катком проехались. Мысль о том, что он мог убить не случайного человека, а Эйвери, заставила его снова слабовольно заскулить. — Заткнись, Скай, пожалуйста, ты мешаешь мне думать! — Эйвери вернулся к нему, сжимая переносицу рукой. — У него с собой нет никаких документов, а судя по одежде, он лесник. Мы должны закопать тело, но чем его закопать… — Что? — Скай ушам своим не поверил. — Вариант первый: найти его хижину и взять там лопату. Но если он живет не один? Или у него кто-нибудь гостит? У меня в машине есть лопаты, я взял их для зверька. Для зверька, но ты у нас выбираешь экземпляры покрупнее, — внезапно Эйвери фыркнул, затем рассмеялся и в итоге начал хохотать как ненормальный, согнувшись пополам. Скай понял, что Эйвери находится в такой же истерике, как и он сам. — Эйвери, давай пойдем в полицию, — тихо произнес Скай. — Ты с ума сошел? — Эйвери в одну секунду перестал улыбаться. — Ты себя видел? А на меня посмотри? Мы в крови, полуголые и как будто под тяжелой наркотой. Ты совсем идиот, если думаешь, что они поверят в несчастный случай! — Но это и был несчастный случай! — Тебе. Никто. Не. Поверит, — прошипел Эйвери. — Возьми себя в руки и прими, блядь, то, что ты сделал. Не хочешь в тюрьму, значит, помоги мне его закопать! Скай вздохнул раз, другой. Он старался думать трезво, старался найти в словах Эйвери смысл. И Вакханалия, и этот… несчастный случай казались подозрительными со стороны. Конечно. Два парня отправились в уединенное место, чтобы… сойти с ума? Странно — не помня, что происходило в трансе, Скай почему-то был уверен, что видел Диониса, кем бы он ни был… Но, конечно, эти мысли выглядели, как бред наркомана, Эйвери прав. Задышав медленнее, Скай представил себе, как расскажет маме и папе, перед его глазами возникла картинка из зала суда, где он находился на скамье подсудимых. Какой позор. Какое унижение. От такого не отмыться. Он ведь никого не хотел убивать! Это вышло случайно… Скай наконец-то оглянулся и посмотрел прямо на труп. Мужчина за пятьдесят, если судить по остаткам головы, одетый в старое пальто, жилетку и черные широкие штаны. Наконец-то Скаю стало холодно, его буквально пробрал ледяной ветер, заставив съежиться. Все это время Эйвери стоял над ним, нервно подергивая ногой, но его терпение, вероятно, уже подходило к концу. Скай взглянул ему в глаза: — Давай копать. Скай понимал, что Эйвери выдвигал здравые идеи, поэтому не стал спорить с ним по поводу того, что кто-то должен остаться возле трупа. Эйвери сказал, ему все равно — он может пойти искать лопаты или посидеть рядом с мужчиной. Но Скай понятия не имел, где они находились, он, такой разбитый и взволнованный, едва ли нашел бы дорогу к машине Эйвери, даже если бы она находилась за сто метров. Эйвери же примерно знал, где оставил автомобиль со всем необходимым, и он не выглядел, словно психопат за шаг до нервного срыва. Поэтому Скай и остался в темном лесу один. Рядом с трупом. И в кошмарном сне он не мог вообразить, что Вакханалия закончится чем-то подобным. Скаю чудились звуки — не то диких животных, не то полицейских, не то сверхъестественных чудищ. От очередного спазма его затошнило, да так резко, что Скай лишь в последний момент отвернулся от трупа. Его вырвало. Отвратительно. Гадко. У него заслезились глаза. Он хотел умереть, исчезнуть, стать кем-то другим и не делать того, о чем его просил Эйвери, не сталкиваться с последствиями. Скай вытер рот тыльной стороной ладони и уселся на холодную землю. Он начал тихо шептать: «Эйвери, Эйвери, Эйвери…» — чтобы не прислушиваться к пугающей тишине. Как так получилось, что Скай полностью потерял самоконтроль? Им будто руководила иная, высшая сила, в тот момент он не принадлежал себе. Время, казалось, застыло, как и кроны высоких деревьев, он не знал, сколько прошло минут прежде, чем он услышал какой-то шорох. Этот шорох стал для него успокаивающим, Скай каким-то внутренним чутьем понял, что Эйвери возвращается. Как было глупо опасаться, что Эйви уйдет и оставит его здесь одного. Его настоящий друг. Его единственный настоящий друг обязательно придет к нему на помощь. Скай поднялся на ноги и начал пробираться навстречу, метрах в пяти от убитого они встретились, и Скай увидел в руках у Эйвери помимо лопат еще какую-то сумку. Поставив на землю лопаты, Эйвери со вздохом стащил со своего плеча эту ношу. В ней оказалась одежда. Чистая, нормальная одежда не для убийц. — Давай, мы должны переодеться. Ты как, уже нормально? Слова Эйвери звучали как насмешка, ведь труп за то время, пока он ходил, никуда не делся, но Скай взял себя в руки и кивнул. Он натянул на свои ноги джинсы и только потом сбросил с себя порванный хитон, Эйвери сделал то же самое. Они работали, как одна команда чистильщиков — собрали вещи, указывающие на Вакханалию, убрали даже рвоту Ская, хвала перчаткам и тому, что Эйвери обо всем позаботился. Копать оказалось не так тяжело, как он думал. Скай заставлял себя думать, что они копали яму для фундамента или в процессе археологических раскопок, но земля все равно выглядела зловеще и приковывала к себе его взгляд. А потом они завернули труп в мешок и бросили в яму. Без единого звука забросали его, разровняли землю и начали выбираться из леса. У Ская появилось неприятное ощущение, что в этом лесу он оставлял не только свою человечность, но и свою прошедшую нормальную жизнь. Пройдя половину пути, он без слов взял Эйвери за руку.***
Вес сумки подгонял Ская вперед. Предрассветные сумерки освещали путь, пока он пробирался между деревьев к машине. Ветки хлестали Ская по рукам и ногам, один раз он даже упал. Вскрикнул и тут же отправился дальше, позволив Эйвери схватить себя за руки. Он запретил себе оборачиваться, запретил останавливаться и показывать слабость. Подбежал к блеснувшему источнику, коснулся поверхности воды кончиками пальцев. Умыться бы! Умыться и убрать тошнотворный запах крови. Он слышал, как под шагами Эйвери ломались засохшие ветви деревьев, и почувствовал, как легкая рука легла ему на плечо. — Скай, пора идти… — Сейчас, секунду, — Скай зачерпнул ладонями воду и сбрызнул лицо. И проснулся. Он перенесся из леса в свою постель, оказался на влажных от пота простынях, задыхающийся. Как он вчера вечером уснул — великая загадка, но часы на прикроватной тумбочке показывали полдесятого, значит, он все-таки отрубился. В голове стоял белый туман, воспоминания просачивались сквозь него, как свет между деревьями в лесу. Шум в ушах вернулся, усилился, раздвоился, будто ему зарядили по голове. Скай помнил отрывками сон и реальность. Он не понимал, что из его воспоминаний являлось правдой, а что придумал его уставший мозг. Ты все можешь, мальчик, взгляни, мир у тебя в ногах… Что ты хочешь делать? Создавать? Убивать? Творить? Ты хочешь его? Скай поднялся на локтях, борясь с головокружением и странным эхо. Медленно коснувшись лица, он потер глаза и оглянулся по сторонам. Комната, выделенная для него Эйвери, слишком светлая и буквально огромная, естественно, не изменилась. Потолок терялся в высоте, а из окна напротив кровати веяло прохладой, это Скай вчера не стал запирать его в каком-то странном приступе клаустрофобии. И теперь у него до потери чувствительности замерзли ступни, а руки подрагивали от холода. Потянувшись на постели, Скай увидел, что на улице падали хлопья снега. Рождество. Надо же, сегодня Рождество. Он поставил ноги на пол и замер. Он так ждал снега, так мечтал об идеальном Рождестве с горячим шоколадом, камином, снежинками и Эйвери… Думал, что у них будет прекрасная возможность сесть на кухне с теплыми чашками и обсудить эксперимент. Теперь же они будут выяснять, что черт возьми, произошло на Вакханалии. Посмотрев вниз, Скай наткнулся на выброшенный из сумки им вчера в спешке хитон. Вот. Вот доказательства. На нем остались следы крови и земли. Лес, труп, земля, лопата, Эйвери… Все до мельчайших подробностей, включая одежду трупа и то, как его кожа медленно покрывалась влажной вуалью, пока Скай сидел рядом, трусливо поджав ноги. Его замутило, по спине поползли мурашки. Еще секунда, и им овладел бы настоящий ужас. В громадном особняке стояла оглушающая тишина. Наверное, Эйвери еще спал… Скай наблюдал, как он сегодня ночью перед сном влил в себя полбутылки отцовского бренди, чтобы справиться с нервами. Шумно выдохнув, Скай запрятал хитон в рюкзак к другой грязной одежде и направился вон из комнаты. Эйвери сказал, что им предстоит глобальная работа — уничтожить одежду, в которой они баловались на Вакханалии, лопаты, остатки земли, помыть автомобиль от ДНК убитого. Пройдя длинный коридор, Скай оказался у лестницы. По обе стороны на стенах, облицованных мрамором, висели гирлянды, под ним раскинулся зал с плиточным полом цвета сливок и елью ровно по центру. Скай бы немедля спустился к ней в каждое из семнадцати Рождеств, которые он пережил. Но на восемнадцатое он не сдвинулся с места. — Это даже не смешно, — вопреки своим словам, Скай тихо рассмеялся, ловя отзвуки от стен. Он медленно сполз, упираясь ногами в ступеньку. Если бы не Эйвери, Скай даже не выбрался бы из того леса. Он пребывал в таком шоке, что все делал на автомате. А так он здесь, проснулся в своей комнате, в безопасности. И мир такой же, как и прежде, хотя он убийца. Мир такой, как и прежде, а он, убийца, умирал от голода. Будь он дома, мама приготовила бы яичницу. — Скай? Резко оглянувшись, он заметил помятого, сонного Эйвери. Тот держался за косяк своих дверей, в черных штанах и помятой футболке. Скаю не пришлось присматриваться, чтобы уловить на себе его обеспокоенный взгляд. Со вчерашнего дня Эйвери на него только так и смотрел, даже немного с опаской. Будто не знал, что Скай выкинет в следующую секунду. Подойдя к нему, Эйвери взялся за перила, устроился рядом. Скай ждал от него хоть какой-то реакции. Или указания, что им пора разжигать костер для уничтожения доказательств, заниматься самой рождественской работой на свете. Но Эйвери лишь погладил его по плечу и предложил сделать завтрак. Неплохая идея, подумал Скай. Но едва ли он сможет размешать сахар в чашке так, чтобы не стучать ложкой о бортики.***
После завтрака, который Скай выблевал, Эйвери занялся машиной, а он сжег на заднем дворе их одежду. Покончив с ней, он вернулся в дом, где Эйвери занимался обедом. Он повторял, что они должны вести себя подчеркнуто нормально, а про себя думал: ну какой в этом толк, если он пять минут назад вытер руки от сажи, а час назад мыл с мылом пол в своей комнате? Одно с другим не вязалось. Для кого притворяться? Эйвери объяснял, что это очень важно — оставить в доме признаки нормальной жизнедеятельности, и Скай махнул на это рукой. Он отправился в подсобку, где застрял на несколько минут, глядя на длинные ряды консервированной кукурузы, сухих спагетти и оливкового масла. Прислонившись к стене, Скай едва не заплакал. Как возвращаться к отцу? Как смотреть в глаза матери? Что будет, если о них узнают? Скай поклялся себе, что не разочарует маму, что поможет ей бороться с раком за жизнь, а сам встрял в жуткую историю. Переступив через собственные стыд и страх, он достал смартфон из кармана джинсов и набрал два одинаковых сообщения в мессенджере для мамы и для папы. «Я буду делать вид, что все нормально, пока смогу», — сказал он себе, и вернулся на кухню. Скай молча поставил банку с кукурузой на стол. Эйвери продолжал помешивать овощи в салатнике. Он ненавязчиво рассказывал Скаю, что сам взялся за готовку, чтобы позволить кухарке погулять на Рождество (официальная версия) и она не приперлась раньше момента, пока они все уберут. Скай слушал его, кутался в кофейного цвета плед, стоя у окна, и смотрел, как качели и автомобиль постепенно облеплял рождественский снег. И этот самый снег заметал следы их лесного преступления, скрывал ту могилу. Он не чувствовал рядом с Эйвери ничего. Будто между ними осталась лишь темная тайна, и они больше не были друзьями, только соучастниками. — Почему я не женщина? — обратился к нему Эйвери. Скай промолчав. — Ты знал, что женщины, оказывается, могут пользоваться такой себе оргазмической медитацией? — продолжал Эйвери вдохновленно, нарезая овощи. — Берешь палец и начинаешь гладить себя в левом верхнем углу клитора ровно пятнадцать минут. При условии, что у тебя есть клитор. — Он потер подбородок. — И палец. — И что? — без особого интереса спросил Скай. — И… медитируешь с оргазмом… Хотя я и очень скептически отношусь к тому, как мир рассматривает экстатические техники, вынужден признать, что мы двигаемся в правильном направлении. Представь себе, в США лишь в две тысячи одиннадцатом году БДСМ вычеркнули из списка сексуальных девиаций. Боже, — он сочно хлопнул рукой себя по щеке, — они рассматривали это как психическое отклонение… — Мы должны признаться, — перебил его Скай. — В чем? — В том, что случилось в лесу. Я пойду и скажу им, что это вышло случайно… Я… Эйвери шумно выдохнул, приподняв челку. — Так, сейчас я, наверное, скажу вещь, которая напрочь перевернет твое сознание, но, внимание, за непреднамеренное убийство тоже сажают, — он показательно развел руки, в одной из них оставался острый длинный нож. — Да, срок будет поменьше, чем за умышленное убийство. Но учитывая, что есть и отягчающие обстоятельства, наркотики, тебе, — он указал лезвием на Ская, — грозит лет семь-восемь. И не надо забывать, что я тоже соучастник, и я в тюрьму не собираюсь. — Но, Эйвери… Мы же можем объяснить. — Что, мать твою, объяснить? — Что это вышло случайно, что он набросился на нас! Эйвери даже не прекратил помешивать свой чертов салат: — Да у тебя прямо-таки первозданная наивность! Ты не подумал, что возникнут вопросы? Почему, если он на нас напал, у него же и проломлен череп, а мы невредимы? Почему мы оказались в лесу? Что мы там делали посреди ночи? Почему мы закопали его, если, как добрые самаритяне, пришли сдаваться в полицию? — Я же говорил, надо было сразу идти в полицию! — Скай поставил руки на стол с другой стороны. — Сразу? В разорванном хитоне, в крови? Как под наркотой? Вот в таком виде ты хотел в полицию пойти? Знаешь, надо было позволить тебе! Не закапывать труп, не убирать отпечатки, а позволить тебе пойти к черту. И почему я такой, блядь, добрый, а? — Но ведь это была твоя идея! Лицо Эйвери вытянулось. — Нет, Скай. Нет, — отрывисто произнес он. — Вакханалия — моя идея, а убил ты сам. Звякнув ножом, он вышел из кухни и — Скай слышал — начал подниматься на второй этаж. Ох, как он разозлился в этот момент. Он едва не кинулся к столу, чтобы запустить этим же лезвием в Эйвери. Он метнулся к окну, сжал кулаки, едва не зарычал, потом схватился за голову. «Дыши, дыши…» — призвал себя Скай. Его трясло, очередной выброс адреналина напомнил ему то, что произошло ночью. Может быть, тогда с ним тоже случилась такая вспышка гнева? А если бы он поддался импульсу? Он бы метнул в Эйвери нож? Он бы навредил ему? Может быть, ему пора к психиатру? Скай кое-как встал и оперся о раковину, обмяк. Что-то проступало в сознании. Отрывки мозаики. Он видел себя на том поле, видел, как из его рта сочилась кровь, а руки Эйвери гладили его по плечам… Картинка оказалась настолько яркой, что он не заметил, что Эйвери вернулся на кухню. Его отходчивый милый Эйвери, который обнимал и прижимал его к себе в последний раз. Держась друг за друга, они кое-как поднялись на второй этаж. Эйвери уложил Ская в кровать, а сам уселся на пол рядом. В коконе из ткани, в абсолютной тишине он начал понемногу успокаиваться. Взял Эйвери за руку и засунул ее к себе под одеяло.