Страна подставных

      Эли махнул знакомому адвокату, курившему под окнами, и вошел в здание Манхэттенской окружной прокуратуры на площади Хогана.       Здесь его на каждом шагу поджидали знакомые юристы, полицейские, обвинители, секретари и судьи, а правоохранительная система будто смешалась в единый, никогда не останавливающийся клубок. В соседнем здании на той же площади работало отделение полиции, а чуть дальше заседали служители Фемиды.       Архаический, древний, привилегированный мир, в котором Эли был своим.       Он прошел по коридору с высоким потолком, почти неприлично размахивая портфелем. На лицо Эли так и лезла улыбка, ему стоило огромных усилий подавить ее и сохранить серьезное выражение, подбираясь к офису заместителя окружного прокурора Бена Маршалла.       После бесед с Беном Эли накрывала то эйфория, то раздражение, спорили они до последней крови, а потом шли в бар и непристойно напивались.       Взглянув через стеклянные двери на рабочий стол помощника прокурора, Эли сам себе кивнул.       «Все-таки хорошо, что дело Робина Баррета поручили именно Бену», — подумал он и постучал костяшками пальцев. Показательно, предвкушающее.       Бен тряхнул своей огненно-рыжей шевелюрой и закатил глаза. Его жесты оставались такими резкими, что Эли с трудом понял, его приглашали или прогоняли. Но он-то, разумеется, вошел, закрыл дверь и в один шаг оказался у стола Бена. Кабинет, в котором тот работал уже восемь лет, оставался абсолютно безликим. И Эли в очередной раз напомнил себе, почему не пошел в прокуратуру, хотя всегда хотел защищать жертв обстоятельств, а не плохих парней. Будучи юридическим консультантом, Эли работал в любовно построенном адвокатском бюро, брал работу домой, когда хотел, и самые стремные поручения перекладывал на помощников, а Бен топил свой талант в этом кабинете два на три среди полок с делами его предшественников и мира белого не видел.       — Привет, Бен.       Тот указал на кресло и вопреки этому жесту произнес:       — Сделки не будет.       — Как же так?       — Мы не договариваемся с террористами.       Эли молчал и мягко усмехался.       — И я буду рекомендовать судье оставить Робина Баррета под стражей без права внесения залога, — добавил Бен, глядя на него исподлобья.       — А ты настроен воинственно.       — Это терроризм, Эли.       — Переквалифицируй, Бен.       — Ты издеваешься? — Поднявшись на ноги, он оперся кулаками о стол. — Не трать мое время, Эли. С этим делом все ясно как день, никаких поблажек и…       Эли прервал его:       — Что у тебя есть на Дэвида Маккензи?       Моргнув раз-другой, Бен медленно осел за свой стол.       Эли показалось, что он мельком посмотрел за дверь, будто они говорили о чем-то незаконном. Хотя на сотрудничество защитника и обвинителя не налагалось такого рода ограничений. Иногда сами присяжные отпускали злодеев на волю из-за сочувствия — разве плохо, что прокуратура делает то же самое, начав охоту за более лакомым для правосудия кусочком?       — Ничего на него у меня нет.       — Теперь есть, — Эли хлопнул по столу своей папкой.       В отличие от синих папок Бена, она была ярко-зеленой. Что-то вроде персонального цвета. Фартового цвета. Как и большинство адвокатов, Эли имел свои предрассудки, не ехать в суд на такси, пить утром перед слушанием черный чай в «Этери Кат» и носить зеленый галстук, чтобы победить.       — И что это?       — А как ты думаешь? — Осторожное выражение лица Бена позабавило Эли. — Робин станет твоим информатором.       — Разве он не обычная пешка, кот…       — Внутри, — Эли указал на документы в центре стола, — прелюдия к тому, что окажется в твоих руках, если согласишься переквалифицировать обвинение на, скажем, диверсионную деятельность под давлением и отпустишь Робина Баррета под залог.       Они еще пообменивались взглядами секунд десять, и Бен с тяжелым вздохом пододвинул папку к себе.       Очутившаяся у Эли победа, будто оттягивала карман пальто.       Обвинитель вроде Бена, умный, талантливый и амбициозный, не откажется от возможности затеять громкое дело. Если он посадит Дэвида Маккензи, что наверняка приведет к инициированию импичмента, станет на несколько шагов ближе к должности генпрокурора. Поэтому Эли и обрадовался, прочитав его имя в документах: ему пришлось бы отдать бумаги любому обвинителю, чтобы выбить для Робина шикарную сделку, но Бену он отдавал документы с искренним удовольствием.       Скрестив руки на груди, Эли ждал.       Пока он решил дать обвинителю всего два документа — выписку телефонных звонков Робина Баррета с подчеркнутыми желтым маркером звонками, которые поступали абоненту в корпорации «Ойлекс», и бланк расходных операций банковского счета Дэвида Маккензи, где видно, что каждый месяц он отправлял полмиллиона долларов в офшор на Кайманы.       — Что ж, — Бен прочистил горло. Когда он посмотрел на Эли, последнему его взгляд показался расфокусированным. — Хочешь освобождение под залог?       — И переквалификацию обвинения.       — Я подумаю над этим.       Папку Бен ему не отдал, положил перед собой и накрыл ладонями.       Полноценная и окончательная победа.       Закрыв портфель, Эли встал и, взявшись за спинку, пододвинул кресло поближе к столу.       — Дай мне знать, когда подготовишь сделку. — Уже у самого выхода он остановился. — В четверг как обычно?       — Да, черт бы тебя побрал!       Эли вышел за дверь и несдержанно поднял кулак вверх, он надеялся, что Бен это увидел.       На обратной дороге усмешка все-таки приклеилась к его губам. Он шел, держа одну руку в кармане, щупая пачку сигарет, которую вытащит, едва окажется на улице.       Поворот, случившийся в деле Робина, до сих пор заставлял Эли восхищаться тем, как сложились события       Некоторые люди сыграли в жизни Эли слишком выдающуюся роль, чтобы он ими пренебрегал. Алекс Даймлер относился к таким людям, поэтому Эли даже не стал выспрашивать подробности, когда Ким, его младший брат, попросил представлять Робина в суде. В тот момент он рассматривал работу с Робином, как необходимую услугу, а теперь работал над одним из самых громких процессов за последние лет пять. И снова при участии Алекса Эли получил возможность подняться на новый уровень, подумав об этом, он тихонько рассмеялся. Если бы не Алекс, взявший Эли к себе в адвокатуру на втором курсе юридического колледжа, он бы пошел в общественные защитники или в прокуратуру. И оба этих места убили бы в нем желание и дальше работать юристом.       Спустившись вниз, Эли подумал, что надо бы позвонить Алексу и позвать его выпить. Когда он выиграет дело Робина, повод точно появится!

***

      Ким прошел в комнату для свиданий следственного изолятора на юге Манхэттена, скрипя зубами от злости.       Он думал, что, проведя весь вечер наедине, остынет, но до сих пор быстро и поверхностно дышал, вспоминая вчерашний цирк. И даже Робин в оранжевом комбинезоне с огромными и полными мольбы глазами не заставил Кима отреагировать, подняться, может, даже обнять Робина.       Сидя с ровной спиной, Ким и пальцем не шевельнул, наблюдая за тем, как Робин усаживался.       В прямоугольной комнате помимо них находилось еще несколько семей. Посетители сидели за скупыми круглыми столиками и действовали Киму на нервы перешептыванием.       Позади него пожилая женщина ни на секунду не замолкала, рассказывая о ремонте в своей драгоценной квартире, а прямо над ним жужжала лампочка, мешая сосредоточиться.       — У вас двадцать минут, — сказал надзиратель.       Двери за ними захлопнулись, и Киму стало сложнее избегать Робина. Он не отводил взгляда от окошка левее его головы и ничего не говорил. Хотя мог бы. За прошедший день Ким неоднократно мысленно высказывал Робину монологи, полные возмущений, касательно всех тех мерзких поступков, которые тот сделал. Но одно дело — разговаривать с самим собой, а другое — демонстрировать свою уязвимость перед человеком, растоптавшим твои чувства в крохи.       Сохраняя ледяное выражение лица, Ким достал из портфеля айфон в кожаном чехле.       — Я рад тебя видеть, — все-таки первым не выдержал Робин. — Думал, придет Эли, а ты даже видеть меня не захочешь…       — Я и не хочу. А Эли пока не умеет быть в двух местах одновременно.       Робин подвинул руку, коснулся его пальцев, заставив Кима вздрогнуть, отстраниться и опустить глаза.       День у него сегодня выдался ужасным, погода — мерзкой и сырой, а работа — утомительной. Киму сорок минут ждал встречи с сенатором Рудольфом Кроссом, дабы узнать, что он не намерен разговаривать с репортером о своем новом законопроекте и цензуре в США.       Его щеки покраснели, а пульс — ускорился.       Ким до сих пор чувствовал себя полнейшим идиотом, ведь вчера ему пришлось выслушивать Ская Найта, которого Робин трахал, пока Ким был один, и знавшего больше, чем Ким, который из шкуры вон лез ради благополучия Робина. Сказать, что это несправедливо, — не сказать ничего. После такого унижения Ким не собирался даровать Робину такую роскошь, как прощение.       Ни сейчас, ни, скорее всего, через месяц.       — Эли сейчас встречается с помощником прокурора, чтобы выбить для тебя сделку, — заявил Ким.       — Ясно. — Робин не отводил от него глаз, и Кима это начало раздражать.       — Что ты на меня так смотришь?       — Мне всегда нравилось на тебя смотреть.       Ким гнул свою линию:       — Если все пройдет как надо, в чем Эли уверен, то со дня на день тебя выпустят под залог. Обвинение предложит сделку, суть которой в том, что тебя делают свидетелем по делу Маккензи, а твое участие в этом всем заминают…       — А так вообще можно?       — Возможно, тебе придется выплатить штраф, плюс условный срок…       — И ты приехал, чтобы сказать мне это?       — Надо было позвонить? Ой, подожди, у тебя же забрали телефон.       — Ким…       — Робин.       Он немного отодвинул блокнот и положил локоть на стол, поддерживая ладонью подбородок. Отчасти провоцируя Робина: вот он я, так близко, но руку откушу, если хотя бы коснешься.       — Если для тебя это важно, — вздохнул Робин, — я не переставал тебя любить.       Он нервно сминал пальцами бумажку, оставленную предыдущим посетителем, и это напомнило Киму робость и неуверенность прежнего Робина, когда они знакомились.       В то время он подчеркнуто неторопливо ухаживал за Кимом, но иногда вел себя странно, долго молчал, отмахивался от вопросов, касающихся его самого, отводил глаза; будто сомневался, что Ким по достоинству оценит его идеи, мысли или слова.       Замерев, Ким так не сделав вдох. Он постарался не выдать смятения, хотя рядом с Робином он не чувствовал себя независимым, разве что притворялся. Ким помнил его прикосновения, вкус и запах, за последние несколько дней он поверил в то, что Робин вернулся в его жизнь.       Поманив его к себе пальцем, Ким дождался, когда Робин приблизится к его лицу, затаит дыхание.       — Особенно когда трахал его, да? — спросил Ким.       И встал так резко, что перевернул деревянный стул со своей стороны.       — Ким, подожди…       — Не хочу тебя видеть, я так не хочу тебя видеть, — прошептал он, стиснув пальцами виски.       Прикрыл глаза и постарался выбросить из головы все, что происходило вокруг. Сердце билось где-то у горла, и Ким каждый раз проглатывал огромный комок, он мешал ему говорить, отчасти даже думать. И насколько соблазнительной была мысль прямо сейчас уйти, бросив Робина наедине со своим сожалением, и все же Ким остался стоять, он опустил руки и стер с лица гримасу.       И Робин, черт бы его побрал, смотрел на него такими преданными глазами. Лжец. Лжец и манипулятор.       — Пожалуйста, присядь, я могу объяснить.       Ким прервал его:       — Эли сказал, чтобы ты придерживался первоначального плана. Если нам повезет, то эта фигня не всплывет.       — Мне так жаль, что я тебя разозлил…       — Ну так не зли меня, — он склонился и хлопнул по столу ладонью так сильно, что Робин вздрогнул.       И женщина со своим дурацким ремонтом, наконец, умолкла.       — И не пытайся быть со мной милым, окей? С меня хватит, Робин. С меня хватит, — выговорил Ким медленно и четко. — Эли продолжит тебя защищать, не переживай. Он не бросит твое дело из-за того, что ты нашел себе подстилку.       — А ты?       Ким сощурился, ожидая уточнения.       — Ты меня не бросишь?       — Я с тобой и не был, — горько улыбнулся он, отведя взгляд.       Скомкано попрощавшись, Ким вышел за пределы изолятора и уселся в свой автомобиль.       Заведя мотор, он взялся за руль, но вместо того, чтобы переключить коробку передач, начал бить по нему ладонями, шипя сквозь зубы ругательства. Черт, черт, черт. Он же пообещал себе, что Робин больше не сделает ему плохо, не заставит чувствовать себя ничтожеством…       Ким, быстро дыша, нырнул рукой в карман, нашарил в нем смартфон. Он открыл браузер, набирая плохо слушающимися пальцами название банка, а в голове у него галопом неслись мысли. Найти ближайший банкомат, снять деньги, добраться до казино и поиграть, взять в руки фишки и расслабиться, забыть на пару часов обо всем остальном, и о Робине в частности.       Заиграл айфон, и по салону разнеслась песня Tommee Profitt. Ким дал себе время, ровно на два вдоха, и принял звонок.       — Я выбил нам сделку, — послышался жизнерадостный голос Эли.       — Чудно. Я в тебе и не сомневался, если честно.       — Ты уже был у Робина?       — Да, сказал все, что ты просил. Он в порядке, ждет слушания.       — Езжай ко мне в офис после работы, в честь нашего промежуточного успеха угощу тебя шардоне.       — Конечно.       Беззаботное выражение лица исчезло, будто маска, после того, как Ким оборвал звонок. Он бросил айфон на соседнее сиденье и от души произнес:       — Блядь.       Откинувшись на спинку кресла, Ким посмотрел на серое здание изолятора.       Он, как никто другой, знал, через что проходил сейчас Робин, но из-за злости он не мог, да и не хотел ему сочувствовать. Ким решил, что с таким свинским отношением, как у Робина, достаточно будет банальной помощи, а о его психологическом состоянии пусть заботится кто-то другой.

***

      Робин подошел к дверям Ская, опираясь о стену локтем.       В фешенебельном коридоре фешенебельного дома, где тот жил, пахло женским парфюмом. Наверное, из какой-то квартиры только что вышла дама. Робин хохотнул сам себе, подумав, что она ему сказала бы. Пьяному, буквально вдрызг, но с цветами и бутылкой вина — ну точно эталон брошенного несчастного парня.       По крайней мере, в нем не угадывался уголовник.       Слушание о залоге состоялось в среду. Несмотря на опасения Робина, его освобождение из тюрьмы заняло всего несколько часов. Судебный зал и уверенное выступление Эли, сбор вещей и подписание документов — и он уже выходит за пределы следственного изолятора.       Ким заплатил десятую часть залога, десять тысяч долларов, чтобы его отпустили, но так и не явился к нему.       Робина встречали Эли и Эшли. Мама, конечно, бросилась ему в объятия, и он позволил ей все. Взлохматить волосы, погладить по лицу, прижать к себе, поцеловать в щеку. В тот момент Робину больше ничего и не требовалось, чтобы ощутить себя живым и даже счастливым. А потом они уселись в джип, и Эли довез их до Лонг-Айленда за двадцать минут. Каким-то чудом им удалось сохранить секретность и избежать назойливого внимания средств массовой информации.       — Ты волен делать все, что угодно, — сказал ему Эли, садясь обратно в машину, — но ничего противозаконного и уголовного, хорошо? Я думаю, что первое слушание состоится где-то через неделю. Ты будешь свидетелем вместе с Эйвери. СМИ посылай на фиг.       — Ясно, ок.       — И еще кое-что, Робин, — Эли медлил, ждал, пока Эшли отойдет на приличное расстояние. — Что думаешь насчет этого опасного братика? — сделал большие глаза он.        — Это не стоит воспринимать серьезно...        — Но Скай слышал запись.        — В которой обо мне и слова нет.        — Хорошо, как скажешь. Но давай после слушания ты переедешь на отдельную квартиру, ее адрес будут знать только избранные.        — Чувствую себя спецагентом, но я не против.       Пожав друг другу руки, они попрощались.       С тех пор Робин исправлял свои ошибки, например, объяснился с Джиной и Майком.       Он встретился с ними на следующий же день после освобождения, пригласив в ближайший «Старбакс». После того как все получили свой кофе, Робин предложил им пройтись и рассказал историю, почти правдивую, но с поправками на их с Эли задумки и заготовки. Предсказуемо и Джи, и Майкл с радостью ухватились за возможность сделать из Робина жертву обстоятельств, а он позволил им. Если самые близкие друзья откажутся от Робина, то кроме Эшли никого и не останется.        — Друг, ты конкретную заварушку сотворил, — сказал ему Майкл, обнимая.        — Как приятно тебя снова видеть, — добавила Джина.       И вот пришел черед Ская.       Дойдя до квартиры, Робин остановился, поставил бутылку на пол и приложил ухо к двери. Но ничего не услышал.       Мог ли Скай привести к себе кого-то? Или, например, проводить время с отцом? Затуманенному алкоголем мозгу Робина даже эта мысль казалась забавной. Ну и что, что отец Ская узнает? В конце концов, малышу Скаю пора выйти из шкафа, а для Робина это не будет таким уж ударом на фоне сплошной ерунды, которая с ним творилась вот уже который день. Еще и Ким устроил ему показательный бойкот и отказывался находиться с ним в одной комнате даже пять минут. В общем, дела шли не очень хорошо, однако Робин пока на воле и способен хоть что-то сделать.       Тихонько постучав в дверь, он отлип от лаковой поверхности.       И кажется, что-то даже услышал, шаги или вроде того… А потом Скай нажал на ручку с той стороны, и Робин буквально свалился на него. Со вздохом изумления Скай поймал Робина в свои объятия, попятившись назад, и так они и застыли на пороге. Робин постарался встать, да еще и цветы в руках не помять… Как давно они не находились рядом, боже. Робин как будто провалился в те дни, когда поцеловать Ская или сжать ладонью его задницу было в порядке вещей.       — Еще этого мне не хватало, — Скай все-таки оттолкнул Робина от себя, оставив руки на плечах, чтобы он не свалился в сторону снова.       Тогда Робин заметил, что на нем был один только салатовый душевой халат, волосы мокрые, а по ногам стекали струйки воды. Скай только выбрался из душа или…       — Ты один? Или принимаешь с кем-то джакузи, как мы когда-то?       — Не когда-то, а меньше месяца назад. Но ты, конечно, уже оставил это позади.       Скай скрестил руки на груди. Эмоции на его лице Робин распознавал с трудом — грусть, может быть, досада.       Как же Робин устал выдавать себя за другого человека, и постоянно видеть эти эмоции на лицах близких. Чувство, что он всех разочаровал, оставалось при нем постоянно, а сейчас, под влиянием градусов, оно почти вонзалось в его душу и поджаривало ее на огне. Осознание, что разочарование не уйдет из его отношений с дорогими людьми, подкосило Робина больше, чем все остальное. Даже если Эли удастся вытащить его из передряги, ни Ким, ни Скай не захотят иметь с ним дела, он лишится человека, в которого был влюблен, лишится хорошего друга…       Мысли мучили его по ночам, как тесные ботинки.       — Скай, просто выслушай меня… Я поступил как сволочь.       — Так и есть.       Робин передал ему цветы — розы в окружении еще какой-то фигни, — Скай тут же бросил их на пол.       — Ты имеешь право злиться, — кивнул Робин.       — Спасибо за разрешение.       — Дело не в тебе, дело во мне, правда. Мы с тобой встретились в сложный период…       — Ничего себе сложный период, — взмахнул руками Скай. — Ты мне врал, скрыл, что тебя шантажировал Маккензи, заставлял заниматься терроризмом, убить Итана… Лорелайн сказала, что это случилось еще в том году. В декабре. Ты что… встал с моей постели однажды и пошел убивать? — Голос Ская взлетел на несколько тонов, где-то правее по коридору хлопнула дверь.       — Хотя бы впусти меня внутрь, нечего устраивать для соседей шоу, — попросил Робин.       Скай застыл, медленно моргнул и отпустил дверь. Когда та открылась достаточно широко, Робин проскользнул внутрь, прижимая руки к себе, чтобы случайно не задеть Ская.       Робин понял, что и алкоголь, и цветы были лишними, он будто пришел извиняться перед бывшим в надежде на возобновление отношений... А чего он хотел на самом деле? Поговорить, не оставлять ситуацию в подвешенном состоянии. Зная Ская, его эмоциональность и категоричность, Робин не сомневался, что в его глазах уже стал едва ли не социопатом.       Коснувшись подбородка, Робин оглянулся по сторонам. На тумбочке у Ская до сих пор лежали его наушники, и при взгляде на них по лицу расплылась вялая улыбка.       Тем временем Скай посильнее запахнул халат и встал ровно напротив Робина. Его терпение, вероятно, заканчивалось.       — И выпить не предложишь?       — Тебе уже хватит, — поджал губы Скай. — И честно говоря, я не понимаю, зачем ты пришел.       — Объяснить тебе.       — Не надо, я все понимаю.       — Что именно?       — Знаешь, как я это вижу? — Скай подошел ближе, указал пальцем на Робина: — Ты был со мной, потому что так удобно. Но ты не думал о моих чувствах, только о себе! Ты использовал меня, как замену или как случайное тело. И тебе было плевать на то, что чувствую я.       — Нет…       — Да.       «Возможно, ты и прав», — про себя добавил Робин.       — Это не было интрижкой, я вообще не думал о будущем. Потому что видел там тюрьму, смерть или другие малоприятные вещи. И я был тебе предан, — Робин сложил ладони, как в молитве.       — У вас с Кимом ничего не было?       — Не было.       Кажется, впервые за долгое время между ними что-то проскочило. Понимание? Возможно, доверие.       И Робину стало так гадко, что Скай ему верил, хотя он только и делал, что врал. Наверное, у Ская до сих пор оставались к нему чувства, ведь на Рождество он сказал, что влюбился.       — Но я хотел, — слабо проговорил он.       И Скай сощурился.       — Хотел с ним переспать, — закончил Робин.       Устало опершись о стену, Скай прикрыл глаза.       — Господи, Робин, зачем ты пришел?       — Извини, я не хотел делать тебе больно.       — Но делаешь.       Робин позволил себе закутаться в беззаботного Ская, словно в одеяло. Но даже не думая о том, что произойдет дальше с ним самим, Робин должен был предусмотреть, как их отношения отразятся на будущем Ская. При виде его сейчас, такого расстроенного, сердце Робина сжималось.       — Ты мне дорог. Вот только наши отношения были ошибкой. Я не жалею о времени, проведенном с тобой. И мне было хорошо. Но вот из-за этого, — Робин неопределенно обвел рукой комнату, — вот из-за этого они были неправильным решением.       — Оставь меня в покое.       Скай отошел от стены и направился в гостиную, намереваясь закрыть за собой дверь. Робин тут же перехватил его и неосознанно зажал у самой стены: бежать некуда, и руки Робина у него на плечах. Скай поднял взгляд, Робин словно вдохнул их общий воздух. Ладони у него стали влажными, а мысли запутались, он так и не отрезал себя от тех двух недель со Скаем.       — Мы когда-нибудь сможем быть друзьями? — спросил Робин.       А Скай сразу же оттолкнул его от себя.       — Уйди, иначе я вызову полицию.

***

      Предварительное слушание по делу Маккензи помощник прокурора назначил на вторник.       В 11:00 все участники этого мероприятия собрались у Эли в адвокатской конторе, пробившись через стену из журналистов с камерами. Робин, войдя в холл, почувствовал себя очень сильно не в своей тарелке, тем более ему даже страхами поделиться было не с кем.       Ким с ним не разговаривал, а Эли, узнав об Итане, так и не выключил режим холодного профессионала. Все дело в том, что своим враньем Робин подставил их обоих.       И Ким, и Эли делали все возможное, чтобы его оправдать, а адвокат так и вовсе рисковал репутацией и карьерой.       Чтобы выиграть дело, Эли требовал от Робина лишь полную откровенность, а тот даже с этим облажался. Итан в коме мог разбить их стратегию вдребезги, выставив Эли на суде полнейшим идиотом, поэтому он прорабатывал все варианты. Пока выходило, что тайну с нападением на Итана все-таки удастся сохранить, как минимум, Лорелайн утверждала, что она будет держать язык за зубами, а Фрэнсис банально не из той породы людей, которые доверяют правоохранителям.       Но от этого Эли не перестал его игнорировать.       Робин и сам видел, как накосячил.       Он стоял по центру большой комнаты в окружении Эли, Кима и Эйвери — Нью-Йоркской четверки.       Так их прозвали СМИ, всех, кто фигурировал в деле Дэвида Маккензи. Эйвери и Робин — ценные свидетели, Эли — защитник, а Ким человек, связанный с ними всеми, но не совсем понятно как. И вопросов ему задавали больше всего, хватали за пальто, тыкали микрофоны в лицо.       Нью-Йоркская четверка стала главным событием в СМИ, и сегодняшний день виновники события ждали не меньше журналистов. На предварительном слушании Робину и Эйвери, наконец, предстояло подтвердить свою теорию и пройти первую проверку на прочность. И кажется, только один Робин приходил от этого в ужас, его не смущала надобность врать под присягой, но каверзные вопросы адвокаты и прокуроры, которые точно будут заданы, посылали мурашки по затылку.       Когда Эйвери уселся на диван и уставился в смартфон, а Ким подошел к окну, оценивая масштабы массмедийного интереса через приоткрытую штору, Робин тихо позвал Эли.       Тот прислонился к косяку красивых раздвижных дверей статусного кабинета. Он держал в руках диктофон, а значит, обдумывал дело. Робина снова укололо сожаление, что он едва не разрушил карьеру Эли из-за своего глупого желания обелить репутацию перед близкими.       — Можно с тобой поговорить, наедине? — спросил он.       Эли рукой указал на кабинет.       Войдя внутрь, Робин заметил, что Эли обставил свое рабочее место шикарно, наполнил разнообразными ящичками, дубовым столом, удобными креслами для посетителей. И все-таки Эли по сей день казался Робину своим, то самое первое впечатление почти что братской поддержки никуда не делось. Он осторожно присел в кресло темно-синего цвета напротив Эли.       — Мне кажется, я должен извиниться.       Эли промолчал, но и бумаги перекладывать тоже перестал.       — Я не хотел тебе навредить, скрывая… ту информацию, — отметил Робин. — Я не думал. Поступил как идиот, потому что не подумал…       — Ох, Робин. Ты не понимал, что я сделаю все возможное, чтобы скрыть твою самодеятельность? Тебе было достаточно признаться. Или ты боялся потерять мое уважение?       — И твое, и остальных.       Откинувшись на спинку стула, Эли посмотрел прямо ему в глаза.       — Тебе не стоит извиняться. — Вдохнув полной грудью, он на секунду затих. — То есть... Оставим это в прошлом? Надеюсь, ты хорошо усвоил урок, что от меня не стоит ничего скрывать, да? Но я рад, что ты пришел ко мне. Мы будем работать с тобой, и все получится, хорошо?       — Конечно.       — А теперь загладь свою вину перед Кимом, его ты тоже задел.       От такой резкой смены темы Робин растерялся, он опустил глаза на свои колени.       Как и обычно, когда речь заходила о Киме, ему было сложно подобрать слова, чтобы не выглядеть влюбленным мальчишкой.       — Это не так легко сделать. Он злится из-за... Из-за всего.       — Ну, я бы сказал, что он ревнует тебя, а с этим можно работать.       Выйдя из кабинета, Робин обнаружил Кима на том же самом месте у окна, он посмотрел на него, стоя в тени. Выглядел Ким невероятно, вроде бы обычные классические джинсы, а фигура в них такой аппетитной становилась, да и белая рубашка отлично подчеркивала его черные глаза.       Эйвери, пронаблюдав эту сцену, совсем не скромные разглядывания Робина, закатил глаза. Эйвери почти на все как-то так реагировал, но Робина не напрягал.       За прошедшую неделю Робин с ним почти не общался, а к внезапно образовавшейся дружбе Кима и Эйвери он относился нейтрально. Если видел их беседующими с кофе на веранде, то оставался в доме, а шептания старался не замечать. Они оба казались Робину людьми совершенно другого типа, борцами, реформаторами и революционерами. Первым он завел с Эйвери разговор всего один раз, чтобы спросить о Скае. И оказалось, что они были лучшими друзьями в школе...       Обойдя диван, Робин остановился на расстоянии шага от Кима. Тот скосил взгляд, но не повернулся.       — Что?       — Можем поговорить?       — Я не простил тебя, Робин.       — Ким.       — Да что?       — Мне тебя не хватает, — признался Робин. — Я понимаю, что тебе больно. Но я не предавал тебя, ты же понимаешь?       Он медленно взял его за руку, Ким это позволил.       — Я знаю, что тебе больно. Я не хотел этого… У нас с тобой были… были сложности, помнишь? Я не знал, сможем ли мы быть вместе. Но я всегда об этом мечтал. А Скай… Он хороший парень, я ему абсолютно не подхожу, но упорства ему не занимать. Вот и…       — Чего же ты хочешь от меня?       — Пойдем со мной на свидание, — вымученно улыбнулся Робин. — У нас с тобой нормальных свиданий даже не было. Я приготовлю свечи, ужин…       — А вот это уже угроза!       — Ладно, ладно, возьму еду на вынос.       Ким нехотя усмехнулся, но руку убрал.       — Ну, что скажешь?       — Скажу, что это не так просто, Робин. Сейчас... Не лучшее время, за нами пристально следят, да и вся эта ситуация, — он скривился, — хорошо, если у нас получится.       — Спрошу у тебя позже.       Робин мягко наклонился и поцеловал Кима в уголок губ, без малейшего намека на продолжение.       И тут послышалось громкое покашливание.       — Я сейчас блевану, несите ведро, — вклинился Эйвери.       Подойдя к ближайшему креслу, Ким бросил в него подушкой:       — Тут между прочим моя личная жизнь на кону!       — И мое психологическое здоровье, — Эйвери швырнул ее обратно. И не успел Робин отвернуться, как между ними уже завязался шутливый бой.       — Это самое настоящее домашнее насилие! — пожаловался, пока Ким едва не душил его подушкой, прижимая ее к чужому лицу.       — Нет, всего лишь карма, ты слишком много говоришь!.       Потом Эйвери ногой ударил Кима сзади по колену, и тот свалился на него сверху. Попробовал достать подушку, но Эйвери схватил ее первым и начал бить его по плечу... Наблюдая за их ожесточенной дракой на диване, Робин сильнее прикрыл шторы. И эти люди свергнут президента.

***

      Для того чтобы добраться в прокуратуру, Эли предложил им собственную машину.       Ким включил на телефоне трансляцию, чтобы посчитать количество митингующих у суда.       Всю площадь перед прокуратурой оккупировали журналисты. Но если бы только они! Своеобразная процессия зевак продолжалась на противоположной стороне. И в этом по большей части был виноват Эйвери: молодые люди держали в руках плакаты в его честь.       Смотря на все это, Ким сдержанно радовался, общественный интерес пойдет им на пользу, даже если им придется буквально проталкиваться через жаждущих справедливости.       Робин сел на заднее сиденье рядом с Кимом, уставившись в смартфон, он воткнув наушники в уши, включил репортаж Седьмого канала. Ким видел только плашку «Нью-Йоркская четверка» — о, как этот город любил прозвища, правда, Киму так ни одного не досталось после Химика — и быстро сменяющие друг друга кадры. Тема Маккензигейта стала топовой в эти выходные. У дома Кима дежурили журналисты, Робину прохода не давали все это время, один Эйвери умудрялся как-то избегать назойливого внимания. Впрочем, сейчас это едва ли удастся кому-то из них.       На светофоре на Седьмой Ким положил свою ладонь на руку Робина. Тот сразу же убрал наушники.       — Что случилось?       — У меня плохое предчувствие.       Робин улыбнулся, как будто говоря «ну вот ты опять».       Но произнес он другое:       — Насчет чего?       — Не знаю, насчет этого дня в целом… Не могу сосредоточиться никак, — нервно дернулся Ким.       — Прекрати. Не существует предчувствий, это с тобой играет сознание.       — То есть все будет хорошо?       — Определенно. А как может быть иначе, если вы вытащили меня из задницы, а ты согласился пойти со мной на свидание.       — Я согласился? Так, поговорим об этом позже.       Ким убрал свою руку и уставился в окно.       Пару месяцев назад он думал об этом дне с чувством триумфа. Тогда он понятия не имел, что рядом с ним в машине будет ехать Робин, что он причастен к этим диверсиям.       Как все изменилось, перевернулось с ног на голову!       Но разве имел Ким право жаловаться на судьбу, если череда этих событий и привела его к Робину. Он взорвал бомбу на станции и поэтому Ким взялся за материал о МАГАТЭ. Потом была Джина, их встречи стали регулярными, а из-за надобности убить Итана Робин пришел к нему ночью, и они едва не переспали. Ким вдохнул, вспоминая все это, сжав ладони в кулаки.       — Как думаете, прорвемся? — спросил Эли.       Они повернули на Вторую авеню и оказались прямо напротив здания суда.       Робин суетливо скрутил наушники, его нервозность передавалась Киму, будто они были сиамскими близнецами. На кону стояло слишком много, Ким понимал, что одна ошибка может разрушить их план, будто карточных домик, и Робин окажется в тюрьме!       Подобная среда его сломала бы. Не говоря уже о том, что с таким личиком его могли пустить по кругу.       От этой мысли у Кима появилась слабость в затылке.       — У нас все получится, — сказал он и первым вышел из машины.       Гул на той стороне усилился, и у Кима на секунду возникла глупая ассоциация с зомби-апокалипсисом.       Люди жаждали мяса, хотя и не буквально.       Робин открыл дверцу с другой стороны, и Ким, взглянув на него, порадовался, как правильно он подобрал ему одежду. Джинсы, черная рубашка без галстука и куртка. Прекрасный злоумышленник, в которого можно влюбиться, но все же внешне достаточно безобидный и милый.       Люди начали шуметь еще больше, когда из машины показался Эйвери. А вот его имидж Ким не одобрял. Как можно надеть свитер на такое мероприятие?       Но он промолчал, постоянные споры с ним не только забавляли, но и утомляли.       — Ребята, — Эли жестами подозвал их к себе, и они образовали круг. Он положил руки на плечи Кима и Робина, остальные сделали так же.       — Прекрасная поза для журналистов, — фыркнул Эйвери.       — Ребята, — повторил Эли. — Не отвечайте на вопросы, даже если вас будут за руки хватать. Мы дадим комментарии, взвешенные и правильные, после того, как выйдем из зала суда. Все ясно?       Эйвери улыбнулся, не оставив у Кима сомнений в том, что он будет твиттить в режиме онлайн.       — Так, я хочу сказать, что мы с вами уже молодцы и победители. Мы многое сделали, мы раскрыли им всем, — он махнул в сторону митингующих, — правду. Но впереди самое важное, доказать, что мы правы, поставить помощника прокурора буквально на колени...       — Кажется, я однажды смотрел порно с похожим сюжетом, — вставил Робин.       — Держи в курсе, — ответил ему Эйвери.       — Ребята!        — Да, окей, молчим.        — Я в вас верю, во всех вас!       Дорога до прокуратуры заняла какую-то минуту — гораздо меньше, чем Киму потребовалось, чтобы успокоиться. У самой кромки дороги он переглянулся с Робином и вошел в море журналистов. Дорожка, которую образовали репортеры и активисты почти сразу сомкнулась над ними, как море.       Ким схватил Робина за локоть, чтобы они не потерялись.       Впереди шел Эли, и Ким слышал его просьбы разойтись и дать им пройти. Замыкал их процессию Эйвери, который, кажется, умудрялся делать селфи со всеми желающими.       И тут на их пути встал человек. Он появился слишком внезапно, оттолкнул Кима и прыснул в лицо Робину какой-то жидкостью.       — Какого черта ты делаешь? — крикнул ему Ким.       Рукой он выбил баллончик из рук незнакомца, подсознательно подготовился к драке, но этот чудак с закрытым повязкой лицом развернулся и ушел. Кто-то позади толкнул его, и Ким едва не потерял равновесие. Он развернулся, чтобы проверить, все ли в порядке с Робином, но сам в мгновение ока оказался на земле.       Тело будто отказало, и он упал на четвереньки прямо в толпу.       — О боже, Ким, что с тобой случилось?       Он постарался ответить, но вместо слов изо рта вырвались нечленораздельные звуки. Обеспокоенное лицо Робина расплывалось и в какой-то момент стало бежевым пятном. Ким чувствовал на себе чьи-то руки, обеспокоенные голоса, кто-то схватил его за ладонь...       Снизу к голове поднялась волна лихорадки.       — Звоните в службу спасения…       — Ким, все будет хорошо, держись…       Но вслед за секундным затишьем его зажала паника. Он дышал со свистом, пока его живот прокалывала кинжалом острая боль. Коснувшись живота, Ким дал им понять, что его сейчас вырвет… Напрочь потеряв ориентацию в пространстве, он свалился на спину.       — Посмотри, он же совсем белый…       — Поднимите его голову!       А потом воздуха перестало хватать окончательно, и вместо звуков и света внешнего мира, Ким свалился в пустоту и тьму.

***

      Лорелайн растерянно бродила по Нью-Йорку который час подряд.       Ее мысли так и застряли между Вашингтоном, где находился Итан, и Нью-Йорком, ее жизнью, ее косяками и Робином. Учтя количество ошибок, допущенных за последние дни, Лорелайн решила взять на вооружение такой принцип: если в чем-то не уверена, не делай этого, мать твою, Лорелайн!       Поэтому она осталась в Нью-Йорке, поэтому пообещала Эли ничего не говорить о Робине.       Дома Лорелайн почти не выпускала телефон из рук, она в равной степени боялась и надеялась, что Фрэнсис позвонит. Кажется, вместе со связью с ним она потеряла и свои жизненные ориентиры; и позволила Эли убедить ее, что рассказ о покушении на Итана сейчас никому не поможет. Но так ли это было на самом деле? Лорелайн смахнула с лица челку и поддалась очередной своей мечте: вот бы рассказать всем о проступке Робина, набраться смелости и стать его разоблачителем...       Присев на край ступенек супермаркета, Лорелайн достала телефон.       Она неосознанно подошла к дому Ская, в ее мысли подмешивался вокзальный гул. Она хотела пойти к нему — ее почему-то тянуло к Скаю, хотя он и не высказал ей доверия. Она понимала его, слишком хорошо, чтобы злиться на такое поведение. Разблокировав смартфон, Лорелайн зашла в ленту фейсбука. Одна новость особенно заинтересовала ее, ведь в ней фигурировал Дэвид Маккензи. Лорелайн смутно помнила, что сегодня должно было состояться некое закрытое слушание. На третьей строчке она едва не уронила смартфон.       Чтобы не впасть в панику, задышала глубоко и медленно.       Свернув вкладку с новостью, Лорелайн трясущимися пальцами набрала номер Ская.       — Господи, только не это, — шептала она в трубку.       — Алло, — заговорил Скай.       — Это Лорелайн!       — Я знаю, — невозмутимо произнес Скай. — Я смирился и добавил твой номер в телефонную книжку, чтобы удобнее было игнорировать зво...       — Скай, он сделал это! — она всхлипнула и закрыла рот ладонью.       — Что? Кто?       — Я не знаю точно! Но люди… На той площади, рядом с прокуратурой. Пишут, что там умерли люди…       Она услышала, как Скай со свистом выдохнул воздух.       — Кто умер?       Лорелайн не могла и слова промолвить, ее душили рыдания. Разве это произошло на самом деле?       — Скажи имя, пожалуйста, Лорелайн!       — Спускайся, мы едем в клинику, — заявила она и бросила трубку. Едва успела добежать до ближайшего мусорного ведра, куда и отправился ее завтрак.       Но легче не стало.