Макото: Рождённый под знаменем Честности

      — Господин Кондо!       — Кацу, нет!       Соджи изо всех сил вырывался из крепкой хватки Хиджикаты. Интересное положение ничуть не убавило его прыткости. Юноша стал ещё более неудержимым. Особенно после запрета на сладкое. Соджи всей душой надеялся, что сможет по-тихому выпрашивать конфеты у Кондо, всё-таки названный старший брат всегда его баловал, но Хиджиката пресекал абсолютно все попытки возлюбленного нарушить запрет.       Дошло до того, что даже Сайдзо, любимый ручной поросёнок Окиты, «предал» хозяина, когда ухватился за край юкаты, пытаясь остановить юношу.       — Успокойтесь, умоляю, — суетился Кондо каждый раз, когда к нему в комнату врывался вихрь по имени Соджи, который тут же оказывался в сильных руках Хиджикаты.       Окита глядел на Кондо самым жалостливым взглядом. Мужчина с трудом сдерживал желание уступить младшему, но в то же время понимал, что нельзя вестись на поводу.       Однако никто и подумать не мог, что и из этой, казалось бы, безвыходной ситуации Соджи найдёт выход.       Нельзя есть сладкое, значит, — подумал Окита и, выждав нужный момент, ускользнул из додзё.       К третьему месяцу беременности к тошноте прибавились странные вкусы в еде. Настолько странные, что порой выходили за пределы разумного.       Окита посреди ночи мог проснуться и потребовать принести какие-нибудь сладкие онигири или солёные данго. Желание сопровождалось нытьём и жалобами, что его не любят. Поэтому у Хиджикаты не оставалось иного выхода, кроме как уступить и в четыре утра плестись за данго.       И пока он ходил, Соджи благополучно забывал о голоде и видел уже десятый сон.       Вот и в этот раз, незаметно скрывшись от зоркого глаза Тошидзо, юноша не спеша прогуливался в поле и собирал цветы. Это занятие доставляло ему нескрываемое удовольствие и хоть как-то компенсировало отсутствие конфет в его жизни.       Хватились его только к обеду, везде обыскались, а он возвращался со счастливым видом, словно ничего не произошло.       Возвращался, по пути поедая… ромашки.       Тошидзо так оторопел, что даже забыл отчитать возлюбленного. Он открыл рот, помолчал, закрыл, оглядел Соджи с ног до головы и наконец произнёс:       — Я приготовил для тебя острые данго, сладкую рыбу, даже рис чаем приправил. А ты что ешь…       Окита широко улыбнулся.       — Ромашки! — Сказал он торжественно.       — Я вижу, что ромашки, — мужчина недовольно закатил глаза и тяжело вздохнул.       Чувствуя, что он сердится, Соджи начал всхлипывать. Довести его до слёз могло абсолютно всё. И пока неизбежное не произошло, Хиджиката взял юношу за руку и повёл его есть нормальную еду.       Время шло.       Мысли Соджи постепенно переключились на будущего ребёнка, и капризы ненадолго прекратились.       Однако это было лишь началось приближавшегося шторма.       Постепенно дурное самочувствие Окиты ухудшилось.       То ему нос закладывало, то наступала уж очень сильная чувствительность к запахам. Хиджикате даже пришлось научиться курить на улице.       — Есть же плюсы в беременности всё-таки! — Смеялся Соджи. — Теперь в комнате не воняет дымом, как раньше.       Недовольный Тошидзо, сидящий на энгаве, агрессивно затянулся.       Но, как оказалось позже, не только дым вызывал у Соджи приступы тошноты. Любой, даже самый приятный запах мог заставить его организм бунтовать.       Потом Соджи долго-долго жаловался Хиджикате на свою «несчастную жизнь», отчего мужчине только сильнее хотелось курить.       Однако всё же было одно проверенное средство, которое успокаивало обоих.       — Иди ко мне, — Тошидзо протянул руку, и, взявшись за неё, Соджи опустился на футон рядом с мужчиной.       Хиджиката не торопясь разминал плечи юноши. Он уже прекрасно знал, где нужно чуть надавить, а где — массировать нежнее, и Окита полностью расслаблялся в его руках.       Закончив со спиной, Тошидзо принимался за ноги. Соджи с умилением наблюдал за происходящим. Наверное, ни одно чудо из всех существующих на свете не могло сравниться с Хиджикатой, со всей осторожностью разминающим ноги возлюбленного.       — Кому расскажешь — не поверят, — хихикнул Окита.       — А ты языком поменьше работай, — фыркнул Хиджиката, не отрываясь от занятия.       — Впервые слышу, чтобы вы о таком просили, — Соджи поднял ногу и ткнул большим пальцем в щёку мужчины. Тот в отместку несильно укусил за этот самый палец и едва увернулся от удара пяткой по челюсти.       Окита засмеялся и неожиданно для Хиджикаты зацепился ступнёй за его шею, после чего слегка потянул, заставляя мужчину наклониться. Расположив руки по обеим сторонам от головы юноши, Тошидзо поцеловал его.