Макото: Рождённый под знаменем Честности

      Хиджиката Канэёси появился на свет 1 января второго года эпохи Бункю.       Соджи не мог нарадоваться своему сокровищу, всё не выпускал мальчика из рук. Весь мир будто перестал существовать, остался лишь его Канэёси.       Тошидзо же боялся. Боялся слов лекаря о состоянии сына. Первое время мужчине было страшно прикоснуться к ребёнку даже кончиком пальца, что не на шутку расстраивало Соджи. Ну где это видано, чтобы отец дрожал рядом с собственным чадом?       Однако опасения новоиспечённого отца не были беспочвенными. Именно поэтому весть о беременности Соджи повергла его в такой шок.       Незадолго до этого произошло другое чудо — мучившийся от туберкулёза Тошидзо внезапно резко пошёл на поправку.       Мужчина вздохнул. Казалось, ещё вчера он метался в лихорадке и молил небо о пощаде.       Он не хотел умирать.       Оставить этот мир, толком не пожив и потратив юные годы на выпивку и распутных девиц, — печальная участь, не правда ли?       В тот момент Тошидзо молил, чтобы кто-нибудь умер вместо него. Кто-нибудь…       Протянутую к потолку ладонь вдруг нежно обхватили пальцы Соджи. Его улыбка была последним, что Тошидзо увидел, прежде чем погрузился во тьму. А следующим утром он проснулся практически здоровым.       Волшебное исцеление и по сей день не давало ему покоя. Но ещё страшнее было за Канэёси.       Делиться переживаниями с Соджи мужчина не решался. Не хотел омрачать его радость. А потому всячески старался унять беспокойство и не трястись так, будто его облили ледяной водой, каждый раз, когда Окита давал ему сына на руки.       — Ну что вы как древний старик? — Говорил с упрёком Соджи, в очередной раз показывая, как правильно держать ребёнка. — Давайте-давайте, руки у вас не отвалятся. Хватит трястись, господин Хиджиката!       И Тошидзо, снова и снова глядя в очаровательное личико Канэёси, мгновенно забывал о тревогах.       Гордился свои названным племянником и Кондо. И пока он был рядом, у Хиджикаты с Окитой находилось время друг на друга.       — Как же я устал, — Соджи потянулся и откинулся на подушку. — Канэёси сегодня плохо спал, и я тоже не выспался.       — Я слышал, — улыбнулся Тошидзо. — Не ты один просыпался, когда Канэёси плакал.       — Неужели? А я-то думал, вы спите без задних ног, — юноша засмеялся и улёгся поудобнее, когда его заключили в объятия. Он уткнулся носом в грудь Тошидзо и зевнул.       Хиджиката провёл ладонью по его волосам, пропуская пряди сквозь пальцы, опустил руку на талию Соджи и… Ущипнул.       Окита вскочил, как ошпаренный. В синих глазах горело пламя гнева. Тошидзо мог трогать его любых местах, но щипать и давить на больное — уже слишком!       Юноше ещё предстоял долгий путь по возвращению в прежнюю форму, а Хиджиката жестоко издевался, постоянно щипая то за бока, то за бёдра. Ну и кто здесь маленький ребёнок?!       — Господин Хиджиката, вы хотите спать на улице? — Возмутился Окита. — Я и так терплю то, что вы постоянно пялитесь, когда я кормлю Канэёси, вы знаете вообще, как это смущает?! А потом наш сын станет думать, что его отец — неотёсанный развратник! — Он осёкся и поправился: — Хотя именно так оно и есть!       Одно Соджи понимал точно — ругается он напрасно. Ведь пока он остаётся «милым и мягким», Тошидзо не угомонится. Нетрудно было догадаться, что он обязательно ухватится за возможность поглумиться над Соджи и отомстить за «годы унижений».       «Любит же драматизировать,» — улыбаясь, думал Окита. Видимо, на какое-то время придётся смириться с шуточками в свой адрес.