Макото: Рождённый под знаменем Честности

      Тошнотворный запах крови стоял вокруг. Под ногами лежали мёртвые тела.       Эта ночь выдалась действительно страшной.       Окита Соджи поднял взгляд в тёмное небо. Дух смерти ощущался даже сквозь плотную ткань на лице. Ещё не успевшая остыть чужая кровь пропитала одежду и чувствовалась на коже. Они были вынуждены так поступить. Правосудие наконец свершилось.       — Ты в порядке, Соджи? — Кондо положил ладонь на плечо товарища.       — Не беспокойтесь, — ответил Окита, — со мной всё хорошо. А вы? Не ранены?       — Обошлось. Мы сделали то, что должны были.       Соджи кивнул.       — Если позволите, я вернусь к сыну.       Проводив юношу взглядом, Кондо осмотрелся. Где-то на земле лежал веер, оставшийся без владельца. Чуть поодаль, склонившись над бездыханным телом Сэридзавы, стоял Хиджиката.       — Он мёртв, — произнёс мужчина, — мёртв.       Сейчас Тошидзо скорее походил на безумца. Довольный победой, он будто и не замечал ничего вокруг себя.       — Больше никто не встанет на нашем пути, — обернувшись, он сделал шаг вперёд. Веер жалобно треснул под его ногой.       Оките не терпелось смыть с себя пятна убийцы, избавиться от зловония, которое принесла смерть. И хотя вода уносила с собой кровь, очищая тело, огромно кровавое пятно разрасталось внутри, и Соджи понимал: это только начало. Сколько ни мой, сколько ни оттирай, смерть будет преследовать его до конца. Даже облачившись в белоснежную юкату, он по-прежнему ощущал тяжесть крови убитых им людей нынешней ночью.       Стараясь не разбудить сына, Соджи пересёк комнату и улёгся на футон рядом с Канэёси. На его лице тут же расцвела улыбка. Канэ — его спасение из этой тьмы. Он взял ладошку мальчика и оставил на ней лёгкий поцелуй.       — Моё сокровище, — прошептал юноша, прикрыв глаза.       Ему хотелось уснуть. Погрузиться в сон и забыть всё произошедшее. Однако крики несчастных и сейчас достигали его ушей.       Невыносимо…       И такую судьбу пророчит сыну родной отец?       В голове вдруг всплыл недавний разговор с Яманами. Соджи вспомнил собственные слова, сказанные на эмоциях:       — Всё поменялось с появление Канэёси. Может, это боги так меня испытывают? Может, Канэ вовсе не дар мне, а проклятие?..       — Мои уши обманывают меня, или о таком действительно рассуждаешь ты, наш жизнерадостный Соджи? — В изумлении выгнул брови Кэйскэ.       — Ничего другого не приходит на ум, господин Яманами.       — А ты перестань думать о плохом. Неужели ты не был рад рождению Канэёси? Он — часть тебя, твоя плоть и кровь. Твоё дитя. Ну, какое же это проклятие? — Мужчина с улыбкой вновь поправил очки. — Боги любят тебя, раз одарили таким счастьем. Всё бы отдал, чтобы самому стать отцом.       Соджи хихикнул в кулак.       — Я уверен, и вас обязательно настигнет это счастье.       Уткнувшись носом в макушку сына, Окита всё же успокоился.       — Дар богов… — еле слышно произнёс он.       Сон наконец укутал юношу нежными объятиями.       О желании когда-нибудь стать отцом Яманами никому не рассказывал до этого времени. Соджи можно было довериться и открыть душу, и мужчине полегчало.       Он и впрямь мечтал о семье, однако ждал подходящего момента. Ему хотелось жить в спокойствии. Подальше от кровопролития.       После той страшной ночи Яманами позвал к себе Тодо Хэйскэ, с которым время от времени уединялся, чтобы просто поговорить и отдохнуть телом и душой.       Этот юноша много лет был ему близким другом, и Яманами казалось, что с каждым разом его тянет к Хэйскэ всё сильнее и сильнее.       — Какая жалость, пропустил такое веселье, — хихикнул Тодо, удобнее устраиваясь на коленях Яманами. Приходя к товарищу, он сразу же оккупировал любимое местечко и, подобно котёнку, ждал ласки.       — Ничего подобного, — мотнул головой Кэйскэ. — Это было весьма рискованно.       Он улыбнулся и погладил юношу по голове.       — Главное, что всё получилось!       — И то верно.       Хэйскэ довольно заулыбался, подставляясь под руку Яманами, и, казалось, он вот-вот замурчит от удовольствия.       — Можно сегодня остаться у вас? Шимпачи во сне так пинается, что у меня каждое утро десяток новых синяков!       Наглости Хэйскэ было не занимать, но и Яманами никогда не мог отказать ему из-за доброты душевной.       — Оставайся, конечно. И мне не будет так одиноко.       Тодо посмеялся, утыкаясь носом в колени мужчины.       Яманами осторожно распустил волосы юноши и зарылся в них пальцами, массируя затылок. Широкая улыбка на лице Хэйскэ постепенно расслаблялась. Юный самурай быстро засыпал.       — Ох, и как же мне теперь пошевелиться? — Тихо посмеялся Яманами. — Спокойных снов, мой милый.       Мужчина снял очки и потёр переносицу. Вид у него был усталый. Тёплая улыбка не спадала с его губ. Дурные воспоминания о минувшем кошмаре улетучились, словно их и не было.