В ходе инцидента у Абура-но-Кодзи был перебит отряд стражей гробницы императора Комэя, в который входили бывшие члены Шинсэнгуми — Ито Каситаро и Тодо Хэйскэ. Шинсэнгуми тоже понесли потери: многие погибли или пострадали, но было и ещё кое-что…
Хиджиката стукнул по столу с такой силой, что тот едва не разлетелся на части. Вот уже несколько дней он не находил себе места.
Несколько дней не заходил к Соджи. Стоило мужчине расслабиться хоть на минуту, как в ушах снова звучал тот кашель, а перед глазами всплывала страшная картина.
Кошмар, преследовавший командира всю жизнь, воплотился в реальность. Опять. Он был готов принять любой диагноз Соджи, но не туберкулёз.
Тошидзо схватился за голову и громко выругался. Тотчас послышались стук и просьба:
— Господин Хиджиката, можно?
— Оставь меня! — Рявкнул мужчина, и Тэцуноскэ поспешил удалиться.
Да, болезнь Окиты Соджи оказалась ударом для всех. Ямадзаки практически ни на шаг не отходил от первого командира, пусть тот и твердил, что чувствует себя лучше.
Больше всего Тэцуноскэ было жаль Канэёси. Ему вот-вот исполнится шесть лет, а он уже познал жестокость этого мира. Пытаясь как-нибудь отвлечь ребёнка, Тэцуноскэ однажды предложил ему поиграть, как раньше, но Канэёси наотрез отказался, настолько боялся покинуть Окиту хотя бы на час.
Ичимура вздохнул.
Господин Шимпачи и Сано сегодня снова посещали могилу погибшего друга. Как ни в чём ни бывало, они улыбались; Шимпачи даже предложил потренироваться вместе, но, глядя им вслед, Тэцуноскэ понимал, что на их душах лежит куда более тяжкий груз.
А ещё был Тацу…
После инцидента он ни разу не видел дневного света, всё работал. Каждый вечер Тэцуноскэ забирал у него остывшую еду.
Братья прекраснее всех осознавали:
грядёт новая эра. Потому-то и трудился в поте лица Тацуноскэ над ружьём, чтобы потом представить его командованию и получить разрешение на разработку и производство необычного оружия.
Разрешение он, конечно же, получил. Не разу, правда, ведь Кондо упорно твердил, что им, самураям, ни к чем эти «дешёвые "пулялки"». Но когда своё слово вдруг вставил Ямадзаки, причин для отказа у командования больше не осталось.
Тем же вечером Хиджиката уже живописно расписывал Оките весь спектр эмоций, который только можно было увидеть от Тацуноскэ.
— Значит, мы можем надеяться на отряд стрелков? — Улыбнулся Соджи.
— Посмотрим! — Хиджиката почесал затылок. — Он сам-то ещё новичок в этом деле, куда там отряд.
— Опять вы ворчите, а вдруг у него получится!
— Вот тогда и поговорим.
— Господин Хиджиката, — Соджи заговорил почти шёпотом, — если он всё же наделает много ружей, можно я возьму одно себе?
Тошидзо вздрогнул.
— И что же ты будешь с ним делать?
От его тона Окита притих ещё больше.
— Да так… Интересно просто будет в руках подержать…
Повисшее неловкое молчание прервал голос мальчика:
— И я! И я хочу подержать! — Глаза Канэёси горели в предвкушении. Хиджиката даже засомневался, понимает ли сын, о
чём вообще идёт разговор? Но ручки мальчика так и чесались подержаться за всё, что держал отец.
Тошидзо покосился на Окиту, затем — на сына, подумал немного и решил удовлетворить любопытство обоих раз и навсегда.
— Оно заряжено? — Настороженно спросил Соджи, когда Канэ дали в руки ружьё Тацуноскэ.
— Успокойся, мы не дураки с такими вещами играть.
— Какой вы щедрый в последнее время!
Хиджиката смущённо отвернулся, правда, ненадолго. За сыном всё-таки требовалось тщательное наблюдение.
Канэёси с огромным любопытством рассматривал эту «большую игрушку», и, о, знал бы он, для чего она предназначена… Соответствующий вопрос не заставил ждать. Наверное, впервые в жизни Тошидзо не мог найти подходящий ответ.
— Ну… по мишеням стрелять… — пробормотал он.
— Покажешь?!
Мужчина вновь покосился на Соджи. Взгляд первого командира так и говорил: «только попробуй!», и Хиджиката отказался.
— Ну, отец!.. — Канэёси вцепился в руку Тошидзо. — Я тоже такое хочу! — Второй рукой он крепко держал ружьё. — Хочу стать сильным, как ты и как… как Тэцуноскэ!
Так вот от кого такой заразительный пример! Мысленно пообещав себе серьёзно поговорить с младшим Ичимурой, Хиджиката забрал у сына оружие. Подержал, и достаточно.
Тошидзо и забыл, когда он в последний раз расслаблялся. Проблемы сваливались одна за другой. Встал вопрос о том, в какое бы безопасное место перевезти Соджи и Канэёси, ведь Кондо точно был уверен:
скоро в Киото начнётся война.
Ни сёгуната, ни бакуфу уже не было. Сёгун Токугава отправился в отставку, вернув власть императору, однако сторонникам кангуна этого было мало: они настаивали на обязательной казни бывшего правителя, а значит, у кланов Сацума и Тёсю появлялся отличный повод для введения в столицу войск.
— Что бы ни случилось, преданные бывшему сёгуну самураи долго терпеть не станут, — вздохнул Хиджиката. — Значит, быть войне.
***
В январе четвёртого года Кэйо Шинсэнгуми выдвинулись в Осаку. Окита, проходивший лечение, должен был отправиться позже. Но почти сразу после выступления пришёл приказ о переброске отряда в Фусими, городок к югу от Киото.
Новыми казармами Шинсэнгуми стал огромный особняк наместника сёгуна в Фусими, однако надолго главнокомандующий Кондо там не задержался. Немного времени погодя он был ранен выстрелом в плечо. Пуля неожиданно прилетела от тех, кто по-прежнему не смирился с гибелью учителя Ито и жаждал мести. Обошёлся командир несерьёзной раной и лёгким испугом, только вот извлечь пулю не удалось.
Узнав о случившемся, сёгун распорядился устроить в осакском замке госпиталь для раненых и больных солдат. Туда-то было решено переправить Кондо на восстановление, и Окиту вместе с ним.
— Тоши, позаботься о Шинсэнгуми, — напоследок попросил Кондо.
Хиджиката кивнул:
— Будет сделано! — Он перевёл взгляд на Окиту, который еле стоял, придерживаемый Ямадзаки. — И ты тоже не подведи, Соджи!
— В смысле?.. — Не понял первый командир.
— Отправляйся с Кондо в осакский замок и смотри, чтобы он берёг себя!
Соджи с грустью вздохнул.
— Хорошо.
Хиджиката протянул руку и коснулся впалой щеки возлюбленного. Окита прислонился к мозолистой ладони, поджав губы и вцепившись в рукав мужчины.
— Я буду скучать, — Тошидзо улыбнулся. — И, прошу тебя, скорее поправляйся.
— Слушаюсь, господин Хиджиката, — хихикнул Соджи.
Тошидзо присел на корточки и обратился к Канэёси, всё это время цеплявшемуся за кимоно Окиты.
— Для тебя у меня тоже есть задание, юный воин.
Мальчик оживился:
— Правда?! Какое? Я останусь с тобой?
— Нет-нет, это исключено, — Хиджиката помотал головой, и Канэ тут же поник. — Но оно не менее важное, — он взял сына за руку, — пообещай, что не будешь спускать глаз со своего своенравного папы.
Окита залился краской, Хиджиката же засмеялся.
— Обещаю! — Закивал Канэёси. — Ой… то есть, будет исполнено, командир!
— Вот и славно! — Тошидзо одобрительно кивнул и потрепал мальчишку по волосам. — Я рассчитываю на тебя. — И, глядя на него, мужчина не сдержался. Он крепко обнял ребёнка, после — не решаясь отпускать, ведь кто знал, вдруг они видят друг друга в последний раз…
***
Внезапно раздавшиеся выстрелы взволновали солдат не на шутку.
— Всем приготовиться к бою! — Воззвал Хиджиката. —
Война началась!
Час настал. Армия бакуфу ринулась прямиком на врага, что стало страшной ошибкой.
— Стрелковый отряд! Первая линия! Целься!
Огонь!
Пули посыпались градом; самураи с мечами и копьями падали замертво один за другим. Тогда-то Хиджиката по-настоящему осознал силу нового оружия. И хотя стреляла всего пара десятков стрелков, кто знал, сколько пуль у них в запасе. Идти в атаку, не имея представления о том, какая сила тебе противостоит, приравнивалось к самоубийству.
Глядя на то, как всё больше и больше воинов погибает под обстрелами, Хиджиката признавал поражение.
В тот день пятнадцатитысячная армия бакуфу не смогла разбить пятитысячное войско Сацумы и была вынуждена отступить, так и не войдя в Киото. И с этого момента для них потянулись долгие полтора года бесконечных поражений.
