Соджи стал совсем лёгким, поэтому, неся его на спине, Хиджиката практически не ощущал веса. До назначенного места оставалось немного. Товарищи и родные уже наверняка ждали их. Окита сомкнул руки на груди возлюбленного и зарылся носом в его волосы.
— Прости за упрямство, Тоши. Я не хотел, чтобы вы запомнили меня… таким… Особенно Канэёси.
— Ты тоже извини за то, что заставил тебя так напрягаться, — вздохнул Хиджиката. — Канэ теперь мне «спасибо» точно не скажет.
— Ты ведь знаешь, что он не умеет долго обижаться, — Окита посмеялся, — вот посмотрим, к кому он побежит в первую очередь.
— В нём кипит боевой дух. Прям как во мне в его возрасте.
На мгновение Тошидзо замолчал.
— Он бы стал прекрасным воином, но сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, что в один прекрасный момент предотвратил неисправимую ошибку.
— Ты оступился дважды…
— Это не связано с тобой и Тэцуноскэ. Понимаешь?
Окита поцеловал мужчину в затылок.
— Конечно, понимаю.
— Соджи.
— М?
— Смотри.
Бывший командир выглянул из-за плеча Хиджикаты. Впереди виднелись силуэта, махавшие руками. А спустя несколько минут ушей Соджи достигли радостные возгласы.
Они дома.
Жители Хино толпились, чтобы получше разглядеть своих героев. Со всех сторон сыпались слова восхищения:
— Кондо Исами вернулся! Высоко же он поднялся!
— Помните Соджиро, что играл с вами? Так вот, он вернулся!
— Поглядите только на Тошидзо! Сорванец так возмужал!
— Возьмите меня тоже в Шинсэнгуми!
— Господин Тошидзо, повернитесь сюда!
— Погодите-ка, это не наш Тошидзо!
Ямагучи Хаджимэ, подменявший командира Хиджикату, только улыбался.
Скромное праздничное застолье для вернувшихся обещало веселья на целую неделю, однако Хиджиката не велел расслабляться: всего час, не более, максимум — два. Всем родным и друзьям не терпелось поскорее услышать о достижениях Шинсэнгуми. Тошидзо же не торопился.
— Отец, я тут! — Мужчина обернулся на голос ребёнка. Канэ гордо восседал на плечах своего дяди Тамэдзиро.
— Я дома, брат, — улыбнулся Тошидзо.
— Я не прощу тебе то, что не виделся с племянником, — с укором сказал Тамэдзиро.
— О, у тебя будет время наверстать упущенное, поверь, — командир Шинсэнгуми шуточно закатил глаза, делая вид, что не замечает братских каламбуров.
— Кто бы мог подумать… Никто не верил, что так будет, а ты взял и исполнил свою мечту, — Тамэдзиро похлопал брата по плечу. — Я горжусь тобой!
Окончательно освоившись на дядиных плечах, Канэёси с интересом разглядывал новые лица. В этой атмосфере счастья и радости ему захотелось остаться навсегда. Как было бы здорово, если бы остался и отец… Заметив на другом конце стола Окиту в обществе какой-то женщины, Канэ заёрзал.
— Хочешь слезть? — Обратился к нему Тамэдзиро. — Неужели не понравился вид свысока?
— Понравился, ещё как! — Затараторил мальчик. — Просто я…
Без лишних вопросов старик поставил племянника на ноги.
— Беги. Ещё увидимся.
Тошидзо в очередной раз закатил глаза.
Женщина средних лет вытерла слёзы, однако не переставала улыбаться.
— Ох, прости, пожалуйста, Соджиро! Сама не знаю, что на меня нашло…
— Это ты прости, что заставил волноваться, — Окита взял сестру за руку.
Они не виделись с тех пор, как Мицу привела его в додзё. Соджи не терпелось расспросить её о том, как она жила все эти годы, не терпелось рассказать и о своей жизни. Разумеется, умалчивая не самые приятные подробности. А ещё не терпелось познакомить Мицу с Канэ, и, будто уловив его желание, мальчик подсел к ним.
— Это мой сын, Мицу, — с гордостью представил Соджи. — Представляешь, он прошёл весь путь на своих двоих!
Мицу окончательно растрогалась. Она смотрела на Канэёси и видела в нём маленького Соджиро, который прячется за ней, с недоверием глядя на мир. Её брат не получил достаточной родительской любви, сама она не сумела дать ему то, в чём он нуждался. И какое же счастье, что там, в додзё, где Мицу оставила девятилетнего Соджиро, он обрёл семью, нашёл то, за что будет бороться до последнего вздоха. Мицу снова утёрла слёзы.
Канэёси смотрел на царившее веселье и понимал, что вечно оно продолжаться не будет. Ещё немного, и отец отдаст приказ собираться. Они вновь расстанутся. Канэёси очень захотелось сейчас побыть с отцом как можно дольше. Извинившись перед тётей, он поспешил подсесть поближе к Хиджикате.
— А, вот и мой дорогой племянник! — Кондо перехватил мальчика настолько неожиданно, что тот на мгновение забыл, как разговаривать. Очевидно, главнокомандующий был навеселе. — Хочу, чтобы ты кое с кем увиделся!
— С кем, господин Кондо? — Поинтересовался Канэ.
— Помнишь мою дочь Тамако? Хотя… как ты можешь её помнить, ты был совсем мал, когда вы впервые увиделись, — незаметно ускользнув с праздника, Исами провёл Канэёси в коридор, где их уже ждала девочка того же возраста, что и сам Канэ. — Тебе, наверное, скучно сидеть в обществе пьющих мужчин, вот я и подумал, почему бы тебе не провести время с моей Тамако.
Канэёси приблизился к девочке, и та смущённо поклонилась. Недолго думая, Канэ взял её за руку.
— Покажешь мне местность? — Попросил он.
Тамако взглянула на отца и, получив одобрительный кивок, согласилась.
— Ах, ну какая прелесть! — Мечтательно вздохнул Кондо, глядя вслед детям, и смахнул слезу.
Гостей всё прибывало, а Сато Хикогоро уже второе застолье готовил, вопреки словам Хиджикаты о том, что им пора отбывать. Ещё и Кондо куда-то запропастился… Пришлось задержаться ещё на некоторое время, прежде чем окончательно охмелевшего Кондо, переодетого в европейскую форму, удалось поставить на ноги. Главнокомандующий выступил с пылкой прощальной речью, а потом долго не мог выпустить Соджи из крепких объятий, и Хиджиката решил провести минуты прощания с пользой.
— Канэёси, ты готов продолжить нести службу? — Он опустился на колено перед сыном. — Помнишь, в чём заключается твоё задание?
— Будет исполнено в лучшем виде, командир! — Закивал Канэ. — Желаю вам удачи, возвращайтесь с победой!
— Обязательно, — Тошидзо обхватил личико сына ладонями и погладил пальцем по щеке. — Когда всё это закончится, я покажу тебе весь Хино от начала до конца.
— И научишь сочинять стихи? — Хихикнул мальчик. — Как те, что зачитывал господин Кондо на празднике!
Хиджиката обречённо вздохнул. Такой подставы от Кондо он не ожидал. Преподнести его сборник хайку Тамэдзиро, а затем публично зачитать… Эту ошибку молодости Тошидзо будут припоминать до скончания веков.
— Я уверен, ты будешь писать намного лучше, — сказал он и обнял Канэёси. — Нам пора.
— Я буду молиться за тебя, — Канэ шмыгнул носом, уткнувшись отцу в плечо, — за вас всех.
***
Они опоздали.
Армия правительства уже успела засесть в замке Кофу. Силы разнились, и далеко не в сторону бакуфу. Около двух тысяч против двухсот. Требовалось срочное подкрепление! Потеряв впустую много времени и лишившись замка в качестве тыла, Хиджиката не знал, как смотреть в глаза родным, когда он с позором вернётся за подкреплением в Эдо.
Кондо намеревался атаковать первым, решив не дожидаться помощь, но и не ждать, пока прибудут остальные силы противника. Его план был весьма самоубийственным — стоять до последнего с мечом в руке. Однако командиры прекрасно понимали, что это — лишь отвлекающий маневр, чтобы они успели отступить как можно дальше. Разумеется, позволять главнокомандующему жертвовать собой никто не собирался. Собрав весь боевой дух, самураи выступили навстречу противнику. Уж если это и будет их последний бой, то умереть стоит как подобает настоящему воину!
***
Шимпачи замолчал. Чай в его чашке давно остыл, но Нагакура всё равно допил, чтобы смочить горло.
— Нам удалось выстоять тогда, — продолжил он, — благодаря невероятной силе господина Кондо и нашему отряду стрелков, что прикрывали его. Однако долго мы бы не продержались, пришлось отступить. Я не мог позволить господину Кондо нести столь тяжёлое бремя одному и вызвался заменить его на время.
О-Сэй восхищённо ахнула.
— А что было потом?
Шимпачи покачал головой.
— Что было потом?.. Шинсэнгуми трещал по швам, и я оставил его, когда… — мужчина опустил голову, — когда не стало Сано. Возможно только поэтому я дожил до своих лет.
— А мальчик… что стало с ним и с господином Окитой?
— На этот вопрос я ответить, увы, не могу. Зато может Макото, — Нагакура взглянул на юношу.
До этого расслабленный Макото сжался и, вцепившись в свою чашку, залпом допил чай.
— Я… я… мало что помню… — затараторил он, — столько времени прошло…
— Ты совершенно не умеешь лгать, — усмехнулся Шимпачи. — Знаешь, мне и самому интересно узнать, что же заставило тебя так поступить с родным отцом.
Слова мужчины прозвучали с укором, заставив Макото стыдливо опустить глаза. О-Сэй накрыла его ладонь своей.
— Если не хочешь, не рассказывай, — произнесла она, — не терзай себя.
Но юноша мотнул головой и выпрямился.
— Нет, я… я готов. Вы должны знать.