Глава 24
25 декабря 2022 г. в 21:07
Канэёси всегда любил весну. Природа пробуждалась, даря яркие краски и запахи. Можно было до позднего вечера гулять на улице, ведь темнело уже не так рано, или тёплыми весенними вечерами проводить время с родителями, сидя на энгаве. Хиджиката увлечённо сочинял стихи, потому что именно весной вдохновение сильно̀ как никогда. Окита, в свою очередь, всеми силами старался это вдохновение разогнать, и чаще всего у него это прекрасно получалось.
Канэёси любил весну. Только теперь она нисколько его не радовала.
С каждым днём силы покидали Окиту. Он больше не вставал с постели, не мог прогуляться с сыном или хотя бы просто посидеть с ним на энгаве, как раньше. Он лишь лежал в ожидании неизбежного, и Канэ ни на шаг не отходил от него. Как всегда. Конечно, Соджи это радовало, но с другой стороны — счастливые детские годы мальчика проходили здесь, у его постели, а не на улице с другими детьми.
— Может, всё-таки пойдёшь прогуляешься? — Поинтересовался Окита. — Чего целыми днями сидеть тут?
Канэёси помотал головой.
— Я не могу уйти, вдруг тебе станет хуже. А так я всегда рядом и могу позвать помощь.
— А если я скажу, что мне станет лучше от того, что ты подышишь свежим воздухом? К сожалению, я уже не могу наслаждаться жизнью так, как ты, так что сделай это за меня. Пожалуйста.
Все эти родительские уловки Канэ знал как свои пять пальцев, но сейчас он был не в том положении, чтобы отказывать.
— Хорошо, — согласился мальчик. — Сайдзо, пойдём со мной.
Поросёнок согласно хрюкнул и устремился вперёд.
Любящее родительское сердце Соджи разрывалось от мысли, что рано или поздно Канэёси обнаружит лишь его бездыханное тело. С одной стороны, он был несказанно рад, что сын находится рядом и ему не приходится доживать век в одиночестве, но с другой — жизнь Канэ никогда уже не станет прежней. С камнем на душе Соджи вспоминал те дни, когда постель стала его единственным пристанищем, вспоминал горящие глаза Канэёси, зовущего его на прогулку. «Прости, сын, сегодня тоже не выйдет…» И Канэёси в ответ просто обнимал его, соглашаясь погулять одному или в обществе Сайдзо.
Каждый раз Канэёси приносил родителю цветы. «Они такие же красивые, как ты!» — говорил мальчик, цепляя их в волосы Соджи. На высохших губах Окиты тут же расцветала улыбка, а впалые щёки окрашивались румянцем.
Соджи вздохнул и посмотрел в сторону энгавы, из-за которой торчала пара любопытных глаз.
— Ах, вот и вы, — улыбнулся он и шевельнул ладонью, приглашая гостей войти.
В комнату не спеша проскользнули мальчик и кошка. Чёрная. Именно такой Окита видел смерть — чёрная, как ночь, кошка, ступающая бесшумно и мягко, всё ближе и ближе… Пока наконец не прыгнет, чтобы вцепиться когтями в горло. Поначалу Соджи её боялся. Кошка эта приходила ночами, мелькала перед глазами, шустрая и неуловимая, ни в одну устроенную Соджи ловушку не попалась. Зато здорово в них попадался Канэ, который и понятия не имел, что происходило по ночам. А потом наконец они показали лица — кошка и мальчонка весьма необычной кошачьей наружности. С той поры так и начала эта странная парочка посещать больного открыто, не скрываясь во тьме ночной.
Вернувшись с прогулки, Канэёси так и замер в дверях. И без того бледнолицый, мальчик побледнел ещё сильнее и дрожащей рукой указал на кошку.
— Это… это… — только и смог выговорить он, прежде чем прижаться спиной к стене.
— Ох, я и забыл, — неловко покачал головой Окита и посмотрел на гостя. Мальчик, носивший имя Цумури, понимающе отсел в сторону. Кошка послушно уселась рядом. Соджи благодарно кивнул и протянул руки к сыну. Канэёси тут же оказался у него под боком, дрожа и утыкаясь в тощую родительскую грудь. — Тебе не стоит бояться, это мои друзья.
— Но это же… ко-кошка!.. — Пробормотал Канэ.
— Твой страх не уйдёт, пока ты не посмотришь ему в глаза, — улыбнулся Окита, — ну же.
Канэёси осторожно выглянул из-за его плеча и взглянул на маленькое пушистое создание. Кошка была совсем не агрессивная и не своевольная. Он ластилась, когда ей протягивали руку, и активно отзывалась, когда с ней играли. А Цумури и вовсе не выглядел страшно. Хоть он не говорил, но Канэ всё же удалось установить связь с ним. И, глядя на мальчишек, Окита благодарил судьбу за то, что она так скрасила его последние дни.
— Может, сегодня посидишь со мной? — Уговаривал сына Соджи. Почему-то именно в этот день он всей душой не хотел оставаться наедине со своей болезнью, а Канэ, как назло, упорно просился на улицу.
Канэёси состроил жалобный взгляд.
— Ну, я совсем ненадолго, ну, пожалуйста!
Отказать этим глазкам Окита не мог, а потому, выпустив руку сына, кивнул.
— Я вернусь к приходу Цумури, обещаю! — Обрадовался Канэ, поцеловал родителя в щёку и ускакал гулять.
«Хочу жить!.. Я хочу жить!..»
Соджи захлёбывался слезами, умоляя небеса о пощаде. Он чувствовал, как последние силы оставляют его и, казалось, даже слышал шаги приближающейся Смерти. Оставались считаные секунды до того, как он закроет глаза навсегда и погрузится в вечную тьму. Вдруг Соджи почувствовал невесомое прикосновение и обернулся. А затем и сам ощутил приятную лёгкость. Ощутил, как делает последний вздох, позволяя наконец душе освободиться.
Проникший в комнату ветерок раскидал по сторонам упавшие на пол цветы. Канэёси в ужасе вскрикнул и бросился к родителю. Небрежно оттолкнув плакавшего на груди Соджи Цумури, мальчик обнял безжизненное тело и разрыдался. Лишь сейчас он в ясности осознал, почему его просили не уходить, а он не сумел прислушаться к интуиции. И не успел попрощаться, провести родителя в последний путь.
— Пожалуйста… — умолял Канэёси, сжимая ткань кимоно Окиты, — пожалуйста, открой глаза… Не бросай меня… Пожалуйста!..
Соджи в последний раз погладил сына по голове, провёл ладонью по плечу, поцеловал в макушку перед тем, как навсегда покинуть этот мир и стать невидимым хранителем Канэёси. Его губы беззвучно зашевелились, выдавая лишь два слова: «Прости меня.» Вновь ворвавшийся порыв ветра растворил слабые очертания Окиты Соджи, бывшего когда-то не только лучшим из лучших, но и любящим родителем маленького сына.