Макото: Рождённый под знаменем Честности

      Тэцуноскэ в спешке застёгивал и поправлял одежду на ходу, что-то тараторя под нос. Господин Хиджиката уже оседлал коня, и Ичимура боялся, что уедут без него.       — Хотите Вы или нет, господин Хиджиката, но я еду с Вами! — Прокричал юноша, подбегая к командиру. — И даже не думайте останавливать меня!       — Поехали уже, — вздохнул Тошидзо. — Я хочу увидеть его как можно скорее.       Тэцуноскэ согласно кивнул.       Весть о кончине Окиты сильно пошатнула и без того расшатанное психическое состояние господина Хиджикаты. Тэцуноскэ не отходил от него ни на шаг, переживая, как бы командир ничего с собой не сделал. Поэтому, когда находящийся в трауре Тошидзо вдруг вспомнил, что его сын остался совсем один, и собрался возвращаться в Эдо, Ичимура не мог позволить себе отпустить мужчину одного, иначе какой же он после этого слуга?       Дорога была неблизкой, Хиджиката гнал на всех парах и лишь изредка останавливался на передышку, пока перед глазами не открылись знакомые виды.       Тэцуноскэ остался ждать на улице. Он разделял боль утраты вместе с господином, но когда дело касается семьи, присутствие посторонних лиц было не к месту.       Хиджиката вихрем пронёсся по коридорам, не обращая внимания на перепуганных его внезапным визитом женщин. Отцовское чутьё не подвело, когда он осторожно заглянул в комнату, в которой присутствие смерти, казалось, ощущалось до сих пор. Мужчина сделал шаг и наконец увидел сына.       Канэёси сидел перед пустой постелью и смотрел в одну точку. Он не услышал шагов отца, не почувствовал прикосновения к плечу, не услышал зовущий его голос. Мальчик был словно безжизненная статуэтка.       — Канэ, — снова позвал Тошидзо, — я приехал за тобой, слышишь? Ты узнаёшь меня? — Он осторожно повернул мальчишку к себе лицом. Канэёси даже глаз не поднял. Только когда его бережно прижали груди, мальчик заплакал.       — Это… это моя вина… — бормотал он сквозь слёзы, — если бы… если бы я в т-тот день не… не ушёл…       — Ты бы ничего не изменил, — покачал головой Тошидзо, — от этой болезни нет спасения. Рано или поздно это бы случилось.       — Н-не уезжай больше, прошу… — Канэ вжимался лицом в складки одежды отца, — я не хочу… оставаться один…       Хиджиката ничего на это не ответил, лишь крепче обнял сына. Канэёси плакал до тех пор, пока силы совсем не покинули его. Сейчас, когда им, раненым и ослабевшим, ничего не оставалось, кроме отступления, Хиджиката позволил себе помедлить. Он терпеливо ждал, пока сын придёт в чувства, и, едва Канэёси посмотрел на него, отдал приказ принести еды.       — Я не хочу есть, — помотал головой мальчик, отодвинув поднос.       Тошидзо с сожалением узнал в нём себя. Не будь рядом Ичимуры, кто знает, что было с ним сейчас.       — Поешь хоть немного, пожалуйста, — мужчина погладил сына по щеке. Канэёси молча глядел в пол, и Хиджиката шёпотом повторил: — В этом нет твоей вины. Если бы твой папа видел тебя сейчас, то наверняка расстроился. Он всю жизнь улыбался, несмотря на невзгоды, но твоё состояние…       Договаривать не пришлось. Канэёси мигом принялся за еду, отчего на лице Хиджикаты появилась улыбка.       Сытый и измотанный, мальчик спокойно засыпал на руках отца, пока Тошидзо нёс его в другую комнату. Меньше всего мужчине хотелось оставлять Канэ снова, но этот раз, возможно, навсегда, но был ли иной выбор у того, кто избрал Путь меча и намеревался идти до конца? Он уходил так же тихо, как пришёл, жмурясь от застилавшей глаза пелены слёз.       — Г-господин Хиджиката! — Тэцуноскэ мгновенно встал в стойку, едва завидев командира.       — Едем, Ичимура, — произнёс Тошидзо, — скорее.       По хмурому виду Хиджикаты стало ясно, что никаких вопросов задавать не стоит. Тэцуноскэ поклонился.       — Слушаюсь.       Отдаляясь от Эдо, Хиджиката только раз оглянулся посмотрел на место, где оставлял сына.       — Пожалуйста, прости меня, — он мотнул головой, сглатывая ком, и устремил взгляд вперёд.       Канэёси ясно осознал, что его бросили на произвол судьбы, когда, проснувшись, не обнаружил ни отца, ни хотя бы какой-нибудь прощальной записки. Несмотря на то, что госпожа О-Киё сообщила, что за ним скоро приедут, Канэ был зол на отца, на весь мир, на самого себя. Жить с роднёй в Хино он не хотел, а потому мальчик принял единственное верное решение.       — Нам больше нечего здесь делать, Сайдзо, — Канэ посмотрел на поросёнка и погладил его, — мы остались совсем одни, никому ненужные. Ты пойдёшь со мной?       Сайдзо согласно хрюкнул. Канэёси улыбнулся.       — Отныне у нас есть только мы.       В день, когда Хиджиката Тошидзо оставил своего сына в Эдо, Канэёси, храня в сердце сильную обиду, ушёл в неизвестном направлении.