Just...Tell me you love

      Люди, в основном, судят человека по внешним данным, а что там внутри, ну кого это ебёт, собственно говоря?       Единицы таких людей.       Вот и Чон Хосок оказался таким для Юнги.       Тот всегда непробиваемый с виду, ни одной эмоции на красивом лице не прочтёт никто, кроме Мина.       Он его вдоль и поперёк выучил, и в дрожь его, как некоторых, не бросает от одного только взгляда.       Но вопрос в голове был: кто с таким, как Чон Хосок, захочет быть?       Найдёт он своего соулмейта, и что? Смогут ли они жить вместе?       Хотя от таких мыслей сам усмехался, ибо такой же как и друг его.       Юнги думал, что Чон истинного своего не скоро встретит, но нет. Ошибся.       Хосок это чудо, в кафе сидевшее, одного встретил. Тот слезы с глаз вытирал, в окно смотрел, где темно уже. Заведение закрывается скоро, а он сидел и не торопился его покидать, всё сидел и смотрел.       Чон застыл тогда во времени как будто и не видел, кроме заплаканного мальчика у окна, никого. Запястье на руке как током прошибло по всему телу, стоит взглянуть только.       Он подошедшего к нему официанта не слышит, за мальчиком наблюдает: как тот куртку на плечи набрасывает, которая ему огромная просто, шапку на голову и шарф вокруг шеи обматывает, на выход идёт, но не доходит — носом в чью-то грудь врезается, голову вверх поднимает, с красивым цветом глаз встречается, аж утонуть в них захотелось, но всё равно шаг назад делает, голову вниз опускает, а лицо всё алым становится. Хосока кроет, он понять не может, почему от одного только прикосновения сердце выпрыгнуть хочет и убежать в руки этому мальчишке.       Он сверху вниз смотрит, такое уже любимое тело и лицо изучает, шаг вперед делает, к нему ближе встаёт, чувствует, как тот дёргается, но голову так и не поднимает.       Руку протягивает и ворот футболки вниз тянет.       Чон Хосок на ключице выцарапано, он по ней пальцами проходится, нежную кожу под ними ощущая. Ему её целовать хочется, а глаза, которые сейчас с него взгляда не отрывают, по утрам каждый день видеть.       — Я… я не… — от голоса его у Чона внизу узел тугой связывается, что взвыть хочется. Он глубокий такой, глубже, кажется, самой Марианской впадины, красивый и родной уже.       Чон глаза закрывает, пытается сердце своё утихомирить, ибо ну впервые с ним такое.       — Ты почему плачешь? — тяжело выдыхает, ближе подходит и слезы с глаз смахивает, а Тэхён только и может что рот открывать и закрывать.       Мальчику от рук Чона хорошо, к ним прильнуть хочется, он их как будто всю жизнь знает, это тепло и эту нежность терять не хочет.       — Ни… ничего, всё хорошо, — Ким назад ступает, ему рядом с ним стоять тяжело, от одного только голоса уже колени дрожат. — Я пойду, извините…       Обойти хочет, но Хосок руку выставляет и обратно перед собой ставит.       — Хорошо, значит… — голову за подбородок поднимает, в глаза смотреть заставляет, — слезы от этого льёшь?       Тэхён молчит. Слова все разом в пол уходят так же, как и сердце его вниз куда-то. Понять не может, что незнакомцу от него надо и почему он уже чувствует, что любит?       Они видятся-то впервые, а кажется, что всю жизнь знакомы.       — Пошли, — Чон за руку из кафе выводит, к машине тянет.       — Ку… Куд… Куда? Мы же… Мы же даже…       Хосок останавливается, и Ким в него всем телом врезается.       — Истинные, — чётко произносит Чон и на ничего непонимающего Тэхёна смотрит. — Это даёт мне полное право, как доминанту, забрать тебя.       Истинные? Но… но родители же говорили, что… Его у него нет…       Как же…       — Ты мой, — заключает Хосок.       Тэхён на это ответить ничего не может, лишь послушно за Хосоком шагать за руку, сильнее сжимая. Чон хмыкает, и двери машины для него открывает, внутрь сажает, пристегивает.       Тот за красивыми пальцами наблюдает, глаза от них оторвать не может, от каждого прикосновения мурашки по коже.       Хосок авто обходит и на водительское сиденье садится, на газ жмёт, быстро водит, аккуратно, но Тэхён всё равно его за руку хватает, а тот её в ответ сильнее.       Чон у коттеджа останавливается, первым выходит и дверь для Тэхёна открывает, руку подаёт.       Мальчик смотрит долго, но руку всё же даёт.       — Нравится? — спрашивает Хосок, видя, как Тэхён на всё с открытым ртом смотрит.       В зал его ведёт, на огромный диван сажает, осмотреться даёт.       — Нравится… Но, что… — Тэхён явно недоумевал, что он здесь делает. Ещё минут пятнадцать назад он сидел в кафе в центре города, а теперь в шикарном коттедже парня, которого увидел впервые. От незнакомцев, которые в квартиру тащат, вроде бежать надо, а он расселся тут.       Собственно говоря, куда бежать? Некуда. Да и к тому же тот ему про истинность заявил, так что про незнакомца уже и забыть можно.       — Я то… Что… Вам зачем?       Хосок от его застенчивости улыбку тянет, ему двадцать два уже, он и не знал, как вести себя со своим соулмейтом, когда встретит, думал, что тот ему не понравится, что быть с ним не захочет. А тут вот это чудо сидит, которое от каждого его слова алым покрывается, в одежде больше, чем он сам, и заикается постоянно.       У Чона все органы сальто делают от одного его взгляда робкого, и он уже не знает, что из этого всего хуже.       — Хочу, чтобы ты был рядом со мной, — на колени перед ним встаёт, руки в свои берет. — Будешь жить со мной?       — Хорошо… — Тэхён с ответом не тянет, выбора-то нет. Но выражение на лице старшего пугает, он уже подумал, что зря так согласился быстро.       Удивление на лице Хосока можно было полотенцем вытереть, он ожидал, что тот отпираться начнёт, мол, что быстро всё и так нельзя, что они и не знакомы-то толком, чего угодно, но не моментального ответа.       — Так быстро согласился?       Ким голову вниз опускает и носом шмыгает.       — У меня, кроме тебя, нет никого… — слёзы каплями огромными на светлые джинсы падают, след после себя оставляя.       — В смысле?..       Чон недоумевал, он уже хотел его родителям звонить, благословения просить, но, видимо, не придётся.       — Родители погибли, а оплачивать общежитие денег нет, из родных здесь никого,  — тихо совсем говорит, голову поднимает и улыбается, — только ты…       Хосок рядом на диван садится и Тэхёна себе на колени пересаживает, по голове гладит, к груди ближе прижимает.       Ему от его слов больно очень, он как будто за него его боль переживает. Своих родителей он не знает, да и не хочет, те его бросили и забыли, так почему он должен?       Ему сейчас, кроме этого чуда на коленях, не нужен никто.       Всю свою любовь и заботу он ему отдаст, правда, не знает как, но они справятся.       Чон Хосоку двадцать два, вечно с непробиваемым взглядом, он и не думал, что полюбит, не думал, что без одного человека жить не сможет. Он его никогда теперь не отпустит, улыбку его только он получать будет, и пусть они умрут лучше вместе, чем Хосок его потеряет.       А Тэхён что? Ему хорошо, как ни странно. Он в объятиях тёплых теряется, от поцелуя в шею ближе жмется.       Он теперь не один.       Так год и проходит.