Белый лис - сын шамана

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Новое утро встретило Минсока яркими лучами, что пробивались сквозь тонкие занавески. Белый Лис нахмурился и открыл глаза. В постели он снова был один. Чонина в комнате не наблюдалось, да и в доме было очень тихо.        На душе было спокойно, будто за эти два дня волнение пришло в норму, да и сердце билось не так быстро. Лис приложил руку к груди. Размеренные удары вселяли спокойствие, да так, что захотелось хорошо потянуться. Ещё раз оглядевшись, Минсок встал с кровати и выгнулся, разминая залежавшиеся за ночь косточки. Рука скользнула по коротким, слегка колючим волосам. Кажется, такие он носил давно в детстве.        Короткие волосы у лисов встречались крайне редко и являлись символом позора. Но именно сейчас, расчёсывая белые пряди и глядя в начищенное до блеска медное зеркальце, на то, как они рассыпались на глаза, Минсок почему-то улыбнулся.        Омега застелил постель и поправил съехавшие от ходьбы всё ещё благоухающие травы. Решившись вновь выйти из комнаты, он направился на кухню, где для него что-то оставили на столе, накрыв белым полотенцем с тонкой вязью вышивки. Он умылся в небольшом тазу, стоящем на лавке у окна, и потянулся за полотенцем, когда неожиданно дверь скрипнула, и кто-то скользнул внутрь, прижимая к груди объёмный свёрток.        — Ой, да ты уже не спишь, — весело раздалось рядом с дверью. Приглядевшись сквозь капли, скатывающиеся на лицо, Минсок смог различить Бэкхёна, который уже не боясь никого разбудить, протопал к нему. — Ты ещё не завтракал? Сейчас мы это исправим.        Бэкхён положил свой свёрток на стол, проворно откинул полотенце, под чьим вышитым краем прятались кувшин с молоком, хлеб с травами и кусочек жёлтого солёного сыра, от вида которого у Минсока потекли слюнки.        — Надо поесть, — Бэкхён опустился на лавку и сложил руки на коленях.        Минсок вытер влажное лицо и тоже сел на лавку, напротив Бэкхёна, притягивая к себе холодный кувшин и ещё тёплый кругляш лепёшки, оставляя солёный, чуть терпкий сыр на потом.        — Ешь, ешь, — Бэкхён подмигнул и поправил тонкую расшитую полоску очелья на своём лбу. При движении на висках качнулись резные «уточки» из дерева.        — Спасибо, — сказал Минсок, всё ещё не зная, как вести себя с омегой из рода Рысей.        — Ты кушай, а я пока тут делами займусь и компанию тебе составлю, — Бэкхён развязал свой свёрток и принялся перебирать разные полоски ткани на лавке, что-то едва слышно бормоча себе под нос.        Минсок откусывал кусок за куском от ароматной ячменной лепёшки с семенами и травами, продолжал изучать омегу. Русые волосы Бэкхёна едва доставали ему до плеч и не были такими длинными, как у омег из племени Лисов. Но уже и не щекотали затылок, а значит, Бэкхён был замужем как минимум года два.        Голову омеги всегда опоясывало очелье с различными вышивками и только «уточек» иногда сменяли недорогие спирали из проволоки. Казалось, омега подбирал себе на каждый сезон новое украшение, что было далеко не свойственно племени Минсока.        На руках навязано много разных браслетов — тонкие и толстые, либо тканые, либо расшитые бисером, либо из мелких деревянных и глиняных бусин, а на безымянном пальце левой руки, всегда было тонкое металлическое кольцо, такое же Минсок заметил вчера и у Чанёля.        — Я совсем не похож на твоих друзей, да? — неожиданно сказал Бэкхён, замечая пристальный взгляд Белого Лиса. Лисы не носили парных украшений и уж тем более металлических. А столько разнообразных браслетов можно было лишь у заезжих купцов увидеть.        — Просто я не видел таких украшений раньше, — ответил Минсок. — Это тебе твой муж такие подарил?        — Чанёль? — Бэкхён ярко улыбнулся, рассмеявшись. — Нет, асаи ценят немногие украшения, а это всё приметы и обычаи моего племени. Чанёль носит такое же кольцо, как и у меня, просто отдавая дань моим традициям. Наше племя верит, что если на паре будет вот такое кольцо, то они всегда найдут друг друга, если вдруг их разлучит судьба, — омега замахал руками, а Минсок улыбнулся. Бэкхён с каждой секундой нравился ему всё больше и больше.        — Вот только мой муж всегда ворчит, — продолжил омега из рода Рысей, — когда я начинаю делать новые украшения. Мы, Рыси, верим в силу дерева, поэтому носим очень много деревянных вещей, а из-за этого стружка и труха от моих украшений летает по всему дому каждую весну и лето.        — А как тогда с этим мирится Чанёль? — спросил Минсок, дожёвывая хлеб и кусок сыра.        — А что ему ещё остаётся? У него свои верования, у меня свои. И мы уважаем друг друга и любим, чего уж тут скрывать, — Бэкхён снова взмахнул руками, хитро улыбаясь.        — Как интересно, — Минсок залпом допил молоко и вернул кувшин на середину стола и задумался. А позволит ли Чонин ему соблюдать традиции?        — Тебе нравится то, что сейчас происходит вокруг тебя, Минсок? — вдруг став серьёзным, спросил Бэкхён. Отложив яркие кусочки ткани, он обошел стол и сел рядом с Белым Лисом.        — Я не знаю, Бэкхён. Ты ведь выходил за Чанёля по любви, а я…        — Минсок, — Бэкхён усмехнулся и покачал головой, — нашу историю с Чанёлем я тебе расскажу потом, но знай, что это тоже не была встреча двух влюблённых в центре цветочного поля. Своего мужа я полюбил и узнал гораздо позже, и поверь, сейчас я ни о чём не жалею. Асаи очень верные и преданные, их невозможно не полюбить. Даже нашего серьёзного Сехуна.        Минсок удивлённо посмотрел на омегу, вспоминая, каким отрешённым выглядит Сехун, и как умудряется всё подмечать, когда даже вроде бы смотрит в другую сторону. Он с любопытством прищурил глаза и уже собирался задать Бэкхёну ещё один вопрос, как дверь вновь скрипнула.        — Ой, Минхён, — Бэкхён встрепенулся и подбежал к шаману. — Я почти всё подготовил.        — Отлично. Посмотрим, сынок, — шаман провёл по волосам сына. — Будем тебя превращать в мужа на зависть всем вокруг.        — Снова?        — Ага, чтоб совсем растрёпой не казался, — Бэкхён довольно кивнул и передал медные ножницы папе. Минсок только рот открыл: ножницы были такой редкостью, что даже у них в семье они считались непозволительной роскошью. — Я сам сидел на твоём месте и помню, как мой папа приводил меня в порядок, эх. Интересно, как они там? Надо будет сбегать к ним в гости, уговорить Чанёля.        — Ну и болтушка же ты, — шикнул на него Минхён, пытаясь ножницами выровнять кончики волос Минсока. — И как тебя муж терпит?        — Муж меня любит, — Бэкхён задорно подмигнул шаману, а Минхён улыбнулся омеге. — Дайте мне, я с ними умею обращаться куда ловчее.        — Бэкхён, а тебе сколько уже? — спросил Минхён, согласно отдавая ножницы в руки омеге. Для шамана нож был привычнее.        — Двадцать две весны, — сказал Бэкхён, подравнивая кончики волос, — а Чонину, кстати, двадцать восемь уже минуло, а вот моему мужу всего лишь двадцать шесть.        — А Минсоку только восемнадцать, — покачал головой шаман, поджимая губы. — Он самый молодой среди вас. Берегите его.        — Папа, ты так говоришь, будто прощаешься со мной. Я ведь остаюсь жить в деревне, — улыбнулся Минсок, но ему не было видно печальный взгляд, который бросил на него Минхён. Сам Минсок старался не думать о том, что все замужние лисы становились частью дома мужа, а для своей родни почти переставали существовать.        — Всё равно, — отмахнулся шаман. — Бэкхён, ты меня понял. Береги моего сына.        — Хорошо, — Бэкхён вновь посерьёзнел, смотря на папу Минсока, и доверительно кивнул. Омега из рода Рысей прекрасно понимал, что к словам, сказанных шаманами, лучше всегда прислушиваться. Но ему всё же стало не по себе от тяжёлого взгляда зелёных очей.        — Непривычно с короткими волосами, — Минсок провёл рукой по волосам. Конечно, сейчас было гораздо легче, чем с тяжёлыми косами, но вот боязнь чужих насмешек, всё ещё висела над ним и он безрадостно поник.        — Когда мне обрезали волосы дома, мой старший брат-альфа негодовал, называя меня падшим омегой, — усмехнулся Бэкхён, хлопая Минсока по плечу. — Я закончил.        — И как ты отреагировал на это? — с дрожью в голосе спросил Минсок, глядя на Бэкхёна и стоящего чуть поодаль папу.        — Дал ему между глаз прямо на глазах у всей толпы, и гордо расправив плечи, пошёл к Чанёлю. А ведь мои родители просто ремесленники, даже не вожаки, так что защиты особой ждать не приходилось. Но поверь после этого никто и слова не бросил мне вдогонку. Минсок, просто знай, что свои никогда ничего не скажут против, лишь те, кто тебе завидует, будут осуждать и пускать слухи.        — Как мне с этим справиться? — тихо спросил Минсок, глядя в пол и подмечая, что мох, которым были заткнуты щели между половицами, брали на северной окраине леса.        — Минсок, скажу тебе как шаман, а не как твой папа, — Минхён обнял сына и отстранился, заглядывая в зелёные глаза напротив. — Духи едины для всех. Каждое племя живет по своим законам, поэтому если ты выполнил правильно обряды своего мужа, то отрезанные волосы никогда не станут поводом для насмешки. Посмеётся лишь глупый, а умный промолчит.        — Хорошо, — Минсоку оставалось лишь кивнуть. Главное, чтобы Джун не упал до насмешек, как остальные, которые вряд ли удержат язык за зубами.        — Тогда нам осталось последнее, — вновь заговорил Бэкхён. — Вчера я успел переброситься несколькими словами с Чонином, и он позволил мне сделать кое-что для тебя.        Минсок взглянул на его руки. Там обнаружилось огромное количество тонких разноцветных ленточек, которые были связаны вместе. Бэкхён подойдя ближе, обвязал вокруг головы белого лиса цветную полоску, а оставшийся тонкий длинный хвост спустил с плеча, а очелье надвинул так, чтобы то прикрыло витую ленту.        — Асаи верят, что цветные ленты отпугнут злых духов, и те не тронут тебя. Альфы сами такое не носят, но вот их омеги обязаны иметь хоть одну цветную ленту на теле, — сказал Бэкхён. — Хоть в качестве очелья, хоть как браслет, хоть как элемент вышивки по подолу. Кстати, тебе очень идут зелёные цвета в тон твоим глазам.        — Мне эту ленту всегда носить?        — Нет, но сегодня самый важный день… кхм, точнее — ночь… А потом сам сделаешь себе свою, я научу, новую можно будет и на запястье носить и в вышивку вставлять. А вот эту ты проносишь до самого утра, чтобы потом, когда Чонин снимет её с тебя, ты мог о ней забыть, потому что она уже выполнит своё предназначение, — улыбнулся Бэкхён, поглаживая длинный хвост ленты.        — Как же интересны обряды асаи, — вздохнул папа, кутаясь в накидку. — Кажется, мы всё сделали. Минсок, мы пойдём помогать, а ты будь здесь.        — У меня целый день впереди, — вздохнул Минсок, раздумывая о своём занятии до вечера третьего дня свадьбы, как вдруг неожиданно в голову пришла одна мысль. — Бэкхён, а что будет, если я сделаю своему мужу подарок?        — Почему нет? — Бэкхён, уже сложивший свои вещи, любопытно замер. — А что это будет?        — Платок. Я ему вышил. Но не знаю, понравится ли…        — Думаю, твой муж оценит любой подарок. Ой, а это у тебя что? Кружево? Ты умеешь плести кружева? — Бэкхён, направлявшийся к выходу, остановился и подбежал вновь к Минсоку, теребя на кисти браслеты и тыкая пальцем в сторону сундука в спальне, из которого виднелся край вышитого полотенца.        — Конечно, только я не настолько умелец, как мой друг — Джун.        — Да мне всё равно, что там умеет какой-то Джун, — отмахнулся Бэкхён. — Самое главное, ты умеешь! А значит, научишь меня! Всё время мечтал этому научиться! Я сроду в руках ничего такого не держал. Можно потрогать?        — Конечно, — Минсок зашёл в комнату и взял из сундука так заинтересовавшее Бэкхёна полотенца с тонким кружевом по краю. Бэкхён терпеливо ждал его, не смея сделать шаг в святая святых — супружескую спальню.        — Ой, какая невыносимая красота, — ахнул Бэкхён, касаясь переплетения вьющихся нитей, вызывая тем самым смущение у Минсока.        — А ты разве не умеешь?        — Я же говорил, что моя семья — простые ремесленники. Я могу делать украшения, могу заштопать дырку, вышить красивый цветок… если постараюсь, но кружева… — он томно закатил глаза и заворожено улыбнулся, словно это было не простое кружево, а недоступная простым смертным магия. — Тут надо, чтобы кто-то мне показал, научил, — Бэкхён обхватил тонкие ладони Минсока. — Так что теперь жду тебя в гости, и ещё…        — Болтушка, — Минхён окликнул омегу. — Нам пора.        — Иду-иду, — омега ещё раз бросил благодарный взгляд на Минсока и направился к выходу, прикрывая за собой дверь.        Минсок, до сих пор поражённый таким тёплым и солнечным Бэкхёном, лишь обхватил свои ладони, прижимая к груди. Казалось, от омеги из рода Рысей исходил тёплый свет, который он не видел ни у кого. Даже Джун не дарил столько тепла и радости. Осмотревшись, Минсок решительно сказал сам себе, что обязательно должен научить Бэкхёна плести кружева!        А пока у него ещё было время, он решил взглянуть на подарок Чонину. Небольшие платки, из той самой тонкой ткани, который он расшивал яркими нитками день назад, полностью погрузившись в рукоделие, стали его выбором.        Минсок никогда не думал дарить нечто такое Хвану, скорее бы, он подарил платок, если бы он решился именно на платок, папе, выражая всю любовь и поддержку. Да что говорить, всего пару дней назад он бы не подумал о таком подарке для стремительно появившегося в его жизни асаи. Но бережное отношение Чонина к нему вызывало если не трепет сердца, то хотя бы уважение к покрытому шрамами альфе.        Порывшись в своём сундуке, который стоял в спальне, Минсок вытащил оттуда два куска ткани, которые были украшены по уголками синими и жёлтыми цветами. Один уже был почти готов, а вот второй ещё требовал к себе внимания в нескольких местах.        Всё же намереваясь отблагодарить родителей, он отложил в сторону уже готовый платок с жёлтыми цветами, который планировал отдать отцу, и принялся за синие цветы, дошивая последние стежки для папы.        Руки привычным жестом размотали нитки, а в голове мысли перестали роиться пчелиным ульем. Минсок улыбнулся сам себе, принимаясь за работу и тайком, будто кто увидит, как он смотрит, бросал взгляды на расшитый платок для Чонина, отчего сердце билось чуточку быстрее.        Находясь в тишине дома, он пытался понять, каково это быть среди асаи. Что его ждёт в жизни вообще, и в частности, сегодня. Мысль о грядущем и вовсе сбила с толку и правильного настроя, хоть он и представлял, что происходит в брачную ночь. Но Минсок даже целован толком не был, потому от разных мыслей становилось жарко и страшно. От собственных переживаний он допустил ошибку и начал распутывать вышивку подрагивающими руками.        «Интересно, какие асаи дома? Шумные, как все альфы? А может, такие же суровые и серьёзные, какими их видят со стороны лисы, когда встречаются по улице? И чем же всё-таки интересно Бэкхён их кормит? Ведь пища может отличаться и весьма значительно. Вдруг, они не едят тыкву или капусту? А вдруг они, и правда, могут мясом сырым питаться? А что же тогда я сам буду есть? Да ну, не может быть такого…» Успокаивало то, что Чонин за праздничным столом ел то же, что и все, а молоко и лепёшки вселяли надежду, что голодным он мужа не оставит.        Вздрогнув от резкого звука за окном, Минсок на миг отложил платок, выглядывая. Во дворе недалеко от дома, кажется, шумно упало бревно и придавило ногу Сехуну, который судя по прыжкам на другой, пытался утихомирить боль в конечности. Но что больше поразило Минсока, так это не громко смеющийся Чанёль, а улыбающийся Чонин, который прижал ладонь к лицу, пытаясь сдержать эмоции от увиденного. Но справлялся с этим из рук вон плохо. И сейчас главный асаи не был похож на того смурного и мрачного альфу, которым он представился в первую их встречу.        Отпрянув от окна, Минсок вновь взялся за шитьё. У Чонина была очень красивая улыбка. Осмотрев свой почти законченный платок, на котором осталось доделать лишь несколько стежков, омега задумчиво покосился на нитки, а потом вытянул самую тёмную, чтобы оттенить синие раскрывшиеся цветы.        Проскользнула мысль, что он не видел Чонина в обличье волка вблизи и не мог знать, каким цветом светятся его глаза в темноте. Но он точно знал, что силуэт чёрного волка он сможет вышить без проблем, если ему захочется украсить такой вышивкой рубашку или полотенце.        Острые уши, лобастая морда и сильные лапы, мощное тело и… вот на цвете глаз Минсок растерялся, вновь делая неправильный стежок. Он быстро выпутал и закончил вышивку, откладывая готовый платок и стараясь не думать о том, что всеми мыслями завладел чёрный, как ночь асаи.        Когда в дверь спальни постучали, Минсок уложил два платка вместе для родителей, и два платка для себя и мужа в небольшие кармашки на поясе. Он даже не заметил, как на селение спустились сумерки, грозящие вскоре превратиться вечер. Совсем скоро он вновь должен будет выйти к столу, где будут сидеть гости, которые вряд ли хорошо воспримут его короткие волосы, а после предстояло самое непонятное и страшное — окончательно стать мужем асаи.        — Ты готов? — раздался низкий голос, и Минсок увидел на пороге Чонина, который стоял перед ним в белой рубахе, подпоясанный чёрным поясом с мелкими металлическими заклёпками по всей длине.        — Да, но подожди немного, — Минсок извлёк из одного из кармашков два платка, сжимая тонкую ткань в руке. — У Лисов есть обычай дарить подарки после свадьбы всем, кто помогал в подготовке. У меня на этот случай запасены бусины для омег и кожаные шнурки для альф, отец загодя привёз, — Минсок вздохнул и опустил глаза, говорить было непросто, хотя Чонин слушал и не перебивал. — Но сегодня я решил сделать два особенных, один — родителям, а второй…        Минсок подошёл к Чонину, не настолько близко, как они засыпали на одной постели, но всё же достаточно для того, чтобы почувствовать жар тела альфы. Следом он протянул руку, отдавая платок Чонину и поднимая глаза на своего супруга.        Асаи замер, внимательно рассматривая подарок, но потом всё же взял его, трогая пальцем тонкую вышивку на нежной ткани. Минсок наблюдал, оценивая реакцию Чонина. Тот рассматривал платок с трепетным вниманием, прочерчивая пальцами путь каждой нитки. Когда же он смог оторваться от подарка и посмотреть на Минсока, то омега заметил, как засветились глаза Чонина, словно он был маленьким альфой и ему только что вручили очень ценную игрушку.        Уголки его губ дёрнулись, но не вниз, а вверх, и Минсок тихо выдохнул, понимая, что хоть подарок для альфы и мог показаться нелепым, Чонин этого не показал, а спрятал платок за пазухой, у самого сердца.        — Очень красиво, — наконец, сказал альфа. — Спасибо! — Минсок услышал в его голосе не появлявшиеся до этого игривые нотки, а спрятанный за рубахой на чужой груди подарок будто согрел его изнутри. — Пойдём.        — Да, идём, — Минсок аккуратно вложил свою руку, и его прохладную ладонь тут же обхватила большая и горячая, аккуратно сжимая.        Чонин вывел его из дома, ведя к площади, где уже гости стояли в ожидании. Когда они подошли ближе, их тут же начали осыпать разными зёрнами, согласно традициям, а с некоторых сторон даже выкрикивали разные пожелания, как было принято у лисов в первый день свадьбы.        Но Минсок лишь прислушивался к шёпоткам за его спиной. Лисы видели короткие волосы, видели, что Минсок опустил глаза, боясь, что его успели обсудить за внешний вид. Он бросал взгляд с одной стороны на другую, выискивая близких ему людей. Папа и отец виднелись в конце толпы, уже зная о странном обычая асаи.        А где же Джун? Что скажет он? Высмеет? Наконец, найдя друга в толпе, Минсок посмотрел на него. Тот стоял с открытым ртом, рассматривая его волосы, и когда Минсок прошёл мимо него, то лишь опустил руку, в которой была зажата новая горсть зёрен. Он так и не бросил их с пожеланием здоровья, богатства и благополучия. Зёрнышки высыпались из разжатого кулака наземь.        Минсок, вспомнив слова Бэкхёна и папы о том, что духи для всех едины, и что обряды его мужа так же равнозначны, как и его собственные, заставил себя поднять голову, когда они прошли больше половины толпы, и расправить плечи. Конечно, ему было страшно, и он понимал, что, скорее всего, кроме папы с отцом, всё лисье племя перестанет с ним общаться. Даже в Джуне он был не уверен теперь. Но Чонин — его муж и его вождь, и он должен слушаться его, а не прислушиваться к шепоткам за спинами тех, кто отдал его в качестве выкупа за ошибку Хвана. Минсок на мгновение нахмурился, понимая, что не видел альфу все эти дни, но потряс головой, прогоняя мысли о нём.        Чонин смог за эти два дня показать, что он не грубый, не мрачный и вовсе не такой злой, каким мог показаться всем, кто не знал его ближе. Альфа был честным к себе и к омеге, а потом Минсок уже был уверен, что с каждым днём он узнает новые стороны мужа, нравы и ритуалы племени асаи, частью которого он стал.        Тем временем они подошли к столу и заняли место на скамье, на которой должны были восседать сегодня последний день. Гости почти в полной тишине расселись по лавкам, лишь едва слышный шёпот говорил о том, что лисы шокированы тем, как выглядит Минсок. Он тряхнул головой и постарался думать только о крепко сжимающей его ладонь руке Чонина.        — За счастье и здоровье молодых, — Чанёль первым огласил тост, и все гости дружно выпили.        Минсок заглянул в кружку. На третий день всем подали медовой настойки, настолько сладкой, что захотелось выпить ещё, когда они как и вчера ударились кружками с Чонином и сделали по глотку.        Как и вчера Минсок вылил оставшееся питье на землю, благодаря духов земли за всё, и потянулся к кувшину с отваром из фруктов. Чонин, наблюдавший за Минсоком, любопытно прищурил глаза, но лишь помог наполнить кружку и ударил своей о его, подмигивая.        Минсоку на миг показалось, что на лице у альфы промелькнула ещё и улыбка, но такой яркой, какой она была у него сегодня днём, пока он не заметил. Он попробовал овощей и мяса, но волнение брало верх, потому он сидел и старался улыбаться гостям, которые почти наверняка будут обсуждать его не один месяц, пока не будет работы из-за снежной зимы.        От грустных мыслей отвлёк Чонин, склонившийся к его уху и случайно мазнувший губами по мочке, отчего Минсок вспыхнул и замер. Потому что простые слова асаи оказались куда действеннее всех самостоятельных уговоров. Чонин сказал лишь:        — Не бойся, я разорву любого, кто тебя обидит.        И в отличие от подобных кичливых слов Хвана, Минсок поверил, что да, разорвёт, и косточек не оставит. И пусть лисы шептались и бросали косые взгляды, но трое волков-асаи и теперь два омеги их рода стоили всех лисов вместе взятых. Будто асаи в один миг укрыл его плащом ужаса — никто не решался поднимать глаз, когда на них смотрел Минсок, будто он настоящий асаи и не рос у всех на глазах.        Минсок спросил разрешения у Чонина и отошёл к родителям, чтобы с поклоном вручить парные платки. Папа тайком утёр слезу, а отец лишь горько дёрнул губами, позволяя себе всё же обнять сына и похлопать по спине.        Гости ели, пели и веселились. Лишь только вожак Лисов сидел хмурый, держа в правой руке посох и прижавшись к нему щекой. Омеге вдруг стало жалко его. Этот альфа делал всё, чтобы жители его родного поселения жили в спокойствии, но вот за своим сыном не уследил и даже сейчас, казалось, он больше Хвана жалел, что Минсок достался другому.        Омега оглядел всех собравшихся за столом, в который раз за сегодня замечая, что Хвана действительно не было среди пировавших. Будто с самого праздника урожая альфа куда-то исчез и не желал показываться на глаза. Зная его, Минсок понимал, что избалованный вниманием жителей, а в особенности омег, красивый альфа не мог видеть, как обещанный ему омега уплывает из рук. Минсок тяжело вздохнул и налил себе ещё отвара.        — О чём задумался? — вдруг спросил Чонин. Минсок взглянул на альфу, пытаясь хотя бы в голове сложить весь этот сумбур, чтобы ответить на вопрос.        — Об этой свадьбе, — честно ответил он, стараясь не привлекать к себе внимание. Но гостям было не до них.        — И что надумал?        — У меня в голове таится много страхов, — омега продолжал смотреть на Чонина, впервые не опуская глаза. — Наверное, ты сам в курсе некоторых слухов, что ходят вокруг асаи, — Чонин молча кивнул, и Минсок продолжил: — Сейчас, мне кажется, что я не так боюсь тебя, как своего племени и предрассудков. Чонин, я сам хочу стать твоим супругом и узнать тебя.        Асаи, очарованный тихим вкрадчивым откровением, сжал руку омеги и поднялся из-за стола, кивнув Сехуну. Тот отвернулся и свистнул так, что гости замерли с открытыми ртами, следом альфа попросил музыкантов сыграть ещё одну весёлую мелодию, и шум возобновился.        — Мы пойдём танцевать? — спросил Минсок.        — Нет, нужно обратиться, — ответил Чонин, а Минсок понял, что не до конца перестал бояться. И уж обращение его напугало сильнее, чем пересуды и близость брачной ночи.        — О-обратиться? — Минсок, огляделся. Да, на них не смотрели люди, но менять облик на глазах у других омега стеснялся. Что и говорить, ему было боязно. Зачем всё это? Неужели слухи — не слухи?        — Обращайся в лиса и следуй за мной, — коротко сказал Чонин. Минсок снова хотел переспросить, но замер. Чонина окутал белый туман, потом сменился свечением, и спустя миг на месте человека потягивался чёрный волк, разминая мышцы и привыкая к животной форме.        Минсок невольно отпрянул, пугаясь. Асаи с близкого расстояния действительно были огромны. В лучшем случае, обратившись, не сгибая лап, под брюхом у Чонина проползёт. В худшем — даже шерсть не зацепит. Неужели всё это значило, что сейчас где-то в лесу, Чонин его сделает своим? Значит, не врали, асаи берут своих омег прямо в животном обличье?        Волк тем временем, зевнул и ткнулся омеге в ладонь мокрым носом. Понимая, что бежать глупо и позорно, после всех слов, что он сказал Чонину, Минсок лишь выдохнул и прикрыл глаза. Когда же он открыл их, то он вновь смотрел на альфу снизу вверх, ужасаясь их разнице в росте, но почему-то улыбаясь разнице оттенков шерсти. Прав был Джун, Минсок, действительно, мог спокойно поместиться под животом у Чонина. И папа был прав. Чёрный волк и белый лис смотрелись великолепно.        Асаи тем временем шумно выдохнул в ухо Лису, заставляя того прижать уши и легко толкнул большой головой в сторону, приглашая идти за собой. Минсок, вяло переставляя лапы, побрёл следом, не оглядываясь на вновь умолкших гостей и прижавших ладони ко рту омег.        Лес, в который он осмеливался входить лишь днём, казался пугающим и таинственным. Чтобы не дрожать, как осиновый лист на ветру, Минсок просто стал вспоминать, как изредка ночевал у папы среди леса, как слышал шёпот ночи и звуки, которых в деревне вовек не услышать.        — Куда мы идём? — мысленно сам себя спросил Минсок, опасливо глядя по сторонам, и припал на задние лапы, когда голосом Чонина услышал ответ в своей голове:        — Узнаешь.        — Что? Откуда? — Минсок замер, прислушиваясь. — Это ты со мной говоришь? — он посмотрел на Чонина. Тот выглядел спокойно и лишь оглянулся на лиса, дожидаясь, когда он догонит.        — Тут только мы с тобой, так что больше некому, — ответил Чонин, а Минсоку послышалась в голосе улыбка. Какая нелепость. Голос в голове улыбался. Но именно такое ощущение складывалось, а Минсок привык доверять им, даже если для других это было странно. За что и получал не раз от отца.        — Но почему ты слышишь мои мысли?        — Мы ведь оборотни, — Чонин подошёл к Минсоку и мокрым носом ткнулся в уголок рта, — поэтому можем общаться даже в звериной форме. А ты думаешь слишком громко. Впервые такое, да?        — Да, я обращался лишь раз, — подтвердил слова Чонина Минсок и, смешно фыркнув, потряс головой. Ощущение влажного носа у кромки рта будоражило, потому Минсок поспешил добавить: — И то не был в звериной форме слишком долго, чтобы попробовать общаться именно так.        — Ну вот теперь можешь потренироваться, — Чонин вновь остановился, дожидаясь, пока белый лис с ним поравняется, — это весьма удобное умение, а потом я научу тебя думать так, чтобы не все твои мысли были слышны другим. Хочешь, после я могу брать тебя на прогулки по лесу?        — Правда? — на миг забыв обо всех своих мыслях, что роились у него в голове по поводу брачной ночи в звериной форме, Минсок словно любопытный лисёнок поднялся на задние лапы и заглянул в глаза асаи.        — Конечно, но только не когда мы патрулируем лес, — голос в голове у Минсока улыбнулся вновь. — А теперь пойдём, нельзя терять ни минуты.        Скользя между деревьями, чёрный волк и белый лис перемещались по территории леса, в которой раньше Минсоку бывать не приходилось. В этой стороне и деревья казались выше и мрачнее, лиственные смешивались с хвойными, подлесок был гуще, и ярко пахло звериным духом и хвоей. Но Минсок уловил тонкий запах редких трав, за которыми обычно ходили целым поселением и ни разу не появлялись здесь.        Омеге даже захотелось остановиться, чтобы разобрать, точно ли пахнет горицветом и девясилом, и столь редким женьшенем. Он наверняка уловил запах земляники и брусники, и даже облизнулся, думая, что ягоды перезрели и сделались сладкие-сладкие, но Чонин легонько подтолкнул его лобастой головой, не давая времени лису даже на такие короткие передышки.        — Мы почти пришли, не отставай, — послышался в голове вновь голос Чонина.        Минсоку, который уже потерялся в собственных ощущениях и мыслях, стало ещё любопытнее узнать, что же ждёт его впереди. Ему уже казалось, что даже самый суровый обычай, который он сможет себе только представить будет для него не таким страшным. Ведь Чонин за одну ночь умудрился столько ему показать.        — Мы на месте, — альфа замер. Минсок едва успел остановиться рядом с ним, ткнувшись носом в чёрный бок и поражаясь молниеносной реакции асаи. — Это наш священный камень, который является покровителем всего нашего племени. Он упал с неба, когда земля была молодой, и когда к нему пришёл первый чёрный волк, израненный в битве, камень подарил ему исцеление и силы противостоять врагу. С тех пор мы, асаи, почитаем его и всегда представляем наших омег.        Минсок во все глаза смотрел на стоящий вертикально огромный камень, даже в слабом свете луны отливающий синим, словно в тёмном теле земли просвёркивали звёзды, упавшие с небес и застывшие в камне навечно. От него исходила мощная аура, от которой шерсть на загривке Минсока поднялась сама собой.        — Мне как вожаку нужно представить тебя Синему Камню, чтобы он защищал тебя. Теперь ты один из нас.        Минсок присмотрелся к камню, и ему показалось, что он различил какие-то письмена, что ползли по каменным бокам. Синие прожилки сияли в редком лунном свете, который едва пробивался сквозь могучие кроны деревьев, но Минсок окончательно уверился, что видел незнакомые буквы, вьющиеся по всей поверхности камня.        — Что мне нужно сделать? — спросил омега, глядя на сверкающие словно звёзды вкрапления.        — Коснись его лапой.        Чонин первым подошёл к камню, прикасаясь могучей лапой к шероховатой поверхности. Минсок, легко перепрыгнув через небольшой куст, очутился рядом с альфой. Не торопясь, он приблизил свою лапу к поверхности, но затем уверенно ткнул ей вперёд, едва не наступая на лапу асаи. Камень оказался тёплым и гладким.        — А теперь, закрой глаза, — сказал Чонин в его голове неожиданно низким голосом.        Послушно прикрывая веки, Минсок ждал ритуальной песни или магического заговора, но он никак не ожидал того, что шершавый тёплый язык пройдётся по его шее, по щеке и остановится где-то на лбу.        Лис едва не отстранился, но не смог удержаться и открыл глаза, тут же сталкиваясь с внимательным взглядом асаи. Чонин в обличье волка рассматривал лиса, Минсок смотрел в ответ, стараясь ни о чём не думать.        — Духи тебя приняли, — сказал альфа совсем тихо. — Если бы ты им не нравился, то камень бы стал холодным, как мой нож из металла.        — А зачем ты меня вылизал? — такая простая ласка была чужда Минсоку, ведь у лисов было не принято оборачиваться и уж тем более вылизывать других. Всё это считалось невежеством и пережитками прошлого.        — Как твой супруг и вожак я показал, что ты мой выбор и духи его подтвердили, — спокойно ответил Чонин. — Теперь мы можем идти.        Волк первым опустил лапу и подтолкнул Минсока головой прочь от камня. Омега послушно последовал за мужем, полностью и всецело доверяясь его умению передвигаться в тёмном лесу. Минсоку же всё было в новинку, и он покорно ступал за волком, старательно перебирая лапами, чтобы не отставать.        — У нас есть разные камни на территории этого леса и других, где селятся асаи, — подал голос Чонин, и Минсок навострил уши. — Окаменевшие духи предков стоят на поляне, где прах преданных огню развевает ветер. Камни-целители у нас редки, но в этом лесу есть один, и к нему за много вёрст приходят раненые волки, жаждущие исцеления. Этот камень белый, словно твоя шерсть, и отверстие в его центре напоминает куриного бога, который ты долгое время носил на шнурке.        Минсок сглотнул и незаметно покосился на идущего рядом Чонина. Тот не спешил брать его в зверином обличье, говорил спокойно и обстоятельно, словно проводил урок. И лишь изредка тычущийся то в загривок, то под шею нос выдавал сдерживаемое нетерпение альфы.        — Ты помнишь мой кулон? — ошарашено спросил Минсок, всё-таки не сумев удержаться. Альфа, которого он толком до этого года и не замечал, жил в селении давно, но Минсоку, как растущему лисёнку был малоинтересен. Хотя и любил Джун попугать его страшными историями о чёрном-чёрном волке. А почти идеально ровный речной камушек с дыркой посередине Минсок носил до прошлого лета.        — Помню, — с улыбкой ответил Чонин. — Я встречал много камней серых волков, у нас же камней немного — всего три вида. И обо всех я тебе рассказал. Но Синий камень является самым почитаемым, он является средоточием всех сил асаи, можно идти только к нему и за советом, и за помощью, и в дань уважения. Он особенный: и жилище духов, и свидетель событий, и защитник, и помощник, и даже гром-камень.       — Это всё потому, что упал с неба? — Минсок заинтересованно посмотрел на Чонина, который шёл совсем медленно, чтобы лис за ним успевал.        — Именно так, — кивнул Чонин. — Ты теперь асаи, ты должен знать всё, что знаю я, чтобы передать знания нашим детям.        — Ой, — Минсок оступился и наколол лапу об острый шип, торчащий из земли. Тело обдало жаром то ли из-за слов Чонина, то ли из-за проколотой лапы.        — Ты в порядке? — альфа подошёл к лису, опуская морду и осматривая полученную рану, а после лизнул несколько раз, обеззараживая прокол. — Сильно болит?        — Всё в порядке, крови нет, наверное, — ответил Минсок, задрожавший от подобных прикосновений. Он только на миг задумался, увидит ли он след прокола на ладони, когда Чонин лизнул его в нос.        — Идём, — Чонин на всякий случай ещё раз лизнул лапу лиса и вновь подтолкнул его в сторону дома.        Остальной путь они проделали изредка переговариваясь. Чаще, конечно, говорил Чонин, рассказывая что-то о племени асаи, ближайшее поселение которых находилось далеко от деревни Лисов, а Минсок внимательно слушал, иногда прихрамывая на переднюю лапу.        К деревне они вышли внезапно, Минсок неверяще посмотрел на возвышающийся дом и услышал нестройный гул голосов, которые распевали песни. Они обратились почти у самого крыльца, и Минсок непроизвольно передёрнул плечами — так долго в зверином обличье он не был никогда. Но ему понравилась та невесомость и лёгкость, с которой бежали лисьи лапы. И что греха таить, разговоры и осторожные, но уверенные знаки внимания альфы ему тоже нравились. Чонин первым распахнув двери дома, оглянулся и посмотрел на омегу, протянув руку и приглашая войти.        Минсок оглянулся на то место, где продолжали веселиться гости и понял кое-что: он почти перестал бояться Чонина и мог позволить себе расслабиться, веря, что тот не сделает ничего такого, что доставит неприятности или причинит ему боль. Расправив плечи, омега подошёл к ждущему его на пороге Чонину и коротко вскрикнул, когда тот подхватил его на руки и занёс в дом.        Цветное очелье, случайно слетевшее с головы Минсока, так и осталось лежать на улице.