Белый лис - сын шамана

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Минсок рванул к родному дому и постучался, изрядно напугав папу с отцом. Он стремительно перемещался от дома к дому по одной стороне улицы, по другой мчался Бэкхён. Последним для Минсока оказался дом вожака. Самого крупного и богатого дома в их деревне, украшенного умелыми руками мастеров-резчиков. Лис-альфа вышел на крыльцо и, услышав слова Минсока о росомахах, постучал посохом, чтобы обратить внимание жителей, громко проговорил:        — Большая часть альф идёт в лес на помощь асаи, восемь — остаются в деревне. Нужно укрыть омег и детей в гроте на берегу реки.        Отец Минсока вызвался идти в лес одним из первых, он поцеловал мужа и сына в лоб, обернулся и кинулся опрометью в предрассветную дымку, оставив своих омег тоскливо смотреть ему вслед. Вскоре за ним устремились остальные лисы, вооружившись, кто чем мог, вожак же остался в деревне, отдавая приказания, чтобы омеги захватили тёплую одежду и кое-что из еды, если сидеть в укрытии придётся долго.        Ранние птицы молчали, из глуши изредка доносился волчий вой и лисье тявканье, перемешанное с рыком росомах. Перепуганные омеги с детьми спешно покидали деревню, пока альфы удерживали напор яростных и не знающих пощады росомах. Многие были впервые свидетелями нападения, и оттого или голосили, или же застывали как истуканы, непонимающе глядя по сторонам. И лишь те, кто был постарше и помнил набеги, не давали остальным забыться и замешкаться. Детей подхватили на руки, чтобы не замедляться. Минсок оглянулся. Рядом с ним стоял взволнованный Джун.        — Джун, ты как?        — Не подходи ко мне, — прошипел Джун, дёргая плечом и отходя от Минсока. Бэкхён громко цыкнул языком, выражая недовольство такими словами. — Почему ты волосы обрезал? Ты же знаешь, что это знак позора? — Джун, не обращая внимания на Бэкхёна, продолжил тихо возмущаться, нервно теребя край пояса. — Как я теперь могу с тобой куда-то выйти на улицу? Я не хочу, чтобы и меня тоже высмеивали.        Минсок глубоко вздохнул. Значит, внутреннее чутьё его не обмануло. Джун действительно не встал на его сторону после увиденного, слишком уж закостенелыми и различными были обычаи двух разных видов. Даже с белыми лисами рыжие разнились, что уж говорить о волках. Хотя Джун и говорил, что они словно родные братья навек и клялся в дружбе, вопреки всему, но, видимо, предрассудки и убеждения оказались сильнее всяких клятв. Раз при первой же возможности отвернулся. Минсок тяжело вздохнул и позволил Бэкхёну утянуть себя подальше.        Теперь они с омегой из рода Рысей были замыкающими, а первым шёл папа Минсока. Шаги шамана были неслышны, но усеянный бубенцами посох, что отгонял злые силы, был словно путеводная звезда во тьме леса. Минхён вскинул руки, вслушиваясь и вглядываясь в предрассветные сумерки и голоса духов, омеги настороженно замерли, а альфы проверили оружие. Бэкхён натянул тетиву, проверяя лук, а потом достал стрелу из колчана за спиной.        — В деревню, быстро! — скомандовал вождь, быстро обговорив увиденное с шаманом. — Скроемся на складе.        Чуть замешкавшись, Минсок увидел, как брат вождя — высокий альфа — кинулся навстречу выбегающим из леса росомахам. Омега оторопел, оглядываясь вокруг, и очнулся, когда рядом просвистела стрела Бэкхёна, отчего короткие белые волосы подняло будто от ветра. Минсок тут же ринулся за остальными, возвращая едва не потерявшегося малыша одному из омег.        Сопровождавшие омег альфы также бросились навстречу росомахам, перекрывая им путь и тем самым прикрывая омег, которые бежали со всех ног обратно в деревню. Бэкхён остался с альфами, продолжая выпускать стрелы в появившихся из чащи росомах. Колчан стремительно пустел, а Минсок всё оглядывался на стройного и умелого омегу, что не уступал альфам в смелости. Что бы там ни говорили, омеги способны на многое. Чего стоит только выносить да родить малыша. Но многие альфы не считались с этим и косились на Бэкхёна с недоверием.        — Минсок, не отставай! — крикнул шаман, поторапливая сына.        Белый Лис с сомнением оглянулся, но спустя пару мгновений его нагнал Бэкхён с пустым колчаном и немного нервной усмешкой, что делала его лицо более хищным, будто тот прямо сейчас обратиться в зверя и кинется на врагов. Они устремились к складу, немногочисленные окна которого были заперты тяжёлыми ставнями. Омеги спешно входили в двери и разбредались по строению, ожидая остальных. Вождь и шаман стояли по обе стороны двери, подгоняя омег.        Послышался грозный рык росомах, и дверь за спиной Бэкхёна и Минсока захлопнулась. Минсок вздрогнул и поспешно обернулся: папа и вождь остались снаружи, и он приник к двери, пытаясь разобрать, что происходит, но за нестройным гулом голосов никак не мог разобрать, о чём говорят вождь и шаман. Его тронули за плечо, и он оглянулся, глядя, как туман обволок Бэкхёна, и вскоре перед ним стояла большая рысь.        Минсок приоткрыл двери, выпуская рысь наружу, а после и сам спешно выскользнул, приказывая запереть двери изнутри одному из молодых омег, который едва вступил в пору. Он прижался спиной к двери и огляделся. Далеко впереди в слабом свечении восходящего солнца дрался вождь, впереди слева катался клубок из рыси и росомахи. А справа белый лис, вцепившись в горло врага, ловко уворачивался от ударов кривых когтей. Но будто взявшийся из ниоткуда росомаха прокусил папе лапу и отбросил его в сторону, подцепив за загривок клыками. Шаман так и не разжал зубы, и первый росомаха обмяк.        Зато второй готовился кинуться добивать упавшего лиса. Стоять и смотреть на это Минсок не мог, поэтому бросился к папе, на лету меняя облик и вгрызаясь в горло врага и отбрасывая его рывком прочь от лежащего в жухлой траве родителя. Росомаха, не ожидавший подмоги, лишь заскулил и взмахнул лапой, рассекая Минсоку плечо и задевая ключицу, но обмяк так же, как и его товарищ, не сумев жить с вырванной глоткой.        Минсок кинулся к папе, тычась носом в тёплую шерсть у шеи. Минхён дышал, но глаза были закрыты. Минсок снова огляделся: росомахи, проникшие в деревню вслед за омегами, медленно отступали, но оставшиеся продолжали бороться и с малочисленными альфами, пытаясь нанести как можно больше вреда и всё-таки пробиться к омегам, но их пока что сдерживали.        Бэкхён спешил в сторону склада, куда рванул один из росомах, в прыжке вцепляясь в холку врага и задними ногами разрывая спину и пытаясь попасть в брюхо, чтобы ещё один росомаха не увидел света солнца. Яростные удары, мех в крови. Не зная, кто преед ним, смело можно было предположить, что это альфа. Минсок поднял голову от папы и заметил Джуна, который стоял у дома, прижимаясь к нему спиной.        Видимо, отстал, а теперь не решался броситься наискосок через улицу, чтобы оказаться у склада и укрыться вместе со всеми. Минсок глянул на папу, а потом на Джуна, понимая, что должен ему помочь добраться до склада во что бы то ни стало. Он метнулся к другу, но ему дорогу заступил разъярённый росомаха, и Джун поднял испуганный взгляд на Минсока. Теперь он вовсе не казался старшим, и выглядел беззащитно. По щекам катились слёзы, а губы что-то шептали. То ли Джун умолял не приближаться, то ли молился предкам.        Злобно рыча, росомаха стал подходить ближе к замершему Джуну, но не выпускал и вида и Минсока, а после и вовсе развернулся к нему, чтобы не дать белому лису броситься на него. Минсок оскалился, припадая к земле и не позволяя зайти за спину. Росомаха кинулся первым, метя в грудь, но Минсок ловко увернувшись, вцепился зубами в загривок, как это сделал Бэкхён. Но когти лиса были не такими острыми, а лапы не такими мощными, как у рыси.        Росомаха мощной лапой легко откинул Минсока, только сильнее злясь из-за нового ранения, и кинулся к нему, целясь омеге в шею, но не успел добежать, потому что ему в горло вцепился обернувшийся в рыжего лиса Джун. Обезумев, росомаха вонзил когти задних лап лису в живот и рванул, что было силы. Лис болезненно заскулил, но зубы не разжал, пока поверженный враг не перестал дышать. Приняв человеческий облик, Минсок подлетел к другу и прижал его к себе.        — Джун! Джун! — звал Минсок. — Посмотри на меня!        Закатившиеся глаза и вывалившийся из пасти язык не предвещали ничего доброго, но Минсок обнимал друга и старался не смотреть на страшные раны, будто разом позабыв все своим знания и умения от ужаса увиденного. Белесая дымка оборота окутала Джуна и теперь в объятиях Белого Лиса лежал уже друг, едва дыша. Он с трудом открыл глаза и разлепил окровавленные губы, чтобы едва слышно прошептать:        — Минсок, мой любимый друг… Только на пороге смерти я понял свою ошибку. Прости меня… Желаю вам с Чонином счастливой и долгой жизни, как жаль, что не…        Не договорив, Джун захрипел, и его голова откинулась назад. Минсок крепче обнял друга, позволяя слезам сорваться с ресниц и выпуская всю свою боль и страх наружу. Они с детства были вместе, всегда и везде, а теперь в одно мгновение Джуна не стало. Его дорогого друга, который был почти братом. И пусть сегодня он буквально отказался от него, отвернувшись, он не мог не простить его, особенно после последних слов, сорвавшихся с губ умирающего. Минсок прошептал слова молитвы вслед улетевшей к предкам душе и осторожно опустил друга на траву. Сначала нужно помочь живым.        — Росомах мы уложили, остались только те, что в лесу. Давай, я твоего друга возьму и отнесу на площадь, — у Бэкхёна тряслись руки, но он взвалил худого Джуна на спину, не боясь запачкаться в тёплой крови. Минсок сглотнул и отвернулся. — Иди к папе, доведи его до дома. Я скоро приду к тебе.         Минсок подошёл к Минхёну, присел на корточки и осторожно коснулся тяжело вздымающегося бока. Папа смог обернуться, но раны на шее и руке не давали ему подняться. Он был слишком слаб, но дышал на порядок ровнее, чем Джун. Минсок прижал к щеке его руку, а после стянул пояс и осторожно замотал рану, лишь потом заглянул в глаза, боясь увидеть неотвратимое. Хромая, выжившие альфы, подошли к складу, из которого повалили омеги.        — Папа, ты как?        — Бывало лучше, — слабо проговорил старший шаман, с трудом улыбаясь.        — Пойдём, нужно промыть и обработать раны. Росомахи отступили, — Минсок аккуратно поднял папу, помогая ему опираться на себя. — Сначала тобой займусь, а потом пойду в лес за отцом и мужем.        Неспешными шагами они добрались до площади, на которой собрались омеги, некоторые из них громко плакали и причитали. Среди павших лежали Джун и разодранный вождь, не успевший обернуться обратно в человека. Минсок довёл папу до дома травника, возле которого столпилось уже много народу, и кое-как завёл папу внутрь, опуская на скамью. Травник, который не расставался со своим мешком с лечебными средствами, тут же поспешил подойти.        Он кивнул на дымящийся на печи котелок, и Минсок без вопросов взял ухват и поставил нужный отвар на столик рядом с лавкой. Травник бросил пригоршню трав, и Минсок точно узнал среди них калину, барбарис, «кошачью лапку» и тысячелистник, в остальных ингредиентах он не был уверен, потому что все запахи перебивал запах крови, который был у Минсока на руках, лице и одежде. Травы были призваны останавливать кровотечения, и Минсок сглотнул, понимая, что не так мало и запомнил из обучения. Минхён захрипел, привлекая к себе внимание.        — Кровь снова идёт. Надо её остановить, — травник покачал головой и кивнул на этот раз на стопку белого полотна на столе, прижимая пальцы к ране. Пояс Минсока окровавленной грудой лежал у лавки прямо на полу.        Минсок послушно подал смоченный в отваре лоскут ткани, и потянулся к одной из многочисленных баночек. Он чётко помнил, что крапива тоже является кровоостанавливающим средством, и если смешать её с тысячелистником в кашицу, она поможет. Пока травник возился с промывкой раны, Минсок смешал травы в небольшой плошке, капнул немного воды, делая из толчёных растений кашицу, и подошёл к папе.        — Здесь надо удержать края раны вместе, иначе не затянется, — травник начал рыться в сумке. — Минхён, зажми что-нибудь между зубами. Будет больно.        Шаман слабо кивнул и, прикрыв глаза, зажал кусок вишнёвой ветки, который сунул ему в руки Минсок. Она валялась прямо на столе со следами чужих зубов. А потом Минхён слабо зарычал, когда травник коснулся его раны горячим распаренным деревом, что оставляло на белой коже след от прозрачной смолы, но при этом начиная стягивать края рваной раны. Когда травник, закончил, то ещё раз стёр кровь, и обернулся, чтобы попросить Минсока подать ткань, но с интересом принюхался к смешанным в плошке травам.        — А ты не так безнадёжен, каким казался. Молодец, — травник наложил пасту на рану и обмотал шею шамана оставшимся куском чистой ткани. — Рана серьёзная, остаётся только ждать, — травник сложил все травы обратно в сумку и поспешил к остальным раненым.        Минсок, оставшийся сидеть у ног папы, смотрел воспалёнными глазами на него, пока не собрался с духом и не повёл папу до дома, помогая улечься на кровать и прикрывая его одеялом. Пытаясь отвлечься, Минсок выглянул в окно. Покалеченные лисы стягивались с площади, помогая друг другу, а Минсок даже не думал броситься на помощь к ним, сейчас все мысли были о родителях и Чонине, и его буквально разрывало от желания помочь им, но бросить папу было настолько страшно, что холодели пальцы от одной только мысли.        Его папа лежал и слабо дышал, а Минсок не смел отойти от него, чтобы броситься на поиски отца и мужа. Где-то неподалёку раздавались плач и крики родителей Джуна, их голоса Минсок знал так же хорошо, как и голоса родителей. Они были близки, будто родня, которой не было у отца, и которой лишился папа, покинув племя. Джун был их единственным сыном, последней опорой, но смерть так рано забрала его, оставив их одних. От невесёлых мыслей отвлёк стон папы.        — Я здесь, папа. Всё в порядке.        — Джиун ещё не вернулся?        Минсок уложил пытавшегося подняться папу обратно в постель и прикрыл его меховым одеялом, уговаривая не шевелиться и не говорить, чтобы не бередить рану и не тратить силы. Он ненароком опустил глаза на окровавленные руки и поспешил к тазу с водой, чтобы намылить руки мыльным корнем и попытаться оттереть начавшую подсыхать кровь. Папа нахмурил брови и внимательно следил за ним всё время, пока Минсок отфыркивался, умываясь, и снова тёр руки, и Минсок, сдавшись, покачал головой:        — Из леса ещё мало кто вернулся, не бойся, скоро начнут приходить и остальные альфы. И отец обязательно придёт. Ты простишь, если я уйду помогать другим?        — Иди.        На улице гвалт стал ещё сильнее, многие плакали, многие кричали и проклинали росомах. Минсок на миг прикрыл глаза, но потом продолжил дальше рассматривать собравшихся на площади. Его взгляд зацепился за высокую худую фигуру альфы, который сидел рядом с телом вожака. Это был Хван. Печальные глаза молодого альфы были наполнены слезами, а поза выдавала не только горе, но и какой-то ужас. То ли перед смертью, то ли перед росомахами. Альфа крупно дрожал, ссутулившись над телом отца, и не реагировал ни на какие слова. У Минсока было много вопросов, но он промолчал и пошёл дальше в поисках Бэкхёна.        Одни омеги хлопотали возле своих альф, промывая и обрабатывая им раны. Другие оплакивали своих близких. Третьи встречали немногочисленных альф, возвращающихся из леса, которые несли на своих спинах мёртвых соплеменников. Дети будто заколдованные в основном молчали, стояли будто истуканы, и даже если плакали, то беззвучно глотая слёзы. Минсок подошёл к воротам, ведущим из селения, вглядываясь в лес.        Ни одного асаи видно не было. А как же Чонин? Если он ранен, то ведь ему никто не поможет. А если все асаи ранены и не могут встать, то лисы ведь ни за что не будут их искать и взваливать на свои спины прежде, чем не помогут всем своим. Минсок постоял ещё немного, собираясь с духом, и поспешил обратно в дом. Бэкхёна он так и не отыскал, потому иного пути у него не оставалось. И как только он пересёк порог, тут же сказал папе:        — Я ухожу в лес на поиски. Папа, ты отдыхай, я позову кого-нибудь, чтобы ты один не был. Но я не смогу молча сидеть и ждать, пока кто-то пойдёт в лес за ними.        — Ты у меня стал совсем взрослым, — прохрипел шаман, его рука медленно поднялась и погладила Минсока по щеке. — Ты всё правильно делаешь. Не беспокойся обо мне. Дадут духи шанс, мы ещё свидимся с тобой. Иди, иди, духи будут с тобой в лесу, — папа прикоснулся к лбу сына указательным пальцем, а после снова погладил по щеке.        Минсок пытался попросить папу замолчать, но шаман продолжал говорить, морщась и хрипя, всё равно выговаривая всё, что хотел сказать. Минсок припал к руке папы в поцелуе, а после с тяжёлым сердцем выбежал за дверь. Лисы то ли не хотели говорить, то ли не знали, где асаи и Бэкхён, потому что никто не ответил на его вопросы.        — Дядя Сонмин, дядя Сонмин, — он подбежал к соседу, что сидел на крыльце со своим мужем и сыном. — Вы можете присмотреть за папой?        — А ты куда? — изумился омега, протирая руки от крови и откладывая тряпку на деревянное крыльцо.        — В лес, там отец и муж. Мне нужно их найти.        — Куда тебя несёт! Сиди тут. Принесут ваших альф, — возмутился Сонмин, всплескивая руками.        — Пожалуйста, дядя, — схватившись за руку омеги, Минсок едва не упал на колени, собираясь умолять, если потребуется.        — Хорошо, ради твоего папы, ради шамана нашего племени, — согласился Сонмин, нервно выдернув руку из крепкой хватки Минсока и вытирая её об подол.        — Спасибо, — Минсок, стараясь не обращать внимание на брезгливый жест, поклонился и поспешил в дом, где обитал последние три дня.        Аккуратно проходя мимо раненых и павших в бою, Минсок старался не привлекать к себе много внимания. И как только он вышел на угол крайнего дома, от которого до жилища асаи ещё предстояло идти, он ускорил шаг, а после и вовсе побежал, чтобы скорее добраться до кинжала, что дарил ему Чонин. Да и разных трав из шкафчика на кухне тоже можно было бы взять с собой, как и полотна, сунув в котомку.        Быстро отворив дверь, Минсок огляделся, пытаясь собрать свои мысли в кучу и ничего не забыть, он принялся метаться по дому, складывая всё в наплечную сумку. Всё, что могло потребоваться для обработки ран, флягу из тыквы с водой, полотно, кремень и кресало. И когда уже набил котомку, едва не трещащую по швам, замер.        — Ты что делаешь? — послышалось с порога. Минсок оглянулся. Бэкхён с расцарапанным лицом внимательно смотрел на его быстрые движения.        — Я пойду в лес за Чонином, я не могу ждать. У меня предчувствие, что я должен пойти, что никто ему не поможет, кроме меня сейчас.        Минсок закрепил кинжал на поясе и накинул на плечи свою тёплую накидку, отдавая Бэкхёну одолженную, закинул на плечо сумку и замер под взглядом Бэкхёна. Тот с улыбкой смотрел на Минсока и качал головой. Словно видел впервые или просто не понимал. Во всяком случае, так показалось Минсоку. Но Бэкхён не казался глупцом никогда, потому скорее всего просто не ожидал от Минсока такой прыти.        — Ты идёшь со мной?        — Ещё спрашиваешь. Только присядь. Ты себя видел? Раны надо хотя бы промыть.        — Нет, слишком долго.        — Сядь! Я быстро! — Бэкхён усадил Минсока на лавку и налил из кувшина воды в таз, беря в руки полотенце и окуная его в воду.        Минсок от нетерпения теребил край тканого пояса, который он поднял с пола у травника и нацепил обратно, несмотря на то, что от крови тот был мокрый, хоть выжимай. Он не мог оставить пояс, который был почти священным там, на полу. Даже несмотря на то, что он был измазан в крови лучшего друга и папы. Минсок понимал, что каждое мгновение может им дорого обойтись, но не согласиться с новоприобретённым другом не мог, потому что спорить с Бэкхёном бесполезно. Бэкхён быстро промыл рану и кивнул на травы.        — Какая лучше подойдёт?        — Тысячелистник.        Бэкхён насыпал травы в ладонь, растёр между пальцами и присыпал раны, и пока Минсок возился с тем, чтобы замотать получше, Бэкхён метнулся в сторону одной из дверей дома, за которую Минсок не заглядывал. Стоило отдать омеге из рода Рысей должное, он вернулся быстро — с полным колчаном стрел и небольшой сумкой через плечо.        — Скоро в силу ступит полдень, и хоть сегодня солнечно, в лесу всё равно холодно, боюсь как бы раненым и живым не стало слишком плохо, — быстро проговорил Бэкхён, выходя из дома и оглядываясь на Минсока. — Знаешь, не всё так страшно с раной. Кровь остановилась. Но всё же лучше сменить рубаху. Да и пояс тоже.        — Нет, некогда, — отмахнулся Минсок. — Идём, Бэкхён. Кровью пропах весь лес, от меня погоды не будет. Да и ты сам на себя смотрел?        Бэкхён пожал плечами и фыркнул, закатывая глаза. Минсок лишь вздохнул, и они вместе двинулись в гущу леса. Быстро пересекая площадь, Минсок старался не смотреть в глаза лисам, что всё ещё кружили там, оплакивая умерших. И когда омеги вышли за ворота, то Бэкхён ободряюще сжал руку Минсока.        — Мы найдём их, — шепнул Бэкхён.        — Да, — согласился Минсок, смотря в сторону чащи, откуда потихоньку брели раненые лисы-альфы, неся на своих плечах тела раненых и убитых сородичей. Они всё ещё шли, и от этого сердце судорожно сжалось.        Омеги быстро пересекли небольшую опушку и окунулись в чащу. Тут и там виднелись следы борьбы, от которых становилось не по себе: клочки шерсти разных цветов, следы крови, оторванные конечности и даже отгрызенные головы, — всё это заставляло Минсока прикрыть глаза и отвернуться. То, что в основном это были росомахи, не было особо важно, ведь все были живыми, а теперь были похожи на ужасные игрушки обезумевшей от вымыслов головы.        Лес пах иначе: палой листвой и первыми морозами, острым запахом крови, от которого тошнило и выворачивало. Минсок покопался в сумке и вытряхнул на ладонь немного порошка и растёр его под носом. Запах крови и смерти немного притих, и омега вновь принюхался, чуть прикрыв глаза.        — Минсок, ты куда? — омегу окликнули откуда-то из глубины леса. Тот обернулся и увидел альфу, который приходился вожаку братом.        — Дядя Ёнсок, подскажите, в какую сторону нам двигаться? — игнорируя первый вопрос, спросил в ответ Минсок, немного стыдясь своего поступка, но желая отыскать асаи.        — Чуть-чуть правее возьмите от той расщеплённой грозой сосны, — крикнул альфа, указывая вверх. — Там основная битва была. Но лучше бы сидели вы в селении да латали раненных. Не омежье это дело.        — Спасибо, дядя Ёнсок, мы пойдём, — Минсок снова махнул рукой, и они с Бэкхёном начали продираться сквозь дремучие заросли, стараясь не отклоняться от направления и идти по следам страшной бойни.        Ярко пахло истоптанными травами и сломленными ветвями, остывшей за ночь землёй со следами изморози, которую ещё не тронули лучи солнца, так и не сумев пробиться сквозь заросли. Птицы пели почти оглушительно, стрекотали белки и стучали дятлы, будто это лисы строили новые дома. Бэкхён оглядывался по сторонам, но не спешил достать лук, хотя и придерживал его рукой, ощущая себя более спокойно, когда дерево нагревалось от тепла его руки.        — Ты хорошо знаешь запах Сехуна? Я не знаю, как найти его, — сказал Минсок, поджимая губы от пульсирующей боли, распространяющейся от раны и стараясь не подавать виду.        — Да, я помню его запах, — Бэкхён принюхался и с сомнением свёл брови. — Но пока не чую ничего.        — Я тоже не чувствую Чонина, — Минсок недовольно цокнул языком, принюхиваясь снова.        В груди стало жарко-жарко, но Минсок постарался отвлечься, не вспоминая о ночи, которая была не такой, как пугали старшие, гораздо лучше и приятнее. Казалось, что альфа остался где-то под кожей, даря тепло и согревая одним воспоминанием. Хотелось повторить ту сладкую истому, что опутала тело, но её так бесцеремонно стёрло нападение росомах, что теперь всё казалось каким-то сном, и лишь то, что он искал Чонина, говорило само за себя.        Дыхание горячим паром вырывалось изо рта. Зима наступала гораздо раньше и быстрее, чем в прошлом году. Словно боги тёмных дней победили светлых богов ещё до солнцестояния. А ведь от праздника урожая прошло всего ничего, и до зимы было ещё далеко, но холодная сырость уже намекала на то, что зима на подступах к их домам.        В звериной форме, запахи были гораздо острее, но и в человеческой Бэкхён чувствовал, что сейчас всё перебивали запахи крови и пота. Он с интересом поглядывал на Минсока, который словно их не ощущал, глубоко вдыхая носом и водя головой из стороны в сторону.        — Ты словно не чуешь крови, — прошептал Бэкхён.        — Ты прав, возьми, разотри в пальцах и натри под носом, поможет, — Минсок высыпал немного порошка на ладонь Бэкхёна и слабо улыбнулся на ответную улыбку.        Они брели ещё некоторое время, наталкиваясь на альф-лисов медленно пробирающихся сквозь заросли. Несколько альф попытались прикрикнуть на них, но быстро скисали, будто молоко на солнце, когда Бэкхён зыркал на них, криво усмехаясь. Остальные же не обращали на омег внимания, потому они шли без препятствий, пока они не добрели до большой поляны, где лежали тела убитых росомах.        — Думаю, здесь стоит поискать, — сказал Минсок и пошёл в одну сторону, а Бэкхён в другую. — Но запахов много, я не уверен, пахнет ли нашими.        Бэкхён видел, как Минсок поджал губы на словах «нашими» и едва заметно улыбнулся. Аккуратно, стараясь не наступить на тела павших, Минсок принюхивался к воздуху вокруг себя, иногда морща нос от слишком тяжёлых ароматов росомах. Он едва не поскользнулся, когда крик Бэкхёна ярко раздался совсем недалеко от него:        — Минсок! Иди сюда! Минсок! Здесь Сехун!