☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Из ущелья путь казался куда более простым, чем к шаману, словно сама природа испытывала путников, которые шли тернистой дорогой. Будто выспрашивала: а готов ли ты? Будто намекала: вернись домой, иди спокойно назад и ни о чём не думай. Но те, кому действительно нужно было получить ответ у желтоглазого великана, проделывали непростой путь ради ответа, возвращались с ним, несмотря на все трудности. Неважно с каким, с тяжёлым и пригвождающим к земле, или лёгким и окрыляющим. Каким бы ни был путанным и витиеватым ответ, обратный путь был лёгок и прост. Стёжка сама ложилась под ноги, словно отрез тонкотканного полотна. Будто и не было всех ям, спрятанных под снегом корявых веток и булыжников, скрытых от глаз. И даже две весьма тяжёлые котомки со снедью не отягощали обратный путь. Почти на выходе из ущелья, где две скалы будто смыкались, заступая дорогу, и лишь узкая тропка вилась между валунами, отблёскивало золотом. Подойдя поближе, Минсок ощутил мягкое прикосновение стремящегося ближе к земле солнца. Как всегда бывало весной, когда солнце казалось больше и ближе, отогревало озябшую за зиму землю, щедро рассыпая не только яркие, но и согревающие лучи. От тепла, заструившегося по всему телу, Минсок взопрел и даже стянул с головы шапку, а с рук рукавицы, подставляя лицо и пальцы под тёплые лучи. Весна подступала всё ближе, ещё немного, и придёт время паводков и половодья. В деревнях закипит работа, зазвенят голоса задорными песнями, восхваляя приход весны. И хоть пока зима не сдавалась, лишь кое-где земля чернела проталинами, холод не спешил отступать, кусал за щёки, холодил пальцы, забирался под одежду морозным дыханием. Но Минсок ощущал, как природа медленно просыпается, ещё неделя-две, и пора печь душистые булочки в виде жаворонков, зазывать весну к себе. Он смело перешагнул пределы владения шамана и продолжил свой долгий путь к Чонину. — Чонин, — повторил он нежно, прижимая ладонь к сердцу и глядя на солнце слезящимися от ярких лучей глазами. — Позови меня, как я зову тебя, пожалуйста. Глубоко вдыхая начинающий прогреваться воздух, Минсок прислушался ко всем звукам, окружающим его. Сквозь треск двух о чём-то спорящих белок, стрекот словно обсуждающей всё вокруг происходящее сороки, сквозь чириканье зимующих птиц и шелест ветра в густой хвое сосен и голых ветвях сбросивших листья деревьев, пробивался едва слышных голос шепчущих что-то духов. Разобрав направление в нестройном гуле голосов, Минсок посмотрел вперёд твёрдым взглядом: там, по течению большой реки, которая стремилась на север, где-то среди снегов его ждал Чонин. В этом Минсок был уверен точно. Разжевав несколько ягод можжевельника вместе с длинной полоской вяленого мяса, Минсок улыбнулся, прикрывая глаза. Теперь он был абсолютно точно уверен в направлении, и окончательно убедился, что путь, которым он шёл, с самого начала был правильным, просто ему не хватало веры в себя, а духи немного пугали неразборчивым гулом смешавшихся голосов. Повернувшись назад, туда, где скрывался шатёр шамана и деревянный домик, Минсок низко поклонился, прошептав слова благодарности и благословения, которым когда-то давным-давно его научил папа, а потом зашагал вперёд, запихнув пока ненужную шапку и рукавицы в котомку. Срединный Лес наверняка выведет его к той самой реке, за которой его ждали. И теперь благодаря тихому шёпоту, Минсок знал, что он обязательно найдёт своего мужа.***
Срединный Лес был густым, почти непроходимым. С каждым новым шагом ступать было сложнее, но Минсок шёл, не замечая ничего. Сердце взволнованно стучало, предвкушая встречу, и давало Минсоку новые силы с каждым пройденным пригорком или пустой поляной с чёрными проталинами земли. Когда же он снова скрылся в темноте леса, сердце обуял страх, что он всё же не успеет и лёд на быстрой реке сорвёт прежде, чем он сможет ступить на него. Духи шептали и успокаивали, лес жил своей загадочной жизнью, хорошо ведомой лишь охотникам. Минсок цеплялся руками за деревья и продолжал идти, иногда останавливаясь на короткие передышки, изредка прикладываясь к небольшой фляге и бросая в рот несколько сушёных ягод. Проголодавшись вконец, Минсок достал из котомки ржаную лепёшку, присыпанную солью, и с удовольствием разжевал её, наслаждаясь вкусом пряных трав, замешанных в тесто заботливой рукой мужа медвежьего шамана. В какое-то мгновение в груди знобящим напряжением ощутилась и невесомая нить. Поначалу она была совсем тонкая, словно волосок, но крепла с каждой секундой. Словно на глазах плелась пеньковая верёвка виток за витком становясь всё плотнее и крепче, добавлялись целые пряди, делая её всё прочнее. Минсока потянуло вглубь леса, он широко улыбнулся — Чонин почувствовал его. Он его зовёт! За новой почти непроходимой чащобой, сквозь которую Минсок с трудом продрался, оказалась небольшая прогалина, за которой виднелась лишь новая темень Срединного Леса, который всё ещё не был готов с себя оковы зимы и закончиться, открывая путь к реке. Снежные шапки лежали повсюду, словно сюда никогда не доставали тёплые лучи солнца. Казалось, что даже летом эта чаща не ведала солнца и птичьего напева. Плотнее закутавшись в шерстяной плащ, который Чонин подарил ему в первый день свадьбы, Минсок тяжело вздохнул. Он не смог расстаться ни с одним из подарков мужа. Даже нож, спеленутый в вощёную ткань покоился на дне котомки, что висела ближе всего к телу. Он тронул сумку, представляя, как берёт в руки нож, коснулся пояса, носом зарылся в тонкую шерсть плаща, а потом сжал покоящийся по одеждой мешочек с желанием. Стало немножко легче. Лес казался совершенно необъятным, но Минсок чувствовал, что несмотря на то, что им пришлось свернуть прочь от реки, он вскоре снова увидит её. Может, потому и ездят купцы дальней дорогой, потому что путь через лес тяжёл и сложен. То, что повозка преодолела бы за день по дороге, здесь, в лесу, человек проходит почти за неделю. Путаясь в буреломах, обходя чащобы и спотыкаясь о поваленные деревья. Дойдя до широкого дерева с пнём предшественника у подножия, Минсок скользнул вниз по стволу, давая трясущимся от усталости ногам небольшой отдых. Пень был неровный, но всё лучше, чем садиться в снег. Он поднял глаза в голубое небо, затерявшееся где-то в тёмных кронах высоченных сосен, которые купцы называли на чужой манер мачтовыми. Вспомнились слова Чонина, что шептал он в третью ночь свадьбы, за мгновения до того, как они стали единым целым: — В следующий раз я развяжу пояс, когда ты будешь готов разрешиться от бремени, открывая путь маленькому альфе-асаи в наш мир… Я запомню твои слова и буду дарить тебе свою любовь взамен. — Чонин, ты где-то рядом, я чувствую, — тихо позвал Минсок, глядя куда-то сквозь лес, скользя зеленью глаз по корявым ветвям, по поваленным деревьям, по шершавым стволам сосен с кое-где отставшей корой, отрывающей бледное нутро. Он положил руки на живот и тяжело вздохнул. Ему бы очень хотелось сейчас быть как Бэкхён, ощущать малыша внутри. Но в том, что он не понёс в ту ночь, были и свои плюсы. Он мог спокойно искать мужа, не ожидая, что над ним начнут причитать все асаи, не позволив отправиться на поиски. Проклятие солнца, лишившего их омег, превращало даже суровых альф в клуш, которые квохтали над беременными омегами, слишком оберегая. С усмешкой он припомнил Чанёля, который из мрачного и порой свирепого альфы рядом с Бэкхёном превращался в наседку. И Бэкхёна, который мог обрычать мужа за излишнюю опеку. Он так соскучился по ним. И по Сехуну, и даже по Кёнсу, которого знал не так уж и долго. Глотнув ещё из фляги, Минсок замер, услышав далёкий вой. Волчий вой. Низкий, с характерным переливом, как у асаи. Минсок поправил котомки и понёсся из последних сил, моля Солнце и духов не дать волку уйти далеко. Бежать пришлось далеко, и омега едва не слетел кубарем в небольшой овраг, но вовремя упал на колени, затормозив ладонями, которые тут же обдало ледяным дыханием зимы. Зябко отряхнув пальцы, Минсок поднялся на ноги, ощущая их дрожь всем телом. Вой раздался ближе, сердце пустилось вскачь. Оскальзываясь на каждом шагу, смешивая своими ногами снег и крошащуюся, несмотря на морозы глину, Минсок стал осторожно спускаться вниз, выискивая глазами хоть какой-то ориентир или след волка. Но перед глазами был лишь высокий, почти лысый косогор, закрывавший обзор. И лишь оказавшись на его вершине, Минсок радостно вскрикнул. Перед ним была широкая лента реки, скованной белоснежным матовым льдом. Пожалев о забытых на каком-то привале снегоступах, надев рукавицы и забросив котомки за спину, Минсок стал осторожно спускаться вниз. Осыпающиеся камни норовили выбить землю из-под ног, снег и вовсе сходил маленьким оползнем, пытаясь стащить и его следом за собой, но Минсок всё же добрался до покрытых льдом камней без особых приключений и увечий. Содранные ладони и превращённые в клочья рукавицы не в счёт. Омега огляделся: места, где росли камыши, тростник и осока, где лежали шапки снега были заведомо опасны. Потому он мысленно проложил себе путь на ту сторону. Минсок улыбнулся, во сне он видел почти то же самое. И во сне на том берегу его ждал Чонин. Только сейчас он видел лишь снежную долину, врезающуюся в лес, словно нос лодки в речную воду. — Чонин, — прошептал Минсок, до рези в глазах всматриваясь в снежные просторы. — Где же ты Чонин? Да, он был шаманом, это он увидел в том сне-видении, что открылось ему у шамана-медведя. Да, он унаследовал это от папы, о чём тот умолчал. Все омеги Белых Лисов умели говорить с духами. Но Минсок кроме всего прочего был омегой, который хотел отдохнуть и обнять своего мужа после долгой и непростой разлуки. Духи вели его, подсказывая путь, само сердце влекло его сюда, постоянно являя образ чёрного волка во снах, неужели всё было напрасно? Он снова всмотрелся в противоположный берег, а потом приложил руки к сведённому судорогой горлу: посреди снегов он увидел чёрного волка. Боязливо потрогав лёд у берега ногой и удостоверившись, что вода не выступает из-под кромки, Минсок ступил на лёд, а потом и побежал, когда услышал волчий вой. На снегу другого берега, перебирая лапами, стоял огромный чёрный волк, который ещё не видел Минсока, но снова завыл, будто чувствуя его присутствие. Забывая обо всём омега летел вперёд. Ни усталость, ни сбившееся дыхание, ни рвущиеся наружу слёзы не могли помешать ему. — Чонин! — из последних сил позвал он, не останавливая движения. Слёзы мешали ясно смотреть, сердце рвалось вперёд, а душа пела от мысли о конце скитаний и о долгожданной встрече. В следующую секунду Минсок коротко вскрикнул, а лёд, казавшийся крепким, внезапно ушёл из-под ног, и Минсок окунулся в ледяную воду, мгновенно сомкнувшуюся у него над головой.