Ты можешь услышать мое молчание? Ты можешь увидеть эту темноту? Ты можешь починить разбитое? Ты можешь почувствовать... ты можешь почувствовать мое сердце? (Can you hear the silence? Can you see the dark? Can you fix the broken? Can you feel... can you feel my heart?) Bring Me The Horizon – Can You Feel My Heart
Прозрачные лучи луны медленно окутывали Токио. Город загорался множеством огней, таких ярких, что слепило глаза. Однако, в большой квартире в многоэтажном доме света хватало только на то, чтобы увидеть кончики пальцев на вытянутых руках. Хотя, для девушки, сидевшей на кровати и не важно было то, что она видит, чего не видит. В голове шумел ветер, выкидывая мысли одну за другой, оставляя им совсем незначительный шанс вернуться. Часы били так громко, что давление в воздухе становилось только гуще и мрачнее. Такое тяжелое. Страшное. Дышать было совершенно невозможно. Складывалось ощущение, что из комнаты не до конца выветрился газ перцового баллончика. Неко казалось, что лёгкие колит и разъедает изнутри. Такуго бессильно упала на кровать, раскинув руки. Черные кудри разбросало по одеялу, а взгляд светло-серых, почти прозрачных глаз, уперся в потолок. Серый. Сейчас, слегка подсвеченный лунными лучами, он был серым. Не впечатлял ослепительной белизной и чистотой. Серый. Такой же серый, как и настроение Неко. Такой же пустой, как ее взгляд. Такой же холодный, как потухший факел счастья. - Куда тебя отправляют? - поинтересовалось подсознание Неко мягким тоном. Тем мягким тоном, с которым обычно обращаются к душевнобольным. - Не знаю... - тихо, ответила она в пустоту. Сама на свой же подсознательный вопрос. Такие самокопания иногда помогали ей найти выход, понять ситуацию, посмотреть на происходящее с другого ракурса. - Ну, а зачем? - спросило подсознание, не оставляя своего изначального тона. - Чтобы родители смогли вылезти из долгов, а я получить хорошее образование, - отстраненно произнесла Такуго. Снова ответ самой себе. Снова мысль вслух. - И чем ты недовольна? - продолжало расспросы подсознание. - Я не недовольна. Я... Я не знаю, - Неко не отрывала взгляд от потолка, словно разговаривая с ним. С одной стороны ей хотелось выть, как бездомной собаке в холодную и голодную ночь, а с другой ей было тяжело даже шептать. Такуго никогда не думала о том, что всё может произойти как в глупом романе. Брак по расчету. Даже на подсознательном уровне это казалось немыслимым. Этим вечером родители позвали Неко в гостиную, сказав, что их ждет серьезный разговор. Такуго не волновалась, ведь обычно родители подразумевали под серьезным разговором беседу о том, куда их дочь намерена поступать после школы, но не сегодня. Сегодня этот стереотип, устоявшийся для Неко ещё с младших классов, разрушился, как стена старого трухлявого здания, под напором техники для сноса. Родители долго мялись, пытаясь подойти к разговору то с одной, то с другой стороны. Неко была терпелива всегда и в этот раз ничего не изменилось. Такуго ждала, пока родители подберут нужные слова. Она видела, как тяжело им дается начать, поэтому не подгоняла. Наконец родители собрались с мыслями и начали свою речь. С каждым предложением, произнесенным отцом, глаза Неко расширялись всё больше и было ясно, что в глубине прозрачного взгляда разрастается ужас, плотно опутывая цепкими конечностями нервную систему, цепляясь к мозгу, словно моллюск-паразит цепляется к рыбе, метастазами пробираясь в душу. Начали выступать первые слезы. Что значит "ты не сможешь с нами общаться - это условие"? Что значит "мы встретимся один раз - на свадьбе"? Что значит "ради твоего блага"? Все эти слова потеряли смысл. Для Неко они стали просто набором звуков, непонятным и пустым, словно она никогда не слышала этих слов прежде. Словно вообще никогда не слышала родного языка. Неко уже и не обратила внимания на то, кто ее жених, на то, как скоро она к нему поедет. Она просто молча встала и, на негнущихся ногах, медленно побрела в свою комнату. Шок. Такой глубокий, что силы, уходящие на осознание ситуации, полностью покидали Неко физически. Такуго опиралась рукой о стену, силясь не упасть на колени посреди коридора и не закричать так громко, как только мог человек. В сердце, комочком сжавшееся под рёбрами, словно вставили саморез. Она чувствовала себя выброшенным на берег китом, который сам не мог сдвинуться с места, не в силах сделать хоть что-то. Рядом с Неко кружила черная птица. Она терпеливо разглядывала Такуго и с ее крыльев опадали темные перья. И с каждым упавшим пером отчаянье подходило на шаг ближе. На один мучительно маленький шаг. Неко не винила родителей в том, что они приняли подобное решение. Всеми фибрами души не одобряла, но обвинять маму и папу в том, что они плохие родители не могла. Это никогда не было правдой. Возможность поделиться с родителями успехами и неудачами, мелкими радостями и горестями была всегда. Проблемы начались два года назад, но дело было не в отношении взрослых к Неко. Кредит. Слово, казалось бы, совсем безобидное, но Неко оно мгновенно приводило в ужас. Такуго уже и не помнила, зачем родители его взяли, но точно в памяти отпечаталось одно: вернуть его вовремя семья не могла. Лёжа на кровати, Неко крепко прижимала к груди Ириску - маленького плюшевого зайца. Игрушка сейчас была единственной подругой, насколько можно было сказать это о неодушевленном предмет. В любом случае, мягкая игрушка была родной, близкой. Словно частичкой души, поэтому помогала хоть как-то успокоиться. Неко вообще была сентиментальной и подобные мелочи воспринимала вполне серьезно. Каждая подушка в её комнате, каждый значок на джинсовом пиджаке, каждый брелок на ключах - всё казалось ей значимым, во всём она видела свою прелесть и незаменимость. "Где вы, когда так нужны? Куда вас занесло?"- думала Такуго. Родители Киры не отвечали на звонки, а когда Неко наведалась к ним, намереваясь узнать о том, куда делась подруга, перед её носом захлопнули дверь. Парни, с которыми Лука играла в баскетбол, повели себя гораздо дружелюбнее. Они и сами волновались по поводу того, куда пропал их неофициальный легкий форвард, да и тренер-менеджер тоже была не в себе.***
Особняк Муками спал. Тихое мерное сопение поглотило почти все комнаты поместья. Только Руки всё еще не погасил свет и читал очередной том Стивена Кинга. На этот раз в его руки попал роман Безнадёга - красочный, простой, если поверхностно смотреть на него, и невероятно глубокий, если вчитаться в текст. Руки следовал второму варианту. Муками принципиален, воспитан и строг, а главное - упёрт. Ему нужно идти до конца во всем, будь это просто книга или что-то более серьезное. Руки прервался на середине предложения, услышав звонок телефона. Муками тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Он знал только одну личность, способную позвонить в два ночи. Хайнц. Руки не задумываясь принял вызов. - Руки, рад, что ты не спишь, - проговорил Карл. - Да, я не очень устал сегодня. Всё пока спокойно, можете не волноваться. - Отлично. Я знал, что ты справишься, но звоню не за этим. У меня новость. Руки напряженно сжал телефон в руке и на секунду затаил дыхание. Новости, объявляемые Хайнцем в столь поздний час, никогда не сулили ничего хорошего. - И в чём же дело? - осведомился Руки, не теряя беспристрастного тона. - Через две недели к вам приедут еще две невесты. Оповести Азусу и остальных. - И Хайнц отключился. Руки тихо фыркнул и вернулся к книге. Кем бы ни была его невеста, он сможет привыкнуть. В его долгой жизни это будет далеко не первым, к чему придется привыкать. Тем более, Руки сильно сомневался в том, что невеста сможет стать для него кем-то большим, чем просто постоянным источником крови. Муками уже давно не верил, что какая-либо девушка сможет переступить в его глазах порог скота. С тех пор, как из его жизни пропала глупенькая неуклюжая девчонка, беспомощно доверяющая всем подряд и строящая мир, полный святых иллюзий, он уже не мог смотреть на жертвенных невест так, как смотрел раньше. Он искал похожую чистоту и святость, похожую нетронутую душу, похожий самообман, но не мог найти. Месяц перетек в полгода, а те в год, но Муками не смог найти даже подобной ей. Замёрзшая душа скулила, как подбитая собака, а чёрная дыра в сердце росла всё быстрее. Отчаявшись, Руки остановился. Остановился на том, что его действия бессмысленны и пора уже прекратить ворошить старую рану. Он её не вернет. Никто не вернет. Руки верил только в одно. Он верил, что его маленькая недалёкая чистая дурочка смотрит на него. Смотрит и видит то, как он живет без нее. А рядом с верой в это чудо в каменном сердце Руки жила надежда. Надежда на то, что Юи любила его и любит сейчас, прячась за пушистой дымкой облаков. Поняв, что прочитать ничего он больше не сможет, Руки решил лечь спать. Если уж и думать о чём-то, то думать об этом утром.***
В глубокой пучине подземелья, на каменном троне, восседал мужчина. Его лицо освещали факелы и горящие потоки густой лавы. Русые волосы приобретали красноватый оттенок, а в серых глазах плясал огонь. Он давно не принимал свой человеческий облик и ему было непривычно без огромных крыльев, располагавшихся за спиной. Архидемон смотрел куда-то в даль. Так внимательно, словно стараясь рассмотреть кого-то в глубине длинного коридора. За несколько километров от трона, там, где правитель не увидел бы со своего места, располагался сад. Прекрасный сад с высокими пушистыми розовыми цветами, похожими на шиповник и огромными листьями диковинных папоротников. Сад, в глубине которого находилось озеро. Странное, надо сказать, озеро. Кто-то видел в нем размытые цветные пятна или тени, кто-то наблюдал за четкими образами из прошлого, а кто-то не мог разглядеть ничего. К последним относился и сам Люцифер.