Три месяца назад
— Котару, иди в задницу! — Только если предложишь свою, солнышко, — парень поиграл бровями и нагло улыбнулся. — Однажды ты получишь за это в нос, — парировала Лука, злобно зыркнув на друга. — Ты так всегда говоришь, — Кира вздохнула и снисходительно улыбнулась. — Да, если бы не великая любовь к этому мудаку… — Это я мудак?! — парень всплеснул руками от возмущения. — А то, что тебя любят, ты проигнорировал, — Неко лучезарно улыбнулась и притянула Котару и Луку к себе. — А теперь отставить препирательства и пошли искать Икари и Мокото, пока эти двое не потерялись.***
Неко сходила с ума в этом чёртовом доме с самой первой секунды. Она не плакала ночью в подушку, не пыталась скрыться от чьих-то глаз, но пыталась осознать происходящее, а оно, как на зло, не поддавалось ни единому объяснению, которое казалось ей приемлемым. Она ведь просто маленькая девочка, всего лишь малютка Такуго Неко, которая привезла с собой в какой-то ад плюшевого кролика Карамельку. Когда её везли сюда, она знала, что других девушек поселяли в комнаты к женихам. И она очень боялась. Боялась того, кто это будет, какой он будет и что будет, черт его дери, делать. Но Руки был не сказать что страшным и разумно дал Неко расположиться в одной из гостевых, и только за это она была безмерно ему благодарна. Жених показался ей каким-то явно побитым жизнью и оттого немного озлобленным. Хотя Такуго не могла не признать, что скрывал он это отменно. Весь первый вечер Неко чувствовала себя максимально омерзительно, хотя бы потому, что видела не только то, как на неё было направлено множество противных изучающих взглядов, но и то, какую хрень творила Лука, и как параллельно с этим становилась всё белее Кира. Наверное, от всего этого и Неко могла бы слиться со снегом. Первый день, стоило Такуго проснуться, встретил её непростительно радужно, и ей даже поверилось тогда, что во всём этом правда можно было найти плюсы. Но их не было. Был только скупой обмен выгодой. Неко не совсем понимала, как наличие невесты могло привести в чувство хоть кого-то из Муками, потому что каждый из них был в её глазах ужасающим зверем с огромной окровавленной пастью. Таких обычно нельзя усмирить, кинув под нос куриную косточку — именно так Такуго себя и чувствовала. Бесполезной куриной косточкой, которую готовились переломить, выплюнуть и пойти дальше. Неко боялась заговаривать с кем-то, даже с Кирой: боялась услышать, что и как обстоит, насколько тяжело придётся, и узнать, каково окружающим. Она не вывозила и собственного ступора, не дававшего оценивать ситуацию, а уж взвалить на себя груз чужих эмоций — нет уж, увольте. Такуго и хотела бы поддержать и помочь, даже умудрялась выдавать дежурную улыбку и умело подмечать крохи эмоций, опрокидываемые Кирой, но тот факт, что где-то внутри тихонько попискивали: «Это сон, это всё сон, это неправда!» — не давал смириться, что она правда здесь, правда слышала и видела всё, что было вокруг. А в таком состоянии любое дуновение ветра могло расколоть её всю. Но жизнь не щадила. Она подослала вместо дуновения ветра ураган, который поначалу показался безобидным, но немного напуганным Коу, влетевшим в комнату к Неко, которая уже готова была выключить ночник и попытаться переварить весь день в темноте. Такуго не спрашивала, чем Муками так взволнован, и послушно поспешила за ним, не выпуская из рук Карамельку. У двери в ванную крыла Коу Неко странно на него посмотрела, не понимая, дождалась, пока он откроет дверь, и ахнула, почти осев в проём. Она не знала, что делать, кроме как плакать. Такуго метнулась в ванную, быстро завернула Киру в полотенце, не позволяя себе думать о том, что это нечто хуже, чем безобидный обморок, и тут же выскочила обратно, стукаясь спиной о стену, и пытаясь утереть лицо рукавами длинной светло-розовой пижамки. В коридоре, буквально секунду спустя, появился Руки, за которым держались Юма и Адзуса. Неко стало страшнее в разы. Ей не хотелось думать, что они сейчас нагнуться вчетвером над бессознательной Кирой и начнут выяснять, что с ней. Но они, к её счастью, так не сделали. Руки прошёл в ванную, Неко проследила за его размытым силуэтом сквозь слёзы, продолжающие катиться из глаз, и стала судорожно набирать номер младшей Ороку — хотя бы это точно было нужным и правильным. После почти что секундного разговора с Лукой Неко резко ощутила, как осознание пришло. Совершенно не вовремя. Такуго предпочла бы всему этому дальнейший очень реалистичный сон, но её с головой окунуло в понимание — это не обморок, она бы почувствовала дыхание. Такуго только приехала. Только переступила порог отвратительного мрачного особняка, из которого хотелось сбежать, готовая, казалось бы, ко множеству ужасов и литрам слёз, которые предстояло выплакать, готовая ко всему, от насилия до созерцания растления трупов — но к этому, к лежащей на полу бездыханной Кире она не была готова никак. Неко резко ощутила всю тяжесть мира вокруг. Воздух свинцом свалился ей на плечи, придавливая к полу, ноги отнялись, и единственное, что она чувствовала, это горячие, обжигающие слёзы, капавшие на ковёр. Она не готова. Она, черт возьми, должна была быть сейчас дома, а не рыдать в незнакомом коридоре, чувствуя какой-то дурацкий и наигранно-сочувствующий взгляд Коу. Должна была видеть вокруг друзей, живых, тёплых, а не трупы близких, лежащие в неестественной позе на холодной плитке, которым она уже ничем не сможет помочь. Потому что единственное, чем могла помочь Неко, это словом, а мёртвым не нужны ни слова, ни слёзы. Она соскользнула по стене на пол и в абсолютно истерическом жесте схватилась за волосы, чувствуя, как рассудок, не способный это вынести, орал, срываясь на хрип, словно лез внутри неё по костям и пытался выбраться. Лишь бы не понимать, не чувствовать этого всего. Горло Неко сковало в немом, но безбожно болезненном крике, стоило услышать, как в ванной истошно воют. Она отказывалась, запрещала себе даже думать о том, что происходит, и надеялась, что со слезами, всё стремительнее капавшими на поджатые под себя ноги, пройдёт эта идиотская острая боль во всём теле. Но боль не проходила, в ушах стучала кровь, и Неко почувствовала, как у неё подскакивает давление. Оставалось надеяться, что рядом с Кирой сейчас не сляжет и она. Мир поплыл, как перед обмороком, послышался глубокий вдох, словно человек задыхался всё это время под водой, чьи-то шаги, голоса, невнятный вскрик и что-то ещё. Но Такуго никак не могла ничего разобрать, пытаясь успокоить метающийся взгляд и набрать в лёгкие хоть немного воздуха. Тело сковало, на плечи словно кинули несколько мешков цемента, голова опустела и загудела, а грудь пережало, как будто корсетом. Неко казалось, что она сидела так вечность, без возможности шевельнуться, пока не почувствовала, как её прижали к себе и не зашептали спокойно-спокойно: «Слушай, как я дышу, давай вместе». Такуго попыталась подумать о том, как рядом делают медленный глубокий вдох, а потом так же медленно выдыхают. Поначалу не получалось, её словно поместили в полиэтиленовый мешок без воздуха, но через пару минут она всё же смогла сделать коротенький вдох. Потом ещё и ещё один, они постепенно становились всё глубже, полноценнее, и, наверное, минут через пятнадцать Неко смогла задышать, как обычно. Рядом продолжили вдыхать глубоко, Такуго продолжила повторять, пока не затих гул в голове и полностью не ощутилось тело. Только тогда она попыталась встать, опираясь на Луку. — Всё в порядке, слышишь? Она жива, солнце, всё хорошо, — Ороку прижала её к себе и Неко разрыдалась, уткнувшись ей в плечо. На секунду она подняла голову, но её аккуратно направили обратно. — Поплачь, это нужно. И Такуго послушалась. Она завыла так, как никогда ещё, кажется, не рыдала, потому что было страшно, больно и невыносимо тяжело. «Неужели это был единственный путь? Боже, так правда должно быть?» С каждой новой мыслью плакать хотелось только сильнее и Неко позволяла себе это вдоволь. Потому что она не стрессоустойчивая, слабая и совсем маленькая ещё для того, чтобы всё это переживать. Потому что не верилось, что Бог мог так подвести, отдать на растерзание обстоятельствам и кровопийцам, дать ей испытание, с которым, она была уверена, невозможно справиться. Неко почувствовала, как её обнимает ещё одна пара рук и как за спиной тихо-тихо поскуливают. — И ты поплачь, — полушёпотом сказала Лука, обращаясь уже к Кире. — На сегодня мы сдвинем роль мамы-утки, — Кагимото слегка прыснула сквозь слёзы, и Такуго почувствовала, как она так же сильно залилась слезами. Неко словно прошибло током. Её подруга буквально восстала из мёртвых. Был это Бог или кто-то ещё, но это было слишком жестоко. Для неё. Для всех. Она обняла Киру, и хоть стоять так было самым неудобным в её жизни, она хотела чувствовать, что сейчас всё по-настоящему, что ей не кажется, что её не обманывают. Они стояли так долго, пока не услышали со стороны голос Юмы. — Тут нужно поговорить, — он был очень-очень серьёзен. — Не лучшее… — заикнулась Лука, как он перебил её. — Не со мной. Неко выпуталась из кома объятий и тревожно заозиралась, ища новую подставу. И найти её не составило никакого труда — мужчина в красивом, явно дорогом костюме сразу бросился в глаза и Такуго пошатнулась, с ужасом осознав, что у него есть чёртовы рога. Но пугало кое-что ещё. Его взгляд — от него мороз шёл по коже. Казалось, незнакомец мог снять им, как скальпелем, кожу и вывернуть наизнанку. От людей с таким взглядом Неко всегда старалась держаться подальше, потому что они моментально тушили в её сердце огонёк беспечного оптимизма и вынуждали ёжиться, почти перекладывая на сердце всю горечь реальности. — А Вы… к-кто?.. — Такуго запнулась, пытаясь успокоить ещё не отошедший организм. Она почувствовала, как Лука отодвинула их с Кирой чуть назад, хоть пятилась сама. — Думаю, сейчас не лучшее время это объяснять, — мужчина был спокоен и даже немного смягчился, видимо, понимая, что все изрядно напуганы. — Вам всем стоит немного… — он немного нервно кашлянул, подбирая слово, — отойти. Неко потупила взгляд. «Отойти». Да уж, ей бы не помешало, но казалось, что на это понадобится не полчаса, не месяц и не полгода. Её не покидало стойкое и непривычное ощущение того, что в какое-нибудь «неплохо» на этот раз не получится выкарабкаться. Не было той святой веры в то легкомысленное «ой, да прокатит». Неко словно выросла всего за два дня, растеряв все крохи своей детской радости и наивности. — Вы сегодня очень… благосклонны, — Юма хмурился и Неко чувствовала, что так быть не должно, а значит что-то шло не так. — На то есть причина, — мужчина был скуп на эмоции, но голос его, в отличие от взгляда, Такуго к себе располагал. Он был бархатным, приятным и в нём не чувствовалась колких интонаций. Мужчина словно не мог выглядеть менее угрожающе и пытался хотя бы голосом показать, что бояться его не стоит. Но Неко всё равно боялась. Они с Лукой отвели Киру в её комнату и сели вместе на кровать. — Тебе нужно поспать, — Неко сказала это очень тихо. Лука кивнула, и Кира, чуть улыбнувшись, откинулась на подушку. — Ты как вообще? — Странно. Как будто это был просто обморок, — Кира задумалась. — Но я как будто попала в какое-то странное место. Там был сад и озеро, и… — …высокие каменные колонны… — добавила Лука. Неко захлопала глазами, понимая, что окончательно путается во всём этом. — Откуда ты знаешь? — Кира нахмурилась, приподнимаясь. — Мне снился сон. Я там была. И озеро… — Лука облизнула губы, не решаясь продолжить. — Странное озеро. Неко смотрела то на Киру, то на Луку и пыталась понять, что происходит, и с каких это пор мёртвые люди видят сны про сады и озёра. С каких пор мёртвые вообще видят сны?.. — Здесь происходит какая-то чертовщина, — заключила Неко, откидываясь на подушку рядом с Кирой. — Ну, за дверью как раз стоит чёрт, — Кагимото вздохнула, выдала слабый смешок и потянула Луку тоже лечь рядом. Кажется, уснули они быстро.