Будут ли демоны счастливы?

      Тускло светило осеннее солнце, согревая своими робкими лучами широкий двор. Блики его света плясали на металлической крыше, забранных решетками окнах и начищенной проволоке на высоком заборе. Если отбросить то, что уставленный, словно грибами на толстых ножках, низкими столиками двор был огорожен, и тщательно охранялся, сегодняшнюю атмосферу можно было бы назвать идиллией. Тихо, спокойно…       Беверли, сидевший на краю лавки, с ленным интересом рассматривал двор. Заключенные сейчас свободно прохаживались по нему, разговаривая, подначивая друг друга или просто наслаждаясь солнечным деньком и свежим воздухом. Беверли тоже наслаждался. Но если хорошее настроение окружающих обеспечивало ласково греющее плечи светило, то юноша чувствовал покой и умиротворение от стойкого, хоть и едва заметного запаха. Запаха его пары.       Клиффорд сидел рядом, так, чтобы быть максимально близко, но не касаться хрупкого плеча Беверли. Его взгляд, сейчас тяжелый и темный, бездумно гулял по двору, жадно обшаривая заключенных. Он цеплялся, кажется, за каждую маленькую деталь, которую мог заметить, каждый шаг и неаккуратный вздох — он следил. В такие моменты Клиффорд напоминал Беверли хищную птицу: сидит в отдалении и присматривает будущую жертву. Тихо так присматривает, не привлекая внимания. И от этого становится жутко.       — Тебе тут нравится? — неожиданно спросил Клиффорд, и Беверли вздрогнул от глубокого звука его голоса.       — Ну… тут неплохо, — нерешительно ответил он, снова обводя двор взглядом. Конечно, это не парк и не мирная ферма, да и заключенных явно больше, чем нужно для спокойствия Беверли… Но все-таки свои сомнения он решил Клиффорду не выдавать. Он же сам уговорил его вернуться.       — Неплохо, — повторил мужчина, равнодушным взглядом прожигая Беверли. Он, казалось, знал все сомнения юноши, читал его, как неряшливо распахнутую книгу, видел каждый потаенный уголок души… Завистливо приглядывался к этой душе, примериваясь, где лучше будет вонзить в ее тонкую шею острые когти.       — Т-ты тут ни с кем не общаешься? — быстро спросил Беверли, стараясь скрыть волнение. Ему некомфортно было находится в гнетущей тишине, под этим пронзительным взглядом, и он решил, что сейчас нужно разбавить затянувшееся молчание беседой.       — Нет, — Клиффорд наконец отвел глаза, снова скучающе оглядывая двор. — Приговоры тут оглашаются громко, и вряд ли кто-то хочет общаться теперь с маньяком.       — Точно… — Беверли в который раз поразился своей паре. Еще секунду назад в глубине его глаз горел безумный огонь, теперь же он ничем не отличался от того спокойного взрослого, что водил Беверли в кино и парки. — Ну, придется нам вдвоем находить, чем заминаться, да?       — Видимо, — согласился мужчина и замолчал. Беверли тое притих, поняв, какую неловкую вещь сморозил. Ему вспомнилась темная комната и тяжелое тело, навалившееся сверху. Не подумает ли Клиффорд, что он имеет ввиду именно это занятие?..       Внезапно высоко загудела сирена, и Беверли вздрогнул от резкого звука. Магнитная дверь в здание тюрьмы распахнулась и заключенные медленно потянулись туда, уходя со двора. Клиффорд тоже поднялся.       — Пошли. Пора на ужин. — Дождавшись, пока Беверли поднимется, мужчина тяжело зашагал ко входу. Юноша старался поспевать за его размашистым шагом, но сделать это было не так-то просто. Заметив, что спутник отстает, Клиффорд начал идти медленнее, уголками губ улыбаясь чему-то.       Столовая, во второй раз появления в ней Беверли заполненная заключенными, уже не казалась такой огромной. Почти все столики были заняты людьми, которые, взяв с раздачи широкие подносы с едой, звенели ложками о металлические подносы, разговаривали, смеялись.       Беверли, отчего-то, удивился. Ему казалось, что в тюрьме должна царить тяжелая, гнетущая атмосфера, но то, что он видел сейчас, мало отличалось от его студенческой столовой, разве что тем, что все были наряжены в одинаковую одежду.       Клиффорд легко подтолкнул Беверли к крайнему к двери столику, сейчас оставшемуся свободным. Усевшись на жесткой лавке, юноша поднял вопросительный взгляд на возвышающегося над ним мужчину.       — Я все принесу. Ты пока занимай место, ладно? — Беверли оставалось только кивнуть и проводить взглядом широкую спину Клиффорда. Подумать только… он сейчас заключенный преступник, деятельность которого раскрыли, но все равно проявляет ту же галантную заботу, что и во времена их беззаботной весны, долгих свиданий и разговоров обо всем на свете. Мимолетным движением Беверли провел пальцами по своему запястью. Там его инициалы…       — Тут свободно? — внезапно рядом с Беверли грохнулся поднос и слух больно кольнул грубый акцент.       Юноша поднял голову, оглядывая подошедших. Их было трое: высокие мулаты в серых майках и с одинаково надменным выражением лиц. Он были будто каменными в своей скорлупе высокомерия, и лишь тот, кто обращался к Беверли, выглядел относительно живым. Его левую бровь рассекал глубокий шрам, заканчивающийся на веке, у самого глазного яблока, и от этой отметены создавалось впечатление, что один глаз человека открыт намного шире, чем другой. Он смотрел словно с хищным прищуром, тяжело и мрачно, но на его губах, между тем, играла улыбка.       — Ты же не против, парниш? — не доживаясь ответа, человек плюхнулся на плоскую лавку рядом с Беверли, а его друзья сели на против.       — Сейчас мой друг подойдет… — начал было Беверли, но его резко прервали.       — Ну, ему тоже местечко найдется, — весело заверил человек, и ловким движением закинул в рот кусок прожаренного до черной корочки тоста. Внимательно осмотрев Беверли, он придвинулся к нему еще ближе, сказав: — Я не видел тебя тут раньше? За что сел?       — А, ну я… — Мысли вдруг с лихорадочной скоростью закружил в голове Беверли. Стоит ли говорит отпетым преступникам, что он тут так, по своему желанию? Что он может уйти отсюда в любой момент, и все нахождение за высоким забором с проволокой под напряжением для него, по сути — одно большое приключение?       Ситуацию, быстро становящуюся патовой, спас Клиффорд. Подойдя сзади, он поставил свой поднос рядом с Беверли и уселся, ни говоря не слова. Теперь внимание публики было приковано исключительно к нему.       — Так вот, кто уже занялся нашим новичком, — сидящий по другую сторону от Беверли парень, кажется, полностью забыв о его существовании, улыбнулся во весь рот. Его шутившие и улюлюкавшие до этого друзья разом притихли. Клиффорд продолжал молчать.       — Что, показался интересным новый парниша? Научишь его, как первоклассно быть уебищем, м?       В голосе говорящего слышалась насмешка, но также Беверли заметил там что-то еще. Что-то, что пока не мог понять и классифицировать.       — Все сказал? — Клиффорд, до этого ковыряющийся ложкой в собственном обеде, отложил ее, и поднял тяжелый взгляд на парня. Он не хотел угрожать, Беверли знал, что его глазам привычен пронизывающий холод, но также юноша почувствовал, как вздрогнул всем телом так и не успевший преставится парень рядом с ним. — Мы с моим другом хотим пообедать. Если у тебя нет ничего важного — свали.       Заключенный явно хотел сказать что-то еще. Поспорить, оскорбить, нарвать на еще один поражающий холодностью и безразличием взгляд… Но, к счастью парня и Беверли, первого дернул за рукав один из подпевал, глазами показывая на другой столик, неподалеку. Секунду на лице заключенного боролись гордость и страх. Потом инстинкт самосохранения все-таки победил, и, язвительно хмыкнув, он поднялся. Уходил он нарочито медленно, будто совсем не испугался спокойной угрозы в лице Клиффорда, а сам в один момент решил, что подтрунивать над ним не интересно.       Когда заключенные отошли на достаточное расстояние, чтобы не слышать разговора, Беверли тихо сказал:       — А тебя здесь… уважают. — Он старался смотреть только на свою еду, но взгляд то и дело норовил скользнуть левее, на жилистую руку сидящего рядом мужчины. Когда она вздрогнула и сжала сильными пальцами хрупкую ладонь, Беверли — он поднял глаза на Клиффорда.       — Это всего лишь крысы, не обращай на них внимания, — он выглядел расслабленным. Таким же собрано-аристократическим, как и во время их недолгого знакомства на воле. Будто не раскрытие его как маньяка, ни тюрьма, ни кружащие вокруг, словно стервятники заключенные, не были мужчине помехой. Беверли сложно было сказать: восхищается он этим спокойствием, или боится его. — Как только все поймут, что ты со мной, от тебя отстанут.       — Почему? — робко спросил Беверли, кожей чувствуя, как из-за соседнего столика за ним следит пара недружелюбных глаз.       — Потому что все тут — слабаки, не делающие и шага ради своих желаний, — Клиффорд отвечал с легкой усмешкой. Будто ситуация смешила и забавляла его. Беверли же было не до смеха: какие желания имеет ввиду его слоумейт? Прежде, чем юноша в полной мере понял собственную мысль, с его губ сорвался еще один нетерпеливый вопрос:       — Ты о тех желаниях, из-за которых тебе дали пожизненное?       Секунду Клиффорд молчал. Мучительно долгую секунду, для Беверли растянувшуюся десяткам лет. Затих шум столовой на периферии сознания, посерели и будто бы смылись все краски, что секунду назад скучно окрашивали серыми оттенками просторный зал. Беверли жалел о своей дерзости. Он судорожно думал о том, что забыл на мгновение, с кем разговаривает, забыл все наставления штатного психолога, что несколько часов вдалбливал в мечущуюся в мечтаньях голову основы поведения с заключенными. Забыл самого себя. Единственная мысль, что птицей билась в потоке сознания Беверли — он очень зря это сказал.        — Не волнуйся, — Клиффорд внезапно улыбнулся, и Беверли почувствовал, как судорожно его легкие схватили сладкий воздух, которого не могли коснуться в момент забытия. — Я прекрасно контролирую те желания.        — Я и не боюсь, — больше из протеста, нежели действительно так думая, ответил Беверли.       — Конечно, куколка, — сжав под столом хрупкую ладонь Беверли, Клиффорд развязно улыбнулся. — Конечно.