Будут ли демоны счастливы?

      Беверли сидел в комнате отдыха, когда к нему подошел охранник. Высокий немолодой мужчина в идеально выглаженной рубашке цвета хаки вальяжно прошелся по заставленному столами и мягкими креслами залу, хозяйским взглядом скользя по замолчавшим заключенным. Чувствовалось, как разительно отчаются положения охранника и молчаливо провожающих его взглядом людей. Так, наверное, смотрят на зоолога животные в клетках: раздраженные, жаждущие теплой крови, но не имеющие возможности впиться в глотку. Чувствующие стальной захват ошейника, мешающего дышать полной грудью, на своей коже. Клиффорд рядом даже не повел ухом, лишь краем глаза отметив приближение охранника.       Занятий в свободное время было немного: курсы профессионального мастерства, на которые ходили совсем уже одичавшие от скуки заключенные, бездумное гипнотизирование маленького телевизора, по которому крутили только новостные каналы, или чтение. Конечно, можно было еще стращать тех, кто младше и слабее, сбиваться в кучи и влезать в глупые потасовки «за территорию», но Клиффорд никогда не увлекался подобным, и не мог показать Беверли эту неприглядную часть тюремной жизни. За ту неделю, что юноша жил бок о бок с преступниками, его пара успел показать ему большую часть местных достопримечательностей и развлечений, но оба, в конечном итоге, решили, что нет ничего лучше молчаливых часов в комнате отдыха, в компании безликих книг, на которых все обложки почему-то были заменены серыми картонками с подписью названия и автора.       Странным казался Беверли и выбор тематики книг. Как объясняли смотрители, которые, в большинстве своем были очень дружелюбны с юношей, подборками занимались штатные доктора, и, так как тюрьма уже несколько лет находилась под патронажем государственной ассоциации психологов, упор был сделан на развитие личности заключенных. Тех, у кого руки дойдут до «почитать». Дальняя стена комнаты отдыха была отделена стойкой с матовым стеклом и окошком выдачи: за ним угадывались плотные ряды книг. Заведовала своеобразной библиотекой молодая женщина, всегда улыбчивая и раз за разом демонстрирующая кольцо на безымянном пальце. Каждому, подошедшему к окошку, она давала каталог, из которого можно было выбрать любое заинтересовавшее издание. Беверли всегда останавливался на фэнтези и мистику, коих было в избытке, Клиффорд же был более избирательным, и раз за разом долго штудировал каталог, прежде чем выбрать очередной текст в жанре «ужасы». Они почему-то веселили его, и раз за разом он тихо посмеивался, бегая глазами по ровным строчкам.       Охранник подошел как раз после того, как встревоженной веселостью своего компаньона Беверли вернулся к изучению своего текста. Он окинул Клиффорда внимательным взглядом, и только потом обернулся к Беверли.       — Как ты тут? — беззлобно спросил мужчина, совершенно, кажется, не обращая внимания на сверлящих его взглядами заключенных. В течении недели, конечно же, выяснилось, что Беверли находится под стражей по своей воле, и принято это было довольно мирно, но все же юноша не любил, когда его привилегированное положение демонстрировалось так явно.       — Все хорошо, — вежливо ответил он и неловко поерзал. — Что-то случилось?        — К тебе посетители, — сказал он излишне громко, привлекая к нам ненужное внимание. Кто-то в зале явно заулюлюкал.       — Мне нужно… идти сейчас? — Беверли старался сохранять спокойствие, но он буквально кожей чувствовал, как пожирают его любопытные взгляды со всех концов зала.       — Да, тебя уже ждут, — охранник развернулся, последний раз окинув Беверли взглядом. Тяжело вздохнув, юноша поднялся. Его взгляд случайно упал на Клиффорда, который, на секунду задержав глаза на спине охранника, снова вернулся к чтению.       Беверли же тем временем нехотя поднялся и отложил книгу. Как и всегда в такие моменты, зачесалось запястье, будто организм парня не хотел уходить, бросать этого странного и безразличного сейчас человека. Ему хотелось бы, чтобы он возразил. Чтобы попросился с Беверли, чтобы взбунтовался, чтобы просто цыкнул, как он делал иногда в минуты раздражения, и многозначительно посмотрел на охранника, будто обещая ему вечные муки за опрометчивое расставание. Но Клиффорд молчал, продолжая буравить взглядом книгу. Парень заметил, что его зрачки не двигаются, словно споткнувшись о какое-то слово на растрепанных страницах. Значит, он все-таки не безразличен? Приятно, но до боли мало.       Беверли знал, что его ждет в переговорной комнате. Будто бы чувствовал сердцем. Они, по правде сказать, давно должны были прийти, все затягивали, но теперь, видимо, откладывать неприятный визит стало невозможно. Снова взглянув на Клиффорда, юноша повернул и медленно зашагал к двери. Он задавался вопросом: почему тогда, когда ему действительно хочу присутствия пары рядом, он остается в стороне?       — Уф, всегда так неловко, — пробубнил охранник себе под нос, едва захлопнулась дверь общего зала. Мужчину, с которым Беверли познакомился едва ли не в первый день проживания тут, звали Шон. Он, в общем-то, был безобидным трудягой, который четко выполнял свою работу, но его надменность и пренебрежительное отношение к заключенным всегда смущало, а чаще злило Беверли. Конечно, многие из них те еще отморозки, но все же лучше не выполнять своей работы вовсе, чем выполнять ее, показывая отвращение к собственным подопечным. Ведь большая часть странностей этой тюрьмы направлена на то, чтобы заключенные социализировались, вливались в новое, замкнутое пока, общество и мир. «Разве таким предвзятым отношением Шон не убивает у них всякое желание меняться?» — раз за разом думал Беверли и не находил ответа.       — Почему? — спросил юноша, не слишком желая ответа.       — Мне так и кажется, что сейчас кинутся, — с омерзением в голосе сказал Шон и, с ленивой злостью пнул дверь с железной обивкой. — Животные.       Беверли ничего не ответил. Он был не согласен со своим случайным товарищем, но не хотел спорить сейчас. Сейчас, когда его ждала куда более сложная словесная битва.       Для Беверли стало неожиданностью, что в переговорной комнате было так светло. Разделенный надвое стеклянной перегородкой зал и вмурованные в него столики с кривыми трубками — все это было залито чистым, механическим светом не укрытых абажурами ламп. Больше никого, кроме Беверли, в переговорной не было. Кроме него, и сидящих за стеклом мужчины и женщины.       Юноша лениво подошел к кабинке и сел на жесткий стул. Ему не хотелось поднимать глаза, встречаться взглядом со старшей сестрой и ее мужем, не хотелось снимать трубку, и слышать их голоса. Но это все-таки пришлось сделать, и Беверли с печалью подчинился судьбе. Трубка разразилась руганью сразу же, стоило Беверли поднести ее к уху:       — О чем ты вообще думал! — сестра юноши, женщина молодая, но до скуки консервативная, сжимала в руках подол юбки и гневно взирала на брата через мутную толщу стекла. — Ты позоришь всю нашу семью, ты даже!.. Ты даже не обговорил этого ни с кем! Что я, по-твоему, должна была подумать, когда мне пришло извещение из тюрьмы? Как ты вообще собирался мне рассказать? Как бы я узнала, что ты бросил ферму родителей?       Беверли, признавал, что, загоревшись мыслью быть рядом со своей парой, он продумал далеко не все, не подготовил себе «пути к отступлению». Его поступок был импульсивен, совершен на эмоциях. И оттого прекрасен. И если бы со всем сегодняшним опытом ему снова пришлось бы выбирать между долгой, тщательной подготовкой и пламенным действием — он без колебаний бы выбрал второе.       Но сказать такого сестре Беверли конечно не мог, и поэтому молчал в трубку, слушая обвинения его в гибели трети урожая.       — Теперь наш бюджет значительно просядет! — гневно говорила сестра, но Беверли не сочувствовал ей. Он сейчас тут, в теплой, хоть и опасной тюрьме, и ему не нужно думать о каких-то там грядках. Зачем она вообще высказывает это ему? — И ты что теперь, даже не извинишься?!       — Не думаю, что это нужно, — спокойно сказал Беверли и, до того, как женщина успела разразиться новой порцией брани, продолжил. — Я здесь не по своей воле. Виталина, если ты читала справки — сейчас я вынужден быть как можно ближе к своему соулмейту. — Соул?.. То есть… — Виталина хватала ртом воздух до того, как сформулировала первый вопрос: — Твой соул — мужчина?       — Очевидно, мы же в мужской тюрьме, — просто пояснил Беверли.       — О, Господи, — выдохнула женщина, закрыв рот ладонью. Когда-то в детстве, когда она ее не раздражала Беверли ин своим существованием, он слушал, как она говорила о жалости к тем людям, чья пара оказалась одного пола с ними. И пока юноша пытался понять, чем же вызвана эта наигранная жалость, в Виталине она, кажется, переросла в молчаливое отрицание.       Трубку, оставленную женщиной на столе, взял ее муж, до этого только слушавший разговор.       — Добрый день, — поздоровался он, и Беверли был благодарен ему за эту маленькую отдышку. Они оба понимали, что в присутствии Виталины Джек, ее муж, не может промолчать, и оба, кажется, тяготились этим. — Когда ты планируешь выйти отсюда? Это разве не опасно — постоянно быть с уголовниками?       — Не опаснее, чем пройтись по парку в светлый день, — беззаботно ответил Беверли, вспомнив, как пару лет назад по городу шумело дело о нападениях и изнасилованиях в местном парке. — Вообще, сидеть нам тут еще долго… На досрочное рассчитывать не приходиться.       — Кто твой соулмейт? — без обиняков спросил Джек, и Беверли почувствовал, что ждал этого вопроса. Он, по пути сюда, так и не решил для себя — стоит ли отвечать. Он ведь упадет в их глазах еще ниже, если расскажет. Но и если промолчит, это будет выглядеть подозрительно… Беверли нервно сглотнул.       — Я не могу сказать, — все-таки выдохнул он через несколько минут. Он действительно не мог. Это ведь означало бы сообщить о своей связи всей округе, всему городу. Признаться в этих странных отношения миру… К такому Беверли еще не был готов.       Джек как-то странно посмотрел на Беверли, но промолчал. Зато Виталина снова разразилась руганью и увещеваниями: она требовала, чтобы Беверли сейчас вернулся на свободу и продолжил помогать семье на ферме. К счастью для юноши, зал огласил короткий звонок, означающий, что свидание окончено. Он встал и повесил трубку. Окинул взглядом сестру и ее мужа, что поддерживал ее под руку. Беверли показалось, что огромный живот Виталины за их краткую разлуку стал еще больше. Что ж, теперь он точно не увидит рождение очередных своих племянников.       Отвернувшись, Беверли пошел к выходу. Нормальная семья, нормальная жизнь, нормальные отношения… Неужели он собственноручно похоронил это все, решив связать свою жизнь с Клиффордом. Верным ли это было решением? И пожалеет ли он о нем?