Цвет сумерек

      Прошло три учебных дня, прежде чем Форкс дал прочувствовать свою атмосферу. Знаю: это ничтожно мало, однако поход в школу помог немного расслабиться. Быть может, не всё так страшно, как рисовало воображение. После приезда, показалось, словно под вязким туманом, обнимающим каждый закоулок одноэтажного городка, прятались подлость и ложь. Видимо, из-за предыдущего опыта, я все ждала, грязных слухов — в любой другой школе Финикса по коридорам бы наверняка уже гуляла всякая чушь; но тут момент всё не наступал, и, благодаря этому даже удалось проникнуться местными ребятами. Хоть мне с ними не так много удавалось поговорить, они были искренне приветливы и любезны: то поддерживали на физкультуре, перехватывая мячи для подачи, то провожали до нужного класса. В итоге я почти и не заметила, как их планы уже включали моё присутствие как нечто само собой разумеющееся. Не помню, когда этих мелких встреч и мероприятий стало так много, что они перестали умещаться в голове и успевать попадать на бумагу дневника в конце дня.       — Белла, ты была на побережье? — спрашивал один. — Поехали в конце марта!       — Белла, ты пробовала блинчики в «Двух Соснах»? — говорил другой. — Ты чего? Надо обязательно сходить!       — Поехали смотреть кино в Порт-Анджелес!       В любом случае, всё это не казалось серьёзным. Мои ответы на такие предложения звучали скорее автоматически, уклончиво: знала, стоит отойти, и ребята уже не вспомнят о данных обещаниях. Если так подумать, то даже в популярной компании Саманты Уильямс мне не было известно, что такое популярность. Я была «Этой-Подружкой-Сэм», комнатной собачкой, тащившейся за ней в любое людное место — если меня звали с собой, конечно. Была тем, кто приносил ей таблетки от похмелья в школу после очередной дикой тусовки; тем, кто помогал ей с домашней работой и выслушивал ее вечные жалобы на прекрасную жизнь. Теперь мне самой было смешно вспоминать о том, сколько слез было пролито по одному человеку. Возможно, теперь всё могло поменяться, а Форкс был шансом понять, чего я стоила сама по себе, отдельно от старой компании. Но, готова поспорить, если теперь ко мне и пришел какой-то успех, это было ненадолго. Я была не из тех, кто умел его поддерживать. Нужно было всего лишь переждать недели две-три. К тому времени люди привыкнут видеть меня в школьных коридорах, и, наконец-то поймут, что я такая же серая, как небо в этом городишке.       Конечно, время от времени в голову закрадывались тщеславные мысли, будто кто-то на самом деле считал меня классной. А может, дело всё-таки в отце, ведь он — главный коп города. Кто рискнет сказать плохое о дочурке шерифа Свона? Или все же все слухи рождались постепенно? Вдруг они только ждали меня в будущем? Самым лучшим тому примером была семья Каллен. Поспрашивав своих новых знакомых, я выяснила, что, как Джесс и Андж, те тоже высказывались о них неоднозначно.       Всё зависело от того, о каких именно Калленах я говорила. Жену доктора, например, многие видели лишь на единственном фото в газете, сказать было нечего. Самого доктора Каллена однозначно обожали. Чарли назвал его прекрасным врачом, и был одним из тех, кто восхищался необычной историей семьи. Многим также нравился Эмметт: он был эдакой недосягаемой звездой баскетбола, и с ним команда Спартанцев — так она у нас тут называлась — одержала небывалое количество побед за те сезоны, в которых он играл. Парни, метившие когда-то на его место, объективно завидовали его талантам, но уважали. Девушки сходили с ума, ведь он был не только силен, но и по-мужски привлекателен. Необщительность не рассматривали как нечто странное, потому как такие мускулистые парни нигде не считались большими умниками. В моей прошлой школе качки были, как какое-то отдельное племя и могли найти общие темы только с другими качками, а с девушками просто занимались сексом. Тут могло быть то же самое.       Близнецы-блондины носили фамилию Хейл. Поразительно, насколько разными о них складывались впечатления. Когда мы слышим «близнецы», в голове всегда возникают два абсолютно одинаковых человека, одетых в одно и то же. Они же были разного пола и, скорее, друг друга дополняли, чем копировали. Роуз и Джаспер держались вместе, но при этом Розали была ярким и разрушительным Инь, а Джаспер — мрачным, но спокойным Ян. Последнего все хоть и считали странным, но все-таки девочки краснели и признавали его милым. Секрет прост: все любят загадки, и Хейл был одной из них. Тихие парни с грустными глазами и резными скулами часто на моей памяти становились предметом воздыхания сверстниц. Но я, например, всегда думала, что такие чаще оказываются наглухо отбитыми маньяками и советовала быть осторожнее. Парни, понятное дело, морщились при его упоминании. Одни считали его задротом, а другие — слабаком. Роуз Хейл же была противоположна ему почти во всем, но мнения о ней были уже вовсе не положительными. Определенно, она была самой красивой девушкой школы в глазах большинства парней, но она официально ни с кем не встречалась и отшивала каждого. Девушки её ненавидели именно за то, что она будто не прилагала усилий к своей внешности, когда они, при всех стараниях, всё равно блекли на её фоне. Всегда естественная и безупречная, и, к сожалению, очень напоминающая мне о Саманте Уильямс. Помимо всего, многие жаловались на характер Розмари: называли капризной, а еще упоминали то, что к своей цели она пойдет по головам. В качестве доказательства упоминали историю Кэндис Форбс. Та вылетела в запасной состав чирлидерш из-за сломанной ноги. Наверное, никто не верит, что она сломала её сама.       К Элис все относились, в общем и целом, хорошо. Все, кроме Джессики Стэнли, ведь до появления в школе Калленов и Хейлов, организацией мероприятий занималась исключительно она. Теперь же Джесс, как бы то иронично ни звучало — ушла в тень коротышки. Пожалуй, она была самой общительной и приветливой из всей группы. Единственной ее странностью, наверное, был неизменный аксессуар — перчатки. Она не снимала их нигде на моих глазах. Одни говорили, что у нее боязнь бактерий, а другие распространяли слухи об обожженных ладонях.       Вся эта фантастическая четверка больше всего раздражала людей своими размытыми взаимоотношениями. Не знай я, что Эмметт и Роуз жили в одном доме, то приняла бы их за обыкновенную парочку спортсменов, которые поженятся сразу после выпуска. Таких везде было полно. Элис и Джаспер тоже были предметом обсуждения, и все-таки их видели вместе реже: Хейл был в выпускном классе, когда Элис училась в моей параллели. Зато они ходили на танцы. Те, кто видел их на сцене, утверждали, что двигаются они совершенно не как брат и сестра. И все-таки никого из них не ловили с поличным. Таким образом, доказательств о том, что они не просто слишком дружные родственники толком и не было. Я же, пока не увидела всё своими глазами, слухам не верила. К тому же, они мало меня волновали в сравнении с другим ребенком в этой семье.       Это была Эдит, и интересовалась я Калленами преимущественно из-за нее, так как только с ней и пересекалась на уроках. «Пересекалась» — ключевое выражение. Мы здоровались на литературе, но, стоило мне сеть за парту, как она двигалась на самый край стола, будто бы демонстративно показывала, что не выносит моего присутствия. Я, в свою очередь, совершенно не понимала, что ей сделала, потому как грязь о ней не распространяла, хотя мое взаимодействие со Стэнли могло создать впечатление участия. Это, однако, было не так, ну, а у Джессики была совершенно очевидная причина испытывать неприязнь — предмет воздыхания по имени Майк, с которым лично я пока не была знакома. При этом, как я поняла, все-таки, с ребятами из класса у Эдит были нейтральные отношения. Девушка совершенно доброжелательно общалась с местными отличниками — Ником и Элли.       — Не знаю, может, просто любит сидеть одна? — пожав плечами, предположил Ник. — У нас тут полная посадка теперь. В таком маленьком классе, возможно, это вызывает дискомфорт.       — Да вроде бы на других занятиях она спокойно сидит с соседом, — заметила Элли неутешительно.       Если это было правдой, было непонятно, почему сказать об этом нельзя. Вчера же она и вовсе ушла, отпросившись у учителя прямо перед уроком, как только я села за парту.       Эрик, Анджела и Джессика, как и ожидалось, стали моей постоянной компанией за это время. Ну, как, у нас просто совпадали предметы, и мы сидели вместе за ланчем в столовой, а я периодически вставляла какие-то фразы между болтовней Джесс, которая уже изрядно утомила. У меня уже болела голова от ее однообразных рассказов про Европу. Она сама забывалась порой, как старый склеротик, и начинала рассказывать то, что все уже раз сто слышали. Таким образом, возможно, она хотела казаться всем интересной и скрыть свое одиночество, но эффект, кажется, был совсем противоположный. Сегодня жалость к Джессике все-таки не была настолько сильна, потому я решила поесть сегодня где-нибудь в другом месте, прикрывшись головной болью. На самом деле, это было чистой правдой: я чувствовала себя совершенно разбитой из-за недосыпа. Желудок, однако, запротестовал урчащим звуком. На завтрак была горсть медовых звездочек, запитых глотком молока.       День вообще не задался с самого раннего утра. Меня подняли тревожные звонки, которые раздались по дому в пятом часу. Быть дочерью копа оказалось не так весело, как многие думают, особенно когда долг службы мог позвать отца в любое время. Вскользь Чарли упоминал: весь участок стоял на ушах из-за одного дела, потому полиция не спала по-человечески вот уже месяц, но что всё было настолько непросто, я не знала. Для меня всё это значило еще и то, что в школу нужно будет добираться своим ходом. Таким образом, я впервые ехала на школьном автобусе, который еще и шёл намного раньше привычного. Пытаясь искать во всем плюсы — так советовала психолог — было решено наконец зайти в офис администрации и спросить по поводу физкультуры. За эти дни сделать это так и не вышло.       Дело в том, что в Финиксе этот предмет последние два года посещали только по желанию, а здесь он был обязательным три года из четырех. Тренер Клапп, конечно, выразила понимание и не стала настаивать вот так с порога на моём активном включении в школьный процесс. Первый день она дала посидеть на скамейке, но уже вчера я надела форму и была отправлена на волейбольное поле. Похоже, тренер думала: раз я из Аризоны, быть хорошей волейболисткой мне предначертано судьбой. И все-таки прошлая игра показала, что после того печального опыта с выбитым запястьем, который случился в Финиксе пару лет назад, у меня не было шансов. Подавать мяч было тяжело, а принимала я просто ужасно из-за природной грации слона в посудной лавке. Нужно было с этим завязывать. Я была готова согласиться на любую альтернативу.       Учеников, ездивших на автобусе, было не так много в это время. Это были либо те, кто ехал на тренировку, либо те, кто исправлял свои грешки. Спокойно усевшись на одно из пустых сидений в конце салона, я даже на минуту задремала под мерное жужжание двигателя, пригревшись в высоком воротнике парки, когда пыталась уловить запах своего дома. Эта дремота, разумеется, не компенсировала отсутствие хорошего сна. Мне казалось, кошмары должны уйти с переездом, когда я окажусь далеко от своих проблем, но этого не произошло. А может, дело было в ледяном дожде, барабанящем по стеклам так, словно вот-вот их разобьет. Во сне акклиматизация и стресс трансформировали этот звук в тысячи кинжалов. Они все летели в моем направлении из огромных глаз — черных, как уголь с вкраплениями золота. Это были глаза самой Ночи и располагались на горизонте вместо луны или солнца, потому обладателя не было видно. Впрочем, я и так знала, кому они принадлежали.       Выйти из теплого салона было все равно, что провалиться под лёд. Вместо воды тело окутали волны мурашек, и с минуту я просто дрожала, пытаясь понять, куда же нужно идти. Вокруг машин пока особо не было. В основном, это были самые обычные подержанные автомобили. В Аризоне, в принципе, было точно также, но новые и дорогие модели там встречались чаще. Здесь же серебристый «Вольво» новой серии выделялся на фоне остальных машин максимально и, скорее всего, принадлежал кому-то из учителей или администрации.       Еще на выходе из дома я отметила перемены в погоде, но были они, к сожалению, не в лучшую сторону. Пусть на дворе и был март, он был намного холоднее даже самого сурового января в Аризоне. Можно было сказать, это была моя первая «настоящая» зима, и она вовсе не была такой, как ее рисуют в рождественских фильмах. Небо было тяжелым, сине-серым и удручающим, будто бы оно вот-вот лопнет, если не пойдет дождь или снег. Зато густой туман, стоявший все эти дни, сошел, и теперь я видела, что заднего двора у школы нет. Рядом с парковкой был заброшенный на времена холодов стадион, а дальше свою пасть размыкал неприветливый сосновый лес, который нельзя было рассмотреть за пеленой тумана. Кажется, он нагонял больший страх, чем неизвестность: острые ели и сосны со своими высокими, темными стволами и вечнозелеными кронами манили пойти внутрь также как блесна привлекает внимание рыб перед тем, как те попадутся на крючок. Я заторопилась.       По идее, внутри помещения должно было стать теплее, но почему-то будто бы стало наоборот, должно быть, из-за гнетущей атмосферы. Основная масса учеников еще не приехала, потому в коридорах было непривычно и пусто, неприветливо. Даже спросить путь было не у кого; пришлось петлять по зданию школы, пока ноги меня сами не вывели к нужным табличкам на дверях. Только вот внезапно обнаружилось, что я была не единственной, кто улаживал дела — у стойки администратора стояла Эдит Каллен. Отливающие бронзой тёмные волосы и изящное телосложение я узнала мгновенно. На ней было элегантное серое пальто до голени, и было оно сделано, уверена, из самого дорогого сочетания кашемира и шерсти в этом мире. Я решила дождаться, пока секретарь освободится и тихо вышла, а заодно навострила уши. На уроки она не ходит, зато приезжала в такую рань.       Голос Каллен был мягким, а еще поразительно мелодичным. Будь она человеком поприятнее, могла бы стать ведущим на радио или в телевизоре. Тем не менее, в тоне звучали нотки настойчивости и напряжения:       — Миссис Киттинг, всего один предмет! Я выберу что-то равносильное по академическим часам и сдам все необходимые зачеты в ближайшее время.       — У вас какие-то проблемы с учителем?       — Нет-нет, он прекрасно проводит занятия.       То есть, цель у нас была одна. Долгие минуты секретарь смотрела в свой компьютер, клацала мышкой, накручивала на палец с острым красным ногтем свои завитые химией кудри. В тонкой щели между проёмом и дверью, оставленной для бесстыдного подглядывания, лицо миссис Киттинг выглядело очень напряженным. В конце концов, она вынесла вердикт. Оказалось, эта женщина была куда строже, чем могло показаться на первый взгляд:       — Боюсь, с вашим расписанием придется брать не один дополнительный урок, а несколько других предметов. Биология, химия и даже экология для колледжа требуют другого уровня математики. Также нужна специализации в научном письме, и пересдать все эти дисциплины без посещения часов вам не дадут, даже если вы готовы сделать это здесь и сейчас. Стоило подумать об этом в девятом классе или в первом семестре десятого. Теперь до выпуска осталось меньше, чем полтора года, и, поскольку ваш курс направлен на язык, замена литературы и письма на непрофильные дисциплины сделает всё пройденное время потраченным впустую. У вас не будет достаточного количества кредитов для поступления в колледж.       Тут я встала, словно меня током прошибло. Она пришла не просто для замены второстепенного предмета. Она хотела убрать именно литературу. Тот единственный урок, на котором мы виделись. Ну не может быть дела во мне! Наверняка что-то случилось еще, до того, как я пришла. Недовольство на лице Эдит точно объяснялось чем-то совершенно иным, хотя и версия про учителя уже отпала. Может, она не решалась сказать? Сколько учителей пристает к своим ученицам, а они это скрывают из-за элементарного страха? Был ли Дженкинс таким — неизвестно, но он мог и просто быть неприятным человеком.       — Очень жаль, если ничего нельзя сделать, — произнесла Каллен поразительно вежливо и ровно, но с ясно различимой досадой. — Что ж, тогда пусть все будет как есть, прошу прощения за беспокойство.       Оказалось, спокойствие ее слов было обманчиво. Я не успела отойти от двери, когда она вылетела из приемной, словно шла по углям. Та задела меня плечом с такой силой, что я отшатнулась к стене. Тогда она обернулась посмотреть, кто это был и будто бы хотела извиниться, но тут же передумала. Момент, когда наши взгляды встретились, по ощущениям длился не секунду, а намного дольше. Я тут же вспомнила сон, потому что ее взор был равносилен тысяче кинжалов. Дело, похоже, точно было во мне.       Заворачивая за угол, Каллен столкнулась в проходе и с каким-то несчастным, которого припрягли нести целую коробку бумаг. Он, понятно, её не удержал, и большая часть содержимого выпала на пол — в основном, листы, некоторые из которых и вовсе разлетелись в воздухе, как конфетти. Эдит даже не удосужилась вернуться! Пришлось помочь мне. Только став собирать листы в ровную стопку, я увидела, что же было на них напечатано.

ПРОПАЛА ЛОРЕН МЭЛЛОРИ Возраст: 17 лет Глаза: голубые Волосы: Светлые Рост: 5,4 Телосложение: худощавое Особые приметы: веснушки, татуировка-сердце на лопатке. 25 ФЕВРАЛЯ 2005 НЕ ВЕРНУЛАСЬ ДОМОЙ. ВСЕМ, КТО ЗНАЕТ О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ ЛОРЕН, ПРОСИМ ПОЗВОНИТЬ В ПОЛИЦИЮ. ЦЕННАЯ ИНФОРМАЦИЯ БУДЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНА.

      Вот же несчастье. Словно загипнотизированная, я засмотрелась на нехорошо пропечатанное черно-белым принтером лицо — слишком симпатичное для того, чтобы оказываться на такой листовке. Сначала даже показалось, будто это голосование за королеву школьного бала или вроде того, но каждая буква текста заставляла сердце колотиться чаще. Не могу вспомнить, было ли такое, что именно в моей прошлой школе кто-то пропадал с концами, но Рене — видимо, не просто так — всю младшую школу напоминала три простых правила: не болтать с незнакомцами, не садиться в их машины и не брать ничего из их рук. О том, что эти предостережения не были лишними, регулярно говорили пакеты с молоком. Не было картонной коробки без лица ребенка или подростка. Я передала листовки парню. Взгляд голубых глаз тут же пронзило узнаванием, стоило ему поднять голову.       — О, привет, Аризона! Это ты!       Он даже не сразу принял то, что растерял, потому едва не выронил всё снова. Я же нахмурилась такому прозвищу. Кто зовет людей по штатам?       — У нас нет общих уроков, но ты вламывалась к нам на испанский пару дней назад, — пояснил он и прямо вот так, сидя на корточках. — Я Майк, Майк Ньютон.       Тот самый Майк, о котором я слушала в любой отвлечённый от учебы момент последние пару дней. Теперь мне было ясно, почему Джессика Стэнли сохла по нему. Он выглядел, как Кен из коробки: светлые волосы, прилизанные гелем, высокий, крепко сложенный, одет в спортивную куртку баскетбольной команды и выбеленные джинсы. В отличие от других ребят, он не был слишком бледным: на коже немного оставался настоящий, а не искусственный загар. Видимо, Рождественские каникулы проводил где-нибудь в теплых местах. Держу пари, не будь тут парней семьи Каллен, звание «король выпускного» досталось бы ему.       — Белла Свон, — сказала я, уже автоматически.       — Да, вся школа уже знает, ты тут навела шума.       — Не слышу оваций моему топографическому кретинизму, — язвила я.       — Да ладно тебе, Аризона, у всех бывает. Я, вот, на днях зашел не в ту раздевалку, а это уже страшнее, — он потряс коробкой с папками. — Теперь я в школьном рабстве и ношу всё это в наказание.       — Суровые у вас тут наказания.       Кажется, мы оба замолкли от того, что было как-то неуважительно говорить о листовках таким образом. Впрочем, даже если парень и грустил, тот пытался не подавать виду и постарался перевести тему.       — В общем, я всё хотел с тобой познакомиться, пытался найти, но только вижу тебя, а ты уже испарилась.       — Надеюсь, искал не в раздевалке, потому что я иду избавляться от физ-ры в расписании.       — Ну нет, это долгая история, — смеясь, ответил он. — Но, если вкратце, то меня подставили, и это всё неправда. А ты что, не спортсменка? Я думал, вы там в Аризоне все поголовно атлеты, как у нас в Калифорнии.       — Ладно, у тебя есть презумпция невиновности, пока я знаю, что это случилось один раз. А со спортом не очень сложилось. Видимо, потому что родилась тут. А ты в Калифорнии, получается?       Ньютон кивнул.       — Я сюда переехал, когда мне лет восемь было. Отец открыл туристический бизнес, он пошел в гору, вот и остались, так что, можно сказать, я свой.       — Но ты, кажется, еще не привык говорить «у нас в Вашингтоне», — заметила я.       — Только вернулся от бабушки и дедушки, но, в общем-то, у нас в Форксе тоже ничего. Главное — не раскисать.       — Разве что, люди пропадают, — заметила я, кивая на листовку.       Майк вздохнул, опустив голову вниз, и теперь уже не был так весел.       — Извини, — поспешно добавила я. — Не хотелось тебя задеть.       — Да ничего. Жизнь продолжается. Ими облеплен каждый столб в Форксе, но теперь сказали развесить и в школе. Зачем, если и так все знают?       — О пропавших легко забыть, наверное, — предположила я. — Да и награда может повлиять на тех, кто знает какие-то подробности, но молчит.       Я официально забрала документы из старой школы, все в администрации знали о моём отъезде, но было интересно, сказал ли об этом кто-то бывшим одноклассникам? Поспорила бы на двадцатку: они наверняка распустили слух о моём суициде, даже если знали правду. В конце концов, они сделали меня призраком задолго до того, как я уехала.       — Скорее всего, Лорен уже давно тусуется где-то в Канаде, — ответил Майк. — Всю жизнь хотела свалить куда-нибудь.       — Понимаю, — отозвалась я.       За разговором с Ньютоном было легко забыть о течении времени, но тут в школе стали раздаваться голоса, говоря о том, что звонок с нулевого урока будет совсем скоро, а за ним недалеко и урок литературы. Мысли об этом после злых взглядов Эдит Каллен заставляли содрогаться. Я заторопилась и, было, уже попрощалась с новым знакомым, но Майк вызвался подождать, если закончит свои дела раньше.       К моей неожиданности, этот парень оказался довольно приветливым для классического красавчика из школьной спортивной команды. Его подлинная тоска по Калифорнии заставила немного проникнуться им и понять, что не таким уж он был придурком, как говорила Джессика. Что-то в нём напоминало мне и о Финиксе. Наверное, эта его легкость и солнечность, которая присутствовала во всех людях из тёплых штатов. От этого стало немного грустно уже мне: он наверняка легко бы вписался в мою прошлую компанию.       Я постучала по деревянной дверной раме приемной, с трудом возвращаясь к вопросам об учебе. Моя ситуация не была такой странной, как у Эдит. Это давало надежду на то, что мне мисс Киттинг смогла бы помочь.       — Мисс Свон, если вы можете предоставить документ, который подтверждает вашу неспособность посещать уроки по предмету, мы постараемся найти альтернативу дисциплине.       — Не могу, — только и ответила я.       Справка о травме запястья была уже лет сто, как закрыта, да и валялась где-то в Финиксе. Ломать конечности снова не слишком бы хотелось, но, похоже, если меня так и будут ставить на подачи, это случится снова.       — Тогда говорите с преподавателем лично, но я вам так скажу: школа закрыла Вам прошлый семестр ввиду разницы программ, считайте это подарком. В другом месте могли бы поставить дополнительные вечерние занятия.       Спорить не было смысла, я собралась уходить. К тому же Майк стоял под дверью приемной, — а я ненавидела, когда кто-то меня ждал. В тот же момент миссис Киттинг задала другой вопрос, решить который тоже не удалось, но из-за моей рассеянности:       — Мисс Свон, постойте! Вы должны были заполнить формуляр по дополнительным дисциплинам.       О, черт.       Я села и стала копаться в сумке, чтобы найти этот кусок бумаги. Разумеется, в поле «дополнительная дисциплина» было пусто. Еще одно идиотское правило школы Форкса: обязательный факультатив. В Финиксе они тоже были, но при этом там был как больший выбор, так и право отказа от факультатива, которым в нынешнем состоянии я бы воспользовалась. Перечень местных дисциплин вспоминался смутно, так как я лишь мельком пробежалась по нему между уроками в первый день. Тогда я назвала, что у меня было в Финиксе:       — Сценарное дело.       Я не слишком хотела бы возвращаться к этому, поскольку пропустила слишком много практических занятий, да и вдохновение писать отсутствовало напрочь. С другой стороны, осваивать новое не хотелось бы. Я была только на пороге вхождения в зону комфорта, и начинание еще одного нового дела заставило бы нервничать вдвойне. Я назвала эту дисциплину, надеясь на возможность подобрать нечто похожее, однако выражение лица секретарши говорило само за себя.       — Мы не можем предложить подобного. Но есть пара близких вариантов.       — Какие?       Пальцы с красными ногтями стали перебирать листы в ежедневнике.       — Ну, например, написание сценария входит в драматическое искусство…       Драматический кружок — стандартный факультатив для школы. Он для меня означал лишь одно: позор на сцене, если писательские навыки забракуют, бесконечные постановки.       — А еще что-то? Связанное с письмом, разумеется.       — Могу посоветовать креативное письмо у Дженкинса. Может, если хорошо будете писать, попадете в школьную редакцию, и физкультуру удастся заменить на работу в школьной газете. Этих ребят всего двое: фотограф и радиовещатель, но постоянного автора текстов им не хватает, а времени у всех в обрез.       Звучало как стимул попробовать.       — Это ведь там занимается парень по имени Эрик, с фотоаппаратом?       — Уже познакомились с ним? Вот и чудесно. Вписываю вас туда?       — Пишите, — быстро ответила я, решив, что разберусь как-то потом.       — Спасибо, мисс Свон. Поговорите с мистером Дженкинсом о том, когда у вас занятия.       Вот же ж дерьмо. Я собралась и вышла еще более расстроенной, чем Эдит пару минут назад. Дженкинс не был самым приятным преподавателем. Казалось, он не очень хорошо отнесся к моему появлению в середине второго полугодия и будто бы испытывал при каждом вопросе. Но всё лучше драмы.       — Чего это тебя так загрузило? — тут же участливо спросил Ньютон, о существовании которого я уже забыла.       Эдит Каллен и ее тупое поведение. Гребаный волейбол, на котором я умру. Чертов кружок, ради которого теперь придется торчать в школе больше, чем хотелось бы. Рассказала я о самой нейтральной проблеме:       — Записалась на факультатив, и точно не уверена, что именно там будет.       — На какой?       — Мне предлагали драматическое искусство или вроде того…       Ньютон не дослушал, и, лучезарно заулыбавшись, перебил меня:       — Так тесен мир. Я тоже там буду, так что крепкое мужское плечо у тебя уже есть.       — Нет-нет, туда я бы и под дулом пистолета не пошла. Меня записали на креативное письмо, может, попаду в редакцию газеты.       — Серьезно? К этим задротам подсобным? Может, лучше поменяешь на драму? Я уверен, она даже это не успела перечитать, не то, что внести в компьютер, пусть поправит.       Его рвение втянуть меня в социум вызывало улыбку.       — Полегче, теперь я тоже, возможно, подсобный задрот. Я бы не хотела играть на сцене. Мне нравится писать, а не быть посмешищем в нелепом костюме. С некоторыми людьми, знаешь, так бывает. Выходят на сцену и замирают. Я, вот, становлюсь деревяннее, чем сосны за этой школой.       — Так и напишешь сценарий, ты ж и так из класса литературы! Но знаешь, актерское мастерство помогает освободиться, главное — правильный учитель и команда. Я бы порепетировал с тобой, помог бы тебе раскрыться.       Парень подмигнул, убивая всю зародившуюся во мне симпатию. Пришлось экстренно сместить тему в другую сторону, на него. Если я и была актрисой, то сценой для меня скорее была повседневная жизнь, а репликами — ненавязчивая и мягкая ложь. Сейчас нужно было разыграть неподдельный интерес к персоне Ньютона.       — Мне казалось, ты спортсмен, — нахмурилась я. — Как тебя занесло в драматический кружок?       Справедливости ради, это правда было удивительно. Джессика говорила, будто был он баскетболист.       — Да, я люблю спорт, но больше хотел стать актером. Спорт для тела, актерство — для души, — Майк показал бицепс, которого почти и не было.       — Ничего себе, на два фронта играешь? Успеваешь?       — Не совсем. Мой отец — бывший спортсмен, но о прошлом помнит и пытается продвинуть по своим стопам. Так я попал в баскетбол. Всё шло хорошо до недавнего времени. Из-за этого качка Каллена ушел в запас пару месяцев назад. Знала бы ты, как старик был зол. А я, вот, вижу в этом что-то вроде знака. Хожу туда пару недель, решил попробовать себя на прослушивании в спектакле. Это правда весело! А у вас что? Тусуетесь в подсобке и ходите на практические занятия к Дженкинсу? Мне кажется, он под дулом пистолета стоит над теми бедолагами.       История была, конечно, душещипательной, но его рассказы о кружке немного пугали, таким образом, я пыталась успокоить себя сама:       — Не думаю, это не будет так уж напряжно, если я люблю писать.       — Наверное, — ответил Майк. — Но народу там не так много теперь. Когда только открыли набор на занятия и в редакцию, туда ломанулись толпой, но не выдержали. Некоторых Дженкинс забраковал, другие сами отвалились. Теперь их там от силы человек десять. Наверное, Каллен всех распугала.       Мне не нравилось, куда шел этот разговор.       — Какая именно Каллен? — уточнила я, чувствуя, как закружилась голова.       — Эдит, конечно. Она же из вашей секты литературных гениев, — пояснил Ньютон. — Многие сценарии, статьи и тексты на ней. Редакцию, так и быть, уступили этому челкастому. В остальном у нее почти монополия.       Казалось, хуже этот день быть не мог, но он стал. Только Каллен мне там видеть не хватало! Может, вернуться и правда умолять переделать формуляр? Ну нет, Миссис Киттинг вздернет меня на своих красных когтях цвета хвоста дьявола. Да и какая была альтернатива? С литературой в списке предметов больше ничего не было связано. Когда я не ответила, Ньютон продолжил говорить:       — Ты прямо бледного словила. А что такого сделала Каллен? Пырнула ее ручкой на уроке? Такой сердитой я эту куколку еще не видел.       — Не знаю. Может, ей было плохо. Мы не особо общаемся, она какая-то вся нервная.       И это было мягко сказано.       — Да она сто процентов больная, — Неожиданно взорвался Майк, будто только и ждал этого момента. — Надеюсь, твое впечатление о здешних не испорчено. Похоже, на этой Аляске у нее что-то перемерзло в голове. Если бы ты была в испанской группе, то я бы уж точно нашел, о чем с тобой поговорить.       Он высказывался нехорошо и в сторону брата Эдит. От этого парня тянуло личной обидой. В голове сразу вспыхнул рассказ Анджелы. Будто бы девушка его настойчиво отшивала. Вопрос теперь был в том, сколько же раз она отказывала ему в свидании. И какова была причина? Вроде бы, он вполне себе неплохой малый, даже театром интересовался. С сожалением я услышала звонок, а мы мялись между дверьми наших кабинетов. Ему нужно было в номер двадцать три, а мне — в двадцать три «а».       — Ну, давай погромче скажи, и она тебе даст роль какого-нибудь тролля, если напишет спектакль.       — Надеюсь, ты надерешь ей зад и дашь мне главную роль, — он подмигнул, заставляя меня скривиться.       — Только если пройдешь кастинг.       Андж предупреждала, будто бы Ньютон западает на каждый столб. Моля богов, о том, чтобы флирт лишь померещился, я отправилась в класс. Разумеется, пустующее место Каллен не стало сюрпризом. Разговор с Дженкинсом тоже прошел напряженно. Тот прочитал тираду о том, что «с улицы» никого не собирается брать, и если я записалась просто ради галочки, уже могу быть свободна. Затем он озвучил расписание, которое не очень обрадовало. Занятия трижды в неделю: одно лекционное, два — практических. Чудесно. С другой стороны, что в этом хмуром городке еще было делать?       Домой я приехала обремененная мыслями о завтрашнем дне. Писательство было важной частью моей прошлой жизни, но в то же время оно было и слишком личным делом. Не закопает ли это моё хобби чужая критика? Ну, возможно, если Эдит больше не явится из-за меня в школу, это будет не так уж плохо.       Тем временем, Чарли был дома и совсем не спал после раннего вызова и ночного дежурства, как я предполагала в дороге. Из кухни доносились мужские голоса, пахло сигаретами — это для отца было нетипично. Может, отец позвал друзей выпить по пиву? Снимая обувь, я слушала тихий диалог, но быстро поняла, что никакого смеха не было.       — … Зверь? Что за животное это такое? Медведь?       — Скорее кугуар, — отвечал Чарли. — Может, даже стая. Он дня три так пролежал.       Я не поняла, о чём шла речь. Возможно, отец планировал пойти на охоту? Беспокоить его не хотелось, но мне в любом случае нужно было попить, да и не здороваться с гостями было неприлично. Я без колебаний отправилась на кухню, но быстро пожалела о таком решении. За столом сидел мужчина с довольно выразительной внешностью: по-военному стриженный, широкоплечий, с большим шрамом на лице. Если бы не его форма, я бы могла принять его за бандита. Он потушил бычок о край старой жестяной банки от кофе, скинул его внутрь. Отец тоже не был в домашнем — видно не успел переодеться. Оба вздрогнули, и когда обратили на меня внимание, поспешно стали убирать разложенные на столе фотографии. Но было поздно.       Несмотря на нежелание разглядывать детали, я зацепилась за одно фото. Человеческий мозг — удивительная вещь, вот что я поняла. Он собирал шокирующие картинки не сразу, защищал сознание, а затем постепенно собирал всё воедино. Наверное, всё произошло в горах, потому я сначала увидела снег, а после — рассмотрела и то, что осталось от человека. Видимо, это было горло. Только вот оно было разорвано, а густая кровь заливала все вокруг, делая общую картину похожей на месиво. Так порой выглядели работы абстрактных художников, смысл их был неочевиден и приходил только со временем.       — Привет, Беллз, это — заместитель шерифа Митчелл Фэлкон, — сказал Чарли. — Мы тут заработались, но уже заканчиваем.       Папа почувствовал себя явно неловко, он засунул в конверт снимки и передал их коллеге.       — Привет, Белла, — сказал мужчина непринуждённо, будто был приглашен на барбекю.       Поразительно, как он быстро переключался с одного настроения на другое так быстро. Я, вот, так не могла, потому сделала вдох и выдох, чтобы отогнать навязчивый образ, стоявший перед глазами.       — Рад, что не оставляешь своего старика одного, — добавил тот. — Может, теперь не будет нести работу домой.       — Он совсем еще не старик, но да, такую работу лучше оставлять где-то в другом месте… — ответила я.       Фэлкон открыл форточку, затем дал мне воды. Я взяла стакан двумя руками, боясь его выронить.       — В этом мире нет действительно безопасного места, такова уж реальность. Это довольно безопасный город, если посмотреть на преступления, которые свершают люди. Но мы живем в окружении леса. А природа иногда — это самый ужасный убийца.       — Это правда так, — добавил Чарли. — Но мы всё равно должны убедиться в том, что это именно она. Так что неприятного в нашей профессии бывает много. А еще нам надо заполнить гору отчетов, так что, не могла бы ты…       — О, без проблем, — забрав стакан с собой, я на ватных ногах отправилась к себе.       Фэлкон в итоге ушел лишь к девяти вечера, а на ужин мы заказали доставку из ресторанчика, но я почти не поела — все еще вспоминала о том, что видела. Чарли был молчаливее обычного: было ясно, что он не прилег ни на секунду. В конце концов, уже когда я убирала кухню, вымывая все чашки, во многих из которых был кофе, папа сказал:       — Будь аккуратнее, Белла, в лесополосе либо пума, либо медведь. Нашли много мертвых животных, турист погиб. Если кто из одноклассников собирается в горы — предупреди. Это пока небезопасно.       — Ох, — выдохнула я. — А ребята собираются, как будет теплее, ехать на пляж.       — Это в другой стороне, но я все же думаю, что к концу месяца мы поймаем эту тварь, и они смогут поехать.       — Тут ведь еще девушка пропала? Лорен. Я видела листовки в школе.       Казалось, отец напрягся, но ответил честно:       — Да, Лорен Мэллори. На фото не она, там парень.       — А её вы ищите?       — Конечно, и не только мы, еще и полиция всего штата. Мы делаем всё возможное, чтобы её найти, но в восьмидесяти процентов случаев эти подростки находятся живыми и не очень довольными тем, что их нашли. Я думаю, она просто сбежала. Мы прочесали лес, насколько могли, и ничего. Если бы она была мертва, уже были бы зацепки. Зато, говорят, родители запретили ей пройти кастинг в соседнем городе.       Чарли говорил так, словно повторял эту версию не раз. То ли для тех, кто спрашивал, то ли для себя, чтобы успокоиться. В общем-то звучало логично, да и Ньютон уже поддержал эту версию. Мне узнать девушку не довелось, но, чёрт возьми, я её понимала. Не будь у меня папы в другом штате, скорее всего, в один день я бы просто сбежала и постаралась сделать так, чтобы меня никто в этом мире не нашел. Прошел бы первый месяц, второй, а, быть может, год: шум бы улягся.       — Наши планы отменяются? — спросила я, видя, какой он уставший.       — И не надейся. Всё еще в силе. Или тебя уже позвали на свидание?       Я улыбнулась, качая головой от того, насколько тупой это был вопрос.       — Нет, хочу, чтобы ты отдохнул.       Мне и самой отдых не мешал. Я вырубилась рано и наглухо от того, насколько сильно была измотана. Сны ко мне сегодня не приходили, и на этом я была благодарна вселенной.