Emerald Storm

Песни: Break Me - Cassidy Dickens, Say Something - Great Big World & Christina Aguilera Эмма смотрела на выгоревшую от солнца оранжевую линию границы города, отделяющую ее реальность от всего остального мира. Она хотела уехать. Ее сердце кричало об этом, колотя о грудь железными кулаками до тех пор, пока все внутри не онемело. Сложив руки на оплетку руля своего надёжного жёлтого "жука" и опустив на них голову, Эмма тяжело задышала. Она не позволила себе впасть в истерику, не пыталась заглушить собственный крик, который услышала бы вся округа от усталости притворяться и нести бремя множества ролей, которые ожидали от нее люди. Сейчас она дышала, будучи просто Эммой. — Чего ты хочешь? — едва слышно прошептала она в сердцевину гудка, обрамленного в знавшую лучшие деньки кожу. Глубоко вдохнув холодный воздух, Эмма выдохнула облачко белого пара. Она и забыла уже когда в машине нормально функционировало отопление. — Чего ты хочешь? — повторила в никуда свой вопрос Эмма. Отчаянно рвавшаяся наружу душа наконец притихла, что дало Эмме возможность вновь глубоко вдохнуть. Впервые после возвращения в эту реальность, туманный хаос скорби подарил ей мгновение просветления. Этого мига хватило, чтобы принять решение: резко крутанув руль, Эмма развернула “жука” в направлении Сторибрука. Вывернутые колеса заскользили по грязи, машину трижды замотало из стороны в сторону и только после этого "жучок" выровнялся и набрал обороты. Некоторые горожане, заслышав звук скрежещущего металла ее смертельной ловушки, проезжающей по сонным улочкам Сторибрука, выворачивали головы в ее сторону, но Эмма игнорировала все их взгляды. Она наконец почувствовала, что у нее есть цель, место, куда можно было пойти и где ее ждало что-то значимое. На полпути к старому амбару, находившегося у черта на куличках, машину, непригодную для таких дорог, крутануло в снегу. Но Эмму это не остановило. Хлопнувшая дверь машины разнесла глухое эхо по пустым окрестностям. Под коричневыми сапогами хрустел снег. Снова и снова, она обдумывала слова, которые ей необходимо было высказать, пока в голове не образовалась одна сплошная каша. Но все отошло на второй план, как только здание амбара появилось в поле ее зрения. Свон остановилась, вглядываясь в постройку, словно в ней были все ответы, даже на незаданные вопросы. Она знала, что внутри ее никто не ждал. Ничто ей не угрожало и не манило. Но почему-то от одного вида на здание ее парализовало, превратив теплую кровь, поступающую в сердце, в вязкую малиновую мякоть, перепачкавшую солому. Этот амбар перевернул всю ее жизнь. Зелена сотворила монстра, запустив его в ее сердце. — Для чего? — выпалила Эмма в пустоту, в облачко белого пара, выпущенного изо рта и туманившего взор при каждом выдохе, и в морозный, мокрый снег, разделяющий ее и безобидное здание. Свон опустила наземь руку и загребла горсть снега. — И что ты думала произойдет? — прокричала она и запустила снежный ком в амбар. Еще один шаг, и еще один готовый снежный шар. — Ты желала власти! — Следующий слепленный ком, как ни странно, попал в боковину здания и раскрошился. — Ты уничтожила мою жизнь ради магии. И из-за чего? Зависти к Реджине? — что-то хрустнуло в плече, но Эмма только подняла онемевшей от холода рукой очередной снежок и нарекла его на ту же участь: разбиться о деревянную доску рядом со своим предшественником. — Мамочка тебя недолюбила? — еще один шлепок. — Тебе еще повезло оказаться подальше от Коры! Она бы превратила тебя в ненавистное чудовище, по крайней мере, в стране Оз ты сама принимала решения, жила собственной жизнью. У Реджины отняли такой выбор, так же как и у меня. Так что, пошла ты, сестренка. Мои родители засунули меня в гребаное дерево и отправили в этот ужасный мир, а теперь у них новый ребенок, весь такой идеальный! — Бросок. Глухой удар. — Ему не придется спасать этот чертов мир из-за какого-то дурацкого пророчества. Снег под ногами превращался в кашицу, а Эмма от небольшой нагрузки, упав на колени, захрипела от боли в плече. И чтобы удерживать себя в действительности, прижалась ладонями в снег. Горячие слезы выпалили крошечные дыры в холодном снегу. Спасительница опустила лицо в ледяную прохладу, остужая раскаленные щеки. Плечи подрагивали под синей кожанкой, отбрасывая блики на окружающий ее снег. Белый символ чистоты заглушил ее глухой крик, вырвавшийся из охрипшего горла. Эмма сильнее прижала губы к снегу - оставив холодный, но между тем интимный поцелуй, выражающий полнейшее горе - и выпустила из себя новый вопль, откинувший эхо на близ стоящие деревья. Эмма расслабилась, отдаваясь успокаивающему холодку, пробравщемуся под кожу. — Ему не придется влюбляться в женщину, вдохнувшую жизнь в его жалкое существование. Издавая мрачный, высокий вопль, Эмма зачерпнула ртом крупицы снега. Прокашлялась, но с места не сдвинулась. — Реджина, — проскулила Свон. И вдохнула ледяные хлопья и морозный воздух, которые тут же обожгли саднящее горло. — Прости, — прошептала Эмма. Извинение успокоило ее достаточно, чтобы она оттолкнулась руками от снега и поднялась на колени. Встав на стопы, ноги понесли ее тело ко входу в амбар, где их с Крюком выплюнуло из портала в грязь два месяца назад. Прислонившись к двери, неясные изумрудные глаза изучали остатки древней руны, выгравированной на грязном полу. Они разрушили ее вскоре после той ночи. Реджина использовала магию, чтобы разрушить силу символа, уничтожив последнюю надежду на возвращение в другую реальность. Эмма не воспользовалась бы ей, конечно, но… кого она обманывает, конечно же воспользовалась бы. Эмма ввалилась в амбар, едва удержав равновесие благодаря старому деревянному ящику, завалявщемуся в стороне.Она вклинилась между ним и колесом трактора, и съехала по стене на пол, давая отдых дрожащим мышцам, уставшим от перенапряжения и низких температур. Выставив вперед себя ноги, Эмма уставилась на пыль, прилипшую к мокрым пятнам на джинсовой ткани. Ей на это, если честно, было наплевать. Ей приходилось бывать и намного грязнее прежде, и определенно еще предстоит загрязниться не раз. Холод щипал глаза, и Эмма сморгнула, разрывая гипнотический зрительный контакт со штанами. Веки отяжелели, отказываясь раскрываться вновь, и Свон прислонилась головой к ящику, тяжело выдохнув. — Прости что не посещала, Реджина. Было… было слишком тяжело. — Эмма сглотнула, но это не помогло унять боль от слез и желание кричать во всю глотку. Тело скрутило от спазма, отчего старый деревянный ящик, поддерживающий ее грузное тело, загремел. — У меня не осталось ничего твоего. — Тяжелый вздох сдержал вырывающийся всхлип. — Ни одной фотографии. Я не могу позвонить на твою голосовую почту, просто чтобы услышать твой голос. Я не могу… — Дрожащей рукой, Эмма прикрыла глаза, прижимая холодные пальцы к вискам. — Я не могу вычистить твой шкаф. Я не могу… У меня ничего не осталось. Даже пижамы, которая бы пахла тобой, ведь ты спала в ней за день до своей гибели. Не осталось твоей… — Очередной всхлип заставил голос замолчать. — Подушки, — выдавила Свон и отдалась душетрепающей мелодии скорби, вырвавшейся из горла. Она умела скорбеть, но прежде ей не доводилось горевать по несуществующим, по сути, человеком. Ее тело сотрясло в очередной раз, а после успокоилось. Эмма не могла должным образом оплакивать человека, которого видела каждый день. Слышать ее смех, ее голос. Видеть ее улыбку на лице другого человека. Она вглядывалась в ее глаза, но они были иными. Глаза Королевы не достались этой Реджине, ведь ей не довелось испытать Настоящую Любовь. Да, она любила Дэниела, но Кора сыграла ключевую роль в создании монстра, переместившего их в этот мир - извратила разум Реджины. Эмма содрогнулась в последней попытке хоть немного согреть свое тело, прежде чем желание сдаться окончательно поглотило ее. Один за другим мышцы ее тела отказывали подчиняться. В глубине сознания, она осознавала, что замерзают вначале конечности рук и ног, сохраняя кровоток самых главных органов. И она отдалась этому ощущению, чувствуя себя таким образом ближе к Реджине. Нечестивцам, чьим единственным желанием было лишь желание выжить - смерть, должно быть, приносит долю покоя. Эмма раньше никогда не задумывалась о Рае или Аде, никогда не видела толку в религии, но в этом самый миг ей стало любопытно. — Там где ты сейчас холодно? — Эмма приподняла руку, будто кто-то магическим образом мог появиться рядом, чтобы взять ее ладонь. — Тихо ли там? — Реджина любила тишину. Голос в ее голове, ее собственный голос, приказывал ей подняться, встать и вернуться в машину в относительную безопасность от холодной стихии. Сердце же ее требовало покоя и тишины. Она устала бороться. Всю свою жизнь она только и делала, что боролась. И это даже жизнью назвать нельзя было, разве что существованием. Не чувствуя себя в безопасности ни в чьем доме, не познав радость семьи и любви, но найдя все недостающее в том, другом мире, находившемся далеко отсюда. Никогда Эмма не знала покоя столь сильного, нежели как когда она проснулась в крепких руках Реджины после падения в реку. Она ее, естественно, выгнала, кипя от злости практически в ту же секунду как пробудилась, но на мгновение, Эмма всем своим естеством знала - знала, что она в полной безопасности и любима, в глубине сердца она знала, что Реджина прильнула к ней, как нежный бутон розы, слишком рано распустившийся, и рьяно прижавшийся к теплу, в защите от нежданно нагрянувших весенних морозов. —Все в порядке, — прошептала Эмма, утешая себя в то время как тело ее обмерзало на холоде. Пробуждаясь в объятиях Реджины, все сомнения и горести улетучивались. — Со мной все в порядке. Старое, затхлое дерево царапнуло висок, когда ее онемевшее тело съехало вниз. Ей просто нужно держать веки закрытыми и уснуть, и тогда она проснется целой и невредимой там, где она была с единственным человеком, который когда-либо жертвовал всем ради нее. Реджина никогда не просила ее быть Спасителем. Она отдала свою жизнь, чтобы Эмма могла жить, но без самопожертвования и борьбы Свон потеряла себя. Она была Спасительницей слишком долгое время, не зная как стать другой, не зная как принять чужую жертву от любимой женщины. Мог ли кто-нибудь в Сторибруке по-настоящему полюбить ее, если все постоянно просят ее пожертвовать чем-нибудь? Когда кто-то все же посмеет ее полюбить, разве угрызения совести, оставшиеся от всех ее шрамов не раскинет их на тысячи километров? Ее чувство вины от самопожертвования Реджины съедало ее изнутри - как медленно распространяющаяся по телу кислота, выводя из строя, расщепляющее сперва ее благоразумие и просачиваясь в ее человечность. Последними крупицам здравомыслия, Эмма отметила движение в сарае, но ей уже было наплевать на свою безопасность. Ее не волновала собственная погибель. Голова глухо ударилась о грязный пол, уже не чувствуя как чьи-то руки, обхватив за нижние конечности протянули ее тело подальше от угла, где она расположилась, мозг не распознал чужих действий. С трудом, руки приподняли ее за плечи, на что ушло несколько попыток, прежде чем незнакомый человек смог удачно обхватить ее под грудь, чтобы выдержать безжизненную тяжесть ее тела. — Вот так. Встаем, — пробормотал напряженный голос. Эмма не услышала его, проваливаясь в небытие. Проснувшись, первое, что ее мозг отметил, были связанные запястья. Узлы не были изощренными, использовали явно не наручники и не кожу. Это была простая бечевка. Эмма лениво потянула веревки, не чувствуя себя особо взволнованной. Небось Руби связала ее, чтобы та не наложила на себя руки. Сглотнув тупую боль в горле, слишком шумно резанувшую уши и не принесшую ни капли облегчения для саднящего и перенапряженного накануне горла, Эмма бросила все попытки облегчить боль и оставила ее жечь. Что-то потрескивало справа от нее, и моментом позже запах дыма защекотал ноздри. Кто-то зажег камин. Где же она оказалась, черт ее побери? — Отличненько, ты проснулась, — тот самый голос из сарая заговорил вновь на умеренном от нее расстоянии. — А я уж думала, ты заморозила себя до смерти как спасительную сосульку. Она знала этот голос, этот акцент и показушное веселье в интонациях. Моментально проснулись ее инстинкты борьбы или бегства, переполняя организм адреналином. — Не хотелось бы иметь в своей кровати трупик, — продолжил теперь уже знакомый говор, шурша платьем во время передвижения по маленькой комнате. — Скверное дельце - избавление от тела при такой температуре. — Шуршание ткани послышалось вблизи от нее и глаза Эммы распахнулись, встречаясь с глазами, такими же зелеными, как и ее. Не отводя взгляда от женщины, нависшей над ней, Эмма лихорадочно дергала веревки, пытаясь освободиться. Женщина закатила глаза, уселась в кресло напротив кровати, выпрямив спину. — Ты уж прости мое скудное жилище, дорогая. Кажется, я растеряла все свои привилегии в этом мире. Но не тревожься. — Она махнула рукой и щелкнула языком, одержимо усмехаясь. — Оно напоминает мне о доме, — призналась она, наклонившись вперед, будто делилась тайной. Словно две женщины, болтающие о только что прошедшем бале, на котором две их конкурирующие семьи опустились в звене социального ранга. Эмма сглотнула в который раз и перестала вести бессмысленную войну с крепкими узами. — Я полагала, Румпельштильцхен тебя убил. Ведьма хихикнула и поправила край кружева на коленях, после чего скрестила ноги. — Боюсь, понадобится что-то большее, чем кол в сердце, чтобы избавить мир от меня. — Она поднесла кончик языка к верхним зубам, делая паузу: припоминая что-то, либо просто для пущего эффекта. — Больно, однако, — протянула ведьма, сбрасывая с лица мнимое веселье. — Что ты со мной сделаешь, Зелена? — спросила Эмма, хриплым от закрадывающего страха голосом. Существовали судьбы гораздо хуже смерти. На ее губах медленно растянулась ухмылка, словно потянули за нить идеально управляемую куклу, мастерски заставив глаза засиять. Внезапно ведьма рассмеялась, ошеломив Эмму, - и вцепилась пальцами в ее колени. — Не имею ни малейшего понятия. — Радость понемногу сходила с ее лица, пока все мышцы полностью не расслабились. — Но мы уж точно развлечемся!