***
Хосок сидел на ещё пустой трибуне ледового дворца с дичайшим перегаром и пластиковым стаканчиком с минералкой в руке. Это явно не та картина, которую хотел бы видеть Мин на утро перед выступлением с короткой программой. — Кто тебя сюда пустил? — Твой тренер, солнышко, — Хосок указал в сторону статной девушки, которая очень приветливо махала ему рукой, — не понимаю, как ты ещё не подцепил её, Юнги. — Оставил для тебя, солнышко, — передразнил своего друга готовившийся к старту фигурист. — К сожалению, моё сердце занято. — Моё тоже. Нервы у них не стальные, а терпение мисс Черин уж тем более. Она грозно пригрозила Мину как можно скорее приступить к разминке и брать пример с младшего члена по команде. Чонгук уже заканчивал растяжку и был готов к опробованию льда. Настроение у него было отличное: приятно просыпаться, когда любимый человек спит с тобой рядом и деликатно обвивает рукой накаченный торс. Приятно, когда утром не заставляют идти в столовую для олимпийцев и приносят завтрак прямо в номер. Очень приятно, когда помогают сосредоточиться и собрать все вещи, необходимые для сегодняшнего дня. Вообще иметь под рукой Юнги достаточно приятно. Чонгук не понимал, чем он заслужил такое счастье. Но Юнги не понимал подобного совершенно. Будь он на месте Гука, он уже давно бы бросил это умирающее тело и не тратил бы свои нервные клетки и самого себя на того, кто в любую минуту мог оставить тебя ни с чем. Юнги чувствовал себя обузой. Тем, кому постоянно нужны таблетки, больницы, наблюдение за здоровьем двадцать четыре на семь и правильный рацион. Горькая строгость во всём, постоянные ограничители везде. Мин старался давать Чону всё, что мог: сборы от фанбаз, которые Чонгук успешно возвращал Юнги с просьбой оставить их себе на какую-нибудь дорогую швейцарскую клинику, большую часть выигрышей с соревнований, своё внимание, объятия, завтраки в постель и совместные игры в приставку в свободное время. Мин соглашался на походы в кино на глупые комедии, которые терпеть не мог, постоянно менял Гуку гантели, покупая более новые и прочные, читал вслух книги, что уж совсем казалось Мину чем-то странным, и помогал чем мог на тренировках. Как бы то ни было, Юнги казалось, что делает он слишком мало. Слишком мало для того, кто отдаёт ему самое важное — свою любовь и всего себя. — Первый раз выступаю с этой программой, так волнительно, — Чонгук слегка зажато, но беспечно улыбнулся. Ему нравились новые постановки, которые ставили для него хореографы. Гук был очень экспрессивным спортсменом, ему не доставляло особых трудностей передать любое настроение и самый разнообразный посыл. — Постарайся хорошенько, — Юнги потрепал младшего по голове, — я тоже хочу посмотреть на твой новый прокат. Всё же, тренировки — это не совсем то, сам понимаешь. Зрители и соперники задают совершенно другой тон выступлению. — Мне так страшно завалить прыжки, хён, — Чон взял Мина за руки. Они слегка тряслись, что, на самом деле, не было хорошим знаком. Гук никогда не испытывал мандраж перед выходом, это было впервой. — Я буду смотреть на твой прокат и поддерживать тебя, насколько хватит сил, — Юнги знал, что поцелуй мог бы спасти ситуацию, но не мог этого сделать на виду у тренера и надоедливого Хосока. Последний знал об их отношениях, но от шуточек и всяких невыносимых реплик сложно было бы отвязаться. Поэтому Мин просто обнял. Так, как делают это самые близкие люди: прижимают к самому сердцу, притягивают настолько близко, что можно слышать чужой ритм и дыхание. — Я люблю тебя, Юнги, — прошептал Чон и чмокнул в щёку. Игриво улыбаясь, он отъехал на коньках назад и показал новую дорожку шагов, которая, спаси Господи, могла не только растопить лёд, но ещё и чужие сердца. — Это что, спойлеры? Я до самого конца не смотрел на твои тренировки, чтобы устроить себе сюрприз, а ты просто так выливаешь мне элементы своей хореографии? Тебе не стыдно? — они оба засмеялись, чем вызвали гнев тренера Черин. — Заигрывать с судьями будешь, Чон Чонгук, а сейчас на прыжки. Быстро! Вскоре на ледовую арену начала собираться толпа болельщиков и главный каток пришлось оставить. К Хосоку в качестве зрителей присоединились ещё два члена его сборной, Намджун и Сокджин, так что оставлять его одного было уже не так опасно. Хотя, такой перегар вряд ли полезен для воздуха и окружающих, что, к сожалению, никак исправить было нельзя. Риттбергер, аксель, каскад — Юнги напрыгался достаточно. Переусердствовать не хотелось, это был один из немногих дней, когда он действительно чувствовал себя неплохо. Покоя ему не давал лишь один прыжок, который получился у него на тренировке лишь однажды и повторить он его так и не сумел. На камеру запечатлеть, конечно же, тоже не вышло. — Не вздумай, — Черин подошла к нему и, кажется, заставила пожалеть о задуманном. — Ты видел, как травмировал себя Ханью, когда пытался сделать этот прыжок? Он же катается на одних обезболивающих и колет их себе чаще, чем нужно. — Потому что Ханью человек, который хочет чего-то достичь и оставить своё имя в истории, — говорили они на полутонах, так, чтобы никто не смог их подслушать. — Будем честны, тренер, если я не попытаюсь это сделать сейчас или на произвольной, то неизвестно, представится ли мне такая возможность ещё раз. — Я категорически против, Юнги, — отрезала Черин и приказала продолжить делать прыжки по отработанной программе. — Четверной аксель*, на данный момент, невыполнимая мечта. Особенно тебе с твоим... — Больным сердцем? — договорил за неё слегка взвинченный Юнги. Его раздражало, когда кто-то, а особенно тренер, говорил о том, что он слабее других только из-за проблем со здоровьем. Может ему и было тяжело, но на то он и спортсмен, чтобы преодолевать трудности. У него складывалось впечатление, что его жалели и пытались сделать из него какого-то беспомощного и слабого любителя. Таким людям хотелось плюнуть в лицо и доказать обратное. Ли Черин не была исключением. Молодая девушка только закончила спортивную карьеру и её тренерский опыт составлял лишь один несчастный год. Учитель из неё был более чем строгий, она отыгрывалась на фигуристах как могла, что Юнги изрядно бесило. Да эта дамочка даже не намного старше него, какое она имеет право диктовать свои правила? — Ты сказал это вслух, Юнги. Да, кажется он слегка погорячился. — Почему же ты тогда не стал тренером, а? Стержень у тебя вроде бы есть, амбиции тоже, — Ли говорила это сквозь зубы. Сказать, что её зацепили слова Юнги — ничего не сказать. — Наверное, как раз потому, что они есть, я и пытаюсь Вам доказать, что я готов рискнуть и сделать этот прыжок, — Мин остановился и с уверенностью в голосе продолжил. — Если не сегодня, то на произвольной. Это единственное, что я прошу у Вас, тренер. Черин прекрасно понимала опытного спортсмена — сама такой была: упорной, целеустремлённой, готовой к любым испытаниям и сложностям. Но также она как никто другой понимала, чем это всё может закончиться. — Посмотри на меня, Мин Юнги, — она приподняла брови с надеждой на понимание собеседником того, что собирается объяснить. — Ну, что ты видишь? — Если Вы хотите убедить меня не делать прыжок, рассказав поучительную историю о Вашей травме, то у Вас не получится, — Юнги явно давал понять, что он намного сильнее этой девушки и что она сама виновата в том, что с ней произошло. — Вы рисковали своим будущим, а я уже ничем не рискую. У меня ничего не осталось и этот прыжок единственное, с помощью чего я смогу запечатлеть своё имя на какой-нибудь сраной Википедии. — Правда? Совсем ничего не осталось? — Черин ухмыльнулась и перевела взгляд на парня, усердно тренирующего прыжки на другой части ледового катка. — Мне кажется, что ты ошибаешься. Черин хоть и не была опытным тренером, но девушкой она была самой настоящей. Женщины прекрасно чувствуют все больные места, надавливают на них и берут за живое. Они на ментальном уровне ощущают то, что необходимо затронуть, то, чем стоит повертеть, и, в конце концов, добиваются желаемого. В этом Черин равных не было. Она действительно яркий показатель человека с большим жизненным багажом. — Ну, что ж, раз ты со мной согласен, продолжим отрабатывать всё, как и планировали изначально? Юнги недовольно кивнул.***
— Последняя шестёрка! На разминку! В закрывающую группу попадали шесть самых сильных фигуристов, исходя из рейтинга ISU. Для Чонгука было честью выходить на лёд и выступать вместе с такими легендами, как Ханью, Фернандес и, как само собой разумеющееся, с Мин Юнги. Этот день Чон запомнит на всю жизнь: первое выступление на Олимпийских играх и первое выступление с такими серьёзными конкурентами. Не каждый день даётся такая возможность, поэтому Чон решает воспользоваться ею по максимуму. Выезжая на лёд, он проводит взглядом по трибунам, пытается отметить всех зрителей, заглянуть каждому в глаза. В душу он проникнет тогда, когда закончит свой прокат. Ну, на это он надеется. Гук хочет, чтобы его запомнили. Хочет выделиться среди других, передать свою, уникальную энергию ещё молодой и разгорячённой крови. Чону важно знать, что хоть у кого-то может остаться в памяти его яркое и эмоциональное катание. Но, для начала, нужно выступить подобным образом, а потом мечтать. Необходимо выложиться на все сто, нет, на все двести пятьдесят процентов. Соперники не должны воспринимать его, как неопытного юнца — это являлось не менее важной целью. Чон краем глаза заметил, что все зрители разбились, ровным счётом, на два лагеря: тех, кто держал светлые игрушки Винни-Пуха* и тех, в чьих руках красовался мрачный краснощёкий кумамон. Да, у Ханью и Юнги действительно много фанатов. Может быть, когда-то в будущем, он тоже будет иметь свою фанбазу, кто знает. — Очень грязные приземления, выше отталкивайся, — констатировала Черин, подозвав Чона к себе. — Ты выступаешь сразу после Ханью, вторым по счёту. Готов? Гук не мог дать точный ответ на этот вопрос. Это не юношеская лига, не чемпионат страны и даже не кубок четырех континентов. Это Олимпиада, а это Юзуру Ханью — человек, диктующий свои правила в данном виде спорта. И он, Чон Чонгук, выходит на лёд сразу после него. После того, кто по сей день держит мировой рекорд в короткой программе. Давление окружает его со всех сторон, ощущение, что его закрыли в тесной коробке или в малюсеньком лифте. Впервые Чон нёс такую ужасающую ответственность: перед родителями, перед тренером, перед страной. Перед верящим в него Юнги. До выхода оставались считанные секунды. Восторженные возгласы оповестили о том, что Юзуру закончил свою программу и направился в зону ожидания оценок. На экраны он не смотрел — боялся увидеть победную улыбку японца и запаниковать ещё сильнее. — Ханью побил свой же рекорд, невероятное исполнение! — голос комментатора всё же подлил масла в огонь и, кажется, ноги Чонгука предательски подкосились. — Все элементы выполнены безупречно! — Не слушай это, просто не слушай, — сказал внезапно появившийся Юнги и закрыл тому уши. «Я с тобой», — прочёл по губам старшего Чон и получил лучезарную, такую редкую для Мина улыбку. Гук до сих пор не понимал, чем он заслужил такое счастье. Вместо того, чтобы думать о себе, о своём прокате, собирать нервы в кучу, Юнги стоял возле трясущегося мальчика, который переживал, как маленький ребёнок. Такую поддержку не купишь ни за какие деньги, это результат долгих и доверительных отношений. И да, дрожь прошла словно по щелчку пальцев, уровень волнения снизился до своего минимума. Юнги убрал руки и крепко сжал чужие, слегка мокрые ладошки. Он понимал, что младшему сейчас ой как не легко, однако для самого Юнги это уже пройденный этап. Всем участникам Олимпиады падала на плечи такая ответственность, все переживали или ещё переживут такой страх. И Чон должен понять, что сейчас не повод трястись. Неуверенность сожжёт эмоции, уничтожит так называемый feeling* и испортит впечатление от подачи и номера. Неуверенность — явно не то, что нужно Гуку сейчас. Именно поэтому Мин пытался изо всех сил передать ему желание не просто чисто откатать всю технику, но вывернуть самого себя наизнанку. Чон должен полностью открыться, чтобы затмить не только зрителей, но и коллегию жюри. — Вообрази, что этот зал пуст. Представь, что катаешься для одного меня. Есть только ты, я, музыка и этот момент. — Чон Чонгук, время! — кричал стафф недовольным голосом, намекая, что оценки предыдущий спортсмен уже получил и каток пустует уже секунд десять, не меньше. — Ну что, готов? — Так, как никогда раньше.***
music: Havana (Piano Version) — Daniele Leoni
Юнги и раньше слышал композицию, которую выбрали Чонгуку для его короткой программы и приблизительно мог представить, какую подачу можно было бы показать с такой латино-американской мелодией. Однако, он даже подумать не мог, что можно так горячо двигаться в такт и исполнять хореографию настолько страстно. Он был благодарен Богу за то, что не видел этого раньше. Иначе думать о собственных тренировках он бы не смог и далеко не факт, что вообще смог бы думать о чём-либо, кроме этих завораживающих форм и па. Каждое движение уносило мысли за пределы этого ледового дворца и переносило их куда-то на юг жаркой Италии или зажигательного Мехико. Юнги мог поклясться, что прямо сейчас этот малой вытворял на льду самый настоящий разврат и, если бы не прыжки, вряд ли бы представлялось возможным оторвать от этого взгляд. Признаться, теперь Мину совсем не нравилось, что на это смотрела многотысячная толпа зрителей. Хотелось выгнать этих людей с арены прямо сейчас, вместе с тренерами, спортсменами и в особенности судьями. Как такое вообще можно судить? Выискивать недостатки, пытаться уцепиться за что-то, за какие-то прыжки... На последнее Юнги перестал обращать внимание. Однако, самого Гука прыжки беспокоили. Первый аксель он не докрутил, сделав лишь два поворота вместо трёх, выход с каскада вышел слегка грязноватым, но, сказать, что он сделал что-то слишком плохо было нельзя. Чонгук ловил кайф. Впервые за многое время, Чон получал настоящее удовольствие. Энтузиазм заполонил разум ещё на середине прогона: глаза прожигали любого, кто попадал в его поле зрения, лёд готов был растаять от страсти, вложенной в каждый амплитудный взмах. Испанская коррида сделала температуру жарче и принесла в этот холодный дворец кусочек солнечного лета. Костюм у Чонгука сиял не меньше: на кровавого цвета бархате при попадании на них света софитов искрились разного цвета и размера кристаллы и стразы. Всё это дополняло композицию, создавало цельность и лаконичность. Но, конечно же, центральной фигурой являлся сам Чон. Его необъятные размахи и огонь в глазах, ритмичные дорожки шагов и стремительные повороты. Остановить Гука смогла лишь прервавшаяся музыка. Если бы не она, Чон мог бы и совсем потерять счёт времени и продолжать кататься до самого закрытия дворца. Он совсем забыл о волнении, которое пронизывало каждую клетку его тела ещё три минуты назад. Сейчас существовала одна лишь эйфория. Одно лишь блаженство.И одни лишь аплодисменты и восторг.
Кажется, готовящийся к следующему выходу испанец Хавьер Фернандес был слегка потрясён и слово «слегка» означало далеко не это. Оно означало антонимичное «слишком» и более подходящие «до безумия как». В его голове не укладывалась мысль, что непонятно откуда взявшийся азиат сможет настолько реалистично передать такой раскалённый дух и посеять растерянность в собственном выступлении. Сам Чонгук был слишком перевозбуждён. Юнги тоже, только без приставки «пере». Пока младший с радостными криками и довольным лицом катился в "kiss and cry*”, Мин просто был готов на cry and kiss. Черин быстро привела его в порядок хорошенькой затрещиной, оторвав зомбированный взгляд от электронного панно. Конечно, Чон не смог вырвать первенство у Ханью из-за технических помарок, однако по артистической составляющей это был как минимум нокаут. Безжалостный и триумфальный. Юнги должен был выступать последним и закрывать группу, а также весь соревновательный день в целом. К моменту, когда до него дошла очередь, Ханью всё ещё удерживал первое место и, посмотрев на баллы, он понял, что сразить этого почти что непобедимого японца будет достаточно не просто. Чонгук хотел было подойти к Юнги, но последний языком жестов дал понять, что если Чон сейчас это сделает, то Мин просто вдавит его тело в эту ледяную поверхность и выступать завтра не смогут ни тот, ни другой. Юнги всё же необходимо настроиться на своё выступление, а из головы до сих пор не выходят картинки с пометкой восемнадцать плюс. Поэтому Чон понимающе свалил на трибуны к Хосоку и его друзьям, еле скрывая победную улыбку.Соберись.
***
— Гукки, ты был просто неотразим, — воскликнул Сокджин, пропуская успешного фигуриста на свободное место. — Ты был таким... — Горячим? — Не уверен, что данный эпитет на все сто процентов охарактеризует всё то, что делал этот молодой человек несколькими минутами ранее, — начал Намджун, поправляя очки, — однако да, ты был действительно неотразим. Согласен, Хо? Хосок всё ещё не оклемался от вчерашнего запоя и все его слова и действия происходили с эффектом слоу-моушн, но всё же биатлонист выдавил из себя сладенькую улыбку и сжал Гука так крепко, что у последнего готовы были треснуть рёбра. — Лучшее поздравление, спасибо, — Гук весело плюхнулся на соседнее сиденье и с замиранием сердца стал следить за исполнениями последних спортсменов. — Ты был лучше, — возмутился Джин, когда Чонгук сместился на третью строчку, отдавая второе место американцу Нейтану Чену. — По подаче и экспрессии... — Дело не только в этом, хён, — слегка разочарованно вздохнул Чон, будто бы объясняя общеизвестные истины маленькому ребёнку. — Он прыгает чище и лучше. — Да какая разница, бро, — Хоуп обнял приунывшего фигуриста, — на него смотреть было скучно, на тебя — нет. Чонгук не мог сказать, что волновался вовсе не за своё место и не за чужие баллы. Чон был полностью доволен собственным прокатом и переживания нарастали вовсе не из-за этого. Следующим на лёд выходил Мин Юнги, а это куда более веский повод выдрать все волосы на собственной голове. Куда более веский повод, чтобы забыть, как дышать и забыть о самом себе, своих результатах и Олимпиаде как таковой.***
music: In the Face of Adversity — Call Evan (2:28)
Атомы воздуха сжались на арене до пределов, равных объёму одного единственного человека. Говорить перестали и комментаторы, замолчал даже ветер за оконной панорамой. Всё внимание целиком и полностью было приковано к чёрной фигуре и грациозному телу, которое только что начало свою короткую программу. Если попытаться одним словом описать выступление Юнги, то можно сказать, что это было ничто иное, как эмоциональный надрыв. Болезненный крик, выраженный с помощью тела. Роман-эпопея, переведённый для тех, кто не умел читать. Краткое содержание всех вселенских трагедий, мощная характеристика абсолютно всех человеческих чувств. Юнги был болен мечтой, а не какой-то там болезнью. Она касалась не только физического уровня, она затрагивала куда более тонкие грани людской сущности. Любовь — ещё один пунктик в тяжёлом диагнозе Мин Юнги. Это неизлечимая патология, без шанса на выздоровление. Без шанса на создание вакцины. Юнги сейчас не был спортсменом, он был творцом. Создателем чего-то прекрасного и высокого. Тонкие кисти вырисовывали что-то в воздухе, затем вокруг шеи и плечей. Пальцы скользили по торсу также, как коньки двигались по прочному льду. Тройной аксель. Превосходный выход из прыжка, лёгкое перемещение по всему периметру с помощью дорожки шагов и скольжению Бауэр. Идеальный каскад. Не свойственный для мужского катания Бильман. Юнги прекрасно совмещал отточенную технику с артистизмом и подачей. Он показывал и грубость, и нежность, смешивал изящную пластику с агрессивными прыжками и махами.Божество?
Нет, Мин Юнги — это революция. Революция в спорте, в мыслях, в мировоззрении. Возможно, он не был болен, а сам, являлся воплощением кошмарной болезни? Любой, кто соприкоснётся с ним или его искусством движения, заразится им. Если Чонгук олицетворял страсть, то Юнги был самым честным откровением. Признание без фильтров и прикрас. Противоположность лжи и лицемерия. Правда без фальшивой обёртки. Юнги настоящий. Со своими изъянами, комплексами и проблемами. Но он этого не боится. Мин бросает вызов каждой преграде, которая мешает ему достичь своих целей. Он не перепрыгивает через неё, нет, он идёт насквозь, проламывая даже бетонные стены. Проламывая границы невозможного. Юнги узнал, что такое счастье ещё тогда, когда к ним на тренировку впервые пришёл совсем несуразный и деревянный по своей пластике мальчишка. Немного скованный, совершенно неуверенный в себе. Кто же знал, что он станет тем самым необходимым стимулятором к достижению почти что невыполнимых целей. Универсальным ключом ко всем запертым дверям. И сейчас, этот человек заряжал его своей энергией с трибун. Его личная и нескончаемая батарейка. Его личная болезнь. Последний поворот и финал. Завершение короткой, но трогающей за душу истории.Овации и триумф.
На лёд дождём полетели чёрные плюшевые игрушки. Юные фигуристы не успевали собирать их все. Поклон в одну сторону, затем в другую. Юнги не выглядел уставшим, создавалось ощущение, что он каждый день таким образом оголяет собственную душу и для него это дело привычное. На самом деле нет. На ногах его держала лишь мысль о том, что через пару мгновений он доберётся до того парнишки в красном и всё же впечатает его в какую-нибудь поверхность. Желательно в мягкую, но он не был уверен, что дотянет до отъезда в отель и поэтому, после объявления о новом мировом рекорде и на данный момент лидирующей позиции, Мин Юнги взглядом нашёл на трибунах младшего и махнул в сторону раздевалки.Непотребство Чонгука не могло остаться безнаказанным, знаете ли.