Цикл по фэндому "Поле битвы - Земля"

*** На этот раз все его расчеты правильны, в этом Терл уверен абсолютно. К тому же, указанные в древних рукописях приметы, все эти намеки для уже знающих, полностью сходятся. По всем признакам, искомое находится где-то здесь, в рассчитанном Терлом радиусе; но в том-то и проблема, что несмотря на уверенность, само хранилище все еще не обнаружено. «Скорее всего, вход тщательно замаскирован, - думает Терл, выбираясь из очередных ветхих развалин. – Это вполне логично» Охрана в количестве двух псайклов скучающе зевает на своих позициях. Земляне давно ушли отсюда, и не похоже, чтобы наведывались в бывшую столицу; но инструкция есть инструкция, а в ней указано четко: «Не покидать пределы базы без сопровождения». К тому же, здесь вполне могут водиться животные – в буквальном смысле этого слова. Терл раздражен донельзя очередной неудачей; к тому же, он изрядно устал и взмок в глухом кожаном облачении; брезгливо стряхивая с рукава приставшее полупрозрачное волокно (кажется, это называется «паутина» и имеет животное происхождение; кажется, одно плотоядное насекомое с ее помощью добывает себе в пищу более мелких), чистоплотный псайкл окидывает пространство перед собой недовольным взглядом. Где, скажите на милость, носит этого Джо-оунни? Вместе с приставленным к нему идиотом… Датчики пульта молчат – значит, строптивый земляшка не пытался выйти за пределы заданного Терлом радиуса; но разве не вопиющая ли безответственность – блуждать непонятно где, но непременно вне поля зрения псайкла? «А ведь он еще за прошлую свою выходку не…» - напоминает ехидно внутренний голос, и Терл хмурится, и даже слегка скрипит зубами – но, к счастью для окружающих, дальнейший ход его мыслей прерывается возбужденной перебранкой двух весьма знакомых голосов. - Зачем жарить? - Ты идиот? Вкусно же! - Сырым вкусней. - Да-а-а?!! И кто это говорит – лучший рыбак всей Галактики? - Молчи, жадный земляшка! А то и четверти не получишь. - Конечно, не получу, мне ведь полагается половина. И возмущенный рев: - Куда тебе столько влезет, мелкота инопланетная?!!! И полный ледяной решимости ответ: - Куда нужно, туда и влезет. О себе подумай, обжора. Еще секунда, и они появляются в пределах видимости. Грязные, всклокоченные, возбужденные. Промокшие с головы и до самых подошв. Громадный псайкл и хрупкий на его фоне Джо-оунни на удивление слаженно тащат нечто, завернутое в… Вот, значит, как они берегут свою униформу! Нечто, упакованное в черный кожаный плащ, начинает вдруг отчаянно трепыхаться. Терл замечает торчащий наружу плоский и мокрый хвост. Двое сухих охранников захлопывают пасти и подбираются поближе. Терл складывает руки на груди и щурится злобно: - Что это? Отвечает охранник: - Мясо! – и, покрепче прижав к животу брыкающуюся добычу, добавляет горделиво: - Сам поймал, – насмешливое хмыканье Джо-оунни, короткий вздох: - С ним вот, вдвоем. Землянин морщит свой распрекрасный нос, на кончике которого живописно сверкает водяная капля: - Это рыба. Его напарник по охоте не намерен сдаваться: - Все равно – мя-ясо! Как его, рыбочное. Рыбковое... Вот. Джонни, весь сияющий – и даже распухшая, окрасившаяся лилово-желто-зеленым половина лица не мешает этому чуть утомленному и дикому сиянию, - снисходительно фыркает: - Рыбье же, балда. Охранник сопит и крепче сжимает бьющуюся в руках добычу: - Не пофиг ли? Готовь давай! - Дрова, - терпеливо, будто несмышленому говорит Джо-оунни. – Нож. И прекращай уже его душить! - Сильный, сволочь, - жалуется безответственный охранник отвратительно-синему небу. Его сослуживцы весело скалятся. - Смейтесь, смейтесь, - мрачно тянет это недоразумение. – Ни кусочка не получите. Ни чешуйки. А Джо-оунни вдруг изрекает наставительно: - Нельзя быть таким жадным. - Кто бы говорил?! Сам выторговал себе целую половину, а сам… - Я сообразительный, мне можно. И самое возмутительное – ни один, ни другой совершенно не обращают внимания на Терла с его взглядами. Как будто не единственный земляшка в окружении четырех псайклов, любой из которых может без труда свернуть его тонкую шею; словно бы он, этот невыносимый, непонятный, невозможный и невозможно притягательный в своем охотничьем азарте Джо-оунни находится в родном селении и спорит до хрипоты с таким же диким и разгоряченным соплеменником. «Совершенно такой, как раньше. Как в прежние времена» Но мысли о днях минувших вызывают у Терла нечто, напоминающее мысленную изжогу; тем временем эти охотнички , ни на секунду не прекращая пререкаться, опускают драгоценный свой груз на землю. - Берегись! – радостно вопит Джо-оунни; и вовсе он не издевается над неопытным по части вылова рыбы псайклом – наполовину осовобожденная от кожаных пут добыча начинает трепыхаться с удвоенной силой. И все таки успевает смачно шлепнуть скользким хвостом по мокрой псайкловой физиономии. - Говорил же, - пыхтит Джо-оунни, самозабвенно наваливаясь на рыбу всем телом. – Нож неси, кому сказал! Присутствующие при новом для них зрелище псайклы подходят поближе. Даже Терл, сердитый и сумрачный, снисходит до разглядывания неукротимого рыбного монстра. Животное так и норовит выскользнуть из-под тяжело дышащего землянина; громадная, полная мелких и острых зубов пасть беспрерывно открывается и закрывается. Один из длинных усов намотался на руку Джо-оунни. - Такая тварь, пожалуй, способна сожрать и псайкла, - задумчиво бормочет Терл, и в следующую минуту жалеет, что произнес это вслух, потому что добытчик номер два, подскакивая к Джо-оунни с его рыбиной с необходимым инструментом, возбужденно рычит: - Он и хотел! Еще как хотел! Все наматывал круги, и пасть, пасть свою… А потом как «щелк!» - я уж думал все, не сможет больше Неер девок любить; а нет, пронесло, штаны оказались крепкие… И, повинуясь сдавленному приказу Джо-оунни, расчесанный этот болван обеими руками прижимает к земле дергающийся рыбий хвост; пока землянин, извернувшись и упершись в бок усатого чудища коленом, вскрывает его блестящее брюхо, данное позорище своей касты с пыхтением живописует душераздирающие подробности. А эти два долдона слушают, распахнув рты не хуже издыхающей рыбины. - Дрова, - напоминает Джо-оунни, старательно выскребывая поблескивающие на солнце рыбьи потроха. Прямо на кое-чей форменный плащ, между прочим. Но обладатель погубленной формы не злится и не орет благим матом; наморщив лоб, он спрашивает удивленно: - Чего? Терл усмехается: уже много веков как псайклы отказались от столь варварских способов получения тепла; зачем костер, если есть синтезирующие пищу автоматы? И плиты, работающие исключительно на атомной энергии – у тех, кто может позволить себе доставку органической пищи с других планет. Впрочем, Джо-оунни охотно разъясняет по поводу дров: что, зачем и где это нужно искать. Троица охранников – двое непричастных к дикарской охоте не теряют надежды получить свой кусок – срываются с места. «Потрясающая, невозможная безответственность!» И Терл, как высший по положению, как начальник и, квазары все побери, господин просто обязан сию же секунду навести порядок; жуткую рыбину выбросить в не менее жуткую воду, наорать на эту, с позволения сказать, охрану, а главного виновника всего безобразия… Но главный виновник ловко орудует окровавленным ножом, и вот уже сверкающие твердые чешуйки весело разлетаются во все стороны, а губы землянина сами собой складываются в удивительно нежную, хотя и кривую улыбку. «Эта опухоль отвратительно смотрится на его лице, - рассеянно думает Терл. – Из-за нее все так… непропорционально» И ловит себя на мыслях о заживляющей мази, и сердится на себя же за подобные мысли, но тут же находит им вполне правдоподобное оправдание: «Рачительный хозяин обязан беречь свою собственность». А рыба тем временем уже очищена и нарезана на толстые куски; и алчущие свежего мяса, пусть бы и рыбьего, долдоны спешат с трех сторон с охапками разнообразнейшего деревянного хлама; и Джо-оунни с видом мудрого наставника отбирает подходящее, и ловко обстругивает ножом тонкие палочки. Некоторая заминка случается при разжигании костра, но в итоге проблема решается посредством точного выстрела из лазерного пистолета. Джо-оунни насаживает каждый кусок рыбины на подготовленные палочки и втыкает их глубоко в землю, чуть наискось. - Чтоб не сгорело, - поясняет он затаившим дыхание псайклам. Над всей этой варварской «кухней» поднимается белесый дымок. Джо-оунни глубоко, с видимым удовольствием втягивает носом: - Еще бы соли сюда… «Соль, или хлористый натрий – вещество, используемое в некоторых дикарских обществах…» Когда рыба, по заверениям Джо-оунни, полностью готова, Терлу любезно предлагают кусочек. Самый, между прочим, жирный. - Ешьте, ешьте, - злорадно отказывается он. – Наслаждайтесь. А я с удовольствием посмотрю, что с вами будет через час. Это адресуется исключительно для псайклов – землянин ехидно усмехается и впивается зубами в дымящийся рыбий хвост. - Один раз живем, - после недолгих раздумий заявляет распоясавшийся «добытчик»; едва проглотив первую порцию, он многозначительно объявляет: - Вкусно! – и это служит сигналом для остальных. Джо-оунни неторопливо жует, отвлекаясь лишь на свои пальцы, по которым стекает прозрачная чуть маслянистая жидкость. - Не то слово, - каким-то новым, мурлыкающим тоном сообщает он; розовый язык небрежно снимает с пальцев жирные капли. И губы его, между прочим, тоже блестят от рыбьего жира. Уже в транспорте, после того как входной люк автоматически закрывается, а довольно отрыгивающие горе-охранники дружно топают прямо в каюту, Терл придерживает своего невыносимого Джо-оунни за локоть. Землянин смотрит снизу вверх вызывающе блестящим глазом; Терл напоминает себе о необходимости запоздалого лечения, оглядывается на всякий случай – не стоит давать троим кретинам пищу для сплетен. Когда рот его накрывает теплые губы Джо-оунни, тот замирает, не смея дышать. Терлу дела нет до охватившего Джо-оунни недоумения – он слишком занят новыми для себя вкусовыми ощущениями. - Ты прав, - говорит он негромко, убедившись, что ни капли рыбьего жира на губах Джо-оунни не осталось. – Действительно, вкусно. И даже огорчение из-за сегодняшней неудачи на некоторое время отходит на второй план. *** И ведь Джонни вполне обошелся бы без этой глупой рыбы – хотя вкус нормальной человеческой еды ни в какое сравнение не идет с той дрянью, которой его пичкают чертовы псайклы; - но не в рыбе этой несчастной было дело, а в том, что и все его подначки, и охотничий азарт, и перебранка с охранником – Неер, кажется? Впрочем, неважно… Главное во всем этом мокром и довольно таки опасном безобразии было одно: Джонни не думал, не думал совсем. Сложно размышлять о всяких неприятных материях, если каждую секунду ждешь то ли плотоядного щелканья челюстей совсем рядом со своей ногой, то ли приступа озверения от суетящегося рядом голодного псайкла. И даже Терл с его сложенными на груди лапами и презрительной ухмылкой, даже многозначительные намеки на возможный понос у некоторых соплеменников не смоги испортить такой внезапно приятный вечер. Джонни действительно почти забылся, почти почувствовал себя человеком - и, конечно, троица псайклов сыграла здесь важную роль; как они смотрели на колдующего над рыбищей Джонни! Во все глаза, приоткрыв рты – ну чисто дети малые, восторженно окружившие вернувшегося с богатой добычей охотника. Но разве Терл был бы Терлом, если бы не умудрился все-таки, под самый конец… Этим своим дурацким поце… Поступком там, в прохладной полутьме входного отсека. И дальше этот чертов… Этот… Он только и делал весь вечер, что продолжал измывательства над бедным землянином. Мало того, что их выдающийся мордобой в развалинах как будто сошел Джонни с рук, так еще и купание вкупе с незапланированным ужином не имели никаких неприятных для Тейлора последствий. Пока он смывал с себя запахи речной воды и рыбьих потрохов, чертов Терл куда-то отлучился; и Джонни сильно подозревал, что весь накопившийся в псайкле гнев обрушился на головы нерадивых охранников. Зато с Джонни псайкл был само терпение – и на койку свою драгоценную усадил, и рожу опухшую со всех сторон рассмотрел, и толстый слой знакомой до коликов мази – собственными когтистыми пальцами… И голосом обманчиво-спокойным: - Однажды я уже спрашивал, повторю еще раз: чего ты добиваешься, Джо-оунни? Втирая распроклятую мазь тщательно рассчитанными круговыми движениями. И почти не причиняя при этом боли. Как есть скотина… Но ответить все же пришлось, хотя ничего Джонни не придумал получше, чем пробормотать: - А ты..? И что же, получил он хотя бы намек на вразумительный ответ? А вот и ничего подобного: многозначительное молчание, едва заметно дернувшийся угол псайклова рта и невнятное движение обтянутого черной кожей плеча. И думай, Джо-оунни, что хочешь. Только не хочет он думать, совсем не хочет… Но по всему выходит, что все-таки придется. Джонни сидит в своем тесном углу, на узкой и жесткой лежанке, и мысли его перескакивают с одной на другую, упрямо не желая остановиться на чем-то одном, на важном; а Терл тем временем избавляется от своей кожаной сбруи и топает в душ, чистюля хренов… И Джонни рассеянно думает, что ведь ни разу он не видел своего псайкла спящим – там, на чужой планете, его, обессиленного и почти беспамятного, уносили сразу после… всего; здесь, на родной Земле, он всегда отключался раньше, и последним, что видел он перед тем, как погрузиться в благословенную тьму, была напряженная спина погруженного в работу Терла, а в первые минуты пробуждения – его же сосредоточенная физиономия. «Интересно, полагается ли псайклам удобная, ночная одежда?» Что за глупости – ведь там, в своем собственном доме Терл облачался в нечто вроде широкого халата; во всяком случае, свою игрушку он встречал только так… Быть может, он прихватил то роскошное одеяние с собой? Джонни хватается за идиотскую мысль, как утопающий за пресловутую соломинку. И ждет с зудящим нетерпением, вслушиваясь в ровный шум текущей воды за стеной. И когда Терл наконец выходит – во всей покрытой шерстью красе, в первозданном, так сказать виде, - Джонни откровенно пялится. Несмотря на болезненные ощущения – тяжело, оказывается, смотреть на мир только одним глазом… «И кто здесь вечно рычит о «дикарях» и «зверушках»? - язвительно возмущается про себя Джонни. – Сам-то каков!» «О, да-а, самый настоящий лесной хищник, зверь опасный и непредсказуемый; и такой сейчас… умиротворенный!» «И в любой момент может…» «Но разве не это тебя, Джо-оунни, волнует, разве не в этой затаившейся на самом виду опасности – главная прелесть?» «Что за идиотство я сейчас подумал?!» «…И куда это мы смотрим, Хороший мальчик, и что же мы там еще не видели?» «Всего лишь удивляюсь, как эта штука могла во мне поместиться» «Ой ли?» «И вообще, я устал и спать хочу» «Ну-ну» …Одно Джонни тем вечером все-таки выяснил: его личный псайкл, похоже, предпочитал отдыхать без всяких там халатов. С утра землянин вдруг узнал, что сделался среди здешних псайклов популярнейшей личностью. Во всяком случае, среди охранной их части. Его растолкали чуть не на рассвете; его лицо осмотрели придирчиво и снова смазали тонким слоем лечебной дряни; на нем защелкнули неизменный «с сюрпризом» и бесцеремонно выставили вон. «Подыши пока». Вечно у этого Терла какие-то тайны. Параноик несчастный. Подремать хоть немного, присев на корточки у серой стены, землянину не дали – натуральная делегация из возбужденно перешептывающихся псайклов, и за главного у них тот, вчерашний… Неер, кажется? Впрочем, без разницы. - Пс-ст, - тревожно зыркая в сторону входа в Терловы хоромы, начал этот любитель мяса, нависая над Джонни. – Дело есть, паря. Прочие закивали согласно, разглядывая землянина с разной степенью уважительно изумления. - Мы тут это, - Неер или как его там наклонился к Джонни, чуть не шепча ему в ухо, - решили еще рыбочного… - Рыбьего, - растерянно поправил Джонни; но разве псайкла переубедишь. - Все равно мясо, - буркнул желтоглазый обжора. – Только это… Плащом особо не половишь, форма… Великий-Ужасный вчера: «Из жалованья вычтем», а форма, между прочим, недешевая… И штраф. Неер или как его там потер скрытое под копной туго сплетенных косичек ухо. Значит, Джонни правильно понял: вчерашняя отлучка была нужна кое-кому, чтобы выпустить пар, наораться всласть на проштрафившихся подчиненных; а перед землянином предстал псайкл спокойный и местами заботливый… Интересно, если он выйдет прямо сейчас и застанет это милое сборище под собственной дверью..? - Удочкой можно, - не дослушав – и так, в общем, понятно, за каким дьяволом Неер или как его там расшептался. – Но лучше сеть. - Ага, - просиял псайкл. – Это пойдет? И очередная оскаленная рожа появляется в поле зрения, и с гордым видом перед Джонни разматывают позвякивающий, криво обрезанный по краям фрагмент металлической, с шипами, сетки. Джонни вздыхает с видом мученика: - Так понравилось барахтаться в реке? Это ж не рыба получится, а сплошное месиво. - Б… - кривится начинающий рыболов. И прочие как-то сникают, и уже слышится пока еще глухое, но весьма недовольное ворчание. - У нас, - поясняет Джонни, потому что ведь не отстанут, - делали сеть из травы. Всеобщее недоумение на лицах. Тяжелый вздох: - Можно нить. Прочную, но мягкую. Чтобы рыба, а не ошметки. Неер или как его там снова сияет. - Ага, - обернувшись к своим, он рычит радостно: - Все слышали? Кр-ругом, шагом марш! Кто первый найдет – тому самую толстую… Мясо! – псайкл скалится на Джонни, ожидая реакции. Не дожидается и уходит – явно разочарованный. …Как дети, честное слово! *** Все та же гулкая пустота мертвого города, вся то же безжалостное земное светило, все та же пыль… Но оставленные вчера у потухшего костра плавники и кости не лежат больше аккуратной белой кучкой; нет, ночью некто – скорее всего, какое-то животное, - набрел на остатки ужина и долго рылся в них носом и лапами, отыскивая пригодное для себя. Короткий и многозначительный кивок в сторону разбросанных во все стороны костей и разоренного кострища – и вчерашние кретины немедленно превращаются в бдительную охрану; рассредоточившись, занимают они подходящие позиции и всем своим видом показывают полную готовность к прицельной стрельбе. При этом кое-кто позволяет себе облизываться – воодушевленные вчерашней добычей, они явно надеются подстрелить еще кого-нибудь съедобного. Пусть их, главное, чтобы не ослабляли бдительности. А у Терла теперь свои заботы. Все то же утомительное обследование пыльных развалин; все то же нетерпеливое желание как можно скорее найти свое золото. Но положительного результата нет, как и не было; у Терла уже в глазах темнеет, и однотипные каменные постройки настойчиво сливаются в одну, гротескно раздутую и как бы расползающуюся до самого горизонта. «Где же, где?» - бьется в мозгу упрямая мысль. …И Джо-оунни опять какой-то потухший. А ведь еще утром нынешним улыбался, и неважно, что еле-еле, взгляд Терла зафиксировал это редкостное явление. И зелье, которым Терл так тщательно покрыл пораженные участки лица, вполне оправдало возложенные на него надежды – отек заметно спал, и даже глаз начал понемногу открываться, пускай пока и наполовину… А сейчас, полюбуйтесь-ка: бродит бессмысленно, шаркает тут, будто старый хрыч – и взгляд, конечно же, строго в землю. И ладно бы раздумывал о собственном невыносимом поведении и пытался сделать выводы - наверняка в очередной раз измышляет никому не нужные планы непойми чего. Прибить бы, но что-то не хочется. Пока что. …Но где же, где? Не могли они , эти давно почившие земляшки, хранить это за тысячи миль; внезапный кризис возможен всегда, и значит, запас должен быть, что называется, под рукой, но, конечно же, надежно спрятанным от любопытных глаз. …Где же, где? Так. А если поставить себя на их место, если приложить усилие и вообразить, что я и не псайкл вовсе, но обыкновенный земля… Стоп. Стоп, стоп, дорогой мой Терл. Зачем насиловать собственный мозг, когда вот он шляется без дела – самый что ни на есть землянин. Конечно, в сравнении с древними – сущий дикарь; конечно, различия существовали и в те древние века, но принцип мышления… - Джо-оунни. Вздрогнул так, будто Терл не позвал, а ударил. …Что-то за мысли вертятся в дикарской твоей голове? Стоп. Стоп. Дело – прежде всего. Золото – прежде… - Смотри туда. Просто смотри и слушай. Тебе нужно спрятать… нечто ценное. Много и сразу. И чтобы ни одна живая душа не знала; но это не должно находиться слишком далеко от... Помнишь ту башню? Там обитали правители, когда-то давно. Где-то здесь, Джо-оунни; но где? Куда бы ты спрятал? Для верности Терл берет Джо-оунни за плечи и разворачивает в нужном ему направлении. И не убирает рук – конечно же, подстраховки ради. Землянин молчит, но молчит сосредоточенно. Глубокий вдох – резкий выдох. Золотистый затылок словно бы невзначай прислоняется к груди. - Золото твое любимое, что ли? – с отстраненной какой-то усталостью. – Как… тогда? Терл хмурится, сверля взглядом светлую макушку. Впрочем, какой ему смысл таиться? Все равно он узнал бы, рано или поздно. - Да, - выдыхает псайкл, чуть сжимая хрупкие, но сильные плечи. – Думай, Джо-оунни. Еще несколько минут тревожного молчания. - Вон то, желтенькое, мне нравится, - рука землянина вяло указывает направление. Терл прикидывает, подсчитывает в уме. - Что ж, проверим. Надежда, мягко говоря, притянута за уши. За трогательные такие… Чуть розоватые, гладкие, аккуратные такие… Явно не принадлежащие псайклу. Внутри «желтенького» так же пусто, пыльно и безжизненно, как во всем этом покинутом городе; весь пол завален потерявшими осмысленный вид обломками и осоколками. Грязные обшарпанные стены – ровно четыре. - Так. - Стены, - отвратительно безжизненным тоном произносит Джо-оунни. – Если предки овладели технологией… Что ж, вполне логично; и Терл старательно обходит помещение, и нервно выстукивает пальцами, и остатки древней штукатурки осыпаются к его ногам при первом намеке на прикосновение. …Одна из стен отзывается не глухим каменным, но отчетливо металлическим звуком. - Кажется… Кажется… Терл в волнении шарит по ничем не отличимой от прочих стене. Если предки… О, да, эти овладели; судя по чудом сохранившимся хроникам – еще как овладели! Джо-оунни понятия не имеет, насколько они… «Щелк!» Охваченный возбуждением, Терл едва не пропустил крохотный – ни дать не взять случайный брак строителей – выступ. Но палец, к счастью, весьма удачно соскользнул, и древняя стена с выматывающим душу скрипом, медленно, будто в кошмаре, отползает в сторону. Открывая темный, пахнущий не тревоженной столетиями пылью проем. «Клац!» - не доползя и до половины, замаскированная под стену дверь останавливается. Видимо, древний механизм дал сбой; впрочем, Терлу хватит места, чтобы протиснуться. Скачущий луч фонаря вырывает из темноты фрагменты: край металлической полки, погасший на веки допотопный монитор, какие-то бумаги… И – слава всем звездам Вселенной – вожделенный масляно-желтый блеск. Он нашел. Они – как это ни странно – все-таки нашли… * От аффтыря: 1. Я нифига не знаю, где именно хранится пресловутый золотой запас одной великой державы. Да мне и неположено. 2. Расписывать инструкции вроде «клад зарыт подо львом, а напротив льва фонтан» мне откровенно лень. 3. Посему надеюсь на развитую воображалку дорогих читателей. *** - Ты давай там, паря, - псайкл Неер, или как его там, задирает огромную голову и лениво поддевает когтем кусок древесной коры. – Не дури, а? Четыре блестящих от пота псайкловских рожи, плотно окружившие сосну, невнятно ворчат, выражая то ли вялую злость, то ли согласие с переговорщиком. Джонни крепче обнимает теплый шершавый ствол почтенного дерева и отвечает длинной и весьма оскорбительной фразой. На родном языке – но по интонации без всякого перевода понятно. - Ой, дурак… - качает башкой надоедливый Неер, и демонстративно лезет в недра форменного плаща. – Свалим же эту хреновину, всего делов… - отступая на шаг и смеривая сосну взглядом: - Ты ж сообразительный, вот и сообрази... Переломаешь себе всякого, сам потом ныть будешь. Один из псайклов трогает Неера за плечо. Тот, не глядя, пихает сослуживца локтем в грудь: - Помню я, помню, - и опять к Джонни: - Ты, паря, вот об чем подумай: он не сказал ведь «целым», он сказал «живым»… Чей-то сапог пинает безответное дерево. Кто-то насмешливо взрыкивает. Кто-то обзывает Джонни нехорошим псайкловским словом. Остро пахнет древесной смолой. Поют вдалеке птички. Джонни ерзает на своей ветке и рассеянно разглядывает сгрудившихся внизу псайклов. - Слышь, Неер, и чего с ним цацкаться? Пристрелить зверушку… - Пс-с..! Охота тебе потом с Великим-Ужасным… - Нет, ну что он с этим вот прям носится?! Джонни, засевшего на ласково шелестящей иголками сосне, данный вопрос тоже интересует. Точнее, ответ на него. Желательно четкий и не слишком длинный. Ведь шею его до сих пор украшает опостылевший, страшный сюрприз. А пульт с известной кнопкой все еще у Терла. И пока Джонни несся, сломя голову, через всю их поганую базу, пока оскальзывался на густой траве, слыша за спиной пронзительный визг тревожной сирены, пока петлял по лесу, задыхаясь, проклиная свои отвыкшие от долгого бега ноги, а позади топали и рычали возбужденно отправленные на его поимку псайклы, - он ждал, ждал с потаенным ужасом и вполне осознаваемой мрачной злостью, ждал разрывающей смертной боли и последней вспышки, что ослепила бы навсегда; он ждал – но так и не дождался…. А теперь он торчит на дурацком дереве, а внизу торчат дурацкие псайклы, и придурок Неер несет какую-то чушь про талисманы и про то, что Терл ведь не враг себе, чтобы выпустить из лап удачу, и кто-то рычит, что все это дикарские суеверия, а кто-то громоподобным шепотом заявляет, что са-мо-лич-но видел на шее у Зира подозрительную блямбу с камушком; а Неер важно добивает товарищей, заявляя, будто все-все, кто только сидит наверху - все они таскают на себе кучу всякого; и если менеджер или начальник охраны напялит одну блямбу, то какой-нибудь генеральный директор прямо таки обвешан варварскими штучками-дрючками. - Так то же штучки, а этот вон как бегает! – выдается последний аргумент; но Неер, хоть и считает себя тупицей, от своего не отступается: - Потому и носится. Блямбы у всех, а чтобы живой и бегал – у Великого-Ужасного только. И орет, задирая голову: - Ну ты как, не надумал, паря? Бить не будем, ну разве пнем по разу… Или нет? Размялись ведь славно… Идиотство чистейшей воды. Пять идиотов на земле, один на дереве, и неизвестно, кто из этой компании самый выдающийся идиот. И чего ты добился этой своей выходкой, а, Джонни? Чего ты хотел добиться? «Да, да, Он тоже интересовался» Дважды, Джонни, дважды; и если в первый раз все закончилось, как бы это сказать, предсказуемо, то второй странным образом сошел тебе с рук. «Этот не сойдет» Пожалуй, что и так; но, Джонни, дорогой мой Хороший мальчик, не пора ли признать наконец, что… «Что? Что?!» Лгать самому себе – последнее дело, вот что. «И ничего я не…» Ну давай, притворись, что тебе безразлично было, как Терл пускал слюни над своим поганым золотом. «Да плевать я хотел! И на Терла, и на золото; а что не услышал хотя бы мимолетного «спасибо», так от псайкла дождешься…» Благодарить можно разными способами. «Да, да, и Терл, конечно, выбрал бы самый доходчивый» Он умеет быть… острожным. «Только чтобы задеть побольней» Ой ли, Джо-оунни? «И вообще, я его тоже спросил» А чего ты ждал от псайкла? Прямые ответы не в их привычках. «А я не научен чужие мысли читать» Этого и не нужно; просто… «Не пошел бы ты!» Куда же пойду, если я всего лишь тихий голос в твоей голове? А тебе, милый мой, пора бы уже призадуматься. «Не же-ла-ю» Ну-ну. - Джо-оунни. Поначалу землянину кажется, будто и это проделки надоедливого голоса, который нашептывал в его собственной голове невнятные и опасные глупости; но затихшие, как по команде псайклы и Неер, вытянувшийся в струнку, и до боли знакомые ледяные мурашки по коже – все бесспорно указывало на безжалостную реальность происходящего. Он пришел, он все-таки… Не этого ли ты добивался, Хороший мальчик? Чтобы Он бросил своих псайклов, и свою базу, и свое золото; чтобы Он самолично явился и стащил тебя с этого глупого дерева, чтобы… «Зат-кнись» Да ради предков, Джонни. Тем более, что тебе и без меня будет, чем заняться в ближайшее время. Сам видишь – Он не просто зол. Он в ярости. Да уж, в ярости. Причем на той ее стадии, когда рычания и многословные угрозы сменяются ледяным спокойствием. И только опасно прищуренные желтые глазищи отчетливо отблескивают убийственной зеленью. - Хватит заниматься ерундой, Джо-оунни. Довольно. Сказано это отнюдь не на псайкло; и будь сейчас землянин в состоянии рассмеяться – непременно рухнул бы с ненадежного своего насеста. Уж очень забавно звучат родные слова с рычащим псайкловским акцентом. Не преуспевшая в охоте на землянина пятерка с интересом прислушивается. На морде Неера проступает нечто вроде понимающей досады. Все правильно – это дело касается только двоих, значит, и понимать здесь должны только двое. Джонни сглатывает пересохшим от волнения горлом и хрипит в сторону ожидающего внизу Терла: - Мне и тут хорошо. Что является враньем глупейшим и бессмысленным. Задница у Джонни давно уже ноет от сидения на твердой, изобильной сучками и наростами ветке. Терл стоит чуть поодаль от прочих псайклов, слегка расставив ноги и сложив когтистые руки на широкой груди. - Слезай, Джо-оунни, - с тщательно отмеренной яростью говорит он. – Не трать впустую свое и мое время. На сегодня игры закончились. - Какой все-таки ты зануда, - бормочет Джонни первую попавшуюся чушь; а тело тем временем торопится исполнить приказ. Пока Джонни с идиостким упрямством изображал птичку, ноги успели противно затечь; и процесс возвращения на твердую землю получается излишне шумным и неуклюжим. Джонни оскальзывается и едва не срывается вниз на радость наблюдающей за нелепым действом пятерке; Неер в последний момент успевает подставить лапищу, чем, возможно, предотвращает перелом кое-чьей глупой шеи; Терл хищно приподымает верхнюю губу, демонстрируя ряд влажных от слюны зубов. Джонни честно пытается идти, но едва ли способен удержаться на онемевших ногах. Но лапа Неера крепко держит выше локтя; под невнятное псайклово «Ой, дура-ак…» землянин практически подтаскивается вплотную к Терлу. Тщательно контролируемое бешенство ощущается теперь всей кожей. Словно жидкое пламя под коркой толстого льда. Который вот-вот треснет под напором вскипающей лавы. «На сегодня игры закончились». Это уж точно. По удачному ли стечению обстоятельств, или по воле судьбы, но Джонни Гудбой Тейлор ни разу в жизни своей не сломал ни одной кости. Хотя возможностей было в достатке – вспомнить хотя бы первые его попытки удержаться на лошади… Ни разу в жизни не сломал Джонни ни одной своей кости, потому и представить не мог, насколько это, оказывается, больно. Хотя поначалу тихий сухой треск в вывернутой за спину руке совершенно не пугает его. Самое мерзкое начинается позже, когда первые импульсы боли достигают наконец утомленного беготней и опасными размышлениями мозга. Посеревший, взмокший Неер легонько хлопает Джонни по щекам; зубы землянина выбивают частую дробь, все тело покрыто липкими ледяными мурашками величиной с добрую собаку. Рот беспомощно открывается в попытке сделать вдох, перед глазами стремительно темнеет. - Домой, быстро, - из неимоверной какой-то дали рычит Терл. В пронзительно-синей вышине ласково шелестят ветвями деревья; Неер несет Джонни словно не умеющего ходить ребенка и бурчит себе под нос, что дураков, конечно, учить надо, только нахрена ж удачу сердить, и что кой-кому оно выйдет боком, и что с талисманами надо бережно – дичайшая совершенно муть; и сломанная рука болтается безжизненно, и тупая боль отдается в плече при каждом шаге посеревшего от натуги псайкла. «Выслуживается, сволочь», - отстраненно, как сквозь туман, отмечает Джонни; а Терл между тем несется обратно к чертовой базе, и спина его, черной кожей обтянутая, словно бы звенит от напряжения, и бесчисленные темные космы быстро-быстро бьют по плечам псайкла, попадая точно в ритм стремительного шага. Четверка охранников слаженно топает следом. База встречает взмокшую компанию беспорядочным гулом; до слуха Джонни доносится чье-то отчаянно рычащее: «Прос..ли, псайкловы дети!» - а потом грудь его наполняется колючим огнем, и тело выгибается в судороге настолько сильной, что землянин едва не вываливается из лап Неера; фильтр, чертов фильтр, который Джонни содрал, сам того не заметив и не осознав - где-то в лесу, должно быть, на уровне рефлекса; и обида мешается в нем с неверием и оглушающим ужасом безнадежно умирающего существа; и суженные желтые глаза с проблесками злой зелени заслоняют весь отдаляющийся мир, а горячая рука бесцеремонно шарит по груди. Знакомое давление на переносице – и Джонни снова может дышать. Терл едва заметно дергает углом рта, и на лице его Джонни отчетливо читает: «В расчете». Отступающий смертный туман явственно хмыкает голосом Неера. Злобная ругань Терла изящно вплетается в царящий кругом бардак. Джонни обмякает в руках бравого охранника и позволяет себе ненадолго закрыть глаза. Сопротивление бесполезно, и неминуемая расплата все ближе; но разве нельзя хоть ненадолго поддаться обманчивому чувству покоя? Просто плыть по течению, доверившись – как это ни ужасно – более сильному? Пока его, изломанного и еле живого, бережно несут в одному Терлу известные дали, можно ведь притвориться, что ничего страшного не случилось - никаких игр и скачек по дикому лесу; он просто споткнулся неудачно, только и всего. …Еще бы руки, удерживающие его над землей, принадлежали не суеверному любителю свежей рыбы – и стало бы совсем хорошо. *** Откинувшись на спинку верного кресла, скрестив пальцы у самого кончика собственного носа, Терл, прозванный за глаза Великим и Ужасным, с видом одновременно кислым и высокомерным наблюдал за действиями сумрачного типа из медицинской бригады. Зная, что на базе-два орудуют склонные к питию всяческой дряни, а так же к разного рода травматизму техники, Терл предусмотрительно позаимствовал этого псайкла в медблоке у Зира. На новом означенный тип все больше скучал и маялся без дела – техники не травмировались и не изрыгали собственные внутренности после тестирования очередного рецепта; но теперь, благодаря несдержанности Терла, он получил возможность показать свое искусство на практике. Хотя поначалу возникла некоторая заминка: в багаже медика были все нужные средства, но ни один псайкл во Вселенной понятия не имел, как инъекция подействует на существо данного вида. Но делать что-нибудь было надо; в итоге сумрачный тип остановился на устаревшем нюхательном средстве. Не обошлось без приступа надсадного кашля, но не более того; а после короткого похлопывания по спине Джо-оунни даже немного порозовел. И даже смог сидеть без посторонней помощи. В общем и целом, медик справлялся достойно; а на полупрезрительное выражение широкого лица Терл решил внимания не обращать. По крайней мере до тех пор, пока получивший нужное образование специалист не объявит, что состояние землянина не внушает опасений. Где-то на периферии маячил охранник Неер – тот самый долдон, замешанный в возмутительной охоте на жуткую рыбу; парень выслуживался вовсю и кажется кинулся бы пылинки с Джо-уонни сдувать, отдай Терл подобный приказ. Наверное, долдону до смерти надоела эта Земля с ее полями, деревьями и – ах, да – кровососущими насекомыми; быть может, Терл почитает на досуге его личное дело – вдруг да сгодится старательный тупица; пожалуй, такой забавно будет смотреться рядом с недотепой Кером… Но все это подождет; а сейчас Терл пристально отслеживал каждое движение хлопочущего над Джо-оунни медика и пытался логически объяснить тот факт, что при несомненной и бесспорной вине землянина виноватым себя чувствует он, псайкл. И это после того, как ему пришлось бросить все срочные и важные дела, напяливать мерзкий во всех отношениях фильтр и ломиться через отвратительную земную растительность, поминутно сверяясь с показаниями следящего датчика. После той нелепой сцены с сидящим на дереве Джо-оунни; после внезапного, ничем не обоснованного и совершенно безумного рывка через всю базу… Он заслужил не только сломанной руки, по всем правилам и канонам Корпорации его следовало придушить на месте. Но Терл, едва услышав характерный хруст в тонкой человеческой руке, испытал вдруг такой приступ… Ужаса? Ярости? Вины? Какая-то дикая смесь эмоций; и правильно среагировал туповатый с виду Неер, что подхватил Джо-оунни на руки и понесся за изрядно растерянным начальством, чуть не дыша тому в спину. На базе Терл как будто пришел в себя, и даже не упустил возможности для маленькой мести – это тебе за развалины, Джо-оунни, это тебе за глупый побег и нелепую драку; но умереть ты мне тогда не дал – значит, и я тебе не позволю. Пока что. Но та мелкая гадость не принесла желаемого удовлетворения. Напротив, угомонившаяся на время вина снова всколыхнулась в нем, радостно царапая внутри отточенными когтями. Джо-оунни, похоже, совсем пришел в чувство, даже осмелился огрызнуться на ворчливое: «Не дергайся, зверушка». - Я тебе не зверушка, - тихо, но весьма отчетливо сказал этот неугомонный дикарь; и медик, осторожно покосившись на Терла, ухмыльнулся презрительно: - А раз претендуешь на звание разумного существа, то и не вздумай скулить. И дернул с силой поврежденную конечность, ставя сломанные кости на место. Слезы из глаз Джо-оунни все-таки брызнули, но ожидаемых болезненных стонов медик так и не дождался. А Терл, путем довольно запутанных измышлений, пришел к выводу, что имеет здесь дело с явлением, которое в некоторых древних текстах упоминается под именем «угрызения совести». Совершенно новое, и не сказать чтобы приятное для псайкла ощущение. Совершенно дикое открытие: оказывается, у псайкла есть чему угрызаться, есть эта самая совесть. Опасный нравственный атавизм, часть самосознания, давно отмершая у их расы ввиду полной ненужности. По крайней мере, еще нынешним утром Терл был твердо в этом уверен.[/MORE] [MORE=читать дальше]Впрочем, Терл знает прекрасный, неоднократно проверенный способ отвлечься от неприятных мыслей – работа, работа и еще раз работа. Тем более что благодаря самоубийственной выходке Джо-оунни времени, чтобы сделать все, что сделать необходимо, у Терла ощутимо убавилось. Подумать только, потратил добрую половину дня на бессмысленную нервотрепку и утомительное шастанье по здешним лесам, которые, между прочим, кишат отвратительными и не всегда безвредными насекомыми! Едва не угробить при этом главного виновника этого, так сказать, веселья, и под конец обзавестись вдруг этим… атавизмом! А ведь у него, Терла, масса дел важных и неотложных, и первое из них – учет, контроль и утомительный процесс упаковки драгоценного металла в многочисленные ящики из сверхпрочного сплава… И укладывать золото придется безо всякой помощи, собственными руками; только потом, когда способный свести с ума благоразумнейшего из псайклов металл будет надежно скрыт от посторонних глаз, когда кодовые замки замигают зеленым, когда личная печать Терла, право пользоваться которой он так дерзко выгрыз у судьбы, пометит каждый из бесценных ящиков – тогда только придет очередь всех этих долдонов, тогда только начнется процесс транспортировки… Неер этот как будто выказывает служебное рвение? Что ж, возможно, испытаем долдона, возможно… Но прежде чем приступить к главному, следует наконец привести в чувство чертовых техников – совсем распоясались, расслабились в отсутствие твердой руки; он, Терл, сегодня напомнил им, кто здесь начальство, но слишком оно получилось сумбурно и скомканно; и в этом тоже повинен Джо-оунни и никто другой. Так зачем же, во имя Вселенной, Терл хмурится сейчас и гадает, насколько серьезными будут последствия наказания, вполне земляшкой заслуженного? Зачем же… …Нет, это невозможно! Уже признал перед самим собой, что не следовало поддаваться клокочущей внутри ярости, уже вызвал медика, уже почти убедился, что жизни недоразумения ничего не угрожает; и даже ворчливый совет специалиста насчет «изменить рацион, добавлять больше кальция» принял к сведению – а болезненная смесь из эмоций и запоздалых сожалений все давит и давит, и мысли упрямо несутся по все тому же замкнутому кругу… Все, хватит. Довольно. Работать, работать и еще раз работать. Сосредоточиться на главном; для копания в собственной душе у него еще будет время. Равно и для ответа на один короткий вопрос – тот самый, который был задан Джо-оунни, и который землянин осмелился так нахально вернуть Терлу же. Пришло время решить, чего в конце концов добивается он, Терл. И никакие атавизмы не помешают ему принять решение твердое и окончательное. *** Белесая пакость, которой кормят Джонни, приобрела новый, но не сказать чтобы неприятный привкус; рука, прочно упакованная в толстую повязку из неизвестного землянину материала, то и дело принимается ныть, а по ночам еще и чесаться, и он сам не знает, что хуже; а Терл пропадает черт знает где чуть ли не сутками, а когда возвращается на несколько часов, ведет себя так, будто никакого Джо-оунни на свете не существует, хотя землянин неизменно чувствует устремленные на него взгляды; но как бы ни пытался он – поймать тягучий, задумчивый взгляд желтых глаз все никак не получается. Кажется, вот оно, то самое ощущение, щекотные мурашки по беззащитной спине; а обернешься резко – чертов Терл смотрит куда угодно, но только не на Джонни. А с утра вж-жих – и нет его, умотал к своему ненаглядному золоту. И стоило рисковать своей шеей, бегая, будто заяц, по равнодушному к горестям людским лесу… Зато теперь Джонни может свободно разгуливать по всей этой глупой базе; «сюрприз» так и болтается на его шее, а надоеда Неер неизменно топает за спиной – когда не отлучается с Терлом по чисто псайкловским делам. И ладно бы просто топал – нет, этот невыносимый тип раз за разом заводит приятельскую, как он думает, беседу; и если болтовня о Великом-Ужасном еще вызывает болезненный интерес, то многословные разглагольствования о псайкловских женщинах… Не хочет Джонни слушать о женщинах, в особенности о чужих женах; однажды он настолько устает от Нееровой чепухи, что попросту орет на этого дурацкого псайкла, орет на глазах у копошащихся поблизости техников и прочей тутошней братии. «Я вам не зверушка» - читается на его перекошенном лице; и псайклы, пускай и негласно, признают за Джонни право называться человеком. А может быть, подобно Нееру предпочитают оставаться с ним в отношениях… Назовем это «условно-дружеские». Впрочем, не так уж всем этим псайклам интересен какой-то землянин; вся база теперь гудит и копошится, словно гигантский муравейник, и снуют по пыльному пятачку невесть откуда выползшие машины, и техники, трезвые и от этого злые, не прекращают работу ни на секунду. - Скоро домой, - дружелюбно оскалившись, сообщает однажды Неер; ту вспышку бессильного гнева, тот поток ругательств от Джонни псайкл проглотил, почти не поморщившись. Так сильно хочет убраться с Земли, что готов даже «зверушку» хозяйскую обхаживать… А может быть, кое-кто наобещал ему… За примерную службу. Как бы там ни было, избавиться от Неера получалось в двух случаях: уединившись в сортире или попав под недолгий надзор «своего личного» Терла. Хотя, Терл ведь предпочитал землянина игнорировать… Снова. Или это такой чисто псайкловский способ примирения – оставить предмет в полном покое, и пускай будет что будет? Или ему попросту некогда наводить порядки – Терл чем дальше, тем больше казался каким-то нервным, дерганым даже; и хоть бы раз после… выяснения отношений вспомнил об отвратительной железной цепи! Что называется, беги – не хочу, по крайней мере, в пределах базы; но самое мерзкое было в том, что Джонни, кажется, не хочет…