Цикл по фэндому "Поле битвы - Земля"

Атавизм Терл изучает разложенные на столе чертежи. Снова и снова. Жилая часть, санблок, воздуховоды, фильтры, сигнализация… И сразу четыре варианта для дизайна внутреннего. Черно-белые и цветные; и объемная голограмма в трех проекциях ждет своей очереди. Все должно быть… идеально. Автор проекта ждет с видом подобострастным и чуть скучающим. Чего ему не довелось строить в его жизни, и этот проект отнюдь не из самых странных. А сели заказчика опять что-либо не устроит – что ж, он переделает в пятый раз; в конце концов, кредиты лишними не бывают, а платит этот заказчик щедро. Автор смиренно ждет своей участи; Терл барабанит ногтем по столу. - Пожалуй, - произносит он с наигранным недовольством, - пожалуй будем считать этот вариант условно принятым. Автор вежливо кивает. - Но с этим, - цветастые рисунки с дизайном Терл откладывает в сторону. – Мы еще поработаем. Автор согласен. Он вообще согласен на все, пока его труды оплачиваются полностью и в срок. Проводив автора подозрительным взглядом, Терл возвращается к созерцанию отложенного «на поработать». Какой-нибудь из четырех вариантов непременно устроит Джо-оунни, не может не… Хотя землянина может и огорчить столь ничтожная доля зеленого в цветах отделки; с другой стороны, Терл ведь намерен заказать для землянина эти ужасные земные растения… И встанет все это удовольствие, все это строительство и сопутствующие расходы в весьма солидную… Впрочем, в данном случае не в количестве потраченных кредитов дело. «Откупиться пытаешься, - понимающе шепчет ехидный голос у Терла в голове. – Только от прошлого вряд ли откупишься» Терл хмурится и решительно гонит непрошенный ворох картинок – порой чересчур ярких и от того болезненных; чертов атавизм, как всегда, пробудил в памяти ненужное и весьма неуместное. Тяжело псайклу, у которого невесть зачем прорезалась эта… совесть. Терл сжимает челюсти и клятвенно обещает себе, что эта выходка атавизма станет последней. В который раз за последние месяцы – обещает… Жены Их действительно пятнадцать – статных, высоких, неестественно изящных; ослепительно-белые лица и яркие губы цвета свежей крови, черные косы, оплетающие головы своих владелиц толстыми змеями; золотистые глаза в обрамлении смоляных ресниц… Вкрадчивый шелест расшитых серебром тканей, едва слышные томные вздохи, взгляды любопытные и немного испуганные, как будто землянин – пойманный ловким охотником дикий зверь, а они, эти женщины, - детишки, сбежавшиеся со всей деревни, чтобы поглазеть на страшное чудо. Терл приветствует каждую коротким кивком; очередная жена, шелестя одеянием и взмахивая ресницами, склоняется перед Терлом, целуя его правую руку. И каждая сопровождает действо призывным взором исподлобья, и на каждый такой взор Терл отвечает бесстрастно: - Это Джо-оунни. Джо-оунни, это… Землянин кивает на это – едва-едва. Он не то чтобы смущен, а тем более очарован; в конце концов, он не псайкл какой-то, чтобы понимать в достоинствах их женщин… И едва ли может он назвать хотя бы одну из пятнадцати красивой; он и Терла-то своего в жизни красавцем не назовет! И все же они, эти женщины, их любопытные, лишенные уже ставшего привычным чисто псайкловского высокомерия взгляды, их плавные движения и негромкие вздохи рождают в душе какое-то смутное волнение. А еще Джонни очень не нравятся все те призывные взоры. До такой степени, что чуть позже землянин, как ни старается, не может вспомнить ни одного женского имени. Город И все же, гулять интереснее с Неером. Хотя тот и ворчит постоянно, и дразнит Джонни «ядерным зарядом в заднице» и прочими интересными словами, общий смысл которых сводится к банальному «Что ж тебе, паря, в тепле-уюте не сидится?». Но зато этот ворчливый долдон знает десятки интереснейших мест; кажется, Неер весь город этот изучил вдоль, поперек и еще по диагонали. Терл, когда находит в своем расписании время для «обзорной экскурсии», выбирает места в высшей степени унылые; Джонни зевает украдкой, скользя рассеянным взглядом вдоль череды почти не отличимых друг от друга бетонных и стальных коробок. Терл вообще тот еще зануда, если дело не касается его обожаемой истории; в современности его волнуют лишь Джо-оунни и Корпорация; прогулки ограничиваются неспешным объездом скучных богатых кварталов. «Вот это, Джо-оунни, такой-то офис Корпорации, а вот банк; что дымит? Ну конечно, перерабатывающий завод; а вот здесь, смотри внимательно – личный дом господина сякого-то. Нет, Джо-оунни, в тот переулок нельзя, и в этот тоже; а туда – тем более» Терл, кроме всего прочего, помешан на своем идиотским «статусе». Не только ночи - Сегодняшний день, - с оттенком самодовольства заявляет Терл, - войдет в историю. Сегодня я наконец-то сожру это ничтожество, этого… - и он алчно вгрызается в истекающий кровью кусок еле прожаренного мяса – настоящего, не синтезированной сиренево-багровой дряни. Джонни вздыхает тихонечко, и отщипывает немного от своего – протушенного в каких-то невероятных специях куска. Такой Терл, хищный и собранный, слишком напоминает того, прежнего… И Джонни, вполуха слушая утреннюю похвальбу своего псайкла, повторяет про себя: ты знал, с кем спутался, ты знал – и не смог отпустить; а жизнь – это не только ночи, и раз принял все то, что вами случилось, изволь принимать и Терла – всего. И ночную, и дневную версии. Методом проб и ошибок Оказывается, если не жалеть той самой мази, то вполне возможно слегка подкорректировать пресловутый график; дважды, а если совсем невтрепеж, то и трижды в месяц… И кое-кто при этом должен быть очень, очень аккуратен и сдержан. По крайней мере, в самом начале. - Кто там делает для тебя эту штуку? –бормочет Джонни, распластавшись по широкой, покрытой шерстью груди своего псайкла. – Богачом, небось, стал… Утомленный и весьма довольный Терл только хмыкает, наводя таинственность; пальцы лениво перебирают рассыпанные по груди золотистые волосы. Этой ночью у них случился третий раз, и теперь придется терпеть две, а то и три недели; впрочем, удовольствие друг другу можно доставить и без проникновения. Главное тут – добрая воля обеих сторон. А этого добра у них с Джо-оунни хоть отбавляй… Когда невтерпеж Они ссорятся, конечно, ссорятся с достаточной регулярностью – для этих двоих нехарактерно было бы жить в полном согласии; и детонатором может послужить любая мелочь, сущий пустяк – и вот уже носятся в воздухе и «чертов ты псайкл», и «наглый земляшка», и «параноик несчастны», и «сумасшедший дикарь», и еще десятки не столь безобидных слов на двух языках; и воздух медленно накаляется, звенит, и все отчетливей ощущение, что толстые стены вот-вот не выдержат такого накала и рухнут, погребая под собой двух отчаянных спорщиков. Уже и руки землянина сжимаются в кулаки, и оскал псайкла становится все опасней и плотоядней, и вот-вот должно рвануть по-настоящему – но в самый последний, решающий миг, который вполне стал бы точкой невозврата, Терл резко разворачивается на пятках и, не закончив обидной фразы, уносится вон, не забыв напоследок шарахнуть кулаком по стене. Словно несется за ним пресловутый Совет директоров в полном составе и с оружием в лапах. С шелестом становится на место дверь. До слуха Джонни доносится приглушенный звук еще одного удара, сопровождаемого жалобным треском. «Скоро в доме совсем не останется мебели» - думает Джонни; впрочем, плевать он хотел и на мебель, и на тех несчастных, кто попадется сейчас Терлу под горячую руку. Потому что землянин очень, очень занят: пинает, рычит, брызжет слюной и понять не может, для чего им сегодня понадобилось все это представление. Час ли, два уходит на бессмысленное сражение с обстановкой – и вот уже Джонни, опустошенный и молчаливый, сидит, поджав ноги, на таком огромном для одного ложе и водит по губам кончиком одной из своих тонких косичек. Дверь отползает в сторону – с привычным уже едва слышным шелестом. Его, Джонни личный псайкл, остывший и обманчиво-спокойный, пристально смотрит с порога. Воздух опять накаляется, снова звенит, но теперь по-другому, совсем не так, как во время глупой, бессмысленной перебранки. Джонни медленно, как бы нехотя поднимает голову; Терл делает тщательно рассчитанный шаг… И землянина словно ветром срывает с места. Точно на полпути между дверью и ложем двое встречаются. Рука Джонни, та самая, которую Терл… Она в полном порядке теперь, даже лучше прежнего; на Псайкло Джонни пришлось пережить одну маленькую операцию и множество утомительных медицинских забот – сложней всего оказалось подобрать нужные лекарства; зато сейчас рука – обе руки – могут радостно вцепиться в широкие плечи… в жесткие волосы… Везде, куда только получается дотянуться. Сильные руки Терла приподнимают Джонни над полом и сжимают до ощутимого треска в ребрах; слияние губ напоминает больше взаимное пожирание, а не поцелуй. Джонни кусает горячие, чуть шершавые губы; каждый укус, оказанный в рамках ответной любезности, он приветствует приглушенным, требовательным стоном… Дело отчетливо пахнет незапланированным четвертым разом. Обычай и закон поправ - ... возмутительно! - Так наплевать на традиции, на корпоративную… - Но согласись, это в высшей степени… - Экзотика, да. - …а волосы? Это возмутительно – иметь такой цвет… - Интересно, это с рождения так, или… - Выдерни волосину и сделай спектральный… - А потом Терл из меня сделает… - … пропустите же, псайклы вы эдакие, я тоже хочу посмотреть! Полный дурных предчувствий Кер, исполненный решимости протолкаться таки в приемную драгоценного начальства, еще активней заработал локтями. - Дорогу заместителю! – то и дело взрыкивал он; толпящиеся от самого лифта бездельники огрызались в ответ, но предпочитали не связываться. В спину Керу неслись подозрительные и возбужденные шепотки. Все больше о неведомой «экзотике» и «совершенно золотых волосах». Пальцы Кера, крепко сжимающие Очень Важную Папку, совершенно окаменели. Припомнился недавний нагоняй и зловещее обещание насчет возможной смены в кадровом составе. Но неужели он все же осмелился? - Да? Чем могу быть полезен? Затянутый в черную кожу (дресс-код, как никак) землянин смотрелся… Дико, да. Но, Терл все побери, почти симпатишно. Хотя видеть земляшку на секретарском месте, да еще погруженного с головой в печатанье некого документа… Кер покрепче вцепился в Очень Важную Папку и попытался с приличествующим заместителю достоинством сообщить, что ему назначено. Вместо этого он, отметив, что необычного цвета волосы земляшки пикантно смотрятся, уложенные в столь замысловатую прическу, сделал глубокий вдох, распахнул пошире пасть и взревел на весь офис… - …Не-ет, только не это! - Что «не это», милый мой муж? Рывком сев, Кер затравленно оглянулся вокруг. Никакой приемной с толпящимися сотрудниками, только сонный уют собственной скромной спальни. И успокаивающее тепло наполненного истомой женского тела рядом. - Что « не это»? – повторила красавица Эно, в объятьях которой Кер искал этой ночью утешения и успокоения. После милой беседы с начальством подобное было просто необходимо. И все прошло великолепно, и уснул Кер вполне довольный, и почти уже не думал о том, как тяжело ему придется без премии; а тут эти кошмары… Эно лениво завозилась, прижимаясь поближе. Кер кое-как отдышался и хрипло шепнул: - Ничего, моя радость, всего лишь дурной сон, - и зачем-то вывалил полусонной супруге возмутительные подробности. - О-о-о… - только что почти спящая Эно возбужденно приподнялась на локте и воззрилась на мужа горящими любопытством глазами. – Тот самый, о котором говорила малышка Деа? Кер поморщился – все же восторги его собственной малявки по поводу какого-то земляшки были… А Эно тем временем, прижавшись еще тесней, игриво скользнула пальцами по его голому животу: - А это правда, муж мой, - гортанным, обещающим наслаждение шепотом спросила она, - что волосы у этого… создания сплошь из золотых нитей? Долой безграмотность! Джо-оунни так и брызжет энтузиазмом, энергия в его хрупком человеческом теле бурлит и переливается через край, и расточительством на грани безответственности было бы использовать эту энергию только для одного. К тому же, Терлу не помешал бы достойный собеседник. Тем более, и сам Джо-оунни жаждет учиться. Но в том и беда, что учитель из Терла неважный, а если честно – никакой; он, с позднего детва одержимый целью, вообще не создан для наставничества, его дело – сражаться и побеждать, а в свободное время – бережно рыться в древностях; и если с родным языком Джо-оунни – подумать только, он совершенно не умел читать на собственном своем наречии! – они кое-как сладили, то дальнейшее совершенствование пытливого ума явно зашло в тупик. - Нет, - припомнив суровые будни и строгие правила Академии, решительно заявил Терл. – Так у нас дело не пойдет. Здесь нужна система. И, поразмыслив еще немного, добил излучающего нетерпение и недовольство Джо-оунни: - И дисциплина. Строжайшая, милый мой дикарь, дисциплина. За сим и оставил землянина бессистемно копаться в Сети – что называется, чем бы дитя не забавлялось… Пришлось слегка скорректировать график; и вот уже Терл скептически разглядывает некое существо с огромными, торчащими почти перепендикулярно голубоватыми ушами. Существо подобострастно кланяется и нервно теребит стандартный ошейник не имеющей владельца собственности. - Итак, - чуть зловеще, как и подобает покупателю скрупулезному и въедливому, цедит Терл, - ты утверждаешь, что способен обучить любого. - Если у ребенка имеется склонность к обучению, - угодливо шелестит существо. – Поверьте, ваш ребенок… - Еще не хватало, - перебивает Терл. И, прищурив глаза: - А если обучаемый не совсем, как бы это сказать, ребенок? И даже совсем не… Хотя по меркам псайклов Джо-оунни едва-едва вышел из детского возраста; но земляне ведь не живут так же долго, как псайклы! - В общем, дело придется иметь отнюдь не с ребенком, - завершает он. Существо растерянно моргает, но спешит заверить: - Для моей квалификации возраст не столь уж важен; и если ваш… подопечный действительно жаждет учиться… - Жаждет, - Терл вспоминает темные круги под глазами своего землянина и полный обиды взгляд этих самых глаз после того, как их обладатель чуть не силой был оттащен от монитора – принимать пищу, в конце концов, следует регулярно. – Еще как жаждет. Жажды там, не побоюсь этого слова, в избытке. Ушастое существо низко кланяется. Хотя и выглядит несколько озадаченным. Краткие переговоры с торговцем завершаются к обоюдному согласию; и вот уже существо взволнованно трясет ушами и с любопытством разглядывает задремавшего прямо на клавиатуре Джо-оунни. Картина, достойная увековечения; но дело прежде всего, да и времени у Терла нет, чтобы любоваться. - Вот, - объявляет он, подталкивая ушастого в спину, - твой персональный учитель и наставник. С планеты… Впрочем, неважно; главное, что раньше он был учителем в их… в соответствующем заведении. И ушастому: - Учти, этот Джо-оунни – тот еще дикарь; но рвения и упорства ему не занимать, поэтому… Не вздумай его жалеть! И обоим, многозначительно и зловеще: - Я лично – запомните, лично – проинспектирую… И удаляется, исполненный горделивого достоинства. Женское царство Своего мужа Эйна видела дважды: во время подписания брачного контракта и совсем недавно, когда он решил вдруг представить им странное создание с далекой планеты, с которым… Впрочем, Эйна едва ли склонна была верить сплетням рабынь – ведь те в свою очередь набрались подобной пошлости от других слуг, имеющим право входа в мужскую половину дома; но все-таки представлялось ей иногда, как муж ее Терл, такой молодой, сильный и, как бы это сказать, одержимый, возлежит на измятых покрывалах, а странное создание, спрятав лицо на его груди, мирно дремлет; и чудесные золотые волосы в беспорядке разметались… О-о-о, эти волосы! Другие жены не так завидовали тому вниманию, которого удостоился этот маленький и хрупкий в сравнении с ними не-псайкл; необычные, совершенно золотые волосы, свободно спадающие на спину – вот что служило теперь предметом чернейшей зависти. И если раньше, пока муж пропадал в офисах и загадочных командировках, тринадцать наперебой спорили, кто же из них главней, и какая удостоится чести стать матерью наследника – это при том, что муж ни одну еще не почтил поздним визитом – то теперь только и разговоров было о том, как бы придать собственным локонам хотя бы подобие того восхитительного, волшебного оттенка. Тринадцать – потому что Эйна в разговорах этих не участвовала; ей, в отличие от прочих, не доставляло огорчения столь долгое пренебрежение супруга; ей, от прочих в отличие, куда приятней было общество Нейе, юной красавицы, которая стала самой последней, пятнадцатой женой непостижимого Терла. Не сразу удалось им с Нейе достичь согласия – слишком тихая даже для женщины, слишком и столь явно боявшаяся даже упоминания об обязанностях примерной супруги… Эйна, чей опыт с мужчинами ограничивался учебными фильмами и занудными лекциями, а с женщинами – лишь сладко-горькими с оттенком безнадежности мечтами, меньше всего хотела испортить все в самом начале; потому и действовать стала весьма и весьма осторожно. Как оказалось потом – совершенно напрасно; юная Нейе давно разобралась в собственных побуждениях и желаниях, и первое несмелое прикосновение к своей нежной щеке встретила с готовностью и едва скрываемым восторгом… Вина С ушастым наставником дело действительно пошло веселей; и Джонни не жаловался уже, уткнувшись носом куда-то в подмышку Терла, что его голова вот-вот лопнет от впихнутых в себя за сегодня знаний. С появлением расписания, той самой системы, у Джонни находилось время и на еду, и на отдых, и на короткие прогулки по запутанным лабиринтам псайклова дома; однажды он даже сунулся к женам - и едва унес ноги из этого цветника, потому что женщины проявили нездоровый интерес – в основном, к его, Джонни, волосам. Кошмарное сооружение на собственной голове пришлось распутывать с помощью Неера и безмолвного раба – из тех, кто когда-то тащил беспамятного Джонни из… Но о тех полных отчаянья временах землянин отказывался вспоминать. Но прошлое имеет одно жуткое свойство – часто оно совершенно не желает отпускать того, кто его, это прошлое, отпустить готов и желает. …Друзья, братья по крови людской, те, чьих лиц Джонни к стыду своему вспомнить не может; те самые, кто погиб по вине изменника Карло… И не только его; но об этом нельзя, табу… Они, обожженные, растерзанные, в засохших потоках крови – они приходят к Джонни во снах, они тычут в него кривыми грязными пальцами, они шепчут настойчиво: «предатель, предатель, ты не должен жить, ты недостоин, предатель». Днем Джонни занят и почти не вспоминает о прошлом; ночами же – нету ему былого покоя. Уже и Терл начинает косится, но вопросов пока не задает – небывалое терпение; но Джонни молчит, упрямо молчит, потому что о прошлом они не говорят, потому что это табу, потому что этого нельзя, и наплевать, что они с Терлом о таком не договаривались. Не всякое решение нужно озвучивать; но Джонни не может держать это в метущейся душе. Наставник выслушивает, чуть покачивая огромными ушами. Едва ли он понял все, едва ли уловил все ньюансы таких сложных, как у Джонни и Терла взаимоотношений; но, выслушав все до последней путанной фразы, наставник изрекает тихо и задумчиво: - Для искупления совсем необязательно умирать. Можно жизнью своей… Главное, достойная цель. Найдите свою цель, Джо-оунни. Такую, которая послужит на благо вашей несчастной планеты. Цель… Целью было прогнать псайклов с Земли; но теперь, когда Джонни, в здравом уме и твердой памяти, отдал себя, жизнь свою и душу, в руки одного конкретного псайкла… Но слова наставника не идут из головы; еще самозабвенней отдаваясь учению, Джонни клянется себе: я найду ее, эту цель. Я найду. И они, обожженные, растерзанные, его мертвые братья по крови людской – они отступают, колышутся серыми тенями вдали, не зовут его больше к себе, в страну предков; они, в милости своей, готовы дать ему шанс. Гранит науки Наставник качает головой и называет Джонни «одержимым». Это правда – он действительно одержим; дорвавшись до настоящей учебы, а не спрессованного в мутный клубок образов и понятий суррогата, втиснутого в его голову машиной, он жадно глотает знания и не может насытиться. Теорема Пифагора, так поразившая когда-то наивного дикаря, теперь предстала перед его взрослеющим мозгом во всей своей простой и логической красоте; изысканные росчерки тригонометрических формул, неизменно подчиняющиеся строгой логике «матери всех наук», очаровывают и вкрадчиво зовут вперед, к новым вершинам, к слепящему сиянию чистого разума. Математика – мать всех наук; Джонни в полной мере осознал это, когда, с впечатлившей и наставника, и Терла скоростью проскочил он через арифметику, через умножение и деление дробей и простые уравнения; без формул не познаешь законов физики; любые поползновения в механике невозможны без точнейшего расчета. Он очарован и взят в плен; вытащить его из мира математики могут разве что книги на родном его языке; а ведь Терл натащил с Земли, из покинутой людьми столицы, множество всячины – и вот уже штатный лингвист, существо, помогающее псайклу с расшифровкой чужих знаков, подключается к нелегкому делу превращения дикаря в гордого носителя разума. Джонни неистово жаждет узнать о том городе все: что за люди там жили, как и чем, и почему все-таки ушли, и что за герой древности по сей день спит в своей мрачной и величественной гробнице… Джонни одержим учебой; единственное, что вызывает неумолимую зевоту – невнятная дисциплина, именуемая «Маркетинг и общие бизнес-стратегии». Здесь имеются и формулы, и графики; но сама суть вбиваемого в него предмета совершенно чужда Джонни, кажется слишком запутанной и смысла не имеющей. Утешает одно: наставник обещал, что как только Джонни закончит занудный курс, они перейдут к нелинейной* геометрии. Потому он сжимает зубы и послушно зубрит длинные и бесконечно скучные термины. Весь этот бизнес и прочие консалтинги - совершенно точно не для него. *моя решил обозвать этим словом геометрию неевклидову. А то у них и так Пифагор откуда-то взялся (наверное, он был плодом любви попавшего в аварию древнего псайкла и отчаянной землянки, гы) Крючкотворы Землянин очень занят – продирается сквозь дебри того, другого языка; он оказывается неожиданно сложным и совершенно непохожим на родной язык* Джонни, но тем интереснее; тем больше будет поводов гордиться – и у обоих наставников, и у Терла, и у самого Джонни – когда он наконец-таки продерется… Он хмурится, пытаясь вникнуть в логику словопостроений; в этот момент в помещение суется физиономия Неера. Терл срочно, ну просто сверхсрочно желает лицезреть; и ежели Джо-оунни не соизволит оторвать свой тощий зад от кресла, так Неер уполномочен силком притащить, так-то, паря. До дежурной «проверки знаний» еще целая неделя, и Джонни трет переносицу, пытаясь на расстоянии угадать, с чего вдруг его псайклу вздумалось прерывать занятия; впрочем, неизменная болтовня Неера не дает толком сосредоточиться. К тому же, Джонни никогда не блистал даром угадывать будущее. И уж точно не смог бы он предположить, что позвали его не просто так, а для знакомства с неким псайклом – судя по легким морщинам, пересекающим лоб и щеки, если не преклонных, то близко к тому годов. - Вот и он, - взмахивает ручищей Терл, стоит землянину переступить порог. Незнакомый псайкл смотрит с доброжелательным – подумать только! – интересом. - Позволь представить тебе: господин Вэр, наш консультант по юридическим вопросам. И едва успевает Джонни кивнуть в знак приветствия, как Терл переходит на какой-то новый, хоть и напоминающий отдаленно псайкло, язык. Непонятный Вэр весьма бойко отвечает; судя по яркому блеску желтых глаз, он весьма впечатлен речами Терла – а может быть тем, что он так виртуозно владеет… Вот этим вот, от которого у Джонни уже голова болит. Зубодробительные сочетания так и порхают между собеседниками; изредка то один, то другой псайкл косится в сторону Джонни; тот смирно сидит в кресле и помалкивает – жутковатый разговор явно имеет к нему прямое касательство. - Что ж, - переходит Вэр на нормальный язык, - пожалуй, я возьмусь за вашу проблему… - скользящий взгляд в сторону землянина и едва обозначенная улыбка для Терла. – Но имейте в виду – вам это недешево обойдется. - Лучшее дешевым не бывает, - чуть резковато отвечает Терл. Джонни с трудом подавляет усмешку: все-таки золото – самое больное у псайклов место… * ежели кто до сих пор не понял, то Джонни пытается освоить Великий и могучий русский) Прецедент Терл не был бы Терлом, если бы нарочно не тянул с объяснениями до позднего вечера. А что у Джонни после нового знакомства разладился весь учебный процесс – так это, видите ли, «от дикарской легкомысленности, милый мой Джо-оунни». И лицо еще сделал такое… Важное и таинственное. Как у него обычно случалось перед очередным приступом безудержного хвастовства. Но и Джонни был уже не тот, что раньше: стоило кое-кому горделиво сложить руки на груди и блеснуть глазищами в предвкушении до-олгих уговоров, как землянин, картинно зевнув, заявил, что, пожалуй, вздремнет пару часиков, и что пускай Терл разбудит его, когда дойдет наконец до главного. - И в кого ты такой уродился, хотел бы я знать? – псайкл попытался изобразить душераздирающий вздох, но вышло утомленное рычание. - С вами, псайклами, пообщаешься – и не такого наберешься, - в тон ему ответил Джонни. – Давай ты потом расскажешь, какой ты умный и как всех перехитрил? От твоих разговоров с этим Вэром башка до сих пор… - Терминология высшей юриспруденции… - наставительно начал Терл, но махнул рукой, как бы сдаваясь. – «Башка» у него – что за жаргон? Я этого Неера… - А я спать. - Ладно. Уговорил, - Терл зашуршал кожей обязательного черного костюма (дресс-код, Джо-оунии, дресс-код!), выуживая из одного из потайных карманов нечто. Точней, тонкую металлическую пластину, густо испещренную знаками. - Осторожно, - предупредил псайкл. – Ей почти пять сотен лет; едва удалось откопать это в недрах архива Корпорации. - «... таким образом, Совет Корпорации, после продолжительных пре… пре...» Дьявол, стерлось! - «Прений», Джо-оунни. - Угу. «…нашел целесообразным даровать рабыне по имени Издра, уроженке планеты…» Опять неразборчиво! «…под личную опеку и персональную ответственность господина…» Угу, угу… «…почти всеми правами урожденного псайкла, не считая указанных здесь огово…» Терл, ты…?! Джонни поднял на своего псайкла удивленный и откровенно ошарашенный взгляд. Терл усмехнулся кривовато: - Конечно, если тебя устраивает текущее положение… Юридически ты моя собственность, Джо-оунни. Как этот дом, как жены, как… Неопределенное движение правой рукой. - Тебя правда устраивает это, Джо-оунни? Ответа Терл не дожидается – сгребает потрясенного землянина в объятия и зарывается носом в золотистую макушку. Какой смысл ждать, если ответ заранее известен? Игра начинается Господину Вэру только-только минуло сто двенадцать лет. В таком возрасте мужчине полагается остепениться, переосмыслить прошедшие годы и начинать готовиться к неизбежной старости. Но в том-то и дело, что господин Вэр, успевший нажить немалое состояние и репутацию лучшего юриста Вселенной, оставался в душе все тем же молодым, амбициозным и одержимым; и меньше всего жаждал он почивать на лаврах, особенно теперь, когда судьба подбросила – нет, поднесла на золотом, с затейливой чеканкой подносе – такую возможность. Какие бы причины не побудили в уме его клиента столь дерзновенное желание – Вэр, еще не получив обещанного гонорара, уже готов бы сражаться. Выкарабкавшийся из самых низов, сделавший себя сам, этот выдающийся и вдохновенный крючкотвор больше всего в жизни ценил таких же – молодых, упрямых, идущих к своей цели, несмотря ни на что. А новый клиент был именно таким. Господин Вэр не наводил справок; о стремительном взлете вчерашнего начохраны в забытой богами колонии говорили все. Включая немногочисленных, но многократно проверенных помощников известного на всю Псайкло аса от юриспруденции. Господин Вэр любил вот таких – и не жалел времени и сил, чтобы переманить к себе лучших из студентов юридического факультета Академии; зная о том, сколько платит Вэр преданным сотрудникам, будущие выпускники чуть не в очередь к нему выстраивались… Полученное от клиента золото – пять тяжелых сверкающих слитков, пока только аванс, - господин Вэр надежно спрятал в свой личный сейф; но плати Терл вдвое, втрое меньше – не желающий покоя крючкотвор все равно взялся бы за это дело, обещающее стать венцом его замысловатой карьеры. Пошатнуть, если не сломать самое Систему – чем не достойная цель для такого прощелыги, как он? Господин Вэр ловко скользил между скучных конторских столов и в предвкушении потирал руки… Визит доброй воли Началось все с того, что малявка Деа, бесцеремонно вскарабкавшись к отцу на колени, трагическим шепотом поведала, что ее «зверушка» совсем-совсем больна. И наверное даже «вымирает». Кер погладил свое неугомонное дитя по пушистой голове и вздохнул с опасливым облегчением – не дай Терл малявка поймет, что он рад избавиться от опасного питомца! Деа не заметила, зато вездесущая болтунья Диззи, в чьи обязанности входило в том числе и присматривать за дочерьми, не замедлила язвительно прокомментировать хозяйский сдавленный вздох; заодно и поделилась душераздирающими подробностями о состоянии «больного». - Папочка? – вскинулась малявка; Кер, уже открывший рот, дабы рявкнуть как следует на болтунью, в ужасе разглядел, как на кончиках пушистых детских ресниц набухает гиганская, отблескивающая в свете ламп слеза. Пришлось, послав чертовой Диззи зверский взгляд, долго и нудно уверять свою Деа, что папочка ни в коем случае не желает смерти «усатой чудище»; а чтобы окончательно перекрыть поток готовых бурно излиться слез даже пообещал пригласить домой «специалиста». Хотя Кера передергивало от одной только мысли. Но других спецов по насекомым – за исключением разве что суровых дезинсекторов из Биоконтроля – Кер попросту не знал… - Урра! – стоило этому чучелу обозначиться на пороге, как Деа немедленно кинулась к нему на руки. И сразу же принялась накручивать пальчиками золотистые локоны – а этот, извольте видеть, разулыбался, как… О-о, если бы не обожаемая дочь; о-о-о, если бы не страх перед драгоценным начальством! К тому же, земляшка притащил с собой подозрительного типа в стандартной форме охранника. Который, сориентировавшись на местности, немедленно принялся ухмыляться как на земляшку, так и на творимые малявкой Деа безобразия. - А говорил: задолбали за волосы дергать, возьму и сбрею все на… - Во-первых, - поспешно перебил несносный земляшка, - то утверждение касалось исключительно взрослых представителей, а во-вторых, не смей выражаться при ребенке. - Угу, - сдавленно отозвался нахальный охранничек; и вдруг гаркнул залихватски, чуть ли не в ухо подпрыгнувшему Керу: - Ну чего, мелкота, пойдешь к дяде Нееру на ручки? И еще подмигнуть посмел, сволочь такая. Кер задохнулся; по счастью, Деа совсем не горела желанием отлипать от невесть чем очаровавшего ее земляшки. - Ну и ладно, - фыркнул охранник; при этом он так подозрительно шевелил пальцами в районе самой верхней кнопки своего плаща, что у Кера закрались некие подозрения. Но устраивать обыск на глазах у земляшки, а тем более у Деа несчастный заместитель не осмелился. Пришлось смириться с возможной съемкой, хотя Кер и поскрипел изрядно зубами. После невнятных объяснений (от Кера) и серии трагических шмыганий носом (от малявки) земляшка был препровожден к пациенту. - Ух-х ты! – присвистнул несносный Неер, шаря в районе все той же расстегнутой кнопки. – Слышь, паря, оно че, совсем живое? - Он вымирает, - драматично возвестила Деа, все еще обнимая земляшку за шею. – Мой усатый-преусатый чудищ совсем вымирает! – и так громко шмыгнула носом, что даже Неера, кажется, проняло. - Ну ты это…- протянул он, с опаской заглядывая в стеклянный куб, на дне которого изрядно подросшее на Керовых харчах насекомое вяло шевелило усами. – Мало ли, чего оно не жрет? Может, диета у него; этот, как его… Разгрузочный день! - Оно уж с неделю вот так, - вездесущая Диззи, конечно же, влезла и здесь. И уставилась на земляшку совершенно так же, как очарованная им малявка. Земляшка аккуратно пересадил Деа с правой руки на левую и задумчиво почесал переносицу: - А чем вы его кормите? …Хотя я всю жизнь думал, что эти жрут в принципе все. Кер едва успел нахмурить лоб, а Диззи уже тараторила вовсю, перечисляя сложный рацион «усатой чудищи». - Чтоб я так жил! – завистливо прокомментировал нахальный Неер. А земляшка, рассеянно погладив Деа по голове, протянул неуверенно: - Быть может, и правда… разгрузочный? Вон как его здесь раскормили, я таких здоровенных ни разу еще… Разбор полетов - Та-ак. Терл зловеще сверкнул глазами и заложил руки за спину. Злобный взгляд пробуравил поочередно обоих нарушителей. Нарушители, как по команде, приняли вид виноватый и независимый одновременно. Судя по упрямо вздернутому подбородку, землянин готов был отстаивать свою правоту до последнего. Что породило в душе одного слишком уж разнежившегося в последнее время псайкла нечто вроде ностальгии. - Мало того, что он, наплевав на хозяйский статус, таскает Джо-оунни по всяким… Терл пощелкал пальцами, пытаясь подобрать слово, наиболее емко характеризующее те сомнительные места, которые Неер выбирал для их с Джо-оунни экскурсий. Но ругательства псайкло казались слишком цивилизованными, а земных Неер не понимал, что свело бы на нет весь эффект. Поэтому Терл сделал зверское лицо и рявкнул: - Еще с Кером спелись - и зачем же, позвольте узнать? Потому что атавизм атавизмом, а всевозможные датчики он на своего землянина навешал. В основном, на ошейник, без которого любого не-псайкла немедленно приняли бы за беглую собственность – со всеми вытекающими. И лишь возросшая за последнее время деловая активность не позволяла Терлу ежечасно сверять показания датчиков с картой; а сволочь Неер неизменно отчитывался, что все в порядке и происшествий не было! И только сегодня, поддавшись внезапному импульсу, псайкл выкроил час своего драгоценного времени – и только своевременное возвращение двух балбесов домой спасло жалкое жилище недотепы Кера от урагана по имени Терл. Что не отменяло завтрашней беседы; но сейчас следовало призвать обормотов к порядку. - Ты, - раздраженный тычок пальцем в сторону Неера. – Без премии. И месяц без выходных. - Но… - попытался возразить Неер, но был остановлен злорадным: - Два месяца. И если подобное еще раз повторится – получишь свою бессрочную обратно. - Ы-ы-ы? - Только уже не на теплой Земле с комарами и рыбой; планета Орри и ее вечный ледниковый период – самое для тебя место. - А-а-а… - Жалобы, вопросы, предложения? – прищурился Терл. Неер засопел, собираясь с духом: - Мне нельзя бессрочную. У меня это… Ну то есть, Аине не хочет, но ежели сын весь в меня, то как ни крути, а семья же? Джонни, не бывший в курсе перипетий Нееровой личной жизни, возмущенно вскинулся: - У тебя сын? А я не знаю? Неер смущенно завозил по полу сапогом: - Я сам не того, не знал… Бессрочная ж, сам понимаешь; а она его холит и все такое; а я ей – ну сколько там стоит этот контракт, коли ты теперь не из благородных, ну давай уже, пацан ведь – один в один я… А она: не хочу, хватит, находилась уже замуж! А я ей: разве дело, чтобы пацан безотцовщиной рос, так она грит: тут, на рынке, половина такие, и ничего, как-то жи… Терл слушал и тихо обладевал. «Кого я умудрился пригреть на своей доверчивой груди? Они ведь не боятся меня, совершенно…» Тем временем Джо-оунни принялся утешать этого горе-папашу; еще и пообещал, что лично поговорит с его… - Так. Исключительно с целью прекратить произвол Терл шарахнул кулаком по столу. Нарушители встрепенулись и, кажется, только сейчас вспомнили, что вызваны вообще-то не для сентиментальных бесед о внезапно обретенных детишках. Покаянно опустив головы, эти двое успели украдкой переглянуться, что почти пробудило в душе Терла первобытные собственнические инстинкты. Хотелось убивать – ну, почти. Слишком уж он разбушевался, обнаружив Джо-оунни в доме у Кера; как-то не рассчитал, выпустил весь пар, и на эту парочку мало что осталось. Но… - Хочешь, - примирительно выпалил Джо-оунни, окончательно выбивая и без того зыбкую почву из-под Терловых ног, - свежий компромат на твоего Кера? Растяпа-охранник радостно осклабился: - Ага, есть такое дело! Думаю, фотки классные получились; я ж еще в армии по части тайных наблюдений первый на всю роту был… Великий и Ужасный [MORE=читать дальше]Он почти уже сдал своего идиота-заместителя в цепкие лапы Биоконтроля; почти… Если бы не один-единственный снимок, сделанный ловкачом Неером, на котором запечатлен был несколько задумчивый Джо-оунни с той мелкой нахалкой на руках. Атавизм там или нет, но Терл так и не решился набрать короткий код – перед глазами словно живое вставало блестящее от слез лицо этой бестолковой девчонки… И что-то неприятно царапало внутри, где-то между сердцем и желудком. Зато Терл впервые оценил пользу от наличия в доме такого количества женщин. Острейшая алмазная пилочка для ногтей нашлась в мгновение ока. Притом, не одна. Приобретенные исключительно статуса ради жены так и рвались услужить; потребуй он к пилке все их духи и притирания – охотно завалили бы… Хотя, кто оплачивает все эти женские удовольствия? Впрочем, жены женами, а Кера нужно было как-то приструнить; и прекрасная пилка вполне сгодилась в качестве орудия психологического давления. Терл с тщательно рассчитанной неторопливостью обрабатывал и без того острые ногти, а Кер следил взглядом за размеренными движениями пилки и мелко вздрагивал при каждом, тихом и зловещем вжикающем звуке. С Биоконтролем, увы, не сложилось; но Терл все же натравил на недотепу штатного медика со всем необходимым инструментарием. Правда, Терл с трудом представлял, каким образом бедолага будет собирать материал для анализов у насекомого, но это, в конце концов, были уже его, медика, персональные трудности. И хотя Кер клятвенно уверял, что никаких признаков заражения ни у кого не проявлялось, Терл был неумолим. - Или это, или… Многозначительный «вжик» алмазной пилки и короткий взгляд в сторону пульта связи. И что-то такое забрезжило в мыслях, пока еще смутный намек на маленькую – соразмерно вине – но достаточно болезненную месть персонально для Джо-оунни. В конце концов, Терл не привык оставаться в долгу… О невыполнимых обещаниях Терл словно бы напрочь забыл о «вопиющих выходках» своего землянина, и был подозрительно уравновешен, а местами даже ласков вне спальни; Джонни, достаточно изучивший этого конкретного псайкла, чем дальше, тем больше терзался нехорошими предчувствиями. Быть такого не может, чтобы его драгоценный Терл вот так спокойно спустил ему… Но дни сменялись днями, и ночи были так же полны неторопливой страсти; наставник не мог нахвалиться рвением единственного ученика, и даже сокрушался изредка на тему «Жаль, что инопланетников не принимают в Академию». Джонни, в общем и целом, плевать хотел на Академию, хотя взглянуть одним глазком не отказался бы; а вот показательная умиротворенность Терла действовала на нервы. До такой степени, что землянин даже умудрился допустить две подряд ошибки в решении примитивной, в общем-то, задачи. Можно было спровоцировать Терла на маленький взрыв, но Джонни все никак не решался. Но на всякий случай удвоил ночное рвение – авось удовлетворенный по самые уши Терл не станет слишком уж… - Ты вообще слушаешь? - М-м-м..? Прикорнув на крепком плече, Джонни как-то пропустил начало разговора; но под ложечкой уже противно засосало – вот оно, начинается. По глазищам этим, недобро прищуренным, видно. - Я сказал, что мне нужен наследник. А тебе – небольшой отдых от наших… Сердце так и ухнуло куда-то в район тревожно сжавшегося желудка. Вот так, Джо-оунни, получи и распишись. Раз ему нужен – значит, сделает. А ты, милый землянин, помучайся тут. Ночей пятнадцать – это если он не будет хоть иногда отдыхать от… - Это, в конце концов, - Терл слегка повышает голос, и даже садится, непринужденно сбрасывая с себя оцепеневшую тушку Джонни, - мой долг – как мужчины. Как главы семейства, как… Желтые глазищи светятся упрямством, в голосе отчетливо прорезается высокомерный вызов. Это так напоминает… Да, именно вину; псайкл ударил в отчет, ударил внезапно и достаточно больно – но и сам он не то чтобы счастлив открывающимся перспективам. И еще – Джонни ясно понимает – от него явно и недвусмысленно ждут… Еще немного – и потребуют, если не прикажут. Хотя, какие тут могут быть приказы… Джонни вздыхает – что еще остается? Изрядно оголодавшее чувство собственника радостно скребется внутри. И землянину требуется почти все его мужество, чтобы сказать: - Я постараюсь не… Очень постараюсь не ревновать. Хотя обещания такого рода куда легче даются, чем выполняются. Пятнадцать бессонных ночей Пообещать всегда легче, чем выполнить; и Джонни, не способный нормально уснуть из-за мучительных и развратных видений, с истинно дикарской яростью набрасывается на с таким трудом дающийся ему земной язык. Воспользовавшись случаем, он буквально выклянчил во временное пользование один из бережно хранимых Терлом раритетов; это оказалась книга то ли легенд, то ли сказок, и; забываясь под утро коротким сном, он видел жутких змееподобных тварей о трех головах, светловолосых героев – и вольготно раскинувшегося на пронзительно-зеленой травке обнаженного Терла. Всякий раз, когда псайкл заглядывал в специально для Джонни построенные апартаменты, землянин осторожно принюхивался, словно бы по запаху, исходящему от своего псайкла, пытался понять: доволен тот или нет? Хорошо ему было с очередной женщиной или... Лучше, чем..? Потому что по каменному лицу Терла понять что-либо не представлялось возможным. Чтобы не спятить от ревности, Джонни усложнил задачу: теперь, водя пальцем по густым строкам, он переводил трудные слова не только на псайкло, но и на родной язык. И все пытался представить – каким он будет, этот, возможно, еще не зачатый ребенок? Неер косился понимающе, и это бесило; Терл неизменно «радовал» нечитаемым лицом. Мучения длились уже почти две недели… Долг мужа, долг жены Эйну ничуть не обрадовала новость, а восторженный щебет уже удостоившихся визита действовал на нервы. Но, когда настал ее черед, она встретила мужа, как подобает примерной супруге; и мысленно подготовилась ко всему, даже к самому худшему. Одного ей хотелось в ту ночь – чтобы это как можно скорей стало прошлым; но муж, несмотря на неоднократно озвученную «неутомимость» и «страстность» отнюдь не спешил набрасываться на старательно прячущую свой страх Эйну. Он просто присел на край подготовленного к действу ложа и долго смотрел на нее – разряженную, щедро натертую благовониями, едва стоящую на ногах от нарастающего напряжения. - Это не так страшно, как кажется, - тихо сказал муж, когда молчание стало казаться совсем уже невыносимым; он спокойно протянул руку, и Эйна, все еще дрожа, покорно вложила влажную свою ладонь в его. Он не спешил и не делал больно, хотя Эйна каким-то образом знала, что и ему это в тягость, что муж так же, как и она хочет поскорей разделаться с пресловутым супружеским долгом. Она приняла его с полагающейся покорностью и с немалым облегчением: наконец-то самое страшное позади; легкая боль первого раза постепенно покидала гибкое тело, а отстраненное выражение на лице мужа, его верхняя губа, прикушенная почти страдальчески, будила в затуманенной голове Эйны мысли и образы, далекие от благопристойности. В эти минуты муж явно был не с ней – потому и Эйна, опустив чуть повлажневшие ресницы, постаралась вызвать в памяти образы восхитительно-гладкого тела своей Нейе; приложив некоторое усилие, можно было даже убедить себя, что это не твердая плоть мужа размеренно двигается в ней, но ловкие пальцы юной подруги… Он покинул спальню жены так же бесшумно, как и явился, оставив после себя лишь терпкий запах мужчины и смутную печаль; а Нейе, вся в слезах, уже льнула к обнаженной груди и шептала, что ее Эйна вся пропахла им, и все ли с нею в порядке, и как Нейе пережить ее собственную брачную ночь. Эйна целовала мокрые от слез щеки, и гладила дрожащие плечи, и приказывала себе позвать рабыню, чтобы та как можно скорее сменила белье на постели, но все не звала; и отвечала своей Нейе сбивчивым шепотом: - Это не… Все не так страшно, как кажется. Статус кво «Хватит, - думал Терл, вихрем проносясь сквозь коридоры и разделенные перегородками служебные помещения родного офиса. – Довольно! С сегодняшнего дня решительно разделять семью и работу! И никаких поблажек этим, - тут Терл слегка притормозил и неприязненно воззрился поверх головы какого-то сотрудника, - этим бездельникам!» Сотрудник на всякий случай поглубже спрятал голову в плечи и бешено забарабанил по клавиатуре, изображая рабочий процесс. Прочая офисная шушера опасливо замерла на своих местах. «Вот это правильно, - одобрил Терл про себя. – Это верно! А то расслабился что-то с этими чувствами, не дай Вселенная, почуют слабину, и что тогда?» В красках представив, а точней, вспомнив былое прозябание и вынужденные прогибы под более удачливых, Терл сжал кулаки и плотоядно щелкнул зубами. Офис ощутимо вздрогнул – или это хлопнулся без чувств особенно нервный сотрудник? Терл не удосужился проверить. Вместо этого он живо припомнил, что данный офис вместе с работничками достался ему, так сказать, в наследство от «съеденного» Терлом же предшественника, и что костяк этого, с позволения сказать, коллектива, составляют все больше представительные бездельники предпенсионного возраста. «И с этим я вынужден был работать? – возмутился Терл, возобновив свой стремительный переход. – Удивительно, что я все еще сижу в своем кресле, с таким-то составом… Нет, офису срочно требуется обновление; немедленно нужна свежая кровь!» - Свежая кровь, - повторил он вслух, невольно подпустив зловещих интонаций, прежде чем окончательно покинуть пока еще свой трясущийся коллектив. Судя по глухому стуку за спиной, в офисе все же нашелся как минимум один слабонервный… Готовность номер один - Закон, - мягко вещал господин Вэр, обращаясь одновременно к Терлу, Джонни и прихваченному с собой помощнику, - вещь суровая. Но, - он бросил на землянина взгляд, который Джонни определил как плотоядный, а Терл как доброжелательный, - при должной настойчивости и гибкости… Тем не менее, я еще раз хотел бы напомнить вам о повышенных мерах безопасности. Терл, весь внимание и серьезность, побарабанил пальцами по столу: - Полагаете, Корпорация попытается подкупить кого-нибудь из моих… - Можете даже не сомневаться, - кивнул юрист. – Сколько вы платите своей охране? Терл нахмурился, подсчитывая: - Достаточно. Юный помощник Вэра защелкал клавиатурой. Джонни задумчиво пробормотал: - Но денег много не бывает… Не то чтобы он начал трястись над золотом, как заправский псайкл, но, прожив среди них почти два года, привык принимать некоторые вещи как данность. Вэр покосился одобрительно: - Ваш подопечный абсолютно прав… И еще имейте в виду: подобного рода экзерсисы на Псайкло, мягко говоря, не приветствуются; не зря информацию об известном вам прецеденте – единственном, между прочим, в новейшей истории, - постарались упрятать как можно дальше. Рекомендую поставить БС* тем из ваших, кто так или иначе может послужить источником утечки. - Гм. Терл потер переносицу, взвешивая все «за» и «против». Юрист тем временем переключился на Джонни: - Теперь с вами… Землянин невольно сглотнул – впервые псайкл обращался к нему на «вы», будто равный к равному. Это нервировало и льстило одновременно. А Вэр, кажется, вовсю наслаждался ситуацией. - Привыкайте, Джо-оунни. Ес… Когда сборище старых хрычей, - полная предвкушения усмешка, - поставит свои подписи под документом… И снова к Терлу: - Я слышал, ваш подопечный всерьез взялся за обучение? Весьма похвально; но имейте в виду, что как только я подам первое ходатайство, вас непременно попытаются обвинить в нарушении "Указа о технологиях". Помощник застучал по клавиатуре с новой силой. Терл вскинул левую бровь: - Сколько, вы говорили, стоит сегодня откупиться от подобного вздора? Джонни поежился – хоть разговор и был важным, и непосредственно касался его, землянина, будущего, слушать все это было жутковато. И потом, дежурная проверка усвоенных знаний неумолимо приближалась, а он все еще не до конца разобрался с некоторыми завихрениями нелинейной** геометрии… * Т.н. «блок сочувствия». Идея внаглую сперта у Альфреда Бестера. Система работает следующим образом: некая информация в мозгу «объекта», разглашать которую крайне нежелательно, путем сложной операции связывается с работой сердечной и легочных мышц; при попытке «расколоться» объект немедленно получает инфаркт и коллапс легких. ** Если по-нашему, то неевклидовой Без названия Джонни ляпнул, не подумав толком, но Неер, этот суровый псайкл, набитый разнообразными суевериями, так и вился вокруг, напоминая об опрометчиво данном обещании. Однако, Джонни тоже кое-что кое-кому пообещал – в ту самую ночь, когда разобравшийся с пресловутым супружеским долгом Терл наконец вернулся туда, где обязан был находиться, то есть в полное и безраздельное владение землянина. После долгого перерыва Джонни готов был обещать практически все, что угодно; а уж после того, как Терл недвусмысленно дал понять, что никакие женские прелести не способны отбить у него интерес к одному светловолосому ревнивцу… А его всего лишь настойчиво попросили умерить пыл и не отлучаться из дому, не поставив Терла в известность – куда и зачем. Можно было, конечно, наплевав на запрет и данное слово, рвануть с Неером в бурлящую суету пресловутого рынка, а потом с замиранием сердца ждать мести, неотвратимой, как новый день? Или выдумывать «важную» причину, по которой ему, Джонни, нужно именно в это, а не любое другое место? Нет уж, спасибо; раз уж мы все-таки не псайкл, а землянин, то и действовать будем по-нашему. То есть, скажем Терлу всю правду – и, имея в виду «всю», Джонни подразумевал именно всю. Но сперва следовало поймать подходящий момент. Как раз когда Терл, привычно обнимая плечи прикорнувшего на груди Джонни, только-только начинает погружаться в сон. Весьма подходит для того, чтобы, осторожно скользнув вверх по телу своего псайкла, интимно шепнуть в ухо: - Неер всерьез считает меня живым талисманом, ты в курсе? Терл удивленно хлопает желтыми, чуть затуманенными глазами, а Джонни, то и дела касаясь губами то щеки, то уха псайкла, хладнокровно сдает охранника со всеми потрохами. И Терл, поначалу возмущенный, начинает сдавленно пофыркивать, а позже и откровенно хохотать. - Значит, именно ты, а не мои личные многолетние труды послужили причиной… - А еще он уверен, что если бы не я, он ни за что не встретил бы свою… И не узнал бы о ребенке. - А теперь, значит, ты должен уговорить… - Я честно не знаю, как это сделать; но очень уж любопытно взглянуть на его отпрыска. Терл делано хмурится: - Ты чересчур внимателен к чужим детям. Джонни парирует: - Роди своего – с удовольствием начну воспитывать. - Ты воспитаешь… - Да, да, меня самого еще воспитывать и воспитывать… Так могу я завтра отлучиться в гости? Терл щурит один глаз, прикидывая: - Диктофон – обязательно; скрытая камера – всенепременно; и два… Нет, три дополнительных датчика слежения. - Параноик… - Потому и жив до сих пор. Джонни крепко стискивают обеими руками и переворачивают на спину. Ничего серьезного - так, легкая прелюдия перед отходом ко сну. Джонни с готовностью подставляется под дразнящие ласки и довольно улыбается. Датчики датчиками – главное, согласие получено; а ставить Неера в известность об этих маленьких дополнениях к талисману пожалуй что и не стоит. Для чего челове… тьфу ты, псайклу лишний раз огорчаться? Чистка рядов - Имя и должность. - Джейд, второй заместитель главного счетово… - Стаж работы? - Тридцать четыре цик… - В личном деле указано «по личной рекомендации генерального директора Прила» - Да, но… - Расчет получишь у нового бухгалтера. - Но директор Терл! - Свободен. Дрожащий и мокрый от страха бывший второй заместитель поспешно покинул кабинет. Терл еще раз бегло просмотрел раскрытое перед ним личное дело и воинственно расправил гудящие от напряжения плечи. Короткий щелчок переключателя: - Следующий! Новый секретарь – весьма серьезный юноша, только-только из Академии, сменивший в приемной ту легкомысленную особу - деловито ответил в том смысле, что «следующий» уже мается на пороге. Терл придвинул к себе новое «дело» и многозначительно оскалился. Намеченное и давно необходимое офису обновление проходило точно по графику. Талисман на прогулке Рынок встретил Джонни оглушительным гамом неугасающей жизни; обилие цветов, толкотня и сливающийся в бесконечную песнь гул многочисленных голосов – наверное, здесь никогда не бывает пусто и тихо; здесь никогда не спят, не устают и не останавливаются; днем и ночью идет здесь отчаянный торг, совершаются мутные и не очень сделки, заключаются и рвутся соглашения. Здесь толкаются псайклы и не то чтобы очень, здесь все равны перед нигде не записанным и никогда не нарушаемым законом: продавай, что успеешь, покупай, что можешь, торгуйся, сколько в голову взбредет. Здесь в изобилии снуют уже не дети, но еще не юноши – малолетние псайклы из нелюбимых Терлом трущоб; ловкие пальцы так и тянутся к чужим карманам, хищно прищуренные желтые глаза ищут в толпе подходящую добычу. Здесь часто встречаются женщины – высокие, пестро разряженные, обвешанные украшениями так, что при каждом шаге от них исходит беспорядочный звон; лица их покрывает толстый слой белой пудры, губы выкрашены в такой ядовито-кровавый цвет, что кажется, будто очередная красотка только что сытно отобедала чьим-нибудь сырым мясом. Это не жены населяющих трущобы неудачников – это те самые, кого Неер называет «девками»; бесстыдные и развратные обитательницы разнообразных Домов Удовольствия; Джонни не знает, куда деваться от призывных, совершенно недвусмысленных взглядов. Одна, старательно вихляя крутыми бедрами, решительно идет в наступление: - Эй, красавчик! Ты, ты, золотоволосый… Заглянешь на часок? Тебя, хоть ты и раб, обслужу бесплатно – только локон срезать позволь. Неер смеется, хлопает нахалку по упругому заду: - Иди, иди, бесстыдница; ишь, локонов ей захотелось! - А ты, коли ревнуешь, тоже присоединяйся; два локона – но красавчик все равно пусть будет первый. Неера пополам сгибает от хохота, хотя Джонни не видит ничего смешного в подобного рода предложении; на секунду он даже облегчение испытывает от мысли, что вот подаст Вэр свое ходатайство, и Терл, конечно же, запретит все несанкционированные прогулки; в следующий момент он жалеет о собственной слабости – в конце концов, разве не способен он в случае надобности отвязаться от настырной женщины? Но все же, этот нездоровый интерес незнакомых псайклов к его волосам изрядно действует на нервы… Новые знакомства Многократно расхваленная Аине оказывается совсем не такой, как представлял себе Джонни. Он по-прежнему не способен назвать ни одного псайкла красивым, но в этой женщине чувствуется что-такое… Джонни вполне понимает Неера – из-за такой, пожалуй, можно пустить псу под хвост любую карьеру; и острое желание охранника связать себя узами именно с нею тоже теперь понятно. Ребенок – его выносят торжественно, завернутого в яркое, но не режущее глаз покрывало, - действительно точная копия Неера. Хоть и не успел еще обрасти густой и жесткой шерстью; пухлые щеки важно надуваются, покрытые нежным светло-серым пушком ручонки настойчиво тянутся… Ну да, к многострадальным волосам землянина. Джонни понятия не имеет, как ему говорить с этой женщиной, и ребенок потому весьма кстати; стоически позволяя мелкому псайклу как следует изучить свои локоны, Джонни растерянно улыбается этой Аине и вполуха слушает, как Неер препирается с каким-то молодым псайклом в запыленном комбинезоне техника. Этот выглядит удивительно живым и смышленым в сравнении с уже знакомыми Джонни любителями бодрячка; он возбужденно трясет многочисленными косичками и с интересом косится… Хоть налысо брейся, честно слово! Так как интерес к землянину проявляет мужчина, Неер особо не церемонится: - Слышь, паря, ты лапы-то не тяни, а то ведь без лап останешься ненароком! И пытается ухватить молодого за плечо, но тот уворачивается с вызывающей уважение ловкостью. - А ты что, в лавке теперь полноправный хозяин? Я покупать пришел – я и буду! Милая Аине, - с подчеркнутой любезностью, - мне как всегда. Женщина плавно скользит к стене, которая представляет собой сплошное скопление узких полок; небольшая коробочка из серого металла переходит из рук в руки. - Как всегда, - едва заметно улыбается Аине; лицо Неера приобретает нехороший зеленоватый оттенок. «Ревнивец» - отмечает про себя Джонни; мелкая копия последнего путается липкими пальчиками в золотистых волосах и старательно пускает ротиком пузыри. Назойливый посетитель выуживает из кармана горсть монет; сделка завершена, но уходить он не спешит. - Любезная Аине, - сладким голосом тянет он, явно желая позлить и так готового взорваться Неера, - вы обзавелись наконец нянькой? Интересный выбор… Неер щурит глаза и рычит: - Ты че, паря, последние мозги в бодрячке утопил? Не видишь разве – клеймо. На ошейнике, блин. - Я вижу, паря, - в тон ему отвечает молодой. И переходит внезапно на тон просительный: - Что, реально сам Терл ему хозяин? Имя произносится с благоговейным придыханием. Видимо, слухи о «подвигах» одного конкретного псайкла расползлись по городу как какая-нибудь редкая и трудноизлечимая болезнь. Неер, приосанившись, ворчит свысока: - А ты как думал? И не просто так он, а личный господина Терла талисман! Джонни вздыхает горестно – начина-ается. Аине перехватывает его несчастный взгляд и шлет ободряющую улыбку. Молодой насмешливо фыркает: - А мы, значит, охеренеть суеве-ерные… - Ха! – Неер стремительно выбрасывает вперед правую руку, и молодой едва успевает в очередной раз увернуться. – А у самого че за херь в ухе блестит? Действительно – Джонни только сейчас замечает тусклый блеск небольшого беловатого камня, украшающего мочку псайклова уха. Обладатель украшения чуть смущен, но упрям: - То камень, а это… Неер так же не намерен отступать: - Что б ты в талисманах понимал, дурик! И добивает зловеще: - А что у тя в ухе не талисман, а подделка поганая, так я тебе, паря, гарантию дам. Талисманы – они на Псайкло не штампуются; в дешевке этой силы дикарской нету. - А где я кредиты возьму на нормальный! – взвивается молодой псайкл. – Вот замолви словечко, чтоб меня хозяин твой на работу взял – тогда и настоящее прикуплю. Джонни не может удержаться от смеха – вот это наглость! На грани не свойственного псайклам дикарства… - Как зовут тебя, настырный незнакомец? – сквозь сдавленное хихиканье интересуется он. Терл ведь болтал что-то про «свежую кровь»? Вот пускай и оценит… потенциал. Не возьмет нахала «под крылышко», так хоть позабавится… Предчувствие новой жизни Когда смутные подозрения полностью подтвердились, Эйна не знала, радоваться ей или огорчаться. Да, ее чуть не с самого детства готовили именно к этой роли – супруги и матери, - но едва ли она, до неприличия привязанная совсем не к законному мужу, считала себя действительно готовой к материнству. До последнего она робко надеялась, что недомогания последнего времени происходят от слишком сытной пищи, от нового аромата чьих-то духов, от переживаний из-за первой и единственной ее ночи с мужчиной – от чего угодно, но только не от того, что внутри нее неторопливо зреет новая жизнь. Но когда все возможные сроки вышли, а недомогание не прошло, а только усилилось, пришлось скрепя сердце обратиться к домашнему лекарю; все полагающиеся проверки и анализы безошибочно показали, что супружеский долг не прошел для Эйны даром… Нейе, обнаженная и прекрасная, осторожно коснулась еще плоского живота возлюбленной подруги. - Он уже знает? – с нотками испуганного изумления прошептала она. - Я сообщу новость завтра утром, - так же тихо ответила Эйна. – Наверное, он будет доволен. Нейе вздохнула, прижимаясь горячим лбом к голому плечу Эйны: - Но зачем, зачем это должна быть именно ты? Юная и наивная, она наверняка боялась, что, став матерью – и, если повезет, матерью наследника, - Эйна забудет ее, целиком отдавшись заботам о ребенке. По обычаю, у нее будет каких-то десять лет, а потом мальчика – если, конечно, родится именно мальчик, - отнимут у нее, дабы растить из него настоящего псайкла, настоящего мужчину. Нейе, юная и дрожащая, боится, что больше не сможет проводить ночи в комнате Эйны; но разве Эйна готова оставить свою так внезапно обретенную подругу? Нет, никогда и ни за что; и если родится все-таки мальчик – а Эйна хочет теперь, всем своим сердцем, чтобы так оно и случилось, - она, как мать наследника, получит положенные по закону привилегии; и если муж по какой-либо – по вполне конкретной причине, имеющей имя и чудесные золотые волосы – пожелает с ними, своими женами, развестись, - Эйне не придется возвращаться в дом отца или искать себе другого мужа. По закону, в течение года после рождения мальчика муж обязан открыть на ее имя особый счет, и сумма на нем будет немаленькой; к тому же, по праву матери наследника, она сможет взять себе некую часть имущества из их с мужем дома… И Эйна думает, что если ей – им с Нейе – все-таки повезет, если ребенок будет все-таки мальчиком, и если – когда – придет время покинуть этот роскошный дом, она не возьмет с собою ни мебели, ни драгоценностей, ни платьев. Она попросит у мужа одну только Нейе. Для себя и насовсем. Без названия Джонни всю сеть перерыл, но никакой информации о периоде «до Корпорации» так и не обнаружил. Попадались изредка туманные намеки, но в итоге все исторические справки сводились к одному: Корпорация – наше все; кто не с Корпорацией – тот кретин и неудачник, «…после утверждения свода Законов Корпорации могущество псайклов…» - и дальше по кругу. Словно до этой самой Корпорации планета представляла собой безжизненную пустыню. О войнах, упомянутых Неером, так же говорилось весьма скупо: Первая, Вторая, Третья – и каждая, само собою, велась исключительно в интересах Корпорации; слегка пораскинув мозгами, Джонни пришел к выводу, что каждая из них знаменовала очередной этап «поглощения» планеты очередной кучкой высокородных дельцов. Один клан желал «откусить» от имущества и ресурсов другого; победитель торжественно включал «откусанное» в состав Корпорации, и тут даже неважно было, какая из сторон одержала верх; видимо, идея держать целую планету под контролем была по душе каждому из участников очередного жестокого дележа. Псайклам же, не имеющим длинной и запутанной родословной вкупе с огромным количеством кредитов и золота, волей-неволей приходилось приспосабливаться. Таким образом, Корпорация разрасталась, крепла и безжалостно выкачивала из недр Псайкло все, что только возможно; а когда все ресурсы планеты были исчерпаны – началась «победоносная» эра колонизации… Терл поделился с Джонни, весьма неохотно, результатами собственных изысканий: положение почти критическое – либо снизу рванет, либо сверху посыплется; существующее сейчас равновесие смело можно называть условным; семейства, похоже, потеряли остатки здравомыслия и только и могут, что требовать прибылей и сверхприбылей, совершенно наплевав на развитие, не желая рассчитывать не то что на столетия – на месяцы вперед; а если однажды псайклы в своем колониальном экстазе наткнутся в глубинах Вселенной на равных или на более сильных – ни одна из известных разумных рас не станет им союзником. Весьма неразумная политика Семейств ведет расу псайклов к катастрофе, а то и к полному исчезновению – либо внутренний взрыв, либо внешние причины, а то и особенно уставшие от псайклов колонии сумеют скоординироваться и поднять кровавый бунт… - Вэр прав абсолютно – оздоровление нам необходимо, - потирая переносицу, сказал тогда Терл. А потом бросил на Джонни непривычно тоскливый, если не обреченный взгляд и произнес еле слышно: - Ты не понимаешь, Джо-оунни: я ведь никогда не мыслил так далеко; меня никто не готовил к подобной ответственности… И землянин, ошарашенный этими интонациями и взглядами, не придумал ничего лучше, чем наорать на и без того серого от усталости и нелегких раздумий псайкла… Но, как ни странно, не слишком связные его вопли оказали ободряющее воздействие. Терл как-то весь приосанился, расправил поникшие плечи, и уже начала прорезаться в желтых глазах опасная зелень; когда, придавленный к постели тяжелым телом, Джонни наконец-таки заткнулся, сделал он это с заметным облегчением. Но все же выдохнул напоследок, что усталость усталостью, а пугать наивных дикарей нечего. Потому что если такой упертый сукин сын, как Терл, прозванный за глаза Великим и Ужасным, вздумал опустить свои загребущие лапы, то уж Джонни можно будет только прогуляться по дому без пластиковой фиговины на носу.[/MORE] Меры безопасности Неер выглядит так, будто прямо сейчас собрался умереть. Желто-серо-зеленая кожа, запавшие глаза в обрамлении иссиня-черных пятен, шея, вывернутая беспомощно… Джонни присел на край узкой койки, мысленно уже представив себе, как будет, пряча глаза и путаясь в словах, сообщать Аине, что… - Эй, - слабый, убийственно-шелестящий голос отвлек землянина от похоронных мыслей. Зато глаза зачесались подозрительно Джонни хмурится: мужчины ведь не плачут? А уж псайклы тем более. Неер не оценит. Лучше выдавить из себя подобие улыбки – и получить ответ столь же слабый и беспомощный, с этой живой громадиной совершенно не вяжущийся. …И в носу зачесалось, ну что же ты будешь..! Теплое прикосновение горячих сухих пальцев к ослабевшей руке: - С ума, что ль, съехал, паря? Подумаешь, операция; поваляюсь деньков пару, делов-то. Джонни хмурится: какая такая операция? Три дня Неера не было – гулял положенные выходные, и вдруг… Все-таки, с умением скрывать свои мысли у Джонни все еще не очень. Потому что – зачем этот усталый, с оттенком снисходительности взгляд? - Да не только мне, почти что всем нашим сделают. «Нашим» - стало быть, наемной охране. Теперь Джонни вообще ничего не понимает. - Ох, трудно с тобой, паря… Ты пойми: я хоть и мозгами не вышел, я если слышал-видел чего – оно ведь все здесь остается, - с заметным усилием Неер поднимает руку и стучит себя по лбу указательным пальцем. – А дознаватели здешние – это тебе не хухры-мухры; эти чего хочешь из клиента вытащат, дайте только срок. А кому надо, те уж разберутся, чего там Неер такого важного ненароком наслушался. Джонни все равно не… - А теперь, если вдруг чего – не успеют; кончится Неер, едва рот свой болтливый откроет, а не сдаст нифига. Теперь дошло. - Да как он… - Пс-с-с… Не психуй, паря, Неер знал, на что шел. И остальные – знают. Джонни все-таки шмыгает носом, жалко и зло одновременно. - Конечно, деньги… - А как же. Без этого, паря, тоже нельзя; вот я, сам знаешь с кем, об чем договорился: вдруг чего, вдруг Неер да героически помрет при исполнении – тут же Аине моей жалованье за три года, персонально в руки… Иначе как? Ей ведь трудно, паря, еще и мелкий растет… Ни в жизнь не сознается, гордая; ну так и Неер не слепой… Да ты не бесись, паря, и Терла за дела эти не… Тылы-то прикрывать надо? Вот и прикрывает, как может… Тот, о ком забыли - Он очень, неимоверно стар, Терл, -юрист поморщился и резко свернул в едва заметную щель между зданиями. – Давно не катался без водителя, - пояснил он. И снова вернулся к предмету утреннего обсуждения: - Но с мозгами у него, поверьте, полный порядок. Равно и с памятью. - Гм. Терл и сам еще не до конца понимал, на кой дьявол решил ввязаться во всю эту авантюру. Быть может, мрачно размышлял он всего лишь накануне этой непредусмотренной поездки, - слушая ровное дыхание спящего на его плече Джо-оунни и осторожно грезя о еще не рожденном своем сыне,- в нем не ко времени прорезались гены того самого предка, умудрившегося разорить когда-то уважаемое семейство. Но когда Вэр, явившись в назначенный час, витиевато намекнул на некий источник важной и весьма могущей пригодиться для будущего дела информации, Терл не слишком вдавался в размышления. Хотя и прихватил с собою кое-что – как для возможного подмазывания источника, так и для самооброны. А теперь выясняется, что едут они к какому-то старому – причем, неимоверно старому хрычу. Будто не такие же засели в Совете Директоров Корпорации. Впрочем, он уже согласился, так почему не проветриться, в конце-то концов… Хотя, если бы Терл заранее знал, через какие кварталы придется ехать… Знакомя своего Джо-оунни с новым для него миром, некоторых мест он избегал совсем не из-за того, что трясся над новообретенным своим статусом; основная причина была в том, что некоторые вещи, дела дней, давно и безвозвратно минувших, Терл жаждал стереть из собственной памяти раз и навсегда. А теперь, пока Вэр, то и дело чертыхаясь под нос, вел неприметную, нарочно для этой поездки выбранную машину сквозь грязные и мрачные лабиринты обреченных на медленное вымирание окраин, то, что нужно было забыть, помимо воли всплывало… Собрав всю свою волю, Терл поинтересовался, старясь звучать как можно равнодушней: - «Неимоверно стар» - это сколько..? - Больше двухсот, - Вэр вписался в новый поворот и уточнил: - Без малого двести двадцать. - Гм. Несколько ошарашенный озвученной цифрой, Терл предпочел пока помолчать. И прикрыть глаза, обдумывая… Лишь бы не видеть этой вгоняющей в депрессию беспросветности, что равнодушно мелькает за плотно закрытым бронированным окном. Вэров источник обитал в такой дыре, которая даже по меркам трущоб по праву могла считаться мерзкой конурой. Крохотная – двоим не развернуться – прихожая и два низких и узких проема – крошечная кухня и единственная комната, насквозь пропитанная удушливым запахом старости и притаившейся за углом смерти. Натужно гудящая – и как еще не издохла? – древняя система кондиционирования, тусклые и тревожно мигающие лампы внутреннего света – и главный символ разложения: совершенно невероятный старик, тяжело, с хрипами, втягивающий в грудь густую вонь поселившейся здесь обреченности. «Как будто шланг для перегонки воздуха проткнули сразу в нескольких местах», - подумал Терл, пригибаясь, чтобы не расшибить голову о возмутительно низкий проем. Жидкие, не седые даже, а какие-то выцветшие до белесой серости волосы крысиными хвостами разметались по тонкой подушке. Взгляд глубоко запавших глаз, давно утративших характерную желтизну молодости, смотрели злобно и очень пристально. Без малейшего намека на старческий маразм. - А-а-а, Вэр, - голос кошмарного старика оказался под стать дыханию: сипящий, натужный, невыносимо режущий слух. – Так и носишься со своими вздорными идеями? - И вам всяческого здравия, почтенный Рори, - вежливо кивнул юрист. – Ношусь, как не носиться… Вот, привел к вам… единомышленника. Терл, все еще пораженный представившимся зрелищем – хрычи, с которыми ему доводилось общаться, в сравнении с этим ископаемым могли показаться полными сил юношами – не стал разубеждать Вэра в последнем вопросе – это, в конце концов, можно будет сделать в любой момент. А пока Терл, как завороженный, смотрел прямо в пылающие застарелой болью и совершенно не старческой ненавистью глаза. И отчаянно пытался вспомнить, не встречалось ли ему когда-нибудь это имя - Рори… - Не смей звать меня почтенным, - не прерывая зрительного контакта с Терлом, буркнул старик. – Почтенным я был сорок циклов назад, а теперь – кусок дряхлого мяса, выброшенный за ненадобностью… Но с чем они просчитались, так это… Вэр, погуляй пока что. А ты, мальчик, подойди поближе. Хочу разглядеть тебя, как полагается. С некоторым содроганием, но не смея противиться силе пронзительного взгляда, Терл приблизился к тому подобию больничной койки, на которой возлежал этот не желающий – или не могущий? – оставить сей бренный мир старик. - Да, - просипел тот, чуть ли не пожирая другого псайкла глазами. – Да, именно то, чего я ждал все эти проклятые… Натужное сипение прервал надсадный кашель; невесть откуда, отчаянно шаркая немощными ногами, появился раб – столь же древнее ископаемое, морщинистое, полуслепое и абсолютно лысое, хотя существа этой расы обладают некоторой растительностью в районе черепа… Неразборчиво ворча: «Ходят тут всякие, ходят, когда надоест только», раб поднес ко рту хозяина плохо вымытую колбу с откровенно грязной водой. - Исчезни, - глотнув и отдышавшись, велел старый Рори. – Пойди предложи мальчику выпить – тому, второму… А ты, - старик вновь сосредоточился на Терле. – Сядь и слушай. А лучше – достань ту дрянь для записывания; ты ведь принес, не мог не принести. Вэр, мальчишка, чертов идеалист - но все-таки нашел именно того, кто… Терл коротко махнул головой – отчаянная попытка неубедительно солгать, зыбкий путь для возможного отступления: - Я ничего еще… Но старик лишь забулькал натужно, оскалив беззубый рот – невеселый смех, обозначающий Терлову полную капитуляцию: - Кому угодно рассказывай, только не мне. Я не слепой и прекрасно вижу: ты, мальчик, уже загорелся. И не родился тот псайкл, который сумеет погасить это твое пламя. Сядь и слушай, а лучше записывай; и не морщи свой юный лоб, ты не мог слышать о Рори – ведь память обо мне постарались упрятать в самые дальние закоулки архива; ты не можешь помнить – в ту пору ты был сущим младенцем. …почти пробился, почти достиг; но они - они знали, как и куда ударить. а я… Успех слишком сильно ударил мне в голову; а ведь и тогда я был уже стар и, космос все поглоти, мудр – но гордыня, мальчик, гордыня… А потом мои сыновья, мои наследники, моя гордость и радость… Четверо, и каждый был особенным, и каждый смог бы перевернуть этот прогнивший насквозь мир… Я не они – не заключал контрактов с единокровными сестрами и не брал силой собственных дочерей; я долго, очень долго выбирал среди множества девиц таких, чтобы… И мои дети были… Они смели бы этих вырожденцев, этих никчемных выродков; но я просчитался, как же просчитался я, уверенный в неизбежном успехе; и вот сыновья мои, один за другим, убиты, а я, жалкий и опустошенный, оставлен подыхать в одиночестве и забвении. Но они просчитались, о-о-о, как же они просчитались – ведь я знаю всю их поганую кухню, все схемы, все связи… Сорок циклов прошло? Поверь, с тех пор не изменилось почти ничего; уже двести циклов как ничего там, на самом верху не меняется… Сиди и слушай, мальчик, сиди и слушай… Терл едва успел нажать кнопку записывающего устройства. Старый Рори, опустив опухшие, без признаков ресниц веки и, хрипло вдохнув, заговорил. - Уничтожь их, - вместо стандартных слов прощания сказал Терл старик. – Сотри с лица псайкло. Сожри их, мальчик. Сожри их всех… И покрытые старческим пятнами пальцы Рори сжались в кулаки, и по морщинистым щеками потекла мутная жидкость… Терл захватил с собою кое-что, на всякий случай: некоторое количество наличных кредитов – но здесь в поощрении словоохотливости явно не нуждались; более того, Терл уверен был, что старый Рори взбесится, едва увидев деньги… Но и уйти, оставив взамен одну лишь сомнительную надежду, он тоже почему-то не мог. Оставить как бы невзначай в так называемой прихожей? Или сунуться в кухню, где Вэр, изящно втиснувшись между древней электрической плиткой и грязной стеной, прихлебывает из очередной мутной колбы некое подозрительное варево? Приготовленное ворчащим и шаркающим ископаемым… - Возьми, - оглянувшись зачем-то – как будто Рори способен был встать и отчитать Терла за подобную наглость, - он сунул в дрожащую руку раба пресловутые кредиты. – Заботься о своем хозяине как следует. Не понимаю в полной мере, каким образом, но я, кажется…пообещал ему. Постарайся, чтобы он все же дождался. Без названия Конечно, у него еще были и время, и возможность – отступить, отказаться, а то и сдать кому следует Вэра со всеми его идеями; действовать по давно намеченному плану и довольствоваться мыслью «На мой век хватит» - но старикашка Рори был абсолютно прав. Терл загорелся, вспыхнул настолько ярко, что все прежние его авантюры казались теперь детскими шалостями. А информация, самый настоящий компромат на пресловутую верхушку – лишь свежее топливо, брошенное в бушующий реактор его, Терла, новой одержимости. Хотя и страх уже наваливался на Терла всей своей удушающей тяжестью. Кошмарная картина: тесная конура, пропитавший все запах неизбежного умирания, мутная жидкость на морщинистых щеках… Но будь Терл проклят, если позволит им проделать с собой такой же гамбит! Нет, нет и еще раз нет; если и суждено ему будет уйти - уж он постарается сделать это как можно громче и ярче; и непременно прихватит с собой – как выражается Джо-оунни, в страну предков, - как можно больше этих… Умудрившихся довести целую планету до грани уничтожения. Джо-оунни, Джо-оунни… И теперь еще Эйна и будущий ребенок. Вывести их из-под удара, обязательно – Вэр подготовит необходимые бумаги, причем без лишнего шума; решить с банком… Рабы, охрана – этих вряд ли тронут, разве что допросы… Но здесь необходимые меры уже приняты; от охраны ничего не добьешься, а рабы… Кто там мелькал в кабинете? Проверить записи с внутренних камер – и стереть файлы от греха… И регулярно проверять дом на наличие не предусмотренных планом устройств, и еще раз проверить весь новый персонал – там, в офисе… Вэр намекал уже, что в городе достаточно псайклов, осознающих необходимость перемен; но «осознавать» далеко не всегда означает «действовать»; впрочем, время еще есть, время для проверок и тщательных отборов… Кер, тугодум и недотепа… Ввести его в игру на самом последней, решающем этапе, или пускай и дальше хлопочет вокруг своих барышень? А потом дать ему под начало какое-нибудь скучное подразделение… И план, подробный, пошаговый план оздоровления … Самонадеянность? Гордыня, как назвал это старый Рори? Но в случае успеха действовать придется немедленно, чуть ли не с первых минут; нет, без плана хотя бы первичных действий никак невозможно. Джо-оунни, Джо-оунни… Он, естественно, получит свой статус; но, быть может, имеет смысл отправить его… Нет, нет, даже думать о таком больно, даже предполагать! И потом, разве этот светловолысый упрямец согласится бежать, не приняв боя? Хотя, разве это его битва – он ведь землянин, что ему до псайклов, из-за которых, к тому же, его собственная планета вот уже сколько столетий ввергнута в дикость? Но, с другой стороны, он увидит в зыбкой пока идее надежду на освобождение Земли, не может не увидеть… Ведь нынешняя внешняя политика, как и все прочее, ни к черту не годится; как еще колонии не взбунтовались – уму непостижимо; и над этим тоже придется много и трудно работать… Ох, сколько же предстоит обдумать и сделать… Даже представить страшно – ведь не какой-то несчастный офис, и даже не Департамент! Но Терл уже загорелся, и не найдется на Псайкло того, кто сумел бы погасить этот яростно пылающий огонь.