сьюзи

Открыть глаза Мишу заставил обжигающий кожу солнечный лучик, который ехидно пробрался сквозь складки бордовых штор. Парень слегка щурился, зарываясь в лежащий поблизости плед. Нехотя приподнявшись, подросток слегка офигел. Возле тумбы на деревянном полу расположился его наставник, сжавшись комочком. Всё ещё спал. Панчишина пугало то, что он не помнит добрую половину вчерашнего дня. А такое бывает часто, особенно после ЛСД. Позапрошлым вечером он отмечал с друзьями свою победу над самим собой и немного употребил, чисто поддержать ребят. Повезло, что закинул где-то 0,5 грамм, а не как пацаны по несколько колёс. Сложно было представить, что сейчас с ними происходит. Наверное, уже валяются где-то в реке. Миша протёр глаза, зевнул, достал из кармана телефон. К счастью, никто не звонил. В социальных сетях ничего нового, на часах 11:10. "Херово." Суставы ломало, голова раскалывалась, будто вчера его избили дубинами, покрыв лиловыми синяками всё тело. Парень подвинулся к краю постели, дёрнул Шурова за плечо, но в ответ Дима лишь перевернулся на другую сторону. "Может, не стоит его будить?" - подумал Миша, окончательно поднимаясь с ложа. Приняв эту мысль за правильную, он на носочках подошёл к двери, покинул комнату, тихонько прикрывая за собой. В планах было умыться. Есть вовсе не хотелось - от мысли о еде тошнило. Холодная вода освежала лицо, заставляя окончательно проснуться. Парень заставил себя почистить зубы, намазывая щётку скудным слоем пасты. Закончив с преображением, Миша вернулся в свою комнату. Пианобой всё ещё лежал в той позе, в которой лежал до того, как Миша ушёл. Кудри небрежно рассыпались, закрыв добрую часть лица. Подросток приблизился к телу, стал на колени, слегка наклонился над Шуровым и принялся холодными фалангами убирать темные локоны. Мише казалось, что он трогает теплое желе или молоко. Настолько это было приятно. Вдруг мужчина приоткрыл веки, обращая свой взгляд на подростка, который навис над ним. Парень уже было хотел подняться, но Дима сжал его локоть крепкой хваткой, давая знак, мол, не стоит ему отодвигаться. - Доброе утро, - прошептал Пианобой. Он ласково улыбнулся Мише, переходя в сидящую позу. Их разделяло буквально пару сантиметров. О такой невыносимой близости оба мечтали, но подросток никак не решался на что-то большее, чем объятия. - Доброе, - в голосе читалась слабость перед искушением. Глаза подростка бегали, осматривая каждый изгиб, каждую линию лица напротив. Едва заметно облизнув губы, он был готов. И Дима ощущал это, когда касался своими устами его губ, начиная углублять поцелуй, как только почувствовал так называемое согласие со стороны Миши. Холодные пальцы неловко коснулись щек наставника, боясь сделать что-то неправильно, переступить через запретную черту. - Я так хотел этого, Миша, - пробормотал Пианобой, на секунду разорвав поцелуй, - С самого первого дня, как увидел тебя в зале ожидания. - Не поверите, но я тоже ждал этого момента, - юноша улыбнулся, показывая свои превосходные клыки. - Давай с этого дня на "ты", ладно? А то я чувствую себя слишком старым для этого мира, - Шуров провёл пальцем по нижней губе Панчишина, - И для тебя. Но это одно и то же, ведь ты с момента появления на сцене стал моим миром, Миша. Моей собственной вселенной, которую я никому не отдам, как бы меня не просили. Юноша покраснел, услышав приятные слова, но голову не покидала глупая мысль, которая его расстраивала. - А как мы с Вами, - увидев наигранную злобу на лице Димы, Миша исправился, - А как мы с тобой будем дальше общаться? У тебя же есть жена, ребенок, поклонники. Если они узнают? - Не переживай, никто ничего не узнает, - Шуров прижал к себе мальчишку, погладил по голове, - Это будет нашей тайной, которую мы будем тщательно скрывать. Даже если как-то подставим самих себя, я всё решу, хорошо? - Хорошо, Дима, - выдавил смущённый Панчишин, уткнувшись в шею любимого человека, - Можно я попрошу тебя остаться со мной ещё на пару деньков? - Мне надо в Киев, чтобы закончить кастинг. Сегодня вечером, в 17:00, мы с Данилко садимся в поезд. Каменских и Винник своим путём доберутся, - Шуров ощутил грудью, как юноша печально выдохнул, - Но мы встретимся через пару недель. И тогда будем вместе с утра и до следующего утра. Постоянно. Обещаю тебе. - А звонить хоть можно тебе, - Миша потянулся за телефоном, не распуская объятий, - Твой номер? - парень поднёс экран к лицу Димы. - Да, но откуда он у тебя? - удивлённо поинтересовался наставник. - Та друзья пробили. Где-то летом ещё, - Миша хихикнул, - Клёво, да? - Не друзья, а золото, - улыбчиво прокомментировал Пианобой, про себя замечая, что рано или поздно он заставит парня забыть эту плохую компанию, которые навязывают ему сплошные вредные привычки, - Звони в любое время. Я постараюсь ответить и уделить тебе как можно больше внимания. Подросток не нашел подходящих слов, чтобы ответить на речь Шурова, поэтому лишь крепче прижался. - Если ты не возражаешь, я немного посплю перед отъездом, - Миша нахмурился, услышав подобное от Димы, - Почему-то сильно клонит. - Ну конечно, ты ещё спрашиваешь? Только в этот раз спи не на полу, а на кровати, - подросток немного отодвинулся от наставника. - Тогда тебе придется поспать со мной, договорились? - Пианобой поцеловал мальчишку в лоб. Миша кивнул, поднимаясь и помогая подняться своему больше-чем-другу. Они уснули почти сразу же, как только их головы коснулись подушек. И эта запретная любовь внушала им некую секретность. Правильно, любовь не всегда нужно афишировать. Это ведь не только поцелуи, зафиксированные телевидением. Любовью можно назвать то, с каким трепетом смотрит Миша на Шурова; то, с какой нежностью Дима обнимает мальчишку за талию, засыпая под греющим пледом. И это ощущение бесценно, поэтому они не имеют право его потерять.