"Давайте я заберу журнал"

      Еще вчера ничто не предвещало солнечного утра, однако погода радовала: было тепло, безветренно и вообще стояло самое настоящее бабье лето.       Я обошел стороной безбрежную лужу посреди широкого тротуара и увидел высокое чугунное ограждение — а вот и моя школа, затерявшаяся в скромных двориках Таганки. Прежде в таких местах мне бывать не доводилось, ну, разве что второпях бегал по своим хозяйственным делам. Но возможность работать на островке тишины посреди исторических улочек большого шумного города впечатляла сама по себе.       Вокруг было тихо, у многих шли уроки. Из открытого окна слышался размеренный голос, диктующий несусветную ахинею про осенние леса и улетающих птиц. В общем, школа казалась приятной. Какой-то даже картиночной, будто из советских книг Драгунского или Алексина.       Я вошел в большой просторный холл и встретился нос к носу с пожилым охранником, с которым что-то выясняла завуч по учебной работе. С ней я успел познакомиться на днях, когда она сначала любезно представилась, а затем позвонила мне на мобильный, чтобы утвердить расписание моих занятий.       «Моих занятий». От этих слов мне стало как-то не по себе.       — Проходите, пожалуйста, — любезно пригласила меня Светлана Михайловна, — Кто у вас там сейчас, десятый?       Она улыбнулась, а я вглядывался в ее лицо и не мог понять, сколько ей лет. Лицо было еще вполне молодым, без единой морщинки, но одежда уже намекала на зрелый возраст и подчеркивала расплывающуюся фигуру. На мою растерянность завуч не обратила ни малейшего внимания.       — Вы с ними там помягче, Николай Владимирович. Десятый класс, никому не нужен порченый аттестат… Но и когда нужно — по всей строгости!       Естественно. Я же им не мать родная.       Я поднялся по лестнице на второй этаж и прошел в самый дальний кабинет, по всей видимости, сорок второй — номерок на двери исчез, видимо, незадолго до моего прихода — и положил вещи на учительский стол. Выглядело это как-то совсем дико, точно я разложил грязное белье на обеденном столе, накрытом праздничной скатертью. Тогда я повесил куртку на стул, а рюкзак поставил на пол.       И то хлеб.       По коридору праздничной трелью раздался для кого-то спасительный звонок с урока. А через мгновенье несколько пацанов уже пронеслись мимо моих дверей, скорее всего, в столовую.       Потихоньку класс начал наполняться людьми — это были далеко не дети, но еще и не взрослые. Нескладные юноши с тонкими, воробьиными почти, ножками, девушки, уже как следует сформировавшиеся, с пышной грудью и крепкими задницами, на которые нельзя было не смотреть из-за облегающих джинсов с высокой талией.       Эх, Колян, только держись!       Я смотрел на них как бы между делом, отстраненно, и мне казалось странным, что в их возрасте мы тоже были такими. Я совершенно точно был не из худощавых. Девочки всегда казались тонкими и звонкими, даже голоса у них были какие-то визглявые, как у пуделей. А эти уже были совсем женщинами, пусть даже и такими юными.       Звонок прозвенел неожиданно громко и неожиданно противно, как будто опрокинутая кастрюля звякала, несясь по ступенькам вниз. Народу в классе прибыло, но тише от начала урока не стало.       Я помолчал немного, выжидая, пока они, наконец, угомонятся. Но затихать все еще никто не собирался.       — Эй, там! — помахал рукой я самым шумным задним рядам, — Але, гараж! Звонка не слышали?       Класс посмотрел на меня немного удивленно, как будто я только что спросил, не хотят ли они чаю или, может быть, не знают ли они, где в окрестностях лучше всего искать клад. Однако они все же заткнулись и, более того, сели так, как положено сидеть на уроке.       — В общем, давайте без церемоний, — сказал я немного раздраженно, успев устать от галдежа и суеты, — Меня зовут Широков Николай Владимирович, я буду вести у вас ОБЖ.       — Ну-у, ОБЖ у нас уже было! — поднялся по рядам нестройный гул, — Да еще и в субботу…       — Повторение — мать учения, — отрезал я, на ходу пытаясь сообразить, что мне делать все оставшееся от урока время, — С вас рефераты — с меня оценки. Просто так пятерки ставить не буду. Только тем, кто ходит и отвечает. Ясно?       В ответ мне послышался лишь тяжелый коллективный вздох.       — Кстати, где ваш журнал?       Класс переглянулся.       — Староста? Кто у вас тут староста?       — Да нет у нас старосты! — не выдержал вихрастый паренек на первой парте.       — Мы его не выбирали! — крикнули сбоку.       — Выбирали вообще-то, дура! — заорал худой прыщавый парень, — Только ее сейчас нет!       — Сходите кто-нибудь за журналом, ё… — я прикусил язык, -…лы-палы, мне как прикажете вас пересчитывать?!       С последней парты вскочила миловидная девушка с пышной грудью, которую едва прикрывали густые окрашенные волосы. Поправив их легким движением руки, она быстро вышла в коридор.       Я оглядел присутствующих, мысленно прикидывая, как бы я мог их запомнить. Девушки были все разные. Одни маленькие и юркие. Другие высокие и крупные. Еще две подружки выглядели совсем взрослыми, как будто уже студентки. Четвертая, толстушка в очках и с тонкой косичкой, сидела над тетрадью — видимо, нет более подходящего предмета, чем ОБЖ, чтобы делать на нем домашние задания. Еще одна шепталась с подружкой, накручивая на палец каштановый локон…       Только юноши были похожи один на другого — уже не дети, еще не взрослые, сплошное буйство гормонов и нежелание учиться.       Все это я успел позабыть за двадцать пять лет.       Пышногрудая красотка шлепнула журнал на стол прямо перед моим носом.       — Что ж вы так неласково! — возмутился я ей вслед. В классе загоготали.       Я открыл журнал 10"А» на нужном месте, которое, на беду человека, с подобными документами дела не имевшего, было пустым.       — И что, скажете, мне это самому заполнять? — изумился я вслух, — Ладно. Какое там сегодня.?       — Десятое!       — Десятое… Теперь по списку, — и я открыл ведомость по химии, — Авдеева!       — Это я! — вскрикнула мелкая блондинка на второй парте.       — Барабанщиков!       — Присутствует, — ответил рыжий толстяк в темном пиджаке.       — Володенков!       — Здесь, — смуглый малец отвлекся от игры в телефон.       — Воробьева!       — Здесь, — вот и ты, толстушка в очках.       Чем чаще я обращал внимание на каждого своего подопечного, тем больше во мне просыпался интерес узнать, что они за люди.       — Иванов! Казимов! Лиханова!       Абсолютно точное попадание в цель.       — Новодворцева!       С третьей парты в центре в меня впились огромные серые глаза.       — Здесь, — негромко ответила она, девочка с темными волосами.       «Каштанка» — почему-то отметил я про себя, хотя прекрасно знал, что Каштанка — это кличка собаки.       Перечислив оставшихся, я, наконец-то, добрался до последней фамилии в списке.       — Ульянова!       — Тут, — худая девчонка грызла орехи из пакета       — Все, что ли?       — Все! — гаркнул десятый чуть ли не хором.       — Молодцы. К следующему разу — реферат на тему «Терроризм и угроза обществу». Запишите себе куда-нибудь.       Как я ожидал, по классу прошелся едва слышный вздох, однако бурной реакции все же не последовало. Вот и посмотрим, сделают они что-нибудь в следующий раз или нет?       — Давайте коротенько про терроризм поговорим, что ли, — зачем-то начал я, желая заполнить оставшуюся пустоту урока. Я не был профессором по части международной безопасности, поэтому в помощь мне шел жизненный опыт и новостные сводки за последние десять лет.       Волей-неволей я обращал внимание на реакцию, которую вызывали мои слова, хотя, по большему счету, мне было все равно: этот десятый класс у меня не первый и, может быть, даже последний, ОБЖ им в жизни пригодится только для того, чтобы знать, что спичками играть нехорошо, а впереди у них ЕГЭ и радости студенчества. И мои опасения подтвердились. Они меня не слушали. Играли в танки, сидели в чатах, решали химию, рисовали на руках (в каком, я сказал, они классе?), но в целом вели себя порядочно и даже не шумели. Сидела и слушала только Новодворцева, глядя куда-то вперед себя и иногда переводя взгляд на свои тонкие длинные пальцы. И я был готов поспорить, что пока ее недозревшие одноклассники побегут смолить за школу, она отправится домой играть на арфе и читать стихи.       Иногда она смотрела на меня, и в ее глазах читалось неподдельное уважение, которое по отношению ко мне казалось чуть ли не издевательством. Но она не издевалась. Она совершенно серьезно вслушивалась в мои слова и иногда утвердительно кивала головой. Неужели ей реально интересно то, что я там рассказывал?       Впрочем, какое мне до нее дело.       Звонок в этот раз раздался тише. Никогда в жизни я не ждал звонка с урока так сильно, как сегодня.       Ребята повскакивали со своих мест и немедленно схватили свои сумки — ни ручек, ни тетрадей на моем уроке они не доставали.       — Все запомнили? Реферат к следующей субботе! И журнал кто-нибудь заберите!       Ответа я не услышал из-за всколыхнувшихся разговоров и шума в коридоре. Собственно, в ответе я и не нуждался. Только Новодворцева с закинутым на одно плечо рюкзаком подошла ко мне и протянула руку.       — Давайте я заберу журнал, — и для чего-то пояснила, — Он нам на следующий урок нужен.       Забирать его себе насовсем я не собирался, поэтому радостно вручил ей гроссбух с наклейкой «10А». Не сказав ничего более, она прижала его к груди и осторожно, как будто крадучись, удалилась из кабинета и растворилась в суетной толпе за дверью.       «Ишь ты», — подумал я и поднял с пола свои вещи.       Следующие были пятиклашки и их информатика.