"Давайте я заберу журнал"

      Когда будильник издевательской трелью оповестил меня о том, что уже настало семь утра и что уже давно пора вставать, мне захотелось, не открывая глаз, позвонить Светлане Михайловне и, как в третьем классе, заканючить: «Ну мо-о-ожно я сегодня в школу не пойду-у?». Но внутренний голос (кажется, мамин) немедленно скомандовал:       — Большие мальчики должны ходить в школу. Особенно, если они там работают. А ну марш собираться!       И я действительно встал, только через минуту об этом горько пожалел. Голову сдавливало все атмосферное давление Земли. В желудке тоже было неспокойно. И ужасно, ужасно хотелось пить.       Вообще-то я знал, что обязанности учителя не предполагают напиваться перед уроками, но ставить их в субботу — в тот самый день, что идет сразу после пятницы, — было по меньшей мере издевательством. Когда же это вы мне жить приказываете, Светлана Михайловна, когда мои уроки идут в субботу и в понедельник?       Я посмотрел на свою испитую рожу в зеркало и не испытал ни единой эмоции. К этому зрелищу я успел привыкнуть. А вот дети… Или не дай бог, Лидия Александровна…       Я заглянул в ящик под раковиной, где уже давно следовало бы произвести ревизию. Поскребя по сусекам, я обнаружил останки пудренницы с треснувшим зеркальцем — чьей она была я так и не вспомнил. Легким движением я попытался нанести хотя бы немного пудры под глаза, однако синяки лишь слегка побледнели.       «Черт, черт, черт», — произнес я про себя как-то нараспев, — «Ну и хрен с ним, хрен с ним, хрен с ним».       По дороге я заскочил в ближайший продуктовый и купил литровую бутылку минеральной воды. Без макияжа можно выжить хотя бы до конца рабочего дня. А вот без воды — вряд ли.       Как на беду первым уроком стояла информатика у пятого класса. И я совершенно не был удивлен, что они даже утром выходного дня оставались бодрыми, веселыми и энергии у них было хоть отбавляй.       — Дети, а ну не орать, — скомандовал я, ясно ощущая, как все эти детские вопли со звоном бьют по голове, — Кто крикнет, тому два в журнал!       Не заставив меня долго ждать, задира Конев бросил в одноклассницу огрызком от ластика и попал точно по затылку. Девчонка взвизгнула, и Конев восторжествовал:       — Николай Владимирович, Машка заорала, ставьте ей два! Она совсем стала бессовестная!       Удивительно, что даже в хорошей столичной школе, где родителям не наплевать на будущее своих чад, дети иной раз ничем не отличаются от беспризорников.       — Хорош, мальцы, садитесь, повторяем алгоритмы.       Дверь скрипнула и в класс вошла Кристина Ильинична, держа в одной руке чашку кофе, а в другой — классный журнал десятого «А».       — Здравствуйте, Николай Владимирович, — сказала она как будто между прочим и села за компьютер в дальнем углу кабинета.       Мы с Кристиной Ильиничной были коллегами, только ей за какой-то тяжкий грех (на самом деле я точно не знал, однако не мог дать этому доугого объяснения) досталось классное руководство над десятым. При всем при этом она держалась молодцом: в свои пятьдесят четыре выглядела на сорок, водила черный «Лексус» и излучала истинно буддийское спокойствие.       — Как там мои, не успели набедокурить?       — За одну нашу встречу — нет.       — Просто это достаточно сложный класс. От них очень многие учителя отказывались.       Услышав это, я лишь хмыкнул про себя. Эх, не знала Кристина Ильинична, как в иные времена поджигали во время уроков парты, разбивали бутылки друг другу об головы и в пылу ссоры выпрыгивали в окно. Не знала, да, в общем-то, и слава богу.       — Так, господа, вы нарисовали схему алгоритма?       — Сло-ожно, — протянул неугомонный Конев, — Отписываемся.       — Как это, мы же с вами на том уроке все проходили.       — Так тот урок когда-а-а был!       — Ну, Николай Владимирович, может, вы серьезно повторите? — заняла позицию по ту сторону баррикад Кристина Ильинична, — Пятый класс только, еще и после каникул… — спасибо, коллега, что шепотом, сохраним, пожалуй, остатки моего авторитета.       — Значит так, — я чувствовал, что начинаю закипать, — Здесь квадратик, тут овальчик и ромбик. Срисуйте и на дом получите другой пример. И через неделю — проверочная.       Я не мог сказать за пятиклашек, но с меня за эти сорок минут уже градом шел пот. Если бы я давал кому-нибудь совет, то первым был бы не проводить информатику с похмелья. Первым и последним советом.       ОБЖ, согласно расписанию, должно было пройти этажом ниже, практически ровно под кабинетом информатики. Спустившись вниз, я вошел в класс за несколько секунд до звонка. Пытать людей, где их староста, сегодня не было нужды — журнал на урок я взял у их классного руководителя.       Мои хлопцы практически в полном составе заняли все задние парты и смотрели в экраны телефонов. Заметив меня, кто-то отложил устройства в сторону. По пустым глазам некоторых было ясно, что рефератная экзекуция пройдет особенно мучительно.       — Так, граждане десятый класс, — сказал я, чувствуя всю свою власть над группкой людей в двадцать две головы, — Сейчас будем отчитываться по проделанной работе. Поступим следующим образом: если просто сдаете реферат — ставлю три. Выходите и зачитываете — это на четверку. А пять получит тот, кто всю эту музыку расскажет. Угу?       — А можно потом сдать? — спросила фифа за крайней партой у двери, не отрываясь от печатания сообщения на своем айфончике в золотом чехле.       — Надеюсь, при моей жизни?       — Ну в понедельник хотя бы?       — Ну в понедельник ты хотя бы получишь минус два балла, — сказал я, еле сдерживая улыбку. Оказалось, что отрываться на школьниках это почти как бокс или айкидо, только не платишь деньги за тренировки.       — Эй, але, гараж! — обратился я к хлопцам за последними партами, — Кто хочет отчитаться?       Наверное, я бы так и махал руками за своим столом, пока, наконец, не вышел Иванов, которого я заприметил еще в прошлый раз. Высокий косматый Иванов в черной футболке «Король и шут» выглядел достаточно взросло и даже в чем-то солидно — во многом это впечатление создавала кустистая бороденка на его круглом лице, но длинные ресницы все равно превращали его в ребенка. Большого и нелепого ребенка.       — Я готов прочитать, — произнес он тоном человека, сдавшегося в тяжелой борьбе за жизнь, — Вот мой реферат, — и Иванов потряс в воздухе тремя чуть смятыми листами бумаги.       — Так, а титульный лист у тебя где?       Лицо Иванова исказила растерянность.       — Ну и что мне делать?       — Иди отсюда. Не было бы здесь девушек, сказал бы я, чего тебе сделать.       Обиженный Иванов хлопнул входной дверью. По всей вероятности, пошел печатать титульный лист у Ильиничны. Через секунду в класс тенью заскочила Новодворцева и села за ближайшее к двери свободное место.       — Можно я, Николай Владимирович? — пользуясь моментом, Воробьева вскочила со своего места и полетела к доске, — Я только рассказывать буду!       А вот это уже интереснее!       — Ну давайте, товарищ Воробьева, вещайте. Только доклад прежде кладем мне на стол!       Не успел я даже ни о чем подумать, как Воробьева скривилась в возмущении:       — Николай Владимирович, мы же не так договаривались! Я же должна иметь возможность подглядывать!       Смешная пухлая Воробьева, тряся тонкой косой, продолжала смотреть на меня, как на обезумевшего.       — Да я пошутил, Воробьева. Смотри в свою бумажку, — милостиво разрешил я, едва сдерживаясь, чтобы не захихикать.       — В общем, — оправилась от шока Воробьева, — У терроризма есть множество причин. Это: война и военные конфликты, социальные, национальные и религиозные конфликты, нерешенные экономические вопросы…       — Так, стоп, ты же читаешь.       — Я не читаю, я немного подглядываю и плохо вижу!       — Четыре, товарищ Воробьева, садитесь!       — Да это неспра-а-ведли-и-во! Да я… Да я все расскажу Кристине Ильиничне!       — Зачем? Чтобы воевать одной против двоих? Садись, Воробьева, учи химию! Ита-ак, — обратился я к остальным, — Кто-то еще хочет помучаться в борьбе за заслуженную пятерку?       Народ переглянулся. Видимо, с желающими было негусто.       — Давайте тогда я, — подняла руку Новодворцева и, дождавшись моего утвердительного кивка, вышла к доске.       — Ну, что желаете: сдать на три, прочитать на четыре или рассказать на пять?       — Рассказать, конечно.       — Тогда давай это сюда.       — А можно, — несмело попросила она, глядя на свой реферат, оформленный по всем академическим правилам, — Я его просто в руках держать буду?       — Нервничаешь? — усмехнулся я.       — Мне так проще, — пояснила Новодворцева.       Что ж, дабы не смущать человека, я был готов пойти навстречу. Тем не менее, слушая, я то и дело поглядывал на нее, чтобы та не хитрила. Но Новодворцева рассказывала суть своего реферата простыми словами, хотя и отслеживала последовательность своего повествования по напечатанным листам.       -… Но также мне бы хотелось отметить такую важную вещь, как психологический терроризм, то есть, в контексте безопасности, угрозы, запугивание населения…       После этих слов я точно очнулся после получасового сна. Признаюсь, что все, что было до этого, я пропустил мимо ушей, но тут я на секунду задумался. По сути, реферат был тот же, что и у многих ее предшественников, при этом что-то она все же добавила от себя. И черт побери, это было приятно!       Что ж, вот я и становлюсь старым и впечатлительным.       — А откуда это вы про психологию взяли?       — Ну как, по радио и в интернете говорят, — смутилась Новодворцева, заправляя за ухо непослушную прядь, — Что при обострении террористической ситуации запрещенные группировки стараются создать панику среди населения и… Вот…       — Вот это вы молодец, товарищ Новодворцева! Хвалю! — я обратился к классу, — Народ, берите пример с коллеги! Вот это я понимаю, реферат с «изюминкой», — черная ручка уже занеслась над клеточкой напротив ее фамилии в журнале, — Садись, Новодворцева, пять.       — Жанна, — услышал вдруг я.       — Что?       — Меня зовут Жанна, — тихо, но требовательно произнесла она, — Обращайтесь ко мне, пожалуйста, по имени.       Честно говоря, я немного даже опешил. Девочка ведь была права: совковый манер называть всех исключительно по фамилиям был не самой правильной вещью в моем педагогическом стиле. Однако я и вида не подал, что что-то повергло меня в замешательство.       — Значит, Жанна… Как стюардесса, что ли? — сострил я и тут же понял, как это было глупо. Сколько этой девчонке вообще лет? Она же наверняка и песни этой не слышала.       — Нет, как Новодворцева, которую нужно называть Жанной, — и она как ни в чем не бывало вернулась на свое место.       Подумайте-ка! В чем-то с ней все-таки придется считаться.       Я даже не сразу услышал, что прозвенел звонок, а господа-товарищи, согласившиеся на злосчастные тройки и клянчившие возможность «пожалуйста, сдать потом», стали потихоньку просачиваться сквозь открытую дверь в коридор. Жанна пока что стояла возле своего места и слушала подругу, которая собирала сумку и одновременно вела оживленный рассказ о последних событиях своей жизни, а уж они-то никак не могли подождать минуту-другую.       — Эй, Новодво… В смысле, Жанна, — окликнул девушку я, — Не оттащишь журнал подальше отсюда?       Она не сразу обернулась и в ответ лишь покачала головой.       — Я на следующий урок не иду.       — Это почему еще? — поинтересовался я как можно строже.       — Я олимпиаду пишу, — вздохнула Жанна и вышла из класса, подхваченная группой ребят с задних рядов.       Пиши, пиши олимпиаду, моя ж ты умница.       А журнал я Ильиничне занесу. Мне по дороге.