Я не знаю, кто придумал поставить стеклянное окошко в двери в учительскую, но это определенно была плохая идея. Теперь все, что происходило внутри, было слышно в коридоре, а это означало, что прослушивать личные разговоры и разборки могли все, кому не лень, только знай себе держи ухо востро.
— Надо на олимпиаду по экологии людей выдвигать, по информатике, по ОБЖ, — говорил чей-то очень знакомый голос, пока его не прервал другой:
— По ОБЖ особенно, ага, — Кого готовить отправим? Широкова?
— Широкова я лично к олимпиадникам не допущу, — ну конечно, это Зинаида собственной персоной, — Да он и сам до них не дойдет, с похмелья-то…
— Зинаида Львовна, если у человека проблемы со здоровьем, то это не наше с вами дело, — строго заметил третий голос, но Зинаида уже не унималась:
— Ему только молодежь растлевать со своими проблемами! Они на что смотрят? На учителей, которые могут себе позволить после попоек пропускать занятия? Который допускает вольности на каждом уроке? Который хамит в коридоре учителям?
— Вы предвзято относитесь к Широкову. Дети от него в восторге.
— Ваши испорченные дети в восторге ото всего, что позволяет им не учиться!
— Но ведь это и ваши дети тоже.
Тут, очевидно, физичка перевела дух.
— Мои дети первые места на городских олимпиадах берут, они трудятся от рассвета до заката, кроме физики вообще в жизни ничего не видят. А Широков, этот непрофессионал, абсолютно профнепригодный преподаватель…
— Доброе утро всем прекрасным дамам! — радостно произнес я, с улыбкой до ушей распахивая дверь в учительскую. В коридоре я околачивался уже минут пятнадцать, выжидая момент подраматичнее, но звонок на урок противной трелью над головой оповестил меня о том, что надо поторапливаться.
Прекрасные дамы кивнули и сделали вид, что занимаются своими делами
На Зинаиде Львовне была пестрая блузка в горох, которая неудачно оттеняла нездоровый цвет ее лица и лишний раз подчеркивала ее выдающиеся формы, отчего та стала похожа на сахарницу. С плохо скрываемым недовольством она взяла рыхлую стопку тетрадей и произнесла, наконец:
— Вы не могли бы потише? Вы мешаете нам вести нормальный урок.
Старая перечница метилась точно в цель, голосом выделяя слово «нормальный». Но меня этим было не взять. Не на того напала.
— Приношу извинения, будем вести себя культурно, — сказал я, — Мне пора на урок, — и поспешил удалиться, как можно тише закрывая дверь учительской. Я многое мог бы сейчас сказать ей: и то, что я думаю по поводу ее пристальной слежки за мной, и то, как отвратительно она выглядит даже для своих лет, и то, что, в конце концов, мой урок — не ее собачье дело, но уподобляться этой ведьме я считал занятием ниже своего достоинства.
Я вошел в класс и направился к учительскому столу. Вторая четверть незаметно, как снайпер в засаде, подползала к своему логическому завершению: на оконном стекле уже висели две тонюсенькие бумажные снежинки, а на моем столе, развалившись, как пьяный, уселся маленький Санта-Клаус.
— Ну, господа, кто сегодня отвечает?
Весь класс взметнул руки ввысь.
— Я! Я! Я!
— Я отвечаю!
— А можно я первый?!
— Я сначала, урод!
— А мне надо пораньше уйти к врачу!
— А мне — на танцы!
— Тих-тих-тих-хо! — сказал я, понимая, что весь этот детсадовский галдеж, возникающий под каждое итоговое занятие, мне не перекричать. И как только эта крыса хочет, чтобы мы вели уроки тихо? Посмотрел бы я, какая очередь желающих отвечать на ее физике, курам на смех! — Все пойдем отвечать в порядке очереди. Чтобы упростить процесс, посмотрим, у кого все хорошо, так сказать, чтобы больше человека не дергать. Итак… — произнес я загадочным голосом, точно объявлял номинанта на «Оскар», — Жанна Новодворцева и Оля Медовникова, у этих дам вытанцовываются отметки «отлично». Все остальные — встать в строй. Кто согласен на четыре, говорите сейчас. Некогда мне с вами тут возиться.
На лице скучающей Жанны не было заметно ни тени улыбки. Надеяться на то, что пятерка по ОБЖ автоматом — единственное приятное впечатление в ее жизни, не приходилось, но отчего-то хотелось, чтобы она, наконец, посмотрела на меня и сделала мордашку повеселей. А она все сидела на месте и выводила на листке какие-то фигуры.
— Эй, Николай Владимирович! — обезьянистая Авдеева уже махала перед моим лицом руками, причем с такой силой, точно она застряла на необитаемом острове и звала на помощь вертолет, — Вы мне первой обещали!
— Еще скажи я на тебе жениться обещал, — отрезал я. Гиены на первых партах захихикали. Жанна вновь даже не пошевелилась. Только слегка нахмурилась, раскрашивая свой узор на листочке в клетку.
Довольная Авдеева, набрав побольше воздуха в легкие, пошла докладывать:
— Шумовое загрязнение среды является комплексной проблемой. Шумом является всякий нежелательный для человека звук. При нормальных атмосферных условиях скорость звука в воздухе равна триста сорок четыре мэ/сэ…
— Сама ты мэ сэ, Авдеева! Рисую пять авансом, отваливай. Кто тут у нас дальше? Барабанщиков?
Полный юноша поднялся со своего места и вразвалочку подошел к учительскому столу.
— Шумовое загрязнение среды явля…
— Это я уже слышал. Давай сюда. Пять. Иди.
Я смотрел из-за компьютера на Жанну, смотрел как вор или маньяк, украдкой, поглядывал искоса, лишь бы она не заметила. Она и не замечала (или мне казалось, что не замечала), только смотрела в окно, и на ее волосах, как и в прошлый раз, играли солнечные зайчики. Интересно, о чем она думает? О чем вообще могут думать барышни ее возраста? О платьях? О походах в кино? О мальчиках? Наверняка ей тоже нравится кто-нибудь. Вот бы поглядеть на этого ушастого сопляка. Впрочем, если она запала на какого-нибудь киноартиста, то… То вполне может оказаться, что по сравнению со мной он тоже ушастый сопляк.
Я почувствовал, что у меня горит лицо, причем на сей раз даже не от спирта. Я даже почти не пил на этой неделе — перед уроком точно ни капли в рот не брал. И тем не менее мне было как-то не по себе, меня немного ломало, как будто у меня был грипп. На месте не сиделось, хотелось просто выбежать из класса прочь, в горле пересохло, джемпер стал колючим и неудобным. Я покосился на заполненную страницу журнала. Последняя на сегодня оценка была выведена.
— Господа, со всеми, наконец, вопрос решили? — спросил я. Вопрос был встречен молчанием.
— Молчание — знак согласия. Тогда все марш отсюда.
Оставшиеся потянулись к входной двери. Жанна, которая на сей раз была без подруги, осторожно встала со своего места. Как-то незаметно мы остались в кабинете одни.
От неловкости я полез собирать рюкзак. Она осторожно прошла между рядов и замерла в дверях.
— До свидания, Николай Владимирович, — бросила Жаннет через плечо.
— Пока, Жанн, — ответил я и улыбнулся, — Ты просто молодец в этом полугодии!
— Спасибо, — сказала она уже из коридора.
Мне все равно не хотелось, чтобы Жанна уходила. С другой стороны, и задерживать ее мне тоже было ни к чему. Ни к чему навязываться человеку, которому я выставил итоговую пятерку и отпустил с миром, вместе с ее коллегами, этой веселой шоблой, среди которых она как-то слишком выделялась, при этом даже не пытаясь сделать это специально. Вот как тоже бывает.
— Жанна? А ты чего такая поникшая сегодня? — крикнул ей я, не надеясь на ответ — она наверняка уже ушла. Однако я снова услышал Жаннин голос неподалеку:
— Мне кажется, я приболела немного.
Вот бедненькая.
— Это плохо. Хочешь аскорбинку?
Жанна выглянула из-за дверного косяка.
— Нет, спасибо, — тут она слишком тяжело вздохнула, — Аскорбинка мне уже не поможет.
У нее было серьезное и вместе с тем уставшее лицо, прямо как у Людмилы, когда она приходила с работы домой, где ее вновь ждало хозяйство и уроки с Кирюхой. Она однажды даже сказала как-то похоже: «Мне уже эта ваша валерьянка не поможет, на пенсии отдохну, если доживу». Странное сходство, конечно.
— Ладно, мне пора. До свидания еще раз! — и Жаннет скрылась за дверью, уже не дожидаясь моего ответа.
Я хотел было попросить ее отнести журнал, но махнул на эту идею рукой. Если девочке плохо, пусть скорее отправится домой и отдохнет. А журнал я отнесу в учительскую, даже покажу ее классной руководительнице, какой стройный столбец пятерок я выставил ее ненаглядным.
Впрочем нет, четверки тут тоже были. У Казимова и Володенкова.
Школьный коридор был пуст, у многих еще шли уроки. Даже на улице было как-то особенно тихо: машины встали в глухую пробку, по улице никто не бегал, ветер не выл и не шелестел снежной насыпью. В учительской тоже никого не было, а журналы были разложены по местам.
Но журнал десятого «А» я возвращать не спешил. Бегло пролистав его, я открыл самые последние страницы и стал искать нужную фамилию в списке, пока наконец не увидел выведенное красивым крупным почерком Кристины Ильиничны
НОВОДВОРЦЕВА ЖАННА КОНСТАНТИНОВНА
02.06.1997
КРАСНОКАЗАРМЕННАЯ УЛИЦА, ДОМ 23.
Я сидел, как громом пораженный.
Я посчитал. Шестнадцать, так я и думал. Ей всего шестнадцать. Красноказарменная, Красноказарменная… Интересно, где это вообще?
Но я уже читал дальше и не мог оторваться, и сразу почему-то вспомнилась метафора со страждущим, припавшим к источнику.
НОВОДВОРЦЕВА ЛАРИСА ЕВГЕНЬЕВНА
МЕСТО РАБОТЫ: ГАЗПРОМБАНК
ДОЛЖНОСТЬ: КОНСУЛЬТАНТ ПО ОПЕРАЦИЯМ НА РЫНКЕ ДРАГОЦЕННЫХ МАТЕРИАЛОВ
Я читал и удивлялся. Наверняка, я бы даже меньше удивился, узнай, что Жанна была роботом-киборгом, а не обычным человеком, у которой есть мама и папа, домашний адрес и телефон.
НОВОДВОРЦЕВ КОНСТАНТИН ОЛЕГОВИЧ
МЕСТО РАБОТЫ: ГАЗПРОМБАНК
ДОЛЖНОСТЬ: ЗАМЕСТИТЕЛЬ УПРАВЛЯЮЩЕГО ФИЛИАЛОМ В ЦЕНТРАЛЬНОМ РЕГИОНЕ
Горло свел неприятный спазм. Я подозревал, конечно, что Жаннет — девчонка не из простых, но не мог подумать, что настолько. Влиятельный папаша, матушка, которая поди на зуб отличит алмаз от стекла, домашние вечеринки, автопарк — и пошло-поехало, мое воображение. К такой подойти и не осмелишься, расстреляют на месте. Закидают драгоценными материалами…
— Николай Владимирович, а я вас как раз искала!
Кристина Ильинична распахнула дверь в учительскую, и сладкий цветочный аромат заполнил пустующее пространство.
— Ну как там мои?
Я был настолько погружен в свое открытие, что на секунду даже разучился разговаривать. Собравшись с мыслями, я все же ответил:
— Молодцы. Почти все отличники. Кроме Казимова и Володенкова.
— Как всегда, — вздохнула она, — Их гонять, конечно, нужно. И рассадить их настоятельно рекомендую.
Вот же смешная. От перестановки мест слагаемых сумма не меняется. Рассади этих гоблинов, так они все равно не вылезут из своих игрушек. Да еще и перекрикиваться начнут через весь класс. Зачем?
— Придется поговорить с их родителями, — продолжала Кристина Ильинична, ополаскивая свою чашку из-под кофе, — Чтобы подтягивались. А вы не могли бы быть так любезны и…
Ее рука потянулась к журналу, но я, вцепившись мертвой хваткой в обложку, прижал его к груди.
— Нет-нет, Кристина Ильинична, не могу пока вам его отдать, — я понял, что еще минута и точно начну заикаться, — У меня тут есть еще дело…
Ее левая бровь изогнулась в недоумении.
— В личных данных десятого «А»?
— Как раз искал раздел «ОБЖ».
— Ах да, Николай Владимирович, что касается ОБЖ… Нам тут нужно на олимпиаду хотя бы одного человека из вашего класса выдвинуть.
— Да там… Как бы… И некого, — замешкался я. Еще только олимпиады мне не хватало. Нет уж, дудки!
— Как это, совсем? — запах свежезаваренного кофе Кристины Ильиничны приятно пощекотал мне нос, — Вы бы к хорошистам там пригляделись, к отличникам. Вот Жанна Новодворцева, например?..
— Нет! — воскликнул я так, что мой голос сорвался, и получилось даже что-то больше похожее на визг, чему я сам несказанно поразился, — Новодворцева — не самый подходящий кандидат, уж поверьте мне на слово!
— Отчего же? Я видела ее оценки по вашему предмету, они у нее явно выше, чем у остальных.
Кристине Ильиничне я искренне симпатизировал, но сейчас своей недогадливостью она приводила меня в бешенство.
— Новодворцева крайне слаба в предмете, хотя и очень старательна.
— Ну вот, как раз вы с ней позанимаетесь и…
— Да при чем тут я, она наверняка… — я стал подбирать слова, — Ну… Сама не захочет.
— Что значит «не захочет»? Это ее обязанность как прилежной ученицы и гордости нашей школы. Ни о каких хочет или не хочет даже речи идти не может.
Я понял, что дело плохо, как вдруг Кристина Ильинична задумчиво произнесла:
— Хотя, если у нее будет олимпиада по литературе в этот же день, то… Конечно же, она выберет литературу.
Я выдохнул. Для полного счастья мне не хватало только какой-нибудь олимпиады, к которой особо ответственные педагоги решительно не хотели меня допускать. Что говорить, я бы и сам себя не допустил.
— Просто Жанна каждый год участвует в олимпиаде по литературе. И каждый раз берет первое место на городе, — чайная ложечка звякнула о керамическую стенку чашки, — Однако на регионе ей постоянно не хватает двух баллов до победителя. А тут предвыпускной класс, на кону поступление…
Я молча кивнул головой. Сказать на это мне было решительно нечего, хотя за предоставленную информацию я был премного благодарен.
Значит ты у нас, Жанна, литераторша. Эх, погоди, прочитаю я тебе Есенина…
— Наверняка, кто-нибудь да готов в десятом «Б»… Ой, Николай Владимирович… А вы тогда на новогодней дискотеке не подежурите?
— А что такое? — спросил я, уже начиная негодовать вслух.
— Есть такая обязанность, обычно мужчин касается. Всякое же бывает. Чем больше народу, тем лучше. Сами понимаете, школа должна обеспечить безопасность.
Я молча стиснул зубы.
— Постараюсь, Кристина Ильинична.
Хотя черт бы побрал и школу, и дискотеку, и безопасность.
