Освобождение ведьмы

Зеленая башня, как и многие тюрьмы, имела нижнюю часть, скрывающую пыточные камеры, чтобы крики пытаемых не нарушали покой граждан столицы. Кайла привели туда; перед ним стоял Дарим и смеялся: — Как я мечтал увидеть здесь зазнайку Кайла. Низкое происхождение дает о себе знать: ты никогда бы не стал членом гильдии магов. — Хватит, Дарим. Кайла нужно похвалить за хорошую работу. Он сделал то, что не удалось тебе, — выступил из темноты мастер Зей. — Ты настоящий мастер по арджерийкам, и у нас для тебя есть задание. Двое слуг взяли Кайла под руки и положили на скамью спиной вверх, крепко привязав руки и ноги. — Ты уж прости, мой мальчик, эти арджерийские девки слишком стойкие, ничто их не берет. Они умирают под пытками, но молчат, а мы бы хотели спросить их о многом и получить ответ. Так что попробуем схитрить и надавить на жалость. У тебя просто чудесно получилось втереться в доверие этой шлюшке, как ее там звали? — Беата, — подсказал Дарим и облизнул губы. — Сделай то же самое со своей старой знакомой. Все эти камни и озера, меня они прямо заворожили. Я уверен, что у тебя и в этот раз получится. Но нам придется чуть-чуть испортить твое прекрасное тело для правдоподобности. Может, тебя утешит то, что ты делаешь это для блага страны. Засвистела плеть: первый удар лег, рассекая кожу Кайла. Кайл собирался терпеть боль, стиснув зубы, но вскоре уже громко кричал от каждого удара. Когда мастер Зей остановил избиение, те же двое слуг помогли Кайлу подняться и поставили перед мастером. — У тебя два дня до праздника весны. Ты должен открыть эту ведьму для нас. Только не ведись на идиллии с цветами и барашками, нам нужны ее настоящие знания, а лучше убеди ее присоединиться к нам, я верю в тебя, — мастер Зей развернулся и пошел к лестнице, ведущей наверх. Дарим посмотрел на Кайла: — Я еще добавлю правдоподобности, — крикнул он вслед мастеру. — Не перестарайся, — донеслось с лестницы. Избитого, в крови, Кайла толкнули в маленькую комнату. Свет и воздух поступали сюда через несколько отверстий в стене, и судя по тому, что в камере было что-то видно, на улице еще стоял день. Кайл свалился на пол, застеленный соломой. По крайней мере, он может хоть немного отдохнуть. Почувствовав прикосновение к руке, он повернул голову. Рядом была Ния — рыжеволосая девушка, из-за которой сломана его жизнь. Она была уже не в мужском костюме, а в длинной светлой рубахе, какой-то большой и бесформенной. — Не трогай меня, — сказал Кайл устало. — Прости, мне слишком больно, —исправился он, вспомнив, что нужно втереться девушке в доверие. Она, видимо убедившись, что он жив, раз может говорить, потеряла к нему интерес и села в углу камеры, обхватив руки коленями. Поддавшись усталости, Кайл заснул, но это мучение трудно было назвать сном. Каждое движение причиняло ему боль, спина горела, и ему снился один и тот же навязчивый сон о том, как он поливает спину холодной родниковой водой, но струи воды никак не принесут облегчения. Он открыл глаза через несколько часов, не в силах спать. Казалось, что бодрствуя переносить боль легче. Горло пересохло, и он хотел пить, но, видимо, уже стояла ночь, потому что в камере была полная темнота. — Эй, Ния, ты здесь? Она не откликалась. — Здесь есть вода? — голос его охрип. — В углу, в миске. — Где? Я ничего не вижу. Кайл начал ползти на ощупь вдоль стены, разумно полагая, что так доберется до воды, но тут дверь открылась, и уже знакомые слуги подхватили его под руки и вывели его из камеры. Кайл никогда не был стойким к боли, но в детстве, слушая рассказы про храбрых руворийских мужчин, которые молча терпели страшные мучения в плену у арджерийцев, наивно думал, что он тоже смог бы вытерпеть любые страдания ради своей страны. После второй экзекуции он почувствовал, что боль призвана разрушать не только тело, но и душу. В камеру его занесли под руки: идти ему было тяжело. Солнце уже взошло, и Кайл наконец увидел миску с водой в углу, но сам взять ее был уже не в силах. — Прошу, дай воды, — взмолился он, обращаясь к девушке, все так же сидящей в углу. И, не услышав ответа, застонал. Еще два дня назад он был уважаемым человеком с блестящими перспективами, а теперь эта проклятая ведьма, из-за которой он потерял все, даже не хочет дать ему воды! Он услышал звук рядом и увидел, что девушка поставила миску рядом с его головой. «А теперь я должен пить как животное, лакать как собака, — чуть не плача от унижения, подумал Кайл». И он бы лакал, но обессилевший, не мог даже этого. Девушка рылась в соломе, как будто что-то искала, потом подползла к нему и окунула один конец длинной полой соломинки в миску, а другим ткнула в его сухие губы. Он с трудом взял соломинку в рот и начал тянуть воду. Наконец Кайл напился. Он почувствовал, что вода вернула ему немного сил. Девушка убрала миску обратно в угол и посмотрела на растерзанное тело Кайла: — Они мучают и держат тебя здесь, чтобы вытащить из меня знания? Глупые, глупые мужчины. Они жаждут открыть наш секрет, чтобы усилить свое могущество. А секрет состоит в том, чтобы отказаться от собственного превосходства в пользу гармонии. Кайл, пораженный ее многословием, через боль поднялся и сел, опираясь на руку. Тихим, охрипшим голосом он спросил: — Но кто решает, что есть гармония? Разве не сильные устанавливают правила, по которым живет этот мир? — Сильный — это тот, кто смог познать естественный порядок вещей, а глаза ваших мужчин ослеплены тщеславием и вожделением, и они ведут за собой во тьму ваших женщин и детей. Когда-то блестящими побрякушками они развратили и наших мужчин, и те перестали слушать своих жен, а они в свою очередь перестали слушать ведьм. Ее последних слов Кайл стерпеть не смог: — Это ведьм ты называешь теми, кто чувствует гармонию? Или ты называешь гармонией кровавую резню Большой войны? — Это ваши мужчины развязали войну, они вырезали всех ведьм столицы и угнали в Руворию всех девочек и девушек, обладавших чутьем ведьмы. И зачем? Ведьмы мешали им уничтожать леса и рощи, а они хотели хвастаться перед другими мужчинами табуретами из наших столетних сосен! — Это неправда, ведьмы напали на восточный берег! — Опять эта сказка про восточный берег. — Я был там, я все видел своими глазами, мы еле успели выбежать из горящего дома, в котором мой род жил двести лет! Девушка помолчала, а потом подняла глаза на него: — Ты видел ведьм или арджерийцев с оружием, нападающих на твою семью или соплеменников? — Нет, но… — Тебе рассказали, что они там были? Дома на восточном берегу сожгли сами руворийцы, им нужен был повод, чтобы напасть на нас. Торговому союзу хотелось увеличить прибыль, а ведьмы всех провинций Арджерии запрещали наращивать добычу древесины. Вот и вся Большая война. — Этого не может быть. — Загляни ко мне в воспоминания, ты же этого хочешь? Не все из них мои, но все они настоящие. Кайл посмотрел в глаза девушки и окунулся в то, чего предпочел бы не видеть никогда. Перед ним проносились страшные картины всех ужасов войны. Он слышал крики, чувствовал страх, задыхался дымом пожарищ и глядел в глаза безоружных женщин, старых и молодых, погибающих от рук руворийских солдат. Кайл смотрел на их мертвые тела, десятки, сотни тел, лежащих в нелепых позах, поодиночке и вместе, и ощущал, что уже не будет прежним. Он чувствовал, что его накрывает что-то черное, подступая к горлу, лишая кислорода и надежды. Вернуться, все изменить — он желал бы этого всем сердцем. Или хотя бы забыть ту женщину, лежащую на спине, ее застывший взгляд и маленькую девочку, сидящую возле и играющую с волосами своей мертвой матери. Кайл закрыл лицо руками. Журчание бегущей воды и крики птиц заставили его поднять взгляд, и он увидел двух девочек, играющих в пронизанной светом березовой роще. Они бегали друг за другом, а затем, смеясь, упали на траву. Рыжеволосая протянула руку, трогая лицо подруги: — Я всегда буду любить только тебя, Ния. Другая, с длинными черными волосами, ответила: — Ты же хотела много детей, принцесса? — Я заведу их так же, как сделали наши матери, — она легла на спину и посмотрела на небо. — А когда Арджерия будет свободна, — она перевела взгляд на подругу, — когда Я сделаю Арджерию свободной, ты станешь моей королевой? — Даже не сомневайся, — ответила темноволосая девушка. — Но сначала научи меня хорошо драться, — она попыталась в шутку шлепнуть подругу по лицу, но та ловко и бережно перехватила ее руку: — Тебе это не нужно, Ния. Скоро ты станешь самой сильной ведьмой Ньярбора, а я буду всегда за твоей спиной, чтобы защищать тебя… Кайл вернулся обратно в каморку совсем обессиленный. Все лицо его было в слезах. Не в силах больше сидеть, он лег. Девушка наклонилась над ним: — Как ты? — ее голос был слишком теплым и лишал всякой бдительности. Она сегодня была открыта ему, и он должен был поставить метку, облегчающую вход в ее сознание ментальному искусству, но знал, что не может этого сделать, да и никто не сможет. В ней просто не было места не пронизанного осознанностью. Она знала куда шла, зачем жила и все ее терзания были связаны с родиной и близкими людьми. Кайл не видел лжи, корысти, желания власти или славы, к которым так легко цеплялись метки. Он понимал, что любая попытка навязать ей другую волю сойдет с сознания этой девушки как что-то неродное, чуждое. Кайл молча смотрел на ее светлый силуэт. Слишком многое он сегодня увидел и слишком о многом хотел ее спросить, но боль не оставила ему сил на это. Как будто понимая все, девушка сказала: — Прости, я не могу помочь, здесь у меня совсем мало волшебства. — Тогда… можешь спеть? — Что?! — Спеть. Песню про белку. Она непонимающе посмотрела на него. — Про солнце Арджерии. — А-а-а, колыбельную? Девушка положила легкую руку на голову Кайлу и тихонько запела: Спи, моя девочка, спи, засыпай-ка, Солнце Арджерии тихо зайдет, Рыжая белочка, белая зайка Завтра к нам в гости с тобою придет. Спи, моя крошка, твой сон не тревожа, Тихо над Ньярбором всходит луна, На медвежонка туча похожа, Капелек звонких и грома полна. Спи, моя милая, пусть укачает Западный ветер люльку твою. Рыжая белочка, беленький зайчик, Знают, как я свою дочку люблю. Девушка пела негромко, нашептывая слова. Она тихонько гладила волнистые волосы Кайла. Боль уходила. Кайл погружался в глубокий сон.