О Юнги и мерцающих жуках

      Исповедь закончена. Пожалуй, это было впервые, когда Мин так много говорил, аж язык разболелся. Тэхён тоже удивился сей картине. Ну как так-то? Чтобы Мин Юнги соизволил хоть что-то о себе и своей жизни рассказать, да ещё и в подробностях, и без гипербол и метафор однозначно не обошлось. Тузик теперь почувствовал на собственной шкуре, какого это, быть платочком для соплей. — Эй, ну ты это, — лесной дух дёрнул ухом, — Не переживай ты так. — Да ты тупой, мой бестолковый друг попал в лапы самого дьявола, — продолжает возмущаться Мин, — Ещё и я… я не друг.       Плохи дела, ой, плохи. «Мин Юнги, ты же ненавидишь распускать нюни, что ты себе позволяешь?» — нет, этот внутренний монолог однозначно не помогает. Значит, Юнги всё-таки хороший человек, несмотря на внешний образ колючего ёжика и псевдонасральческое отношение ко всему, что видит. Это овечка в волчьей шкуре. Может Тэхён и дурак, но сейчас он ощущает себя самым счастливым существом на планете. Мин раскрылся! Это нужно отпраздновать. Почему Тэхёну до фонаря с проблемой Чимина — понятное дело. Он-то его вообще не знает. Да и для Юнги он же не лучший друг. А лучший друг — Тузик. Стоит сейчас перед ним, вечно живущий и вечно здоровый, не умирающий так сказать. А Мину, видите ли, этого для счастья недостаточно. Тут что-то не сходится. — И чего ты от меня хочешь? — чувство глубокой радости за себя сменилось на собственническое. Не ну, а что? Пёс ведь все-таки. — Ничего, — понуро отвечает Юнги. — Так, ладно. Дуй за мной, — всё время приходится куда-то дуть, сколько можно. — Нет, мне сейчас не до твоего сарая. — Ц. Да не в сарай. Пойдём туда, где я обычно отдыхаю, это тоже секретное место. Так что запоминай дорогу.       Проходя сквозь густые заросли папоротника и периодически наступая на белые поганки и мухоморы, они, наконец, достигли нужного места. Это небольшой ручеёк, заливаемый цветом заката. Не такая уж и глубина леса, но Мин и это место до сих пор не замечал. — Правда, утром мне тут больше нравится. Ну что, как тебе? — Зашибись, — непонимающе отвечает парень и убивает на себе уже десятого комара.       Вечер, ручей, сыро. И всё это в лесу. Конечно, тут будут тучи комарья. Юнги видит, что Тэ никто не кусает, ну да, дух ведь, совсем не живой. Тузик ловит этот взгляд на себе, взгляд, как к чему-то доселе неизведанному и немного пугающему. — Может, ты хочешь у меня что-то спросить? — С чего бы, — вот она, снова равнодушная маска. Мальчик отвёл взгляд.       Но Юнги, на самом деле, не знает, как быть. Любопытство его раздирает изнутри, и уже довольно давно, но мозг так и орёт «ни о чем его не спрашивай. Меньше знаешь — крепче спишь». Но эти слова с каждой встречи становятся всё незаметнее и незаметнее. И сейчас Мин не понимает, почему так резко отреагировал. Хочет, очень хочет, но боится попасть в какую-нибудь западню, как с дедовским обветшалым наследством. — Почему не хочешь? Вот ты мне только что всё выложил, хотя я тебя не просил. Хотел, конечно, чтобы ты мне хоть что-то о себе рассказал, но с твоим, как стрела, характером, — Тузик снова дёрнул локаторами, — Хрен чё спросишь. Вот! — Ладно, рассказывай, — Мин сдался без сопротивления (бесполезно), тяжело вздохнул и приготовился принять на себя ещё один удар (вдруг будет больно). Кажется, его это отвлекло от Чимина. Может, сейчас это к лучшему. — С чего начать? — пошевелил бровями Тэхён.       Тот Тэхён, что живёт в лесу — стопроцентный смертник. — Сейчас доиграешься, тебе смешно, да? — яростный школьник вскакивает с пенька, на который недавно посадил свой плоский зад, и стаскивает с себя кроссовок, чтобы запульнуть в эту пустую голову. — Эй-эй, не кидай, за мной же ручей! Упадёт туда и совсем размякнет вещица.       Да, точно.       Хотя можно было бы и сейчас расстаться со своими сраными найками, но лучше повременить. Как же Юнги босиком в темноте пойдет домой. Вокруг полно змей и прочей твари. Ах, точно. Юнги лезет в рюкзак, вот он, тот самый момент, никто не ожидал, что он настанет так скоро. Мин резко замахивается и швыряет диск в сторону глупой псины. Тэхён ловит это, как профессиональный волейболист. — Ого, смотрел? — Что?! Ничего я не смотрел! — А где тогда описание? Там, внутри, должно было быть описание! — Откуда я знаю, что там должно быть, а что — нет!       Ох, ну что за дела. Юнги пришёл к Тузику, чтобы сбросить тяжёлый груз со своей души, а этот всё продолжает дурачиться. «Чего ты кипятишься, Мин Юнги? Успокойся уже, чё ты ждешь от собаки?». — Почему ты так «кусаешься»? — это какое-то клише из какого-то фильма, Тэтэ понравилось, он запомнил однажды раз и навсегда.       Сейчас это похоже на какую-нибудь американскую дешёвую мелодраму, где одна девчонка, вся такая самостоятельная недотрога, встречает на свою голову секси парня, который подкалывает её. Они много ссорятся, но в конце начинают встречаться, а потом вообще женятся. Да, Тэхён помимо порно любит еще и мелодрамы смотреть, и сейчас он представляется неотразимым качком, а Юнги просто не может смириться со своими чувствами. Пока что. Да, Тузик, действительно, — собака, да ещё средненькая самая. Не лабрадор, конечно, который тюкает всё, что видит, а, скорее всего, пудель. Кабели этой породы вообще не могут отличить бабу от себе подобного мужика. Пидоры они все, пудели эти.       Юнги схватил камушек и швырнул в лесного духа. — Ащ, больно же!       Больно? Вы серьёзно, больно? — Да ну гонишь ты. — Ничего я не гоню, правда больно, — место удара — рука — немного покраснело.       Стоп. Человек до этих пор был в полной уверенности, что подобные существа не ощущают боли, или хотя бы болевой порог значительно занижен, но, чтоб ещё и кожа покраснела, это же уму непостижимо. — Давай, первый вопрос пошёл! — Тэхён звонко засмеялся… не как гиена, а как… человек?       Мин как-то помялся, почесал затылок и присел обратно на понравившийся пенёк. — Если не задашь вопрос, то я не отстану от тебя с этим, — Тузик покрутил на пальце диск, — Три, два… — Ты говоришь, что ты дух, но разве духи могут быть осязаемыми? — успел. — Хмм… я не уверен, что значит дух в понимании людей, но тут меня так прозвали. Если быть точнее, то я неотделимая часть этого леса. — То есть, тут ты питаешься энергией или что? — Хмм… — Тэхён посмотрел на небо, — Можно и так сказать. Что-то я растерялся. — Говори уже, сам же пристал. — Это впервые, когда я собираюсь кому-то рассказать свою историю. — Ну, я слушаю. — Я стесняюсь, — без шуток сказал Тэ. — Я отвернусь, — Юнги сам себе удивился, он, и в самом деле, пошёл на поводу у чувств лиса и отвернулся в сторону темнеющего леса.

***

      Если бы мне еще пару часов назад сказали, что я попрусь ночью в лес, да еще в полном одиночестве, я бы не поверил. Или рассмеялся бы. Или все сразу. Но, как бы то ни было, вот я стою перед зелеными воротами с одним фонариком в руках. Чтоб я хоть еще раз сел играть в карты! Говорила мне мама, что я слишком азартный, но кто бы ее слушал.       Я глубоко вздыхаю для успокоения. И да, это не работает ни разу. Дрожь в коленях унять я смог еще на выходе из дома соседа, но это едва ли облегчает мне жизнь. Чем раньше начну, тем раньше закончу, так ведь?       Если излагать все кратко, то в центре леса когда-то стоял храм какому-то языческому божеству. Сейчас он заброшен, но это место деревенские все равно обходят стороной. Я не из суеверных, но нет дыма без огня. Я не сунулся бы в то гиблое место и днем в компании нескольких человек, чего уж говорить про поход ночью. Сегодня вечером мой сосед устраивал застолье в честь отъезда его старшего сына в город. Одной из традиций таких посиделок была игра в карты. Просто так играть скучно, а денег в деревне не водится почти, поэтому играем мы на желание. Вот и проиграл я. Ну, ничего, отыграюсь — будут всем поселком лунных кроликов искать.       Руины храма я дважды чуть не прохлопал. Наверное, удача решила, что страданий с меня на сегодня хватит, и вернулась ко мне. Теперь я должен найти что-то такое, что подтвердит честное выполнение мной задания. Думаю, кусочек черепицы подойдет. Храм, конечно, старый, но черепица на земле не валяется. Я поставил фонарик на выступ. Некоторые каменные плиты, которые еще оставались относительно закрепленными, могли вполне послужить лестницей. Я цепляюсь за них и подтягиваюсь. Отлично!       Крохотные черепички, которыми было все усеянно, были разных размеров и цветовых оттенков. Я никогда не видел подобного. Даже в таком скудном свете они все равно блестели.       Выбрав из нескольких десятков парочку, я бросил находки в карман и попытался вспомнить, с какой стороны я вообще пришел. В лесу я ориентируюсь прекрасно. Не зря же с самого детства играл здесь так часто. Каждый кустик, каждая веточка — все мне было здесь знакомо.       А ночью он так сильно меняется. Даже удивительно, как преображаются деревья. И всегда ли кустарник рос с этой стороны так густо? Подождите, а с какой стороны кроличьи норы?       Спустившись, кстати, не без приключений на пятую точку (в самом буквальном смысле), я решил, что развернуться на сто восемьдесят градусов и идти прямо будет самым верным в моей ситуации решением.       Как же я ошибся!       Я помню, как мои ноги поехали прямо по склону, как я скатился вниз и стукнулся обо что-то головой. А дальше — тьма и тупая боль в области виска.       Я очнулся утром от того, что кто-то водил чем-то влажным и шершавым по моему лицу. Обычно меня будили если не пинком, то крепким толчком в бок. Я медленно открыл глаза и попытался сфокусироваться на главной помехе моему сну. Прямо перед собой я увидел острую лисью мордочку. Голубые глаза смотрели на меня как-то по-человечески, что ли. Стоп, а разве у лис не карие глаза?       Зверь отпрыгнул от меня и уселся в лучах утреннего солнца. Его шерсть блестела и просвечивалась, словно лисица соткана была из тумана. Я сел. Голова раскалывалась от боли. Я запустил руку в волосы. Внезапно мои пальцы коснулись чего-то пушистого. Я провел пальцами и понял, что это.       Уши?!       Я шустро пополз к ручью. Благо, он совсем рядом. Смотрю в воду, вижу себя. Запекшаяся кровь на виске, все лицо в царапинах и. Два. Огромных. Пушистых. Уха.       Либо я вчера слишком сильно ударился головой, либо… Либо что?       В немом вопросе посмотрел на лису. Почему-то мне казалось, что именно она может дать ответы на все мои вопросы. Ну, или почти на все. Зверь улыбнулся. Именно улыбнулся. Я и не знал, что лисы так умеют. — Теперь ты один из нас.       Его голос сильно отличался от человеческого, но слова я понимал. Даже скорее, чувствовал. На уровне интуиции или чего-то такого. Я вспомнил рассказы моей матери о том, что когда-то этот самый храм охранялся духами. Тогда еще люди устраивали жертвоприношения и почитали божество. Всегда считал, что это не более чем просто красивая легенда. Значит, нет дыма без огня? — Что произошло? — спрашиваю я, потому что после своего катания на лице вниз с оврага действительно ничего не помню. — Ты умер. — Из меня словно воздух вышибло. Я умер? — Но божество, в храме которого это случилось, решило пощадить тебя и даровало жизнь.       Сначала я был счастлив. Еще бы, кто же откажется пожить еще парочку лет после официальной смерти? Однако все имеет свою оборотную сторону. Мне было запрещено выходить из леса. Лес стал моим источником сил, ведь все, на что распространяется власть лесного божества, подпитывало меня. За пределами его владений я был мертв, и только здесь мое тело обретало бессмертие.       А еще меня не могла коснуться человеческая рука, иначе я рассыпался бы на миллиарды осколков и пылью разлетелся бы по лесу. Я видел своих соседей, отчаянно искавших меня, видел чувство вины в их глазах. Я хотел утешить их и сказать, что со мной все в порядке. И не мог. Деревенские сожгли бы лес. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как сидеть в своем убежище и глотать подступающие слезы.       Я безумно хотел быть полезным. Дух-ворон, которому я помогал, обучил меня. Я смог стать неким «ювелиром» лесным. Собирал растения, камни, косточки животных и соединял все в одно — в амулет. Ювелирное дело поглотило меня полностью, помогая отвлечься от главной моей проблемы — одиночества.       Так тянулись десятилетия, а я все не менялся. Ведь если ты уже умер, вновь умереть не выйдет, а значит, и стареть я не могу.       Но у меня есть мечта. Однажды я осуществлю ее, даже если ради этого моя оболочка канет в историю.

***

      Возможно, не зря Тузик попросил отвернуться. Хоть и рассказ из уст пса был довольно сухим, у Юнги навернулись слёзы, но они не были противными. Какие-то другие, слёзы сожаления? Мину жаль, что так вышло, если бы он только мог, то спас бы. Наверное. По крайней мере, не придумал бы такое идиотское желание, которое подвергло опасности жизнь человека. — Ну, это, — у Мина, как бы банально не звучало, нет слов, — Я был уверен, что ты дух с момента своего появления. Так вот оно как. — Ну, да, как-то так, — Тэхён тапками пошаркивает по мелкой гальке.       И что в итоге? В итоге Юнги ещё хреновее. Оба его друга страдают, один он, выходит, счастлив? Пацан был уверен, что непруха по жизни у него самого, но это оказалось далеко не так.       Они ещё какое-то время молча сидели и слушали журчание спокойного ручейка, а потом Юнги как-то совестно помахал Тузику, даже не глядя на него самого, и в кромешной тьме потопал домой, не нуждаясь в сопровождении.

***

— Так, всё, закругляйся драить крыльцо. Вон, темень какая, — старец-тиран сжалился над незваным гостем, — Иди поешь, бабка тебе приготовила кое-что, а потом дуй в постель. — Простите, генерал, — так Чимину было велено называть старика, иначе «ты ещё успеешь на последний поезд», — А где я буду спать?       Весьма смущающий вопрос, но ответ был очевиден, — Поспишь с Юнги, лениво мне бельё чистое для тебя доставать. — это так гостеприимно, чёрт возьми.       Так Пак Чиминни засопел на полуторной кровати скверного Мина. Расположился по-хозяйски, тут уж ничего не сказать. Но Юнги, когда влез через окно в свою комнату, был рад этим раскиданным во все стороны конечностям. Некогда ворчливый мальчик аккуратно присторился сбоку, стараясь не задеть спящего друга, и крепко его обнял.       Слезинка медленно скатилась из-под закрытого века. Нет, это не потому, что завтра Юнги получит сполна, а потому, что жизнь может быть жестокой заразой.