О Юнги и мерцающих жуках

      Помнится, Мин как-то задумывался о том, чтобы завалиться в лес с ночёвкой. Устроить кемпинг, так сказать. Как раз — самое время. Что ж, пацан уже взрослый, через несколько дней стукнет пятнадцать. Родители спрашивали, что их сын хочет на день рождения, но у Юнги никогда не было определённого желания. Но сейчас оно появилось. Да, это палатка. Срочно. «У старика их полно. Он как-то в молодости в палатке стерёг кабана» — совсем не то. Потому что Мин уже вкрай оборзел, но родители этого пока (надеется, никогда) не знают (всё должно быть сделано без ведома каких-либо родственников). Вообще, подросток бы с удовольствием потратил деньги из копилки, но они ему нужны в случае выкупа Чимина у Чонгука, потому что дела там, судя по всему, совсем плохи, Пак всё время ходит с поручениями. А мог бы пойти за гроши раздавать листовки, но, блин, учёба же важнее, он же собрался становиться крутым перцем в будущем. Поэтому остался только такой вариант — подарок на день своего появления на свет.       Сентябрь. Прекрасное время, легкая тёплая погода, пахнет зрелой листвой и ещё чем-то там, словами непередаваемым. Середина месяца подкралась незаметно, и Чимина уволокли в лес праздновать.       Мин получил подарок от родителей заранее, потому что в свой день он должен был якобы поехать кутить к другу, некому Шихёку, коего не существует и вовсе. А тот на этом настоял, дескать, это — своеобразный подарок.       Юнги за несколько дней до тихо, почти незаметно подошёл к Паку и, чтобы ни одна подлая душа не слышала, поведал о планах грядущих. Мин уже представлял себе различные варианты развития событий: от элементарного обмана Большого Стэна до крутого побега от злодея с дальнейшим его разоблачением. Но вдруг случилось «конечно, Юнги-я, очень жду твоего дня». И всё. А Чонгука, к слову сказать, совсем в округе не видать, хотя кажется, что его глаза повсюду. Чона видно быть и не может, потому что только все пацаны благополучно поступили в старшую школу, как злодея почти тут же выперли. Тогда случилась огромная потасовка между двумя школами. Напротив этой, прямо через дорогу, существует элитная старшая школа для мальчиков. Конечно, до этого случая всегда присутствовал бесячий конфликт между разноклассовым обществом, однако однажды Чонгук это дело прекратил. Нет, он не герой, он — самый настоящий бандюган. В тот солнечный день, не предвещавший беды, случилась драка человек из двадцати, десять на десять, где троих парней из элитной школы избили, можно сказать, до полу-я-вижу-свет-состояния. Чон ещё прикончить никого не успел (и слава богам), как его прозвали «машиной для убийств». Очевидцы говорят, что его зрачки горели синим пламенем, когда, как он сам выразился — «выбивал из уродов всю дурь», — и, когда избивал, то видно было, как сам выпадал из реальности (это тебе не аниме, Чон Чонгук). Странно звучит, но парни, ни много ни мало, делили территорию. Наверное, Чонгук окончательно ступил на сторону тьмы, возможно, он стал частью какого-то большого преступного «мира», а не просто банды. Но как-то возраст совсем не вяжется с происходящим, хоть ему и шестнадцать, потому что в началке оставался на второй год. Скорее всего, сейчас он как новичок выполняет грязные поручения.       А Чимин продолжает видеть Стэна каждый день, потому что по-прежнему на побегушках, слабый Пак подчиняется сильному Чону, сильный Чон — крутой могущественной шишке. Юнги каждый раз задумывается об этой возможной реальности, хочет узнать у Чимина хоть что-нибудь, спросить, но не осмеливается, потому что лицо друга выражает ровным счётом ничего. Подозрительно это.       Мин хоть и не хотел тратить денюшку из копилки, но всё равно пришлось, надо же было закупиться едой. А Чимин ещё дома заделал в пароварке рис и сам своими руками накрутил лапшу. Удивительно.       У Юнги-то всё максимально просто и по-мужицки: купить консервы с тунцом, прихватить банку шпротов и… спереть из дома бутылку дешёвого пивка (родители про неё, походу, забыли, поскольку та лежала в неведомой заднице, в бездне кладовки). Мин взял по пути на станцию спички со словами продавца «пацан, только дома тут не пали, окей? Не надо нам судьбы, как у Москвы». Кажется, всё, но нет. Юнги не подумал о спальном мешке, но его у него и так нет. А у Чимина был только один. Но ничего, не беда. Вместе поспят, друзья ведь (это Чиминни не против, а Юнги бы дал пинка под зад, это точно).       Пока ребята пробирались сквозь так полюбившиеся Мину дебри, именинник начал подумывать о том, что неплохо бы познакомить Пака со своим тайным Тузиком. Ох, а лис, наверняка, будет рад неожиданному приезду Юнги. Возможно, вся поездка была организована исключительно ради Тэхёна, чтобы тому не было одиноко. Но подросток этого ни за что не признает, только подсознательно будет гореть тёплый огонёк о ненавязчивой заботе.       Найдя шикарную опушку (кажись, она же была во сне), парни наспех начали обосновываться, чтобы, естественно, поскорее со всем расправиться. Ну чего там описывать, это был их первый опыт, потому лучше опустить подробности. Через какое-то время Чимин начал строить шалаш из тонких веток для костра. Юнги же выковорил камни и уложил вокруг, предварительно выщипав, как профессиональный садовод (привет деду), травку. Пока любезный друг разжигал огонь, Мин состряпал выдающееся сооружение человечества, для приготовления рамёна воткнул по обе стороны крепкие палки-рогатки и поперёк шлёпнул одну стройную. Чимин ещё из дома прихватил с собой небольшой котелок с ручкой, а Юнги на конечной станции купил одну пятилитровую.       Пока Мин следил за кострищем и подкладывал ещё найденных ошмётков дерева, Пак со знанием дела плюхнул в ёмкость лапшу, сыпанул пару чайных ложек острых специй, залил всё водой и, наконец, подвесил над огнём. После приготовления началась великая трапеза, сопровождаемая чавканьем и посюрпыванием, тщаельные сборы и долгий путь сказались на аппетите. Когда мальчики приступили к «десерту», Чимин, оказалось, умеет первоклассно квасить, а Юнги даже и глотка не сделал, потому что не изъявил особого желания. Допив остатки легкого алкоголя, Пак с горящими то ли от огня, то ли от пива щеками начал гипнотизировать самое сердце тлеющих веток. Тёплый ночной ветерок слегка тревожил соломенные волосы на рыжей макушке. — Знаешь, — Чимин вдруг сделал серьёзное лицо и заковырял палочкой в костре, — Только не злись, хён (уважение, господа, уважение). — М? Я всё равно не хотел пить, так что забей. Но в следующий раз сам покупаешь и тащишь. — Я не про это, — рыжик ни на секунду не поднимает взгляда, — Я про… мне нравится Чонгук, — глаза, в которых отражался блеск огня, внезапно заглянули в миноские.       Если у Юнги спёрло дыхание, то даже стрёмно представить, что творится с его другом. Мин молчит и думает, хорошо, что всё это время ничего не предпринимал против Чона, хотя сейчас это звучит как оправдание. На самом деле, это же катастрофа вселенского масштаба! «Что?! Чон Чонгук нравится, вашу мать?! Ты чего, Вася, совсем опупел?» — внезапно загудело во всезнающей голове. — Давно? — немного помедлив, осипшим голосом спросил Мин. — Да. — Ну, ты кретин, поздравляю. — Я знаю, — улыбнулся Пак, обрадованный, что друг на него не особо сердится, и положил голову на его плечо, все еще продолжая следить за пляской огня. Как же ему повезло с ним— с Юнги. Мин, познавая свои новые грани, ласково провел рукой по пушистым волосам, но ничего больше не сказал. А Чимин все думал, почему Чонгук, а не его молчаливый хен. Что, пардон?       А Юнги быстро отошёл от проблемы (или счастливой фортуны) друга, скинул тяжёлый камень со своей грешной души и думал теперь о Тузике. Было бы здорово познакомить Пака с ним. Тогда сразу решилось бы несколько проблем. Во-первых, Тэхен перестал бы ревновать, может быть, помог бы даже чем Чимину, во-вторых, тогда Юнги не придется постоянно думать, как лучше скрыть лесного духа, ну, и в-третьих, что радовало больше всего, это доказало бы самому Мину, что он не сумасшедший! Разве это не здорово? — Слушай, я хочу тебя кое с кем познакомить, — внезапно подскочив, тянет старший за руку своего рыжего товарища куда-то в сторону от костра.       У Чимина аж сердце в пятки провалилось. Куда это его тащат? Фу, там же темно и очень сыро, такое точно не для Пака. И с кем вообще можно познакомиться ночью в лесу?! Вопросы эти, конечно же, Юнги пропустил мимо ушей, уводя все дальше и дальше от палатки.        Окрыленный безумной идеей, Юнги спешил на опушку, где Тузик частенько его дожидался, если идти навстречу было лень. Старший человек уверенно раздвигает ветви руками, и взору друзей открывается пустынная поляна. Никого. — Ну и? — приподнимает бровь Пак, мол, ради чего мы здесь? И вообще, я тут сделал чистосердечное признание, — Погоди ты. Его позвать надо, — Юнги складывает руки у рта и тихонько (чтобы не тревожить лесных) шипит, — Тузик!       Чимина это окончательно из колеи выбивает. И не просто выбивает, а с ноги выносит. Все-таки хен у него очень странный. Звать собаку в лесу — это ж неслыханно. У Мина же даже собаки нет. Или есть? Да и что за кличка такая странная — Тузик?       Псина не прибегает, и Юнги готов волосы рвать на голове от отчаяния. Мало того, что его план провалился, так еще и Пак теперь думать будет, что по нему психушка плачет. Может, он и прав будет? — Ты странный, хен, — как-то слишком спокойно говорит рыжик, — собаку в лесу прячешь. — Ну, Тузик не совсем пес как бы, — бурчит под нос Мин, но прикусывает язык. Не хватало только еще ляпнуть, что Тэхен — дух. Тогда точно в дурдом сошлют. Нет уж, это военная тайна. Накрылась медным тазом вся затея, а жаль, — ладно, пойдем обратно.       Чимин с подозрением посмотрел на Мина. Наверно, новость о трепетных чувствах к Чонгуку его всё же сильно шокировала. — Юнги-я, я в порядке, правда. Мне не нужны пушистые звери для утешения. — О чём ты? — Ну, я справлюсь, — голос слегка дрогнул, но это осталось незамеченным.       А с Тузиком придется поговорить. Выставил Юнги полным идиотом. Бессовестный. Мог бы хоть мяукнуть и лапкой помахать. — Ты это, — Мин сажает друга к костру, — посиди тут. Я быстро.       На чиминовское «ты куда, хен?» отвечает, что надо ему. Ну, надо — и все тут. Природа зовет. Юнги отбегает подальше от света и готовится уже объявить приглянувшееся дерево своей территорией, как вдруг ему мешают. — Ну, и что это было? — Тэхен, как аморфное вещество, изогнулся вокруг могучего ствола, губу поджал даже обиженно. Ещё и по рукам человека надавал, чтоб не метил тут. — Ты о чем? — подросток наспех застегнул ширинку и прочистил горло, искренне недоумевая, на что друг его дуется. Это он, между прочим, тут жертва тэхеновских стеснений. — О Чимине. Что он вообще тут делает. — Проводит со мной мой день рождения. А ты чем недоволен? — Это должен был быть я, — пробубнил дух так тихо, что человек не расслышал в этом бухтении каких-либо адекватных слов, — вот, держи. Поздравляю. И не смей тут отливать, уважай лес. Это всё-таки мой дом.       В руки Мина впихнули коробку. Тяжелая, такой и убить при желании можно (без желания, впрочем, тоже). Тузик растворился, оставив друга наедине с угрызением совести, деревом и подарком. Ох, что за несносная псина! Юнги бросил дело (очень важное дело) и открыл подарок. Коробочка была сплетена из тонких нитей и украшена цветами — колокольчиками. Любимые его, кстати. Да-да, скверного характера пацан по секрету любит цветочки. «Долго, наверное, готовился», — думал Юнги, извлекая сам подарок духа.       Нет, правда, какого хрена? Что за? — Эй, Тузик, что это такое, а? — Мина хватил шок, потому что сам он, походу, — чертов экстрасенс, который видит будущее во снах.       Этот венок — настоящий удар по мужскому самолюбию. Юнги как-то и разозлился, и растерялся, и смутился, и вообще, куда этот утащился? Сделал дело и пошёл? Так не пойдёт. Мин его из-под земли достанет, но подарок оставит себе. Примерить чтоль… ох, идеально сидит на голове. Как лис смог просчитать размер миновских мозгов — сложнейший кроссворд. Юнги чувствует на интуитивном уровне, что ему эта штука идеально подходит. Тончайшее изделие. Да у духа есть талант!       Убрав подарок в коробку, Мин вдруг вспомнил про своего друга и поспешил назад. Венок был тщательно спрятан под ветровкой. Вернувшись на базу, опытный путешественник заметил, что последние угольки ещё немного тлели, в палатке горел свет, и по силуэту было видно, Чимин готовится ко сну. Разворачивает спальный мешок и запрыгивает в тёплую пижаму. Юнги слегка озяб и скорее поспешил внутрь. — Блин, зубная паста, — Мин расстроился больше положенного. — Держи, хён, — что бы именинник делал без своего друга.       Чимин, приведя себя в состояние «мам, я трезв, хочешь дыхну?», заполз в мешок. Юнги следом, словно гусеница, втиснулся в оставшееся пространство. Немного поворочились и, наконец, пристроились, лицом друг к другу. — Юнги-я, — с хрипотцой шепнул Пак, — а вдруг… у меня никогда не выйдет признаться? Или я скажу, и меня закопают в ближайшем заповеднике? — заволновался окончательно и прикусил пухлую губёху. — Да забей ты, и всё, чего паришься-то, — какого ответа можно было ожидать от Мина? — Хён, мне вообще-то нужен дельный совет или хотя бы моральная поддержка, — Чимин не сдаётся. — Ну, советовать я не могу, как видишь. А как нужно поддержать? — Хён, ты такой твердолобый, — Пак немного думает, как будто взвешивает дальнейший диалог.       Почему-то Чимину кажется, что Юнги сегодня крайне добрый, несмотря на жопостость по жизни. А Чимин сегодня почему-то крайне оборзевший элемент. Но, как говорится, сейчас или ещё не скоро. Мин же не откажется? — У меня есть предложение, — решительно заявляет рыжий. — Какое? — зевнув в кромешной тьме, спросил Юнги, — Может, будем спать? Не люблю говорить, когда ни черта не вижу. — Стой, будешь спать после, — Чимин начал резко напирать и сжал в кулак воротник спальной рубашки своего хёна, — Давай это, ну, это, это самое. — Блин, ну чего, — начинает елозить Мин.       Гусеница из двух туш, обтянутых спальным мешком, как-то слегка перекатилась. — Ты мне друг, хён, я знаю, что могу на тебя положиться, — Чимин нависает сверху, а Мин так нифига и не видит, хоть глаз выколи, и, соответственно, ничего не подозревает, — Унесём это с собой в могилу. — Да о чём ты, задрал уж., — а дальше Юнги нагло затыкают рот и не рукой, да.       Между друзьями, конечно, всякое бывает. Но такое, как показывает статистика, всё-таки только между девочками. Либо мальчики, как выразился наглый рыжий, уносят всё с собой в могилу. Чимин сначала настойчиво прижался своими пухлыми губами к миновским плоским. Паковские на ощупь такие мягкие, даже бархатные, ещё жуть какие горячие, а миновские — сухие и искусанные, точно не пользуется гигиенической помадой. Этот контраст на секунду прошибает мозги, а Пак внезано такой главный и всезнающий. Дофига опытный и просто делает своё дело. А Юнги, к своему несчастью, думает, что «парень, а ты ничего такой», и тоже засасывается в этот дружеский поцелуй. А поцелуй выходит, от слова сказать, совсем не детский. Поэтому перед тем, как лечь в могилу, придётся искупить этот грех.       Чимин, видимо, смотрел на ютубе познавательные видео-ролики с французским поцелуем, вот у него хорошо и получается, а Юнги пока очень скован, потому полностью отдаёт инициативу активному Паку. Надо сказать, долгий тягучий и местами неуклюжий поцелуй — очень даже приятный. Эта зубная паста… теперь все ассоциации будут с этой тёплой осенней ночью. У Мина немного крыша съехала, поэтому он позволяет себе максимально (насколько возможно при его характере) нежно облизнуть эти наглые сочные губки. Если хорошо постараться, то можно представить вместо — ту девчонку, первую любовь. У нее на вид такие же губы. А если напрячься изо всех сил, то сойдет и за лесного духа. Нет, стоп, это невозможно по определению. А Чимин тем временем думает, что Юнги вполне себе сгодится за Чонгука. Оба — чёрствые сухари. Только вот от последнего пахнет безумной опасностью и ею хочется бесконечно обмазываться. Пак свернул на сомнительный путь.       Всё-таки сегодня Мин осознал, что Пак Чимин — его один единственный лучший друг. А вот Тузик — кто-то немного больший, чем просто лучший друг. Он — тот, к кому ни в жизнь не прикоснуться. Поцелуйчики с Чимином вдруг резко стали необходимым кислородом, потому что, кажется, только так, в кромешной тьме, можно схватиться за образ двадцатилетнего Тэхёна такому мелкому пацану, как пятнадцатилетний Мин Юнги.       Время перевалило через число двенадцать, наступил следующий день, пошёл шестнадцатый год миновского существования.