О Юнги и мерцающих жуках

      Отбиваясь от крошечных летающих вампиров, которых простой люд окрестил комарами, Юнги сидит и болтает босыми ногами в прохладной воде. Время раннее, так что этих созданий хоть отбавляй, но никто этого не делает почему-то. Вот Тузику хорошо. Тузика не жрут — дух же.       Тэхен лежит на берегу и, прищурившись, смотрит на друга и улыбается. Довольный, как кот, обожравшийся сметаной. — Хорошо тебе, — бурчит Юнги, размазывая очередного кровопийцу по щеке, — а меня вытащил в такую рань. — Ты же сам пришел, разве нет? — Ц! Сам же ноешь, что тебе скучно. — И ты неравнодушен к этому, — дух перекатывается на бочок, чтобы получше разглядеть реакцию Мина.       В последнее время лису нравится дразнить своего товарища, потому что зрелище неописуемое. Юнги покрывается лёгким румянцем, и непонятно, то ли от возмущения, то ли от смущения, потому что выражение на его лице словами непередаваемое. Человек старается не реагировать на слова духа и продолжает считать в небе птиц, совершающих перелёт. Всё это очень умиляет Тэхёна, он безнадёжно залип. Мин начинает хмуриться от пристального взгляда. Лису ничего не остаётся кроме, как самому же от смущения запихнуть в минову ноздрю сухую травинку. Ну, надо же как-то разрядить повиснувшую в воздухе неловкость.       Режим самоуничтожения активирован.       Юнги вскакивает одновременно с садистом, тот подрывается с места и бежит, потому что уверен, что за ним погонятся. И не ошибается, Мин стартует в эту же секунду. Юнги никогда не удавалось догнать духа, и вот Тэхён снова сверкает пятками где-то там. Школьник, вот уже выпускного класса, не очень поворотлив, как всем известно, он не успевает увернуться от ветки и ее задевает, раздирая свою руку до крови. Немного запачкалась футболка, а она, между прочим, дедовская. Сегодня звёзды повернулись к Юнги жопой. Не маленький уже, а от старика продолжает знатно получать, и, кажется, с каждым годом всё хлеще. Парень кидается проклятиями на коряку, а потом резко замолкает, чтобы усмирить свой пыл. Смотрит вокруг и начинает прислушиваться к чудному щебетанию птиц, такое бывает только по утрам. Он закрывает глаза и ловит умиротворяющую мелодию, ну надо же. Сердце отчего-то начинает трепетать, лёгкий ветерок, несущий запах молодой листвы, окутывает тело, пробираясь под легкую одежду. Сейчас Юнги сам был бы не против пожить в лесу. И чего Тузику скучно? Тут же прекрасно, можно вечность спать, не видеть толпы людей, не искать тем для разговоров с ними. Интересно, ему сейчас комфортнее, чем было при жизни? От этих мыслей вдруг приливает кровь к голове, и Мин вмиг застывает, как будто его парализовало ужом.       Стоп. Тэхён же человеком был. Это значит… — Эй, Тэхён! — Ау? — дух свешивается с ветки, которая прямо над головой Юнги, и когда только успел., — Ты впервые зовёшь меня по имени. — Какая у тебя там фамилия? Тебе ведь не отшибло тогда память? — Хмм…нет, фамилия Ким, а что? — Ким Тэхён, весело было пудрить мне мозги?       Лис на всякий случай взобрался чуть выше, не нравится ему этот вопрос. — Ты какого фига изображал из себя какого-то чудилу, непонимающего человеческий мир? — Оу, чтобы сохранять таинственность, — дух искренне уверен, что это весомый аргумент. — Вообще-то, это было жестоко! Я ведь маленьким пацаном выслушивал всю эту хрень. Ты же понимаешь, что я мог вырасти со странностями? Ты уверен, что с тобой всё в порядке? — У Мина внезапно появилось невероятное количество насущных вопросов, а ещё он впервые чувствует себя глупеньким.       У Тэхёна вроде как сердечко больно кольнуло от этих слов, хотя это просто ощущения из прошлого, наверное. — Вообще-то я всегда был нормальным, даже более чем, — Ким нахмурил брови, — Сам же понимаешь. А все, что я говорил тебе раньше — это потому, что я хотел привлечь твоё внимание. Ну и вжился в роль сказочного духа, подумаешь.       Так вот, что это было, но Юнги всё равно не понимает, за что так. И всё-таки Тузик странный, и чего его спрашивать? Человеку хочется понять такую свою избранность, почему именно он? Мин оседает на землю, и к нему вдруг приходит осознание того, что этот некогда живущий тип ему нравится безумно, и что тот ну уж точно подготовил почву для сих чувств. Вдруг это была чётко спланированная стратегия? Или Юнги сам привязался к духу так сильно, и в этом нет никакой магии и помощи потусторонних сил? — Ладно, к чёрту все эти вопросы. Но почему именно меня ты пытался заманить, и почему я вообще проникся твоей проблемой? — Мин ерошит свои волосы в полу-безумном жесте, а ещё в нём заочно проснулся будущий прокурор. — Эй, мне нужен был друг! Не ищи никаких корыстных намерений! Признаю, что пытался тебя заинтересовать, но за это же не судят! — Не судят, конечно. Но все твои старания — коту под хвост. — О чём ты? — О том, что я не воспринимаю тебя как друга, бестолковый Тузик, — холоднокровно констатирует факт, но черты лица немного смягчаются. — Значит ли это, что, — Тэхён нервно сглатывает, — Что ты потерял ко мне интерес? — Я не про то, бестолочь. Я про… ты мне больше, чем Чимин, во! — опять этот Чимин, Юнги тушуется, а Тэхён начинает закипать, а потом кое-что понимать. — Тогда выходит, что я могу тебя поцеловать? — он не уверен, но попытка — не пытка, и всё равно уже не жилец. — Ты понимаешь, что несёшь? — от этой прямолинейности задница Юнги будто гвоздём прибивается к земле, он смотрит по сторонам, словно кто-то мог услышать. И как это вообще, поцелуй с духом? — Думаю, ты моя первая любовь, а ещё ты вкусно пахнешь, — тормоза лиса явно отказали, а Мин безбожно краснеет, — И я был бы рад ходить вместе с тобой куда угодно, лишь бы с тобой.       Юнги издаёт нервный смешок, такого экшна в спектре его эмоций не происходило никогда. Он бы так и сидел, но дух мягко слетает с дерева и бесстыже садится перед лицом человека. И Мина накрывает следующей волной эмоций. Он слегка поджимает губы, пытаясь контролировать их дрожь, и до победного не уводит взгляд от глаз Тэхёна, вызов принят. Но внутри уже давно сдался. — Я знаю, о чём ты думаешь, и знаю, как нам справиться с этим, — Ким не к месту играет бровями и из-за пазухи достаёт лист свежесорванного лопуха, — Но сначала не это.       Дух с поразительной точностью достигает критической отметки, расстояние между двумя существами этой планеты миллиметров пять, не больше. Юнги боится мимолётного безумства, зажмуривается и немного кривит губы, показывая свои белоснежные зубы. Мину кажется, что он вот-вот испустит дух, но, на деле, обжигает жарким дыханием своего тайного друга. Тэхён, кажется, умирает, но он просто ловит эти воздушные колебания, полные животрепещущей энергией влюблённости, и млеет безумно. Благо, он может чувствовать, находясь в такой хрупкой оболочке. Дух на секунду отстраняется лишь для того, чтобы вдохнуть немного свежести и в это же мгновение приложить к тёплым губам Мина лист растения. А затем прижимается очень аккуратно, бережно, чтобы не задеть кожей, рассыпавшись на глазах живого.       Юнги впервые ощущает тело лиса, и оно такое же тёплое! Парень держится изо всех сил, чтобы позорно не сморгнуть.       В отношениях наступила романтика.

***

      Юнги не спал всю ночь. Наверное, это впервые, ибо подготовка к выпускным экзаменам идёт беспощадная. Он сидит, считает в уме очередное уравнение, тут заходит Пак и, привлекая внимание уважительным «хён», посылает другу воздушный поцелуй. — Вот только без этого, — Юнги кидает в него билет на концерт Maximum The Hormone. — О, Юнги-я, спасибо! Это же подарок, да? — Да так, — Мин от неловкости потрепал свои волосы.       Чимин подскочил окрыленный и чмокнул того в висок.       Что, мать вашу, происходит?       А Юнги просто однажды заделался добродетелем человечества.       Тогда, после того самого рокового случая, Чимин не выдержал и поведал все свои беды Мину. Он горько плакал, как школьница, понравившийся мальчик которой не принял её конфеты, сделанные собственными руками. Пак ещё где-то неделю сидел как на иголках и думал о том, как бы не пришёл кто по его душу. Потому что подкрадывалось странное чувство, будто после всего произошедшего Чон пошёл обратно к «своим» и с истерическим смехом поведал обо всём, и, наверняка, появились ненавистники радужного. От этих тревожных мыслей Чимин чувствовал себя эмоционально опустошенным и не человеком вовсе. Он вообще выпал из реальности и даже некоторое время не появлялся в школе. Юнги тогда впервые проявил теплейшие чувства человеческие к другу, он по-настоящему проникся трагедией. Ходил каждый день после учёбы к Паку домой, чтобы вытащить того на свет божий. Родители друга были в те дни в долгом отъезде по работе, поэтому у Чимина было достаточно времени на моральную реабилитацию. — Я никогда никого не смогу полюбить, — в один дождливый вечер заявил Чимин, и глаза его наполнились крокодильими слезами.       Юнги думал, что его друга отпустило, поскольку тот вскоре вошёл в повседневный ритм жизни, но, видимо, сильно ошибся. Мину эти слова словно в поддых ударили, на душе почему-то стало так гадко, да ещё по ощущениям было это очень знакомо.       Мин вопреки своему образу «крутого и неприкосновенного» взял своего друга за руку и очень проникновенно и глубокомысленно сказал: «Я хочу помочь тебе забыть его. Давай встречаться». По телу обоих пробежала мелкая дрожь. Пак хотел отнять руку, но мертвая хватка Юнги чем-то напомнила ему Его, и он не смог отказать. Мин понимал всё, о чём думал его друг, он был готов стать для страдальца хоть кем, лишь бы заглушить мерзкую горечь в душе Чимина.       Сначала Пак просто искал тепло и ласку в объятиях ворчливого друга, ему было необходимо получать порцию заботы, и он её получал. Даже в школе под многозначительные взгляды одноклассников Мин не брезговал прижать к себе друга. Вскоре всё это вошло в привычку, и Юнги мог обнять Чимина и просто так, без причины, стоило оказаться рядом друг с другом.       Пак не думал, что получится, но месяца через три-четыре он смог абстрагироваться от прошлого и стал заново познавать мир прекрасного. Пусть и не так сильно, но при виде Юнги сердце стало биться по-особенному, что не могло не радовать.       А потом, в какой-то момент Пак Чимин созрел для поцелуя НЕдружеского. Несмотря на общую несоразмерность двух людей, на крупные чиминовы ляжки, устроившиеся сверху на костлявых юнговых палках, несмотря на тот факт, что оба мысленно понимают, что они, скорее, друзья, спасающие друг друга, нежели парочка, Юнги самозабвенно, впору приглашать съёмочную группу и снимать чувственный фильм, за ушки притянул Пака к себе и утянул его во французский поцелуй.       В кухне маленькой квартиры было довольно душно после несколько часов работающей духовки, а тут ещё эта жаркая близость окончательно придушила. Чимину нравится, когда его держат крепко, властно, поэтому по телу тогда разлилось приятное сладкое чувство, когда душа перестаёт владеть собственным телом, парящим от грубоватой заботы.       Такие поцелуи стали тоже не редкостью. Парни на подсознательном уровне понимали, что просто так спасают друг друга от поганой реальности. Поэтому спустя ещё некоторое время пришлось зайти чуть дальше, чем предполагал даже сам Мин Юнги.       Ламповая атмосфера, посиделки у кровати в миновой комнате, сделала своё дело, а ещё и откровенное признание Чимина о том, что он позволил себе однажды в ванной вздрочнуть на Юнги. Мин с этих слов одеревенел и уставился в одну точку, в паковские глаза напротив. Боже, ещё так посмотрел, чтоб его. Пак положил голову на плечо своего парня-друга или друга-парня и полушёпотом в шею попросил Мина помочь справиться с этим недугом. В этот момент Юнги боролся с желанием оттолкнуть Чимина и вернуться в то мгновение, когда они были просто друзьями, но брызжущая молодость взяла верх над разумом. Пока Мин боролся с собой, Пак Чимин не терял времени зря, он нежно потирал своё то самое место. Было такое ощущение, что паковские узкие джинсы вот-вот треснут по швам.       За что Юнги такой соблазнительный ракурс, смотреть сверху и при этом подбородком касаться шелковистых натуральных волос парня? Мин был готов просто смотреть на всё это, но его тело напомнило о себе, и поэтому у Юнги встало, кажется, похлеще, чем у его друга, вот чёрт. Но Юнги не потерял тогда остатки самообладания, поэтому не потянулся удовлетворять себя хоть как-то. Он просто сжал руки в кулаки и терпел, но тут случился Чимин.       Конечно, другого и не стоило ожидать от наглеца, он сам потянулся туда, но Мин был слишком слаб, чтобы противостоять соблазну, да и вообще-то было бы неплохо поиметь опыт в этих делах. Пак так крепко сжал Юнги через ткань брюк, что тот руками судорожно начал гулять в поисках, за что бы схватиться. Нашёл только удачно лежащую на плече голову и крепко прижал её к себе так, что почувствовал на собственных ключицах горячие влажные губы.       Пак Чимин умело справился с препятствиями в виде застёжки на брюках и юнговых трусов, ни капли не колеблясь. Мин даже вздрогнул от этой настойчивости и хотел притормозить события, как вдруг: «Всё в порядке, хён, мне не впервой». В миновом сердце заскребли кошки, и всё же он должен был сказать — может, не стоит? Но… — Я сам хочу, хён. Помолчи.       И потом Чимин головой соскользнул с ключиц вниз, очень медленно, словно игра в дразниловку. Капканом обхватил губами возбужденное место Юнги, и тот, о божечки, закрыв глаза, увидел совсем другие губы, такие треугольные и немного шероховатые, а ещё там есть маленькая уютная родинка. Вот дерьмо. Юнги просто утонул в этой фантазии, поэтому, когда провёл рукой по чиминовым волосам и не нашёл там таких соблазнительных и притягательных лисьих ушей, расстроился от безнадёжности своих чувств. Этого ведь никогда не произойдёт.       Юнги мысленно отмахнулся, вернулся в реальность. Ему захотелось помочь Чимину, он дотянулся до его бедра, чтобы угодить, но Пак вдруг резко схватил того за запястье, намекая, что ещё не время, но ведь сам же хотел… Мин тогда понял, что мысли Чимина всё ещё путаются в том демоне, и не стал настаивать, и Пак так и остался неприкосновенен.       Так и обстоят дела на данный момент. Чимин даже отличником заделался, так по ночам усердствовал, что знатно посадил своё зрение. Поэтому сейчас он красуется в огромных очках. У него короткая стрижка под ёжик и натуральный цвет волос. Совсем стал похож на замурыгу, зато он староста класса и организатор всяких развлечений.       Чимин не знает о Тэхёне ничего, а Тузик знает только то, что тот друг Мина, не больше. Юнги заварил такую кашу, что иногда бессовестно радуется, что дух может жить исключительно в пределах леса, иначе несдобровать. — Эй, хорош распространять в округе гейскую ауру, — раздражённо с последней парты возмутился одноклассник, некий Ким Чоль, увидивший невинный чмок в висок. — А то что? — во взгляде Юнги прочиталась леденящая угроза, Чимин от этого затрепетал, а Чоль нехотя умолк.       В основном парочку никто не достаёт, всем по боку, но есть в классе три помехи, их прозвали «святая троица». Это девчонки, которые просто без ума от таких выходок парней и начинают визжать каждый раз, когда видят подобное. Ладно, они просто в восторге, так они ещё и самые настоящие маньячки-сталкерши, не стесняются достать объективы своих полупрофессиональных камер и в упор «расстрелять» двух жертв. Потом извращенки печатают сие кадры и распространяют среди учащихся за деньги. И кто бы парням платил проценты, вот наглость!       Юнги злится, а Чимин от такого положения дел очень даже доволен. Вообще, Паку не к лицу скрывать свою ауру сияющей самовлюблённости. Ему бы из среднестатистического корейца преобразиться вновь в прекрасного псевдо-айдола, но Мин не в силах творить подобную магию, поэтому сразу сдался, понимая, что однажды найдётся другая причина смены образа, нужно просто ждать и верить.       Раздаётся, как обычно, оглушительный хлопок, это в класс вошла Ким Джина. Её вид мрачен, можно смело идти топиться в реке Хан, но Чимин — староста: «Всем встать! Поклон!» и вольно, все садятся. Все ожидают беспощадного опроса по домашке, а потом в конце жестокого теста на выявление степени тупости, как вдруг она говорит о чём-то отвлечённом. — Так, школа всё-таки закрывается на ремонт, поэтому… тишина! — от внезапного щебетания, пронёсшемуся по классу, она бьёт кулаком по учительскому столу, — Поэтому мы временно переезжаем в школу напротив.       Ученики сделали наикруглейшие глаза, да-да, это та самая элитная школа для мальчиков. Девочки расползлись в мечтательных улыбках, а парни помрачнели разом, думая о будущих конкурентах в завоевании девичьих сердец. Юнги было всё равно, а вот Чимин всем нутром напрягся, будто какой-то подвох ждёт его там. Пак и сам не может понять, в чём дело. — Вы не подумайте, что нас, простолюдинов, смешают с элитой. Поэтому даже не мечтайте. Нам выделили отдельное крыло. Отстроили козлы себе харомы больше положенного, — Джина заскрипела зубами, — А потом не нашли, подо что же отдать пристройку.       Девушки слегка поникли, но терять надежды не стали, а парни остались начеку. — Старостам классов придётся часто навещаться в основном корпусе, а это значит, Пак Чимин, что Вам нужно приложить усилия в налаживании дружеских отношений и позаботиться о комфорте нашего класса. — Да, учитель, — Чимин будто отдал честь.       День Х настал в понедельник, вся школа с нужным инвентарём переехала в крыло элитной школы напротив. Все были в восторге от интерьера и общей атмосферы, даже враждебно настроенная Ким Джина, парня Чон Хосока которой отправили во временный отпуск, потому что школа богачей и так может обеспечить чужеземцев своей физкультурой в придачу со своим учителем, заметно смягчилась. Да у того учителя просто не хватает часов. Эти мажоры поди силушки свои не тратят, предпочитают мазаться кремом от загара и прохлаждаться, сидя под зонтиками, в тенёчке. Вот оно, отличие, аристократически белая кожа и по-крестьянски смуглая шкура.       Учёба в новом здании началась довольно гладко, никаких происшествий в первые два дня не случается. На третий день Чимину необходимо посетить обитель всех старост — школьный совет в основном корпусе. Поэтому парень во все оружия (в очках) двинулся туда. Остановившись перед дверью, ладони почему-то вспотели. Наверное, всё же волнуется в ожидании того, с кем придётся работать оставшееся время в школе. Чимин открывает дверь и ловит на себе заинтересованные взгляды. — Доброе утро. Пак Чимин — староста класса lll-lll государственной школы. Приятно познакомиться, — низкий поклон, и Пак ищет взглядом президента школьного совета. — Подожди пока тут, Чон сейчас подойдёт, — Чимин выдыхает и присаживается на кожаный диван.       Юнги стало скучно, и он решил прогуляться вслед за Чимином, в основную часть школы. Так сказать, поглазеть по сторонам. Он своей мертвецкого цвета кожей почти со всеми сливается, вот только школьная форма предательски выдаёт. Ого, тут есть зимний сад. Мин засматривается на эту прекрасную зелень и ненароком думает о Тузике, что живёт в лесу и, наверняка, ждёт человека. Юнги бы ушёл в мысленные дали, если бы не до безумия знакомый силуэт промелькнувший в толпе учеников. Странное ощущение пронзило его сознание, поэтому Мин непроизвольно пошёл за тем парнем. Пока Юнги пытался вспомнить, кто это, девчонки, млея, расступались перед тем человеком и с особым трепетом звали его «оппой», парни же забивались по углам и с плохой актёрской игрой делали вид, что заняты либо чтением, либо рассматриванием пейзажей в окне, либо ещё какой хренью. Тот парень повернул голову, обращая внимание на какого-то мелкого пацана. Мин видит профиль и с ужасом распознаёт в нём некогда Большого Стэна. Какого чёрта он тут забыл?! А Чонгук тем временем притянул пацанёнка за ворот пиджака и с диким оскалом что-то сказал. Тот, как загнанная зверушка, в ответ резво закивал. Чон усмехнулся, оттолкнул парня и почёпал дальше вдоль коридора, словно по выстеленной красной дорожке. Юнги не перестаёт преследовать, он хочет выяснить, в каком классе учится этот гад, но вдруг видит, как Чонгук отворяет дверь обители старост. Мин бледнеет на глазах, неужели… не может быть. Юнги не осмеливается зайти туда, чувствует себя подлым трусом. Он остаётся ждать снаружи. — О, Чон, — говорит Джинён, секретарь совета, — Тут пришёл староста наших соседей, хочет согласовать организацию грядущего фестиваля. — Да, доброе утро. Я — Пак Чимин. У меня вопрос, какая у нас будет возможность представить свою школу на дне открытых дверей? Какую часть спортивной площадки вы сможете выделить для нас? — Чимин не сразу смотрит на президента, он от волнения ищет успокоения в глазах понравившегося ему секретаря и, когда находит ментальную поддержку, с уверенностью переводит взгляд на некого Чона, — Ведь нам нужно определиться с количество станций для посетителей, хотелось бы, чтобы каждый класс мог в этом поучаствовать.       У Пака в голове происходит разрыв шаблонов, потому сначала своё удивление запихивает куда подальше, а потом и вовсе ссылается на бред в своей голове. Но реальность оказывается жестокой. — Чиминни, давно не виделись, — улыбается ярко и фальшиво добродушно.       У Чимина лампочка-смекалочка перегорает, он стоит как вкопанный и не верит ни своим глазам, ни своим ушам. — Вы знакомы? — поднимает брови секретарь. — О, да, мы близкие друзья. — Аа, ну да, ты же мелким учился в той школе. Тогда вам, наверное, есть, что вспомнить. Я тогда пойду пока, отдам документы в учительскую.       Джинён берёт нужные вещи и собирается, присвистывая, выйти, как в спину его врезаются и начинают протискиваться вперёд в дверной проём. Чимин вырывается из «западни» и, не замечая ждущего Юнги, убегает восвояси.       Позже выясняется, что Чимину всё это не показалось и не приснилось, даже Юнги подтвердил. Многие помнят Чона, поэтому тут же разлетаются слухи о положении дел. Сюжет, словом, фантастический, у всех челюсть разом отпала, это точно.       Итак, стоит начать с того, что Чонгук оказался сыном известного чиновника высокого ранга, Чон Минхо. О господине Михно ходит немало грязных слухов, начиная с наличия пятерых внебрачных детей от женщин с низкой социальной ответственностью и заканчивая тем фактом, что сам чиновник является одним из сыновей крупнейшего преступного клана Чон, чья слава ни на миг не утихала. Настолько могущественен этот клан, что доблестные власти не в силах разгромить злодеев. Клан Чон навёл шороху по всей Азии, прежде всего, это безоговорочная известность в сфере продажи оружия и наркоторговли. Полиция так и не смогла найти концов, откуда родом господин Чон, но она уверена, что это тщательно сокрытая тайна и продуманный план по разгрому незыблемых законов страны. К слову сказать, Чон Минхо — ответственный за часть градостроительства. Всё развитие Сеула возложено на его плечи. К сожалению, скрыть от назойливых папарацци существование на данный момент только одного внебрачного сына не удалось. Виной всему мать мальчишки, змея, которая знает себе цену, и, брат которой оказался, чтоб его, журналюгой. Чонгук сначала жил с матерью, дядя помогал не погрязуть семье в долгах. Женщина не рассчитывала на то, что любовник возьмёт и бросит её с сыном на руках. Она терпеливо ждала, когда тот одумается, но от Минхо было ни слуху, ни духу. Тогда мать О Хосук начала приводить план мести в исполнение. Это были тяжёлые годы для Чонгука, у него тогда был переходный возраст, совсем отбился от рук. Связался с сомнительной компанией и пошёл по стопам отбросов. Для Чона могло бы кончится всё трагично, если бы не фортуна, промелькнувшая во время грандиозной драки. — Господин Чон Чонгук, неужели это Вы? — в криках послышался удивлённый возглас, все застыли, включая Чона, — Я узнал о Вас от Вашей матери Хосук. Мы не поверили ей, когда она заявила о наследнике. Тогда она настояла на анализе ДНК. И… мы были приятно удивлены результатом.       Чонгук нахмурился, он не понимал, о чём идёт речь. — Ваша мать, госпожа О Хосук, знала, кто Ваш отец. Не в наших интересах, чтобы кто-то посторонний знал об этом и, тем более, распространялся, но, поскольку Вы — дитя, на которое мы возлагаем большие надежды, было принято решение взять Вашу мать под пожизненное покровительство в Дом клана Чон.       У Чонгука тогда в душе что-то сломалось, казалось, она стала ещё мрачнее. Он понимал, что пошёл по неправильному пути, но то, что его семья такая же «грязная», как и он сам, заставило думать о том, что яблочко от яблони недалеко падает. А это значит, что во всех бедах его жизни виноваты родители. Парень не стал как-то препираться или пытаться убежать от сложившееся ситуации, он принял всё как должное, потому-то очень приглянулся главе клана, то бишь дедушке. Молодой Чон склонил голову низко и дал клятву нести бремя всего клана. Ему на спине сделали печать, свидетельствующую о принадлежности к этой семье. В тот же день Чонгуку предстояло впервые увидеть своего отца Минхо, который, как оказалось, ловко и весьма удачно подсиживает место видного деятеля.       Минхо нехотя приехал в дом, где его вырастили фаворитки отца, бросил полный ненависти взгляд на Хосук, стоящей в ханбоке поодаль от сына, а затем посмотрел на юнца, в чьих венах течёт кровь могущественного клана.       Бывшая любовница сделала так, что раскрыть существование Чонгука пришлось везде, поэтому, как хороший отец, Минхо был обязан устроить сына в престижную школу, что будет соответствовать статусу. Молодому Чону было мерзко, что кто-то в праве распоряжаться его судьбой, поэтому он чуть не сорвался и не бросил всё, сбежав. Но Чонгук — парень смышлёный, на самом-то деле, поэтому он решил сейчас воспользоваться положением и смело смотреть в будущее. Хорошая слава и ум в будущем помогут ему вершить суд над осквернившими его жизнь людьми.       Ну, конечно же, добрая половина всего этого — тайна, покрытая мраком. Поэтому Чимин решил воспрять духом, дескать «подумаешь, нашёлся сын богача», и со следующей недели пошёл на таран. Своим присутствием всех радовал, и быстро решались все вопросы с фестивалем. Оба парня, общее прошлое которых не стереть под большим напором воды, прекрасно справлялись с ролью «старые добрые знакомые» и успешно решали дела учебные.       Вот если бы Чимин так рьяно не лез бы в школьную рутину, ему бы не поручили остаться допоздна, разгребать всяку организационную хрень: распределение бюджета, количество требуемых материалов, назначение разных ответственных на дне открытых дверей, организация удобного маршрута для посетителей, а главное — разрешение вопроса о том, чтобы не допустить столкновение двух школ, представляющих себя любимых.       Чимин устал сидеть и считать эти чёртовы цифры, а под боком ещё и Чонгук, как бронзовый Бог, восседает, заливаемый вечерним солнечным маревом. Пак совсем потерял страх, от усталости облокотился о спинку стула и взглядом вперился в золотистые чонгуковы радужки, что максимально сфокусированы на документах. — Долго ещё пялиться будешь? — не отрывая глаз от важного дела, замечает борзость. — А то что? — Чимин, конечно, многому научился у Юнги, но нужно ещё уметь фильтровать.       Чон поднимает на наглого удивлённый взгляд, и Пак с этой реакции удивляется сам себе тоже. Чимин — дурак. — А Чиминни вырос. Интересно, в этих делах он тоже набрался опыта или всё такой же зелёный? — Вот ещё! — Пак всё равно уже покончил с делами, поэтому не желает больше ни секунды тут оставаться, встаёт резко и, не теряя самообладания, направляется к выходу, — Похоже, только тебя волнует прошлое, — шаг за порог. — Далеко собрался, — хватает за шкирку и тянет назад, захлопывая дверь, — Давай поговорим. — Нет, Чонгук, имей хоть каплю уважения, — Чимин мягко отталкивает от себя «зверя». — Вот я и хочу с тобой поговорить, — снова приближается, прижимая парня к стене. — Но дело в том, что я не хочу, — Чимин выскальзывает из ловушки и спиной аккуратно проходит вглубь, опирается о диван, дрожь в ногах немного подводит. — Ты… ты всё тот же, это радует, — Чонгук расставляет руки по обе стороны от Пака и проводит носом по ёжику волос, — выглядишь невинно, тебе идёт.       Пока Чон наслаждается запахом, Чимин устало снимает очки и, зажмурившись, потирает переносицу. Что это? Неужели снова? Ворох чувств вновь поднимается на поверхность, но Паку слишком больно, чтобы показаться. — Чонгук, прости, но не мог бы ты отпустить меня? Пожалуйста, — в голосе настоящая, искренняя просьба. — Нет, Чиминни, побудь со мной, — так властно говорит, что по телу бегут мурашки.       Что за чертовщина?       И целует. Будто вымаливает прощение. Целует медленно и долго, не встречает сопротивления или неприязни. А Чимин отчего-то на миг верит в эту откровенность действий и сдаётся без боя, хотя следовало бы прописать леща за то, что оскорбил и надругался над сильными чувствами.       И всё же, всё происходящее выглядит до жути неправильно. — Выходит, ты теперь тоже радужный, — оторвавшись от поцелуя, Пак с ухмылкой задевает Чона и гордится этим. — Нет. Только ты так умеешь меня разукрасить. — Любишь, значит. Жестоко любишь, — звучит, как умозаключение.       Чонгук отстраняется и не находит слов. Смотрит за спину Пака, в окно, и ловит нотки чарующей свободы. — Согласен. Нам с тобой не по пути, — Чон говорит медленно и безэмоционально.       И Чимин всё же знатно прописывает, с размаху в челюсть. — Ты умеешь ранить, Чонгук. Похоже, это единственное, что ты умеешь. — Статус обязывает, — теперь смотрит в упор, без зазрения совести. — Не в твоём положении смотреть вот так, — Чимин вскипает, но кулак ослабляет. А голос — предатель.       Оно того не стоит. — Я ещё никогда ни перед кем не извинялся, — самоуверенно в ладонях зажимает лицо Чимина. — Какая честь для меня, — Пак плюёт на то, что его губы, возможно, забавно сейчас выглядят. — Извини, Чиминни, — издевательски (а, может, и нет) губами прижимается ко лбу.       А потом за затылок пальцами прижимает к себе. Так, чтобы почувствовать от волнения колеблющееся горячее дыхание на собственной шее. — Ну же, Чиминни, я же извинился. Давай по-хорошему, и разойдёмся.       Горькая слеза скатывается по щеке, задевая кожу мерзавца. Чимин глухо бьёт того в живот, выдавливая судорожное шипение, и в эту же секунду руку выворачивают до предела. Ещё немного, и кости выйдут из своего привычного положения. Пак не стесняется ногой врезать под коленом в нервы. Затем чувствует ослабление хватки, свою руку отнимает, разворачиваясь к собеседнику. Смотрит на него с презрением и одёргивает края своих рубашки и пиджака, которые успели немного помяться от близкого контакта. — Знаешь, Чонгук, ты ошибся. Я уже не тот. А вот ты остался прежним, — гениально сказано, — извиняй... пойду я.       Лучший способ, покончить с прошлым. Пак Чимин — молодчина.       И неважно, что в душе немного пусто, ещё немного обидно за своё достоинство и хочется вырвать это неправильное сердце, которое посмело пустить по телу трепетный разряд.       Приготовления к фестивалю подошли к концу, Чимин освободился от душащей рутины и чувства свои похоронил на задворках сознания. Сам оттолкнул от себя Юнги, сказав «мы бро навеки», и устремил свой взгляд в будущее, такое прекрасное и светлое, что обещает быть добрым и снисходительным к хорошему мальчику. А Чонгук стоит в стороне и понимает, что это останется ему уроком на всю его интересную жизнь. И если когда-нибудь их пути снова пересекутся, то Чон уже будет другим человеком и сможет принести пострадавшему искренние извинения. Ведь Чонгук с того рокового дня так и не смог избавиться от странного и ноющего чувства в груди, что совсем не обременяет, а, скорее, вдохновляет. При виде сладкого Чиминни дышится легче, и виной всему — поёкивающее тёмное сердце.