Тридцать фунтов мира

      Теперь Ганнибал мог описать этот вой. В нем кипели и сплетались все эмоции того, кто сбился с пути и доверчиво цеплялся за последнюю спасительную нить, способную вывести его из мрака, — а потом лишился и ее. В этом протяжном нарастающем крике слышались отчаяние, и мука, и обреченность, но лишь несколько мгновений, пока душа, неспособная вместить столько страданий, не освободилась, а следом за ней не опустел и крик.       Один только крик и остался от Мердока, когда Красавчик, первым выбравшийся из джипа, подбежал к нему и схватил за плечи. Капитан сидел на коленях посреди дороги и бездумно раскачивался вперед-назад, стискивая в объятиях крошечное безвольное тельце. Он не среагировал ни на прикосновение, ни на осторожный оклик, лишь крепче сжал пальцы, когда лейтенант попробовал забрать у него ношу.       Можно было только догадываться о том, что произошло, но дырка от пули на куртке, в которую была укутана девочка, находилась напротив раны на ее лбу, и кровь заливала ей все лицо.       — Снайпер, — глухо проговорил полковник. — Должно быть, целился в Мердока, а попал в нее, не разобрав в темноте. Возможно, тот же самый, что обстрелял нас.       — Все в порядке, лейтенант, я осмотрю ее так, — торопливо заверила Маргарет, увидев тщетные попытки Красавчика справиться со стальной хваткой пилота. — Держите фонарь и постарайтесь понять, пострадал ли Эйч Эм.       Повесив автомат на плечо, Ганнибал присел на корточки рядом с медсестрой и всмотрелся в бледное лицо Мердока. Он готов был поклясться, что все еще видит затихший крик на разбитых губах летчика, и силился поймать направленный сквозь него взгляд.       — Девочка жива, — неожиданно объявила медсестра и сама, кажется, удивилась своим словам. — Слышишь, Эйч Эм? — она ласково коснулась его щеки, но тот не проявлял никакого интереса к происходящему, не замечая людей вокруг него. — Ее слегка зацепило, все будет в порядке.       — Пулевое ранение плеча, — тут же доложил Красавчик, заглядывая под повязку, — и из-под волос кровь течет. Похоже, ему сильно заехали по голове.       На пару секунд медсестра отстранилась и забегала взглядом по земле, размышляя.       — Полковник, — сурово проговорила она, — у вас есть десять минут на то, чтобы доехать до деревни и вернуться, пока я оказываю им первую помощь. Потом их нужно везти в госпиталь.       Ганнибал понятливо кивнул и, сунув Красавчику рацию, бросился вытаскивать с обочины джип, который, к счастью, не успел увязнуть в грязи и легко поддался управлению. Он догадывался, о чем думала Маргарет, и разделял ее опасения: у раненых могли быть внутренние повреждения, выявить которые можно только в госпитале, но не менее важно было выяснить, чему капитан стал свидетелем, что на самом деле произошло в Бактао.       Как оказалось, Мердок не успел уйти далеко: прошло не более двух минут, прежде чем фары, включенные полковником на свой страх и риск, высветили первые дома на окраине деревни. Или, точнее, того, что от нее осталось. Когда он вернулся, Маргарет заканчивала перевязку Мердока, вколов ему дозу обезболивающего и седативного, а Красавчик держал девочку на коленях, закутывая ее в свою куртку, сухую и теплую.       На обратном пути до госпиталя полковник не проронил ни слова, вжимая педаль газа в пол и изредка сбрасывая ход, чтобы обернуться на пассажиров. Но у них все было под контролем: Маргарет взяла командование на себя, коротко инструктируя, как держать раненых и на что обращать внимание, а Красавчик, бледный и мрачный, исправно исполнял ее распоряжения. Иногда Ганнибал чувствовал его взгляд на своем затылке, но лейтенант ни о чем не спрашивал, а полковник не хотел говорить. Теперь он мог описать этот вой. Он стоял у него в ушах.       Ганнибал оставался в госпитале ровно до тех пор, пока доктор Бенджамин Гарнер, худощавый и беспокойный, но достаточно умелый, чтобы занимать должность главного хирурга, не вышел к нему, вытирая руки полотенцем, и не сказал, что операция прошла без осложнений. Огнестрел мягких тканей плеча, сотрясение мозга и пара треснувших ребер — ничего такого, что при должном уходе не смог бы пережить выносливый молодой мужчина.       Девочке же, как он узнал, зашили лоб, да так бережно, словно речь шла о голливудской звезде, а из других повреждений нашлись только синяки, оставленные пальцами Мердока, и пара ссадин. Тревожиться о ней причин не было: несмотря на обстоятельства ее появления, госпиталь, невольные обитатели которого изо дня в день видели только изуродованные тела, боль и смерть, охватил восторженный переполох. Каждый стремился уделить девочке немного внимания, притащить сладость из домашних посылок, погладить по волосам — правда, для этого требовалось преодолеть заслон в лице Би Эя, который тотчас назначил себя телохранителем и лучшим другом маленькой леди. Поручив ребенка заботам сержанта и приняв заверения доктора Гарнера в том, что Мердоку будет предоставлен самый лучший уход, Ганнибал вскочил в джип и уехал, ни с кем не поделившись своими планами.       Он вернулся на исходе четвертого дня, одетый в парадную форму, но угрюмый, измотанный и с воспаленной ссадиной на скуле. Припарковавшись у столовой, он молча махнул писарю, подбежавшему поприветствовать его, и зашагал по направлению к послеоперационной, сунув смятый берет под мышку.       У дверей его встретил Красавчик. Завидев полковника, он спешно затушил сигарету о подошву ботинка и выпустил изо рта сизое облако дыма, брезгливо морщась и сглатывая горьковатую слюну. Красавчик вообще-то не курил. Иногда он выкуривал сигару-другую под настроение или за компанию с Ганнибалом, но чаще просто из желания щегольнуть, в действительности отдавая предпочтение элитным винам и находя запах табака слишком грубым, резким, лишенным изящества. Тот факт, что он держал в руке обыкновенную самокрутку, которую явно стрельнул у кого-то из солдат, говорил о том, что причин для радости у него было не больше, чем у Ганнибала.       — Привет, полковник, — первым поздоровался Пек, даже не улыбнувшись. — Что с лицом?       — Нашел? — проигнорировав вопрос, задал свой Ганнибал.       Кивком головы он указал на куртку, которую Красавчик сжимал в левой руке. Тот самый потертый бомбер с мордой тигра на спине, который Мердок обменял на сигару, верно служившую ему талисманом. Лейтенант опустил взгляд и с легким удивлением уставился на куртку, словно только что ее увидел, но тут же расслабил плечи.       — Само собой, — откликнулся он, и в чертах его лица мелькнула призрачная тень самодовольства. — Это маленькая война, такую заметную вещь не спрячешь, тем более от меня.       — И что ты за нее отдал? — скорее по привычке, чем из любопытства спросил Ганнибал и заметил, как помрачнел Красавчик.       — Ничего. Иногда достаточно сказать правду, чтобы получить желаемое.       Пек почесал нос, чувствуя себя неловко. Пальцы противно пахли дешевым табаком. Он отдернул руку от лица и неожиданно понял, что от него ждут финала истории.       — Не сработало, — доложил он, покачав головой. — На куртку даже не взглянул. И мне не отозвался. Он вообще не реагирует на внешний мир, страшно представить, что творится сейчас в его мозгу. Скажи, что ты преуспел больше, чем мы тут.       — Бригадные генералы проскочили легко, на генерал-лейтенанте я начал застревать, а с первым же попавшимся генералом [1] чуть не подрался, — признался Ганнибал. Красавчик вновь скользнул взором по ссадине, но ничего не сказал. — Мне ясно дали понять, что я сую нос не в свое дело. Одно из двух: либо приказ зачистить Бактао шел с самого верха, либо командование хочет замять дело, опасаясь нового скандала, новой Сонгми.       — А что Моррисон? Он не помог?       — Моррисон! — Смит иронично закатил глаза и криво ухмыльнулся. — Ей-богу, Красавчик, мне порой кажется, что наш дорогой генерал [4] работает на врага. Он настойчиво советовал мне не рисковать собственными погонами и не мутить воду. В любом случае я основательно разворошил муравейник, и едва ли Деккер выйдет из этой истории чистеньким.       — Ты все же уверен, что в этом замешан Деккер? Ты говорил с ним?       — Можно и так сказать. Вчера мы встретились в офицерском клубе в Дананге, но беседа не задалась. Я ему вломил.       — О, я вижу! — выразительно воскликнул Красавчик и указал на столь интриговавшую его ссадину. — А он вмазал тебе. Он хоть понял, за что ты его бьешь?       — Не за одно, так за другое, — буркнул Ганнибал, ощупывая пострадавшую скулу. — Помнишь прошлогодние взрывы во вьетнамских госпиталях, один за другим с разницей в месяц? Мне шепнули по секрету, что это его работа. Впрочем, он и не думал отпираться.       — Дай угадаю, до обсуждения Бактао вы и не дошли.       Ганнибал покивал и неожиданно почувствовал себя отдохнувшим. После четырех бесконечно тягучих дней мытарств и словесных баталий с непробиваемыми генералами разговор с адекватным человеком был похож на глоток свежего воздуха после затхлого смрада застоявшегося болота. Он медленно выдохнул, приводя в порядок мысли, и положил ладонь на створку двери.       — Закуришь? — обернувшись, спросил он у замешкавшегося Красавчика и протянул ему купленную в Дананге сигару.       Лейтенант решительно мотнул головой, пробубнил что-то про дневной лимит отравы и прошмыгнул мимо Ганнибала в послеоперационную. Первым, что заметил полковник, войдя следом, была смятая койка сержанта Баракуса.       — С тех пор как Ан появилась здесь, Би Эй проводит с ней все время, катая ее на плечах, — пояснил Красавчик. — Поначалу сестры пытались убедить его в том, что ноге нужно дать зажить и отдохнуть, но Би Эй заявил, что они просто хотят отобрать у него ребенка.       — Ан?       — Нельзя же было и дальше звать ее найденышем, — развел руками лейтенант. — Имя придумал Уолтер. По его словам, оно означает «мир».       — Мне нравится. Может быть, мы сбережем хотя бы этот мир, пусть он и весит тридцать фунтов [2].       Он тихо прошел мимо рядов коек, заполненных ранеными. Кто-то, бледный и обессиленный, спал, кто-то еле ворочал языком, но не оставлял доблестных попыток склеить медсестру, кто-то наблюдал за гостями с откровенным интересом. Парни, которые обули его на полсотни баксов, тоже все еще были здесь, но выглядели значительно бодрее и, едва завидев его в проходе, призывно замахали потрепанной колодой карт. Полковник с удовольствием отметил, что доходяга, которого они с Мердоком несли в предоперационную в день встречи, тоже поправляется. Он сидел на кровати и с аппетитом наворачивал какую-то жижу, отдаленно напоминающую суп. Подняв голову, он встретился с Ганнибалом взглядом, но не узнал его и неловко улыбнулся, порываясь отдать честь ложкой.       Но всколыхнувшееся было воодушевление сразу испарилось, стоило полковнику бросить взор на самую дальнюю койку, занятую Мердоком. Капитан неподвижно лежал на спине, слегка повернув голову и отрешенно глядя в пространство из-под полуопущенных век. Восковая бледность лица, глубокие тени, залегшие под глазами и резко очертившие острые скулы, полупрозрачные трубки, тянущиеся от капельницы к венам на внутренней стороне локтя, — все это пугающе гармонировало с белой простыней, которой пилот был накрыт до середины груди. Бинты плотными слоями обхватывали его левое плечо и уходили под покрывало, удерживая на месте треснувшие ребра. Самым нелепым было то, что он выглядел получше большинства раненых в послеоперационной, но лишь у него одного во взгляде сквозила пустота. Даже свет над ним, казалось, был тусклее и тоньше.       С трудом оторвав взгляд от гнетущего зрелища, Ганнибал отыскал доктора Гарнера, сидящего у койки одного из солдат и измеряющего тому давление. Хирург был так увлечен этим процессом, что не услышал шагов и вздрогнул, когда ладонь легла ему на плечо.       — Полковник Смит? — по вытянувшемуся лицу врача сразу стало понятно, что он никак не ожидал увидеть за спиной именно его.       Гарнер вскочил с места и суетливо сунул проходящей мимо медсестре тонометр.       — Мне не сказали о вашем приезде! — с досадой воскликнул он и, заметив, что его бурная реакция привлекает слишком много внимания, понизил голос: — Давайте отойдем.       Хирург спрятал руки в карманы халата и, плохо скрывая нетерпение, направился в дальний угол послеоперационной, где остановился у стола с аккуратными стопками медицинских карт. Оглянувшись, Ганнибал жестом позвал мнущегося в дверях Красавчика за собой.       — Я уж не ждал, что вы появитесь, — признался Гарнер шепотом, и в тоне его явственно прозвучал укор. — Куда вы пропали?!       Посмотрев в рассерженное лицо доктора, Ганнибал мимоходом подумал, что ему нравятся армейские врачи. Будучи гражданскими лицами, попавшими на войну из-за своей профессии, многие из них не считали нужным придерживаться условностей, не говоря уже о том, чтобы лебезить перед старшими по званию.       — Простите, доктор, — искренне извинился Ганнибал, — мое присутствие требовалось в другом месте.       Гарнер скользнул цепким взглядом по ссадине под его глазом и спросил с очевидной убежденностью в положительном ответе:       — Узнали что-нибудь?       — Немногое. А что у вас?       Хирург покосился на койку, на которой все так же без движения лежал Мердок, и поджал губы.       — Держим его на антибиотиках, — ответил он. — Рана была грязной, проникла инфекция, но ничего такого, с чем нельзя справиться медикаментами. Состояние стабильное, он быстро пойдет на поправку, если только начнет есть.       — Простите, не понял.       — Начнет есть, кушать, питаться! — выпалил врач, раздражаясь. — Когда он приходил в себя после операции, все бредил о том человеке, лодке в реке, Сонгми и о пистолете. Тот то стрелял, то тонул, сложно было разобрать, но когда Мердок очнулся и понял, где находится, то перестал разговаривать, — Гарнер махнул рукой в сторону пилота. — Он в таком состоянии уже четыре дня, не ест, почти не спит, не реагирует на внешний мир. Полностью замкнулся в себе, — ссутулившись, врач прижал ладонь к подбородку, почесал щетину и поднял глаза на хмурого полковника. — Он стольких парней вывез с поля боя, а теперь сам оказался на их месте. Должно быть, его заставили сделать что-то ужасное, раз он не может с этим справиться.       — Заставили? Мердока? — вскинул бровь Ганнибал. — Вряд ли он вообще оказался бы здесь в таком случае. Скажите, Бен, вы сохранили пулю, которую извлекли из его плеча?       Доктор покачал головой.       — Ну, может быть, успели ее рассмотреть или…       — Не было пули, — перебил Гарнер. — Прошла навылет, но какое это имеет значение, я не понимаю…       Не став ни дослушивать, ни объяснять, Ганнибал повернулся к заинтригованному Пеку.       — Красавчик, Мердок сказал что-нибудь о том человеке? Или о том, почему разбился вертолет? Припомни во всех подробностях.       Озадаченно посмотрев на командира, лейтенант задумался на мгновение и начал докладывать, неторопливо, почти что вкрадчиво, внимательно наблюдая за его реакцией:       — Он узнал меня и спросил, где находится. Я объяснил и попытался выяснить, помнит ли он что-нибудь из случившегося. «Нас послали на поиски раненых, но они солгали», — так он мне сказал, но, когда я спросил, о ком он говорит, посмотрел очень удивленно и ответил, что с ним должны были кого-то отправить, не мог же он лететь на «Кайюсе» один.       — На «Кайюсе»? — насторожился Ганнибал.       — Да, мне тоже это показалось странным, но я не смог уточнить: Мердок стал нервничать, терять нить разговора, и медсестра выгнала меня, — Красавчик неуверенно посмотрел на Гарнера, но тот лишь развел руками.       — Мы едва успокоили его, пришлось вколоть транквилизатор. А во время утреннего обхода нам не удалось вытянуть из него ни слова.       — Постой, Ганнибал, — неожиданно встрял Пек, вскинув ладонь. Пальцы его замерли в воздухе, и на напряженном лице лейтенанта поочередно отразились озарение и недоверие, граничащее со скепсисом. — Да нет, надо быть психом, чтобы пойти на такое!       — Зато это все объяснило бы, — пожал плечами Ганнибал.       — Что объяснило? — Гарнер переводил растерянный взгляд с одного собеседника на другого. — О чем вы?       — Доктор, я не люблю подгонять факты под версию, потому и спросил вас о пуле. Она могла бы многое сказать об оружии, из которого была выпущена, и о стрелявшем. Я никогда не поверю, что Мердок, страдающий острой формой порядочности, способен по доброй воле или по принуждению участвовать в убийстве безоружных людей.       Гарнер ошеломленно замер, недоверчиво всматриваясь в невозмутимое лицо Ганнибала, словно выискивая в его чертах симптомы помутнения рассудка.       — Вы хотите сказать, что в него стрелял кто-то из своих? И не было крушения вертолета?       — О нет, крушение было. Думаю, он отказался выполнять приказ, идущий вразрез с его совестью, и тот, второй, кто был с ним в кабине, выстрелил, но не справился с управлением.       — Это объяснило бы угол раневого канала, — неожиданно согласился Гарнер. — С земли попасть так было бы невозможно. Но что насчет его морального состояния?       — Представьте, что вы потеряли жизненный ориентир, — ответил за полковника Красавчик, — то, что удерживало вас на плаву во всем этом безумии. Для Мердока это была вера в человечность. Ее уничтожили вместе с деревней, а он оказался бессилен помешать этому.       Гарнер стиснул зубы и кивнул. Он молчал довольно долго, но по лицу его было видно, что все встало для него на свои места. Дав хирургу возможность переварить услышанное, Ганнибал достал из нагрудного кармана сигару, затем, вспомнив, где находится, с досадой сунул ее обратно и произнес:       — Теперь, когда у нас есть рабочая теория, нам нужно рабочее решение. Как вывести его из этого состояния, док?       Гарнер вздрогнул, словно очнувшись.       — Я не знаю, — признался он. — Если вы правы и это симптомы БПТ [3], то положение может усугубляться сотрясением мозга. Будь я специалистом в этой области, то мог бы сказать точнее. Когда он окрепнет, я бы хотел отправить его в госпиталь в Дананге, сейчас там работает хороший невролог из Штатов.       — Но вы сказали, что он не окрепнет, пока не начнет есть.       — Выбор у нас небольшой. Джеймсон запросил из штаба психиатра, но вчера нам сообщили, что его джип подорвался на мине.       Услышав это, Красавчик протяжно охнул и посмотрел на Ганнибала в поисках выражения, с которым тот обычно излагал очередной безумный план, но полковник оставался непроницаем. Он внимательно слушал врача.       — Еще есть психиатрическая лечебница в Дананге, — продолжал излагать Гарнер, но Ганнибал вдруг протестующе вскинул руку и взглянул на него почти враждебно.       — Нет, — твердо отрезал он. — Я бывал там. Мердока просто запрут, а ключ выкинут. Армия готова потратиться на лечение раненых, чтобы потом вернуть их в строй, но съехавшие с катушек офицеры ей не нужны.       — Но это не Штаты, нам не из чего выбирать, — повторил Гарнер.       — Хорошо, что вы уже пробовали?       — Я пытался с ним поговорить, Джеймсон прислал на подмогу преподобного Патрика, — принялся перечислять Красавчик, загибая пальцы, — парень, которого Мердок доставил в госпиталь, читал ему письмо, в котором рассказывает родителям о спасшем его пилоте. Куртка вот, — Пек махнул бомбером, который все еще сжимал в руке, и спохватился, вспомнив, очевидно, самое впечатляющее зрелище: — Би Эй ему угрожал.       Ганнибал кивал в такт счету, глядя в стену перед собой, и, когда лейтенант закончил, ненадолго замер. Взгляд его беспорядочно засновал по пустому пространству, выдавая напряженную работу мысли. Вдруг он сощурился, сосредоточившись на одной точке, и повернулся к Красавчику, собранный и с готовым планом.       — По-моему, мы упускаем самое очевидное, — убежденно выдал он и перевел взор на заинтригованного хирурга. — То, из-за чего он здесь. Красавчик, найди Би Эя. Доктор, давайте навестим начальника госпиталя, вам наверняка потребуется его разрешение.