***
— Как ты ощущаешь собственное тело? — спросила Гермиона, пытаясь успокоить дыхание после ряда подвижных экспериментов. Магия иллюзии позволяла создавать очень зрелищные комбинации при отсутствии затрат магической энергии. Это завораживало и одновременно отвлекало. Она могла построить ледяной дворец мечты своего детства одним взмахом руки. Могла ощутить его отполированную поверхность под пальцами и зайти в него. Пройтись по величественной зале, любуясь отблеском огня в призрачных гранях. Малфой давно уже охладел к её любопытству. — Как обычно. Никакой разницы между явью и тем, чем я являюсь сейчас. Только отсутствие физических потребностей. Гермиона спрыгнула с вершины иллюзорного холма и подошла к креслам. — Интересно… можно я до тебя дотронусь? Драко посмотрел на неё как на диковинное растение: непонятно, ядовитое оно или плюётся кислотой? — Зачем? — Ради эксперимента. Или ты боишься испачкаться о магглорождённую? — Даже если бы я боялся испачкаться, — ответил он спокойно и поднялся на ноги, — всё равно это ровным счётом ничего бы не значило. Я застрял в тебе полностью. Гермиона смутилась. Она не ощущала его настоящим. Будто привидение, проникшее под корку головного мозга. Грейнджер медленно протянула руку вперёд и затаила дыхание. Малфой тихо хмыкнул и красноречиво поднял левую бровь: — Грейнджер, не бойся. Я состою не из тумана или сахарной ваты. Она не ответила. Легко коснулась рубашки в районе груди, ощутила под пальцами движение грудной клетки. Малфой нахмурился. Её ладонь поднялась до плеча и мягко спустилась вниз по рукаву. Лишь дотронувшись до кожи кончиками пальцев, Гермиона очнулась и сделала резкий шаг назад, обрывая кинестетическую связь. Её лицо вспыхнуло. Здесь, рядом с ней, внутри неё жил взрослый мужчина, которого она не знала. Там, под её пальцами, мгновение назад была кожа, мускулы и тело. Мужское, живое, не иллюзорное, материальное тело. Под её пальцами стучало живое сердце, горячая кровь разносила жизнь по всем органам. Никогда раньше она не оставалась один на один с чужим мужчиной в запертом пространстве. А наедине была лишь с Роном. Гермиону взволновала подобная близость. Она сделала ещё несколько шагов назад, возвращаясь на безопасное расстояние. Грейнджер всегда была честна с собой. Ей пришлось признать, что прикосновение, лёгкое и невинное, взбудоражило её гораздо сильнее, чем она того желала. Составляя план работы и прикидывая количество свободного времени для изучения проклятья, Грейнджер ощущала смутную тревогу. Снова и снова она вспоминала нечитаемое выражение лица Малфоя. Он воспринял её движение на свой счёт и сделал неверные выводы. Горькая усмешка, исказившая его лицо, говорила о его жизни больше любых слов и слухов. Он решил, что она… брезговала? Он? Тот, кто устраивал показательную травлю из-за её происхождения шесть лет подряд? Тот, который в прошлом был готов на любые методы ради достижения собственных целей? Сколько же пришлось пережить этому гордому, заносчивому мальчику, прежде чем превратиться в недоверчивого, скрытного человека, который каждый твой шаг и каждое твоё действие воспринимает как насмешку над собой? И принимает её как заслуженную оценку самого себя?III
31 января 2018 г. в 20:58
Камин померк, комнату залил мягкий свет солнца. Драко наблюдал за утренним моционом Грейнджер-почти-уже-Уизли и вспоминал ночной разговор.
— И ты никогда ни о чём подобном не слышал? — Гермиона быстро освоилась в новой роли и изучала способности комнаты к иллюзиям. По её желанию комната наполнилась шкафами, доверху набитыми книгами. Их можно было прочесть. Стол, стулья, кровать, оборудование для зельеварения — она пробовала всё, что приходило на ум. Не удалось воспроизвести ингредиенты для зелий.
— Нет.
Он устал. Он чертовски устал, но энтузиазм и любопытство Грейнджер заставляли его напрягать извилины. Не уступать ей.
— Ты когда-нибудь падал в обморок до этого случая?
Вопросы сыпались как из рога изобилия. Все они характеризовали пытливый ум, хоть не всегда были логичны.
— Однажды. В день финальной битвы, будучи в мэноре. Из носа пошла кровь, но семейный целитель списал всё на перенапряжение.
Гермиона прикусила губу и создала из воздуха метлу.
— Посмотри, сможешь взлететь?
Драко вздохнул, поднялся из кресла, молча перекинул ногу через древко и оттолкнулся от пола. Метла подняла его на добрых два метра вверх и зависла. При движении в стороны возвращалась, приближаясь к теневой зоне.
— Ощущение, что ты здесь ненадолго… — она склонилась над столом, наколдовала пергамент и пишущие принадлежности и принялась писать. — Значит, так. Проклятье угодило и в меня в День победы. Я тоже упала в обморок, когда мы обходили окрестности Хогвартса. Вероятнее всего, проклятье наложил кто-то из умирающих Пожирателей смерти. Рон и Гарри не нашли никого живого поблизости. Активировалось проклятье в момент моей помолвки. Я никогда не читала о подобной магии. Должно быть, здесь переплетены ментальная и тёмная. Нужно поискать в архивах Министерства, я завтра же этим займусь. — Метла уже исчезла, и он остался стоять, запустив руки в карманы брюк. Обернувшись, Гермиона спросила: — Могут ли это быть родовые наработки по магии?
— Легко.
— Тогда я посещу ещё библиотеку Блэков, там может быть что-то интересное.
На какое-то время повисла тишина, прерываемая лишь скрипом пера и треском воображаемых поленьев в камине.
— Интересно, а если создать… — Гермиона на мгновение задумалась. На столе материализовался стакан с водой. Грейнджер сделала глоток и скривилась. — Как будто воздух пьёшь.
— Выпивка такая же, я пробовал.
— Значит, законы Гампа здесь действуют, хоть и извращённо.
В реальности Грейнджер не спеша пьёт кофе с двумя чайными ложками сливок и без сахара. Закусывает маггловскими крекерами вместо тостов. Уизли сидит напротив, торопится, уплетая за обе щеки яичницу, тосты и бекон. Пьёт менее крепкий, сладкий кофе, закусывает яблочным пирогом.
— Тебе передаются мои ощущения? Мысли?
— Нет, — Малфой ухмыльнулся, — но я чувствую твои эмоции. Особенно сильные.
Гермиона покраснела, опустила глаза и закусила губу. Конечно, она поняла, о чём именно шла речь.
— Рон завтра уезжает, так что…
Грейнджер отвернулась. Можно ли испытывать вину, не будучи виноватой? Можно. Никто из них не был виноват в том, что он следил за её жизнью. Изнутри.
— Я постараюсь оставить тебе книги из своей библиотеки. Это поможет скоротать время.
«И не так тщательно следить за тобой?» — хотел спросить Драко, но сдержался. Небольшой шкаф, наполненный многочисленными книгами, вселял хлипкую надежду на увлекательное чтение.
— Ты прочла все эти книги?
— Разумеется. Иначе страницы были бы пустыми. Эта комната может создать иллюзию лишь того, чем наполнена наша память или воображение. Удивительное место…
От взмаха её руки в кресле свернулся клубком большой рыжий кот. Он приоткрыл один глаз, широко зевнул, поднялся, потянулся, спрыгнул на пол, подбежал к Грейнджер и потёрся плоской мордой о её ноги. На синих джинсах тут же осталась шерсть. Спустя мгновение она, как и кот, исчезла. Гермиона отвела взгляд в сторону, обняла себя за плечи.
— Это мой кот. Он… исчез несколько лет назад.
Теперь ему было неловко.
Она изучала возможности взаимодействия со стихиями. В Малфоя летали ледяные иглы, потоки воды, огненные ленты. Ничто не достигало его, останавливаясь за несколько дюймов до. Испугался он лишь однажды. Краем глаза заметив огненный столб, направляющийся в его сторону с огромной скоростью, он инстинктивно присел и прикрыл голову руками. События в Выручай-комнате в день битвы за Хогвартс ещё долго преследовали его в кошмарах. Колючий жар, удушливый пепел, жадность пламени — кошмар будто восстал в реальности и обещал обрушиться на него со всей ненавистью Адского пламени. Ничего не произошло. Когда Драко обернулся, то увидел ошарашенное лицо Грейнджер. В комнате уже отсутствовал огонь, кроме камина. Они оба решили промолчать. Она ведь не зря считалась сообразительней других?
Позже были стрелы, лёд и вода. Кинжалы и камни, растворяющиеся, осыпающиеся искрами магии в дюйме от его лица. Ничего из этого и близко не напоминало кошмар первых часов пребывания здесь.
Это было тяжело. Он почти лишился рассудка. Драко метался по бесконечной комнате, которой не было конца, а реальность Гермионы Грейнджер преследовала его. Он слышал насмешку в счастливом смехе, радостном девичьем щебетании, песнях и поздравлениях. Внутренности выворачивало от страха. Ему не хватало воздуха, пальцы дрожали, хотелось исчезнуть. Тогда появилась первая иллюзия. Холодный тонкий клинок, подозрительно похожий на меч Годрика Гриффиндора. Он сам лёг в руки.
Осознание тщетности своей жизни оголило нервы. Драко никогда не был достоин этого дара — даром, что был чистокровным. В детстве он считал, что ему принадлежит весь мир. В юности — что всё необходимое для успеха у него уже есть. После войны он сжал зубы и трудился над собой. Никто даже не заподозрил душевных терзаний, которых слизеринец не должен был иметь, но сегодня всё пошло прахом. Он заперт. Здесь. Внутри чёртовой головы. Чёртовой Грейнджер. Какая разница, перережет Драко вены сейчас или чуть позднее. Уже. Никому. Не. Будет. До. Этого. Дела. Как и не было дела до него в последние годы. Кроме матери. Кроме Матери. Но она не сможет ему помочь. Она не знала, где он. Что, если тело тоже исчезло? Это было бы логичным: он ощущал всё так ярко, так полно. Пора сбросить бремя трусости. Выйти на прямой поединок со смертью и проиграть с высоко поднятой головой, как грёбаный гриффиндорец.
Каждый глоток воздуха отдавался тупой болью в области сердца. Так радостно было знать, что оно ещё стучит, но скоро перестанет. Не будет мук выбора, неизвестности, лобызания перед начальством и всем магическим миром. Не будет страха, стыда, мир станет гораздо проще. Без него.
Драко оглядел комнату, закрыл глаза, взвесил меч в ладони. Идеальная балансировка. Если бы он смог перерезать себе горло, смерть наступила бы быстрее, но, будем честны, он не сможет размахнуться с должной силой. Опустившись на колени, Малфой поднял и резко опустил меч на предплечье, отсекая свою жизнь от всего остального мира.
Меч оказался туп.
За столом Грейнджер копалась в книгах, писала списки и письма. Отправляла и получала сов. В ней кипела жизнь. Она не подозревала, что Драко Малфой в её голове вспоминал один из самых ужасных моментов своей жизни. Его угнетала мысль, что где-то внутри он осознавал: та попытка суицида тоже была трусостью. Трусостью, которая заставляла людей совершать отчаянные и страшные поступки.
Представив, что мать, рыдающая сейчас над бесчувственным телом, могла бы рыдать над его мёртвым телом, его пробил холодный пот. Он никогда не был так близок к падению в бездну.