Служанки

— Я такая счастливая, такая счастливая, ты себе даже не представляешь! — раз в восьмидесятый повторила Виолетта. Они уже были в своей каморке и готовились ко сну. Ну, Шарлотта вроде как готовилась. А Виолетта просто сидела на раскладушке, вся светилась, восторженно таращилась в стену и не переставала болтать: — Как он целуется, о! Если бы ты только знала! Это ни с чем не сравнить! Так нежно… и так горячо… так по-настоящему… Эх, что толку, всё равно ты не поймёшь! Ты, небось, вообще не представляешь, как целуются… А я не представляю, как после этого смогу целовать кого-то другого… — Ты только час назад поцеловала охранника, — напомнила Шарлотта. В самом деле, когда они возвращались в хозяйский дом, Виолетта была еще больше на взводе и не только твердила примерно то же самое, что и теперь, но и норовила выплеснуть свой восторг на кого-нибудь из окружающих. Поэтому, когда на входе в дом её узнал охранник — тот самый, что вытащил из бассейна — она радостно сообщила, что только что поцеловала хозяина, и поделилась его слюной. — Ах да, я и забыла… Ну, не важно. Может, я просто хотела удостовериться, что все остальные мужчины — не то. Вот и удостоверилась. — Но потом ты пыталась облапать садовника, — возразила Шарлотта. И это тоже было чистой правдой: когда она оттащила Виолетту от охранника, и они пришли несколько метров в сторону дома, соседка завидела подстригающего куст садовника, напрыгнула на него сзади и принялась кричать о том, что только что познала истинную любовь. Садовник так испугался, что Шарлотте даже неудобно за Виолетту стало. Кажется, если бы она ее не оттащила, под кустом могло бы произойти что угодно. — Облапать! По-дружески поделиться, всего-то навсего! А знаешь, кого я сегодня облапала? ПЭ! Если до того Виолетта выглядела просто ужасно довольной, то при упоминании этого эпизода она стала похожа на сумасшедшую. — Да-да, знаю, — сказала Шарлотта. — Я видела. И потом ты десять раз мне рассказала. — Это было очень непристойно, как по мне. — И очень сладко! Он такой там тёплый… мокренький… шерстистый… — Прекрати! — воскликнула Шарлотта, но было поздно: она уже вообразила себя на месте Виолетты и тут же застыдилась собственной фантазии. — А что прекрати? Лизнуть хочешь? По-дружески, — Виолетта протянула Шарлотте ту руку, которой два часа назад лазила в вырез ПЭ. — Тут его пот, настоящий. — Фу! И какой еще пот?! Тут уже твои слюни одни! И действительно, за то время, что они шли с концерта, Виолетта сама уже облизала эту руку бесчисленное множество раз. Да еще и приговаривала, вкусно, мол. — А, да, действительно… Ну, ничего. Может, получится снова пощупать его, вот тогда уж лизнёшь, обещаю! Ты, Шарлотта, не думай, что я неблагодарная. Я тебе спасибо огромное должна сказать за то, как ты самоотверженно мне помогла! Думаешь, я не видела, как ты ту бабу от сцены откинула? Ты просто герой! И всё ради меня! Настоящий друг! После этих слов Виолетта ринулась обниматься, но Шарлотта остановила её: — Ладно-ладно, не стоит! Я так… И запнулась. Не могла же она, в самом деле, сказать что-то вроде: «я оттащила ту бабу не ради тебя, а ради себя, потому что тоже хотела…» — А ты сама тогда не захотела поцеловать его? — спросила Виолетта внезапно. — Нет-нет, что ты! — Что, нисколечко? Шарлотта на мгновение задумалась. Ведь она же только что соврала! И еще раз сейчас соврёт! Фу, ничтожество, куда она скатилась! Не только развратная стала, но и лживая — и это всего за какую-то неделю жизни в городе! Что ж, надо ответить как есть… Хотя… если подумать… Как Шарлотта могла хотеть поцелуя, если она знала, что это отвратительно, неприлично, против правил и в целом решительно невозможно? Очевидно же, что ничего такого она хотеть не способна. Ну, может, там какая-то мысль промелькнула случайно — и только-то. И даже не мысль, а так, что-то безымянное, неоформленное. Но это всё желанием не считается. — Нисколечко. — Ого, вот это выдержка! И ты даже не попыталась прорваться к сцене и прикоснуться к нему, только обо мне и заботилась! — произнесла Виолетта, из чего Шарлотта сделала вывод, что на концерте она была не в себе и, кроме ПЭ, не видела ничего и никого. — А как эта тётка сзади-то визжала! Та, что с мужем. А что болтала, ты слышала? Я думала, она меня с ума сведёт! — Какая еще тётка? Я не знаю. Я заметила только тех, которые пытались отобрать мои поцелуи, — ответила Виолетта, подтвердив Шарлоттины подозрения. — А тебе вообще концерт-то как, понравился? — Я не знаю… Я пока не поняла… Мне надо проанализировать. Песни глупые такие, непривычно. Пляшет тоже как-то глупо… Хотя в целом… — Ох-ох, — прервала Виолетта. — Хоть ты и моя лучшая подруга, скажу честно: ты, Шарлотта, ненормальная! Ну что значит «глупо»?! Что значит «проанализировать»?! Какие тут вообще сомнения могут быть?! — Ну какая уж есть. Извините. — Знаешь, мне по вкусу даже твои маленькие странности… — Маленькие странности! — фыркнула Шарлотта, посмотрев на Виолеттины горящие щёки, расфокусированный взгляд и бессмысленную улыбку. — Ладно, спать давай, вот что. — Что-то спать пока не хочется. Ты вот что. Ты не помнишь, где садовник наш живёт? На чердаке или в подвале? Или он приходящий? — Виолетта, ты к чему это?! — А, точно, приходящий… А охранник где? Ну, тот… Вроде, в правом крыле, да? — Ты, что, в гости собралась? — не могла взять в толк Шарлотта. — Ну да, например… Кстати, у него такие сильные руки, у охранника… До сих пор не могу забыть, как он меня вытаскивал… Знаешь, иногда вот очень не хватает чего-то такого… Ну такого… Ну, я имею в виду… Эх, тебе не понять… — Ты что… — до Шарлотты начало доходить… — Ты, что, собралась к нему, чтобы… чтобы… заниматься всяким этим?! Ты с ума сошла! Позорище! Да он и не один живёт к тому же! — Я знаю, что не один. Но я могла бы пригласить его к себе. А вот ты бы, допустим, могла бы пойти погулять на часок… Ты же так меня любишь, почему бы тебе не сделать для меня еще одно доброе дело? Шарлотта онемела от этой наглости. А пока она пыталась обратно обрести дар речи, в дверь постучали. — Входите! — крикнула Виолетта. — Надеюсь, там какой-нибудь мужик… На пороге оказалась начальница над служанками: — Виолетта! К хозяину, быстро! Обе горничные ушам своим не поверили. — Что-о-о-о? — спросили они в один голос. — Что-что! К хозяину в спальню! — А у нас сегодня выходной, — сказала Шарлотта. Виолетта наградила её самый свирепым из возможных взглядов. А начальница сказала: — Ничего не знаю про выходные. Давай, ноги в руки и поднимайся к барину. Видеть желает тебя! Когда дверь закрылась, Виолетта издала счастливый, долгий, громкий и слегка задавленный (из-за близости начальницы) стон, а потом забилась на кровати, забарабанила по ней руками, ногами и головой: — Да, да, да! Я знала, знала, знала! Я не сомневалась, что этот день настанет! Ты поняла, Шарлотта, ты поняла?! Я нужна ему в спальне! О, да! Это случилось! Он заметил меня, оценил! Он запомнил, как прекрасно я целуюсь, и захотел большего! О-о-о-о, де-е-етка, да-а-а-а! Неужели?!.. Потом Виолетта вскочила и заметалась по комнате в поисках помады, духов, красивых чулок и других вещей, без которых, как вдруг оказалось, пойти к хозяину невозможно. — Как думаешь, рабочее надеть или в обычном? — Думаю, в обычном, — сказала Шарлотта. — Это напомнит ему, что у нас выходной. И что мы и в профсоюз можем пожаловаться, вообще-то… — Послушай зануду и сделай наоборот! Переоденусь в рабочее! Так мы сможем заодно поиграть с ним в хозяина и служанку… — Поиграть? — удивилась Шарлотта. Виолетта лишь рукой махнула, уходя: — Всё, бывай! Утром встретимся! И вот Виолетта ушла, а Шарлотта осталась с каким-то неприятным чувством. Горько и тоскливо на душе у нее стало, а почему — непонятно. «Может, это потому что я волнуюсь за Виолетту. Переживаю, как бы хозяин ее не обидел, как бы не воспользовался…» — подумала она сначала. «Глупости! — подумала она потом. — Ежу ясно, что Виолетта сама всего хочет. Так может, я переживаю из-за неё, что она впадёт в грех, что испортится?.. Нет, тоже чушь! В такой испорченной и портить больше нечего. А вдруг она сама испортит барина… Так может, дело в этом… Хотя, что мне до него-то…». «Да кого я обманываю?! — подумала она в конце концов. — Я ж ревную. Просто-напросто завидую!». Шарлотта лежала на раскладушке, таращилась в потолок и маялась от ревности. Приехали, блин! Докатились! Она, Шарлотта, бабушкина внучка, хорошая девочка, самая завидная невеста на деревне, образец целомудрия, лежала в темноте и не могла отделаться от мысли, что сейчас Виолетта с хозяином… А до этого!.. «Мокренький, шерстистый»… Фантазия так и подсовывала образы того, какой на ощупь может оказаться его грудь… «Нежный и горячий»… Но со всеми, со всеми, кроме неё! А ещё до того… Весь концерт он кричал ей о том, как прекрасен. Да, точно! Не о собаках, не о медведях, не салатах он пел, а любыми словами — об этом. Каждым звуком, каждым взглядом, каждым движением он обещал ей счастье и неземное блаженство. И теперь вдруг стало ясно, что иные пути к счастью Шарлотте закрыты. А этот путь? В общем-то, тоже… Будет ужасно, если завтра он с ней заговорит. Будет ужасно, если завтра он не заговорит с ней. Эти волосы… и руки… и глаза… и то, как он говорит… и как ходит… и как смотрит… и стоит… и как он дышит!.. Тьфу ты, что за глупости! Не будет Шарлотта об этом думать! И вообще всё это стыдно! Он же хам! Взять хоть тот эпизод с картошкой — ну кто так делает?! Или на диване. Или когда на руках её нёс. Ну вообще! Безобразие!.. Как бы хотелось хотя б на секунду вернуться туда!.. А тогда, в темноте, с пианино? Как он играл! Как он говорил! Ведь она же чувствовала: между ними произошло что-то особенно! Правда, потом оказалось… «Это всего лишь слова, и слова — это все что у меня есть, чтобы украсть твое сердце». Украсть сердце… Что ж это такое-то вообще, блин?! Ну не влюбилась же она в этого ПЭ, честное слово?! Нет. Влюбилась. Как кошка. Как мышка. Как дура последняя. Напрочь. Совсем. Окончательно. Что теперь делать?.. От мысли от этой Шарлотта расплакалась. … Дверь скрипнула. Вернулась Виолетта. Не включая света и ни слова не говоря, она разделась и легла в постель. Пять минут выждав, Шарлотта спросила: — Ну что? — Что, что… Спи давай, вот что! — А он?.. В смысле… Звал-то зачем?.. Виолетта фыркнула. Потом произнесла сквозь зубы: — Он искал пижаму. — Что? — Что-что! Пижаму искал! Так понятней?! Забыл, в каком комоде лежат чистые пижамы, блин! Забывчивый! Оказывается, я их не туда положила, где они обычно! А самому поискать не судьба, да? Вот звать надо было! Ещё бы, блин, ночью позвал! Ненавижу! — Вот как… — Да, вот так! Шарлотта помолчала полминуты. — А зачем ему еще одна пижама? — спросила она, наконец. — Он, что, каждый день носит новую? — Нет, блин. Для бабы. — Для бабы? — Для бабы! — Какой еще бабы? — По-моему, одной из тех чокнутых, что перед нами сидели! Можешь себе представить, а?! Он ее подцепил и привел домой! И сейчас она с ним там… чего-то там делает… А я сразу, я сразу сказала, что надо следить!.. Хотя… Пофиг. Плевать! — Ну и ну… — Шарлотта вспомнила «тех чокнутых». — Одна из этих… А которая? — Да какая мне разница, блин! — взорвалась Виолетта. — Я их, что ли, различаю?! Баба и баба, один чёрт! Ты вообще, нашла о чём спросить! Лучше бы узнала, как я себя чувствую после этого! Не горько ли мне и вообще? — Не горько? — спросила Шарлотта и шмыгнула носом. — Ты плачешь? — Виолетта соскочила с раскладушки. — Ой, киса! Ты так меня любишь! Так переживаешь за меня, да! Как родная! Ну, дай обниму! — Не надо. Я не плачу. Я простужена. — А! Ладно. Виолетта улеглась. Ещё примерно час она ворочалась, не храпела, но и к общению не стремилась. Шарлотта тоже молчала и смотрела в темноту. «Крошка, не влюбляйся в меня, я принесу тебе лишь горе. Крошка, не отдавай мне свое сердце, мне нужно будет уйти» — крутилось у неё в голове.