Служанки

На следующий день, после раздачи заданий начальница над служанками сообщила, что в доме важный гость, поэтому вести себя надо особенно хорошо: — Никаких этих ваших игр, ясно?! И никаких переодеваний! Если кто-нибудь позволит себе что-нибудь подобное в присутствии гостя, то будет уволен немедленно. — А какой-такой гость-то? — спросила Шарлотта, которая как и ожидалось, снова получила назначение прислуживать за едой. — Аннабелла Бриллиант, выдающаяся актриса, — сказала начальница важным тоном. — Партнёрша нашего барина по фильму «Поцелуй меня два раза». И в новом фильме она тоже с ним сниматься будет. — А ещё она его девушка, — добавила всезнающая Элли, явно получая удовольствие от того, как поникли все остальные от этих слов. — Да, и в газетах писали: они собираются пожениться. Когда Шарлотта зашла в столовую с кофейником и стопкой блинов, то почувствовала себя самой никчёмной и уродливой замарашкой на свете. За столом рядом с барином сидела невероятная дама в удивительном мини-платье с контрастным геометрическим узором и таким начёсом на роскошных рыжих волосах, что голова её выглядела раза в три или в четыре больше того, что на самом деле. Начёс этот явно выполнил профессиональный парикмахер сегодня утром (гладко, как у куколки!), египетские стрелки возле глаз нарисовал визажист (по крайней мере, Шарлотта не представляла, как их можно сделать самой), платье наверняка разработал какой-то невероятно крутой дизайнер (в Шарлоттиной деревне не носили ничего подобного). Впрочем, даже воспользуйся горничная услугами всех этих специалистов, она не смогла бы сравниться с госпожой Бриллиант: сказочно ровная кожа и утончённые черты лица, как у Одри Хепберн, гордая осанка и фигура почти, как у Твигги — до всего этого горничной было как до Ленинграда пешком. Ну, конечно, конечно, конечно! Только такая идеальная подруга могла быть рядом с ПЭ! На фоне неё Шарлотта просто жаба… Да не жаба даже… Просто пустое место! Вчера Виолетта сказала, что ПЭ, видимо, вообще не видит в Шарлотте женщину. Наверняка так и есть. И как она, дурочка, только могла на что-то надеяться… Ох, да она вовсе и не надеялась ни на что! Ну конечно же, Шарлотта ничего такого себе вовсе не и думала! Она просто предана хозяину, как полагается всякой прислуге, только и всего. А теперь даже рада, что у него такая прекрасная дама сердца… Ну, может, она еще не вполне осознаёт эту радость, но где-то внутри она точно есть. В то время, пока Шарлотта накладывала еды господам, за столом велась ничего не значащая светская беседа (только в какой-то момент Аннабелла смерила Шарлотту таким холодным, таким презрительным, таким оценивающим взглядом, что у той внутри всё сжалось). Когда же служанка покинула столовую, чтобы отправиться на кухню за новой порцией еды, она услышала за своей спиной неожиданную реплику гостьи: — А что, обязательно держать в доме эту толпу подавалок? Неприятные слова заставили Шарлотту замереть по ту сторону от дверей и прислушаться. — Ну какая же толпа? — послышался голос ПЭ. — Сейчас ты видела только одну. — Но есть же ещё и другие. — Они сейчас стирают или гладят или прибираются или что-нибудь в этом роде… И их не так уж много, дом большой. — Всего четыре, — вставил старший барин. — Можно было бы нанять вместо них мальчиков, — неожиданно заявила Аннабелла. — Мальчиков?! Зачем? — А зачем тебе девочки? — Ну, стирать и убирать — это же женская работа. — Да? А подставлять тебе всякие отверстия — тоже женская работа, да? — Дорогая, что ты говоришь?! — В газетах пишут, знаешь ли… — Боже мой! Ты, что, веришь газетчикам? Да про тебя саму чего только ни пишут! — Ну, про себя-то знаю, что правда, что нет. А вот насчёт тебя не уверена. Недавно опубликовали интервью одной девушки, которая утверждает, что работает у тебя и что ты вступал с ней в связь прямо на кухне, на жаровне! Как это понять, вообще?! Тебе, что, настолько скучно, что ты опускаешься до прислуги? — Аннабелла, дорогая, но ведь это очевидный бред! Ты сама понимаешь, что ничего подобного быть не могло! Та девушка назвала себя? — Разумеется, нет. — Ну ещё бы. Это была просто фанатка, у которой разыгралась фантазия. — Однако она пишет, что на кухне у тебя висит фото лотоса. Я сейчас зашла, проверила: действительно. Откуда фанатке об этом знать? Журналисты ведь не снимали твою кухню? Или, может, фанаток ты тоже приводишь домой? И ложишься в кровать с ними, а? — Что за глупости? Ты сама прекрасно знаешь, что я не занимаюсь ничем подобным. Иногда я приглашаю людей, которые стоят у ворот, искупаться в бассейне и они, бывает, в дом заскакивают, бегают внутри и смотрят всё… — Ну да, конечно!.. Очень сомневаюсь… — И напрасно. Я люблю только тебя, дорогая… Сама подумай: разве кто-то из окружающих девушек может сравниться с тобой? — Откуда мне знать? Может, эта служанка, которая сейчас нам подавала еду, и есть та, с которой ты занимался всем этим делом на жаровне?.. Кстати, что она так долго?.. — Ну, детка, скажешь тоже! Она совсем не в моём вкусе. Я вообще никогда даже не думал о ней в таком ключе, — услышала Шарлотта перед тем, как со всех ног броситься на кухню. *** Несколько часов спустя начальница поручила Шарлотте дополнительно вымыть пол в коридорах и еще в нескольких помещениях. — Но это же Эмми работа, — не смогла промолчать она. — Эмми уволена, — коротко ответила начальница. Пятнадцать минут спустя Шарлотта поднялась на второй этаж со шваброй и ведром и обнаружила Виолетту, сидящую под дверью хозяйской спальни. — Виолетта! — это был шёпот, похожий на крик. — Что ты делаешь?! Тебе же поручили гладить бельё, как ты тут оказалась? Забыла, что у нас сегодня правила повышенной строгости? И Эмми уже уволили, ты в курсе? — Мне всё равно, — ответила Виолетта, подняв глаза. Стало видно, что она в слезах. — Это снова от радости? — Нет… Я его ненавижу! Он там с этой чёртовой Аннабеллой! — Но она же его девушка, ещё бы! — Ненавижу… Их обоих ненавижу… Миловался там с ней, а она вся пищала. А чем она лучше меня? Шарлотта хотела ответить, что всем, но, как обычно промолчала. Зато спросила: — Виолетта, ты подслушивала, что ли? — Самую малость. Я хотела просто постоять под дверью и погреться в его лучах… Просто понаслаждаться тем, что он в нескольких метрах, за стенкой. Подошла, а из-за двери он такой: «О, детка, иди ко мне!». А она такая: «Хи-хи-хи!». И всякое пыхтение, и чмоки и всё прочее… — Виолетта, ты не должна подслушивать, что они там делают! Это же личная жизнь! Это гадко! — Плевать я хотела на жизнь их… Как он смел так поступить со мной? Чёртов негодяй! - Влюбил в себя, а сам потом привёл эту лахудру! Заставил поверить, что сделает мне приятное, а сам тут демонстративно с ней то и это! — Вовсе не влюблял и вовсе не демонстративно! Ты сама… — А ты, что, его защищаешь? Защищаешь его, да? Так теперь выходит? Он тебе дороже родной подруги? — Да не защищаю никого я. Успокойся. Ну давай, малышка, хватит плакать! Виолетта захлюпала носом. Шарлотта вроде бы всегда тяготилась тем, что эта буйная считает её подругой, но последнее время заметила, что привязалась к ней и в самом деле начала проникаться дружескими чувствами. Мысль о том, что Виолетту обнаружат вот тут, под хозяйской дверью, и конечно же, уволят за подслушивание, была невыносима. — Поднимайся, Виолетточка, пошли… — Но зачем? Всё бессмысленно… Он изменил мне! — А может, не изменил? — принялась Шарлотта фантазировать на ходу. — Это же его партнерша по будущему фильму. Может, они просто репетируют? Ну, пробуют любовную сцену, которую будут снимать? — Ты так думаешь? — Это весьма вероятно. «Ого, она верит! Сработало!» — Да, ты права… Репетируют, видимо, просто. Не может быть, чтобы эта дурацкая Аннабелла ему правда нравилась! В конце концов, она ведь ничуть не красивей меня, верно? — Да, киса. Верно. Ничуть. К концу рабочего дня Виолетта совершенно успокоилась и даже повеселела. Перед сном она решила снова взяться за перо и увлечённо строчила что-то в своей тетради. Шарлотта сидела в ночной рубашке и штопала свой видавший виды бюстгальтер. — «Он набросился на неё, повалил на кровать и начал раздевать — красивый, сильный и потный…» — Ну фу, Виолетта! Я же просила тебя не читать вслух эти гадости! — Вовсе не гадости. Хороший дамский роман у меня получится, уже предвкушаю… А что бы ты сделала, если бы барин набросился на тебя, повалил на кровать и начал… — Закричала бы и вызвала полицию. — Зануда! — Сама ты зануда! Говоришь всё время об одном, послушать нечего! Словно кроме этого вашего секса нет ничего больше интересного! — Ну давай, предложи, о чём нам ещё можно побеседовать! — Да о чём угодно! — Предлагай. — Ну не знаю… Хотела бы ты походить по луне, как Нил Амстронг? — Да мне и здесь неплохо. Космос скучный. — А что ты думаешь о войне между Советами и Китаем? — Мне плевать на неё. Это так далеко! — А между Гондурасом и Сальвадором? — Где они вообще находятся? Для меня это всё равно, что Луна. Придумай хоть одно нормальную тему для разговора, чтобы бы это было близко, чтоб меня это касалось! — Хорошо… Ну вот, допустим… Вот за кого ты голосовала: за Хамфри или за Никсона? — Шарлотта! Фу! Да как тебе ни стыдно?! Разве можно вот так бесцеремонно задавать вопросы про политику чужим людям?! Это ж такое интимное дело! Об этом не говорят! — А?.. Да?.. Ладно… — Вот так-то!.. Запомни, деревня… Скажи-ка мне лучше: видала ты член мужской? Ну, хоть раз в жизни? Давай я тебе расскажу, если нет, чтоб ты знала, каков он… Шарлотта не успела ни раскричаться, ни возмутиться. Даже краснеть успела только едва-едва начать. Отвлекла их обеих начальница над служанками, появившаяся в каморке: — Шарлотта! Подняться к хозяину в спальню. Немедля. — Пфф! — сказала Виолетта. — Начинается! Видимо, опять ищет пижаму для своей пассии. — Давай без комментариев, — заметила начальница. Шарлотта, тем временем, заметалась, спеша одеться. — Лифчик-то, лифчик-то не дошит! А второй висит мокрый, постиран. — Иди без него, — посоветовала Виолетта. — Какая разница, под формой два твоих прыщика всё равно не заметны. Чтобы вытащить пижаму из комода, лифчик не нужен. Шарлотта постучалась. — Да! Войдите. Вошла. Она ожидала застать барина в какой-нибудь непристойной позе с Аннабеллой, ведь господа имеют привычку не стесняться слуг, не считая их за людей… Но тот был один. ПЭ стоял в пижаме перед зеркалом и разглядывал свою причёску. — А, Шарлотта! Да, я звал тебя. Сядь на кровать. — На кровать? — не ослышалась ли она? — Да. Вон там, с того боку. Шарлотта послушно села туда, куда было указано. Несколько секунд спустя барин подошёл к ней и сел рядом, прямо вплотную. Пижама была тонкой, форма тоже: Шарлотта с удивлением и восторгом почувствовала тепло его тела… А ещё спустя секунду ощутила руку ПЭ на своей талии. Это было что-то совершенно странное, новое, необычное. Что-то такое, что можно было истолковать только одним способом. Что-то даже более нескромное, чем тот их поцелуй. Шарлотта вопросительно взглянула в глаза барина. Он был тот и не тот, и знакомый, и незнакомый. Перед ней было всё то же идеальное лицо, просто смотреть на которое было всё равно, что есть шоколадку; всё те же глаза, вызывающие разом все эмоции от страха до восторга; всё те же губы, вид которых обещал любые земные радости. И всё же выражение этого лица было необычным: не игривым, не детски-невинным, не сдержанно-вежливым. «Я главный и мне можно всё» — вот что читалось во взгляде хозяина. Несколько секунд он испытующе глядел прямо на неё, всё более нагло гладя бок Шарлотты между бедром и грудью. А затем прижал к себе двумя руками и начал целовать: не так игрушечно, как тогда, со сценариями, а по-настоящему, посасывая, покусывая легонько и наконец, пустив в дело язык. Шарлотта вся была как деревянная. Она не смела ни ответить на эти действия чем-то подобным же, ни прервать их. Всё как будто бы было не с ней. «Что происходит? — метались мысли. — Что он делает? Зачем я позволяю? А Аннабелла? И где она? Если она вдруг зайдёт?.. Что же, я теперь падшая?..». Но все мысли испарились, когда ПЭ оторвался от Шарлоттиных губ, не прекращая обнимать, прильнул ртом к её шее. Это ощущение оказалось несравнимо ни с чем, даже с тем восторгом на концерте, даже со снами, в которых происходило намного большее… Мозг Шарлотты как будто расплавился, ей захотелось стонать, по ногам побежали мурашки. Стало как-то резко холодно, потом как-то резко жарко, потом словно щекотно внутри. Время тянулось медленнее обычного, но всё равно как-то слишком быстро. Шелковистые волосы барина тёрлись о её щёку. Шарлотта понятия не имела, чем они пахнут, но это был лучший запах на свете. Просто вдыхая его, она могла бы сойти с ума… даже если бы барин не гладил её по спине одной рукой и по ноге второй… даже если бы не начал покусывать, двигаясь от плеча к уху… даже если бы, добравшись до уха, он не прошептал в него самым возмутительным тоном: — Ну, что, детка, нравится? Думала, я не замечу, как сильно ты этого хочешь? В ответ она сумела только охнуть. Видимо, поняв это как сигнал одобрения, барин плашмя повалил её на кровать, а потом залез сверху и принялся расстёгивать пуговицы в верхней части форменного платья. Шарлотта лежала, не в силах пошевелиться. Она была в ужасе и в восторге. В голове было полное осознание, что сейчас произойдёт то, чего ни за что нельзя допустить, что погубит её навсегда, чего хорошие девушки никогда не позволяют — и на что она уже безропотно согласна. Барин возвышался над ней такой сильный, такой красивый и… нет, не потный, а восхитительно опасный и опьяняюще бесцеремонный. Наконец, он управился со всеми пуговицами, заглянул внутрь и, не обнаружив бюстгальтера, вскинул брови. По его лицу пробежала тень изумления, потом тень игривости… А затем прекраснейшая из рук ворвалась под Шарлоттино платье, быстро обследовала её левую грудь и несколько раз, быстро-быстро, коснулась соска — так, словно он был струною гитары. Это было так странно, так стыдно и так интересно, что Шарлотта не удержалась и запищала… А потом протрезвела. То ли звук собственного визга привёл её в чувство, то ли смеющиеся глаза нависшего над ней барина, то ли глубоко засевшие бабушкины поучения… Шарлотта вырвалась, вскочила и, спеша застегнуться, взволнованно затараторила: — Нет, барин! Нет. Нет… нет, нет, нет… Нельзя так… Нельзя это, дурно, не смейте… ПЭ посмотрел на неё и расхохотался, но не издевательски, как можно было б ждать, а как-то довольно, словно только-только победил в каком-то споре. Тут из гардеробной появилась Аннабелла. — Что, всё видела? — спросил ПЭ. — Не самое интересное зрелище. — Ну уж извините! Такие издержки профессии. Если уж ты взялась играть эту Джеральдину, то должна знать, как ведут себя девственницы. А то уж забыла давно… — Пфф! — сказала актриса. — И признай, я был прав. Я ведь так и сказал: сначала она замрёт и зажмётся, так, словно её убивают, а потом вскочит и примется возмущаться. И, заметь, она вовсе не ломалась, как ты это делала. — Ладно-ладно, ты выиграл. Разве я против? Там всё записалось? — Должно бы. Мы же были как раз напротив того места, где я спрятал камеру. — Хорошо. Посмотрю пару раз и изображу. — Ну и отлично, — тут ПЭ повернулся к Шарлотте, как будто бы только что о ней вспомнил. — Спасибо, что поучаствовала в нашем маленьком эксперименте. И прости, что не предупредил. Если бы ты заранее знала, что происходит, то вышло бы ненатурально. Понимаешь, мы собираемся снимать фильм про невинную девушку, и вот сегодня мы с Аннабеллой репетировали некоторые сцены, и выяснилось, что она совершенно не понимает, как их играть. А ты нам помогла. Спасибо, милая. Ты можешь быть свободна. Когда Шарлотта выползла из хозяйской спальни, она даже не могла понять, что чувствует, о чем думает, по какому поводу переживает. Мысли путались, руки дрожали, лицо было красным, ноги подкашивались. Не в силах идти, она села на пол возле двери — точно так же, как Виолетта всего несколько часов назад. — Ты, по-моему, слишком с ней увлёкся, — раздалось, меж тем, из спальни. — Вот под одежду лезть лишнее было. — Дорогая, не ревнуй. Ведь ты же знаешь: я люблю только тебя. Шарлотта совершенно не в моём вкусе. Если бы я не полез под одежду, мы не получили бы нужные эмоции. И потом, я всего только чуть-чуть потрогал за кромку бюстгальтера.