Служанки

Следующее утро началось с большого скандала по ничтожному поводу. По крайней мере, Шарлотта пыталась убедить себя в том, что он ничтожный. А Виолетта кричала: — Змеюка! Подлюка! Подругой ещё называлась! Да ты просто настоящая предательница, вот ты кто! Новость о предстоящей «кинокарьере» соседки заставила её, вознамерившуюся ещё один день провести в кровати, вскочить и буквально ожить. — А я-то, дура, верила тебе! Рассказывала всё! А ты вот так вот, значит?! У меня за спиной, да?! Удачно подсуетилась, перехватила? — Да ты что, Виолетта?! Какое «посуетилась»?! Говорю же: случайно всё вышло! Я сделала еду и им сказала. А режиссёр такой: «классно, ты похожа на служанку, мы возьмём тебя на роль служанки». Вот и всё! Я даже растерялась. Думала сначала, это розыгрыш. — Рассказывай! Конечно! В Голливуд вот так и приглашают. Точно-точно. Ты случайно подаёшь кофе режиссёру, а он случайно приглашает тебя на главную роль. Какая оригинальная сказка! — Да не на главную роль же! Всего одну фразу сказать, вот и всё! — Да без разницы. Как будто мы не знаем, в чём вся суть. Как будто не ясно, какая будет настоящая цель этой поездки! — И какая? — Не прикидывайся дурочкой! Ты уже довольно долго её строила! У-у-у, стерва… Вот все вы, тихони, такие! Притворяетесь скромняшками сначала, а потом — бах! — и уже мужика отбираете! — Виолетта, окстись! Ты о чём вообще? Я? Отбираю? Кого?! ПЭ не твой мужик, он твой работодатель, вообще-то! — Ах, вот как ты теперь заговорила! Не мой, значит? Твой, значит, да?! И вообще, что ты делала ночью там с ним и с тем якобы режиссёром?! — Шторы вешала, сказала же! Блин, Виолетта, я вообще-то так задержалась, потому что делала и твою работу тоже! Ты уже забыла это, да? — Ах, ну конечно, ты уводишь мужика, а я ещё и виновата! Ну поработала ты чуть больше, ну и что с того? Это даёт тебе право интриговать? Думаешь, это оправдывает твоё поведение? Думаешь, если ты вымыла пару сортиров, то уже как будто и не предала меня, спутавшись с ПЭ?! — Ничего я не интриговала и ни с кем я не путалась! И вообще нечего применять ко мне подобные термины! — Снова будешь строить оскорблённую невинность? Как тогда, когда сбежала, якобы обидевшись на то, что он тебя трогал! А я, глупая, поверила! Ещё и комнату тебе свою отдала! — Я не «якобы обиделась». Мне действительно было очень плохо. — Конечно, рассказывай. Ты просто хотела лишний раз привлечь его внимание! Грёбаная кокетка… Плохо ей было, ха-ха! Надеешься, что в Голливуде, в гостинице с ним тебе снова будет плохо, не так ли? Может, даже ещё хуже? Может, даже он сделает тебе «плохо» уже в машине, по дороге туда, м-м-м, детка? — Да хватит уже! — А что «хватит»? Скажешь, ты добивалась специально этой роли? — Не добивалась! — Скажешь, ты не планировала, как заберёшься к нему в постель во время этих съемок? — О, Боже, Виолетта, нет, конечно! — Скажешь, ты не влюблена в него? Шарлотта осеклась. — Вот. Ты всё-таки врала мне, — мрачно прокомментировала Виолетта и вышла из комнаты. Шарлотта села на кровать, несколько раз глубоко вздохнула и, чтобы не расплакаться, решила подумать о чём-нибудь приятном. Самой сладкой и успокоительной мыслью последних часов было воспоминание о прикосновении руки барина к её бедру — тогда, сразу после падения (она ведь падала, куда падалось, а он ловил, как поймается). Шарлотта представляла это перед сном, представляла, как только проснулась… И никак напредставляться не могла. Обед прошёл в полном молчании. Виолетта смотрела на Шарлотту злобно, Дейзи — обеспокоенно, Элли — насмешливо-любопытно. Все они, казалось, наблюдали за ней, как за диковинным зверем из зоопарка. Шарлотта сходила с ума от этих взглядов, но не смела сказать ни слова, а только старалась есть суп побыстрее. Но, как она ни старалась, Виолетта, доела первой. Она с грохотом поставила миску в раковину и вышла, хлопнув дверью. Дейзи, не такая шумная, но тоже явно не в себе, поспешила вслед за ней. Когда они с Элли остались вдвоём, та заговорщицки глянула на неё и едко спросила: — Что, последние дни девственности, да? Шарлотта вспыхнула: — Ты что вообще городишь?! — Что такого? Все в курсе. Отлично сработано. — Да ничего не «сработано»! Режиссёр пригласил меня сам! — Да, считай, что поверила. В общем-то, мне всё равно, можешь не оправдываться. Теперь Голливуд, да? Богемная жизнь, все дела… Актрисы, они девственницами долго не бывают. Особенно те, что снимаются с нашим барином. — Элли, как тебе не стыдно?! — Ой, да ладно, все свои! Как будто мы не знали, как ты тут по нему сохнешь! Видно ж всё. Ты бельё уже выбрала? — Что? — Бельё для первой ночи. Или она будет уж не первая? Почему-то мне кажется, что ты слегка преувеличивала, говоря о своей невинности… — Я вообще ни с кем не говорила ни о какой невинности! — возмутилась Шарлотта. — Я таких вещей не обсуждаю! Элли, что с тобой вообще? Что за похабщина? — Ах, какие мы скромные! Ладно, посмотрим, какой ты вернёшься. С этими словами Элли встала, тоже положила свою миску в раковину и направилась к выходу. У самой двери она повернулась и, сморщив нос, произнесла: — Господи, фу, он такой слащавый! Не пойму, ну ты что ты в нём нашла?.. Повелась на крашеные глазки и реснички как у девочки! Мыть посуду досталось Шарлотте: сегодня ей поручили помогать на кухне. Но побыть наедине с раковиной не удалось. Уже на второй миске в помещение вошла повариха. — Что, дочка, большие дела у тебя намечаются, так говорят? — начала она. — Какие? — спросила Шарлотта опасливо. — Как какие? Ты ж в кино сниматься будешь? Это правда? — Да всего одну фразу скажу. — Одну — не одну, а в кино! Голливуд такая вещь — не пуп царапать. — Ну, — Шарлотта немного расслабилась, поняв, что повариха собирается всё-таки говорить о кино, а не о возмутительных домыслах Виолетты, — я тоже надеюсь, что это будет интересный опыт. Звездой я, конечно, не стану. Но думаю, что это будет весёлое приключение. — Верно мыслишь, дочка. Приключение. Приключения, они, знаешь, тоже нужны. Только будь осторожна. — В каком смысле? — Не забеременей. — Что?! Тётя Бекки!.. — Знаешь, сейчас есть такие штуки… вроде мешочков… Мужчина надевает их себе на это место — и тогда уж можно быть спокойной. Барин про них в курсе, разумеется. Но если он забудет или что — ты проследи… — Тётя Бекки! Я не собираюсь заниматься ничем таким! — Дочка, ну кому же ещё этим заниматься, как не тебе? Речь ведь идёт о твоём здоровье. Есть, конечно, ещё таблетки, но с ними больше мороки… — Тётя Бекки, я честная девушка! — Кто же спорит? Он с нечестной и не ляжет… А, и вот что: журналистам не рассказывай Сколько бы ни спрашивали, отвечай одно: мол, только деловые отношения, по работе! — Так и есть! У нас только деловые отношения, по-правде! — Молодец. Всем так и скажешь. Шарлотта не успела ответить, потому что на кухню вошла хозяйская бабушка. — О, — сказала она. — Вот ты где! Хорошая ты девушка, Шарлотта. Ты мне нравишься. — Ой, барыня, спасибо… — … Не хочу, чтоб ты страдала. Слушай, я, конечно, не буду тебя отговаривать. Дело твоё. Хочешь ехать — поезжай. В наше время было строго с этими вещами, но сейчас уже беречь не обязательно… Главное, ты не влюбляйся, а то потом плакать придётся. Я люблю своего внука… но ведь ты же понимаешь, что он никогда на тебе не женится? Понимаешь?.. Также в течение дня Шарлотта удостоилась комментариев по поводу своей будущей актёрской и половой карьеры от начальницы служанок, нескольких охранников, гаражника, садовника, электрика, секретаря и штопальщика носков жены четвероюродного брата ПЭ. Короче, обсуждение того, что кто-то скажет «кушать подано» странным образом превратилось в повальное увлечение. Когда Шарлотта проходила мимо ворот, ей даже показалось, будто две тётеньки средних лет (они тёрлись там постоянно) тоже обсуждали, правда ли она лишится девственности вскоре или ей пока что рано. Впрочем, тут, скорее всего, действительно, показалось. Шарлотта так разнервничалась, что сплетники и сплетни начали мерещиться ей на каждом углу, Но больше всего она волновалась, конечно, не о каких-то возлезаборных болтуньях или мнении охранника, а о своих отношениях с Виолеттой. Шарлотта ясно осознавала, что ни в чём не виновата — и что в то же время обвинения Виолетты справедливы. Пусть она не подстраивала встречи возле стремянки, не просилась в фильм, не искала встречи с режиссёром, даже специально заключила договор с хозяином о том, чтобы их отношения не выходили за рамки трудовых — всё равно. Вина Шарлотты была в том, что она не могла побороть вредных желаний — да и, в общем, не пыталась это сделать. Последнее время она даже взяла грязную привычку думать о хозяине в неуместные моменты и видеть его во снах неуместным образом. И ещё она врала, что не влюбилась… Словом, Шарлотта так боялась второй серии Виолеттиного гнева, что решила посидеть на кухне до полуночи и вернуться в комнату только тогда, когда соседка уснёт. Вот почему в двенадцать часов наша героиня не лежала себе молча носом к стенке, а кралась на цыпочках мимо хозяйских гостиных — к каморке. Её внимание привлекла одна из комнат, где было темно, но продолжал работать телевизор. Шарлотта уже знала, что иногда хозяева не выключают «окно в мир»: порой она делала это сама, если видела, что электричество тратиться понапрасну. Вот и сейчас Шарлотта осторожно заглянула в комнату. Сперва она убедилась в том, что там действительно никого нет, и диван, стоящий передом к телевизору, а к ней задом, пуст… но затем, привыкнув к темноте и уже совсем было решившись сделать шаг в сторону «ящика» внезапно заметила торчащие из-за дивана две пары ног. Очевидно, их обладатели предпочитали смотреть передачи, возлежа на ковре. И еще очевидно, что это были мужчина и женщина: первые ноги, побольше, были обуты в мягкие белые тапки с овечьим мехом, вторые, поменьше — в чёрные балетки вроде тех, что носит Дейзи. — Ой, щекотно! — раздалось из-за дивана. Точно. Дейзи. Шарлотте тоже стало щекотно, а ещё больно, стыдно, волнительно, интересно и малость противно. Она поняла, что стала свидетельницей любовной сцены, поэтому выскользнула из комнаты так же бесшумно, как и вошла, и уже собралась уходить, как услышала: — Барин, а барин? Мне можно спросить кое-что? — Конечно, детка, — ответил ласкающий голос, от которого у Шарлотты мгновенно включились мурашки. — Что такое? — Вот вы говорили, что будете беречь мою девственность вместе со мной. А Шарлотту ейной девственности лишить собираетесь. Почему вы к нам неодинаково? И главное: что это всё-таки такое — девственность? — Шарлотту? Лишить? Собираюсь? Это кто тебе сказал такое? — Мне Эмми сказала. А ей Виолетта. А ей сама Шарлотта. А что? Да ведь все в доме знают… Так что же такое та девственность? — Постой! Шарлотта говорит всем, что я собираюсь?.. — Ну… Выходит, что вроде того, да… Так что это? — Интересные новости! И как же она говорит это, интересно? Со страхом или с радостью? — Не знаю. Я не слышала. Сегодня при мне остальные девушки не разговаривали с ней и странно смотрели, поэтому я решила вести себя так же… Ну, а что такое девственность? — Выходит, Шарлотта ждёт, что я сделаю это на съёмках фильма?.. — Ну… Вероятно… — Не терпится ей, стало быть? — Получается, так… — Ох, — сказал хозяин. — И где только папа набрал таких чокнутых сплетниц?! Но чего только ни сделаешь для своей команды… Лишу её сегодня же, раз хочет! — Сегодня же? Хм… Это хорошо или плохо? Вы так и не объяснили мне, что такое девственность… — Что да что! Вот заладила! Хорош одно и то же уже спрашивать! Разве я учитель — объяснять такие вещи? Девственность это то, чего я лишу Шарлотту и что сохраню у тебя — так годится? Понятно? — Понятно… — Ну то-то же. Главное, не верь газетам и сплетникам, которые распространяют обо мне всякое непотребство. Я человек очень скромный, и девушку я не обижу. — О, барин! Хи-хи-хи… Ну, разумеется! В этом я давно уж убедилась!.. Вы очень добрый! Только можете вынуть оттуда руку, а то щекотно?.. — Сними их совсем, в таком случае. Ляг на живот. — Мы сыграем в ту игру? Как прошлой ночью? — Да, детка. Ещё раз. — Опять будет больно? — Да нет же, не будет, не бойся… Стоит ли говорить, что большего стыда, чем во время прослушивания этого диалога Шарлотта не испытывала никогда в жизни? Когда за диваном зашевелились, она постаралась отойти от комнаты как можно быстрее и как можно дальше. Ноги при этом подгибались, голова кружилась, лицо горело. Несколько раз, слушая тупую Дейзину болтовню, Шарлотта хотела ворваться и закричать, что это враньё и что хватит её позорить — но останавливалась. Она оказалась в такой ситуации выбора, когда оба варианта были хуже: позволить говорить о себе гадости — это стыдно, а ещё стыднее — ворваться в чужую комнату, признаться, что подслушивала, и застать людей за чем-то непристойным. Сердце колотилось, его грохот отдавался в голове, а между ударами этого молотка там звучали фразы: «Она ждёт», «Ей не терпится», «Лишу её сегодня же». Это слова приводили её в ужас, а ужас немного отвлекал от стыда… Хотя лучше от этого не становилось. Думать о том, всерьёз или не всерьёз говорил барин, Шарлотта была не в силах. Она чувствовала, что ей сейчас примется ещё и подробно обдумывать услышанное, то расплачется, а то и в истерике станет биться. — Ля-ля-ля. Бу-бу-бу. Трам-пам-пам, — бормотала она, чтобы заглушить свои зачатки мыслей. — А-боп-боп-а-лум-оп-а-лоп-боп-бум… Тьфу ты, блин! Виолетта не спала. Шарлотта решила не дожидаться, когда это произойдёт: теперь не до соседки уже было. Молча зашла, начала раздеваться… Минут пять Виолетта, уже лежавшая в постели, тихо за ней наблюдала. А затем произнесла: — Ты извини. Я тут утром что-то перенервничала. Но, в самом деле, кто я такая, чтобы контролировать твою и его жизнь?.. И сама хороша: пичкала тебя всеми этими подробностями, хотя сама давно догадалась, что ты тоже в него влюблена. Да в него же нельзя не влюбиться! И ты тоже имеешь право на кусочек ПЭ. — На кусочек? — Шарлотта почти улыбнулась. — Он, что ли, пирог? — Пирог, не пирог, а кусочек тот сладкий… И знаешь, с такими и надо лишаться. Если бы я могла выбирать, то тоже предпочла бы лишиться с ПЭ в Голливуде, а не с Билли Грином за автозаправкой… Шарлотта хотела воскликнуть: «Кошмар, Виолетта! Ну что ты болтаешь?!». Но начальница им снова помешала. — Шарлотта! К хозяину в спальню! — сказала она, заглянув к ним в каморку.